Сказочник

Поздняя-поздняя ночь или, лучше сказать, раннее-раннее утро.
Почти неслышно открывается входная дверь и в квартиру на цыпочках входит муж. Неожиданно включается свет и в лучах электрического света, как фигура колхозницы с известного памятника, со скалкой в руке стоит жена. Весь ее вид, с головы до ног, каждая клеточка ее существа кипит негодованием и не предвещает абсолютно ничего хорошего.
Лицо мужа растягивается в глупой улыбке.
- Доброе утро, ик, дорогая!
- Где был, сволочь? – скалка в руке начинает угрожающе подрагивать.
- Солнышко мое ясное, ты, ик, сначала накорми, похме..., тьфу, обогрей, спать уложи, а потом задавай вопросы. Отвечу на все,
Только хорошая реакция спасает мужа и его левое ухо от страшного столкновения со скалкой.
- Ага, щас, будет тебе и солнышко, и зорька ясная, и какава с мясом, и кофе с булочкой.
Скалка вторично проносится в опасной близости с головой.
- Подруга дней моих суровых, молю об одном, - муж с грохотом падает на колени, - не казни, все расскажу, как было, не сойти мне с этого места.
- Не только сойдешь, вылетишь, лбом вперед.
- Ик! Я категорически в ультимативной форме протестую. А как же права человека? Не попирай святого, Люська. – Жестикуляция мужа становиться более оживленной, - Я буду жаловаться в ООН, этому, как его, самому генеральному секретарю.
- Я тебя сейчас самого попру, пьянь. Говори, где шлялся?
- Исключительно на работе и заметь – не шлялся, а работал поправки семейного бюджета исключительно для.
- А водка, это часть технологического процесса?
- Нет, это наркоз!
- Что? – скалка вновь взвилась вверх и зависла, как топор палача.
- Понимаешь, Люся, наш начальник Сан Саныч, исключительной строгости человек, я тебе доложу, велел нам с Генкой перетащить железные дверные блоки с первого этажа на пятый. А там их, мать иттива, и тяжелые… А ты же Генку знаешь? Во, метр с кепкой, он же стакан с трудом поднимает, а тут блоки? Но таскать-то все равно надо. Все перетащили, последний блок остался, а рабочий день закончился, все домой ушли, но ты же меня знаешь, я человек сознательный, пока все не сделаю, никуда не пойду. Тащим мы, значит, с Генкой последний блок вверх по лестнице, а сил-то уже никаких, Генка впереди идет, качается, а я ему кричу: «Терпи, Генка, немного осталось, еще один блок и три этажа». И тут блок у него из рук вырывается и всей своей вселенской тяжестью меня придавливает. Меня, можно сказать, погребло, одна голова торчит. Генка орет благим матом, паниковать начал, дверь-то поднять в одного не может. А в здании уже никого нет, а мне требуется первая медицинская помощь. Вон, видишь, руку разодрал. Генка до аптечки сгонял, а там, Люська, представляешь , ни аспирина, ни йода, только бутылка водки. Что делать? Наливай, говорю, Генке. А у самого там в нутрях уже все болеть начало со страшной силой. Вот так и сидим с Генкой, то есть, я то лежу под блоком, Генка мне стакан, себе, волнуется человек, трясти его начало. Одна бутылка не помогает, сбегал Генка до другой аптечки и там та же песня, ничего нет, только водка.
Четыре аптечки проверили, везде одно и тоже, пятую, наполовину, то есть там чекушка была.
- А по телефону позвонить нельзя было? – скалка мягко скользнула вниз и удобно расположилась у Люськиного бедра.
- Так, когда блок на меня падал, он и кабель перебил. Вот телефон и не работал.
- А шея почему в помаде?
- Люся, у нас строители умники, разметку на блоках делают губной помадой, этой как ее, которая раз и навсегда. Так , говорят, ее лучше видно. Когда блоком меня привалило, в аккурат разметка на шею легла. Уже когда спасатели меня из-под двери вынули, я ж не то что первую медицинскую помощь, даже мыться не стал, домой, к тебе, Люся, спешил. Думал, сидишь здесь одна, волнуешься, переживаешь.
- А лифчик это чей из кармана торчит, котяра блудливый?
- Как ты могла такое подумать, гражданин начальник! Это мне спасатели подарили. Они когда свою технику пригнали, что б меня, значит, вызволять из плена, стали краном блок тащить, а троса на беду не хватает, совсем чуть-чуть, хоть плачь. А Генка своей минерве, как раз в подарок купил, этот самый лифчик. Вот  Генка и пожертвовал, крепкая штука, между прочим. Генка потом говорит мне: «Забирай себе, эта штука тебе жизнь спасла», ну я и взял, как другу откажешь, столько вместе натерпелись. Не веришь? Спроси у Генки, как его благоверная без лифчика осталась. Все слово в слово повторит, не сойти мне с этого места.
Ох, Федька, врешь ведь, но так верить хочется, что это правда. Проходи уж, стервец. Может поешь, а то оголодал там, под дверью-то?