- Мерзавец какой! - Девушка неожиданно для себя повернулась к предмету своего страха и даже неподдельного ужаса спиной. Видимо, чтобы не упасть, чтобы справиться с невесть откуда взявшимся головокружением, она устойчиво оперлась ладошками о подоконник. Граф тут же оказался рядом. Его дыхание ожгло ей спину и она почувствовала попкой какое-то осторожное, потирающееся о нее касание.
- У него совсем не на полшестого. Соврала подруга! - Эта ясная мысль как бы остановила поток ее сознания. Среда его тут же отстоялась и в сусальном зеркале осадка девушка ясно увидела два удивленных и одухотворенных нарастающим страхом предстоящего лица - свое и, в меру клыкастое, графа. Оба
улыбнулись ей и тут же она была принуждена сделать глубокий выдох, почти припертая к оконному стеклу нечеловеческим натиском сзади.
- Зачем, ах, зачем я подставила врагу даже укоризненным взором не защищенные места!? Это было ошибкой, большой ошибкой. - Запоздало процедила она себе сквозь зубы, подвергаясь ритмичным, хотя поначалу еще осторожным движениям графа. Видимо,галантность была ему не чужда - он ценил чувство девушки. А она, хоть и находилась в стесненном обстоятельствами состоянии духа и тела, но о культуре общения не забывала - только на втором проникновении графа она позволила себе легонечко подмахнуть ему.
- Чудо, какая воспитанная! - Словами девушки подумал об этом факте граф и одобрительно шлепнул ее по нежнейшему тесту попки. Воспитанная попка в смущении занялась румянцем в месте шлепка.
Спина девушки умелым движением серебряного графского когтя вдоль позвоночника теперь лишилась покрова и сияла удивленной чистой наготой. Лишь нитка бусиков на шее, да полоска недорванной ткани на талии прикрывали девичье тело от нескромных взглядов, буде такие нашлись бы где-то рядом. Но взгляд графа был исключительно вожделеющим - о нескромности не было речи, и потому девушка могла не стесняться. Она и не стеснялась - попка ее уже как
бы сама собой плавно и доверчиво двигалась в графову сторону, отменно ласковая и молчаливая, как ягненок.
Совместнополовое движение, в котором оба участника процесса, как довольно быстро выяснилось, знали настоящий толк, набирало обороты. Оно то расходилось умело готовимым к рывку в невообразимые дали паровозом. То чудесно, почти пустынно, замирало. А потом становилось утонченно мелким и поверхностным, вызывая на губах девушки гримасу терпения, отдаленно напоминающего горечь. А затем вновь следовали очаровательные в своей глубине истинно геологические проникновения.
Граф любовался своей несомненной жертвой как мальчишка, до того она оказалась тою самой тихоней, что открывается подобно омуту и в сласти своей не имеет соперниц. Весь многочисленный для него в прошлом мир женщин замкнулся, олицетворился для него этой одной единственной спинкой и попкой, единственным в своей повторяемости взвиванием волос и вздрагиванием плеч, а также удивительно гармонично соединяющим все это пикантным прогибом удобной для охвата наглыми руками талии.
Впрочем, какая-то частица графа все равно оставалась верной вампирскому делу и он автоматически склонял голову то к одному своему плечу, то к другому. Как бы прицеливаясь, как бы желая ловчее напасть на беззащитно зовущую дамскую плоть укусом. Но - тщетно. Как у женщин бывают месячные, так и у
вампиров бывают периоды, когда они не вкушают, а выделяют кровь. Голубого, как спайс, цвета, но это уж другой разговор.
Даже сквозь самый шикарный в своем естестве процесс граф по особым железистым вкусам во рту понял - сейчас у него именно такой период и кусать юную леди не только бессмысленно, но и дорого может обойтись. Можно погнуть не слишком твердые в эти критические дни клыки о какую-нибудь косточку. Эта
мысль вызвала в графе легкий приступ апатичной и ритмично направленной в сторону дамы злобы. И граф поддал, как разгоняющийся под горку трамвай.
Какие-то взгласы, что-то вроде "Вау-вау-вау" тут же слетели с губ девушки. Она, было, подалась от графа, но тут же с еще большим распахом продолжила свое безраздельно податливое сопротивление...