Я садовником родился

Людмила Зайцева
             Я САДОВНИКОМ РОДИЛСЯ
                1
- … И чтобы к моему приходу все были живы.
         Жена и тёща взглянули друг на друга. Обе промолчали.
        Я захлопнул дверь. Они уже давно не ладили друг с другом, мои жена и тёща. Обычно бывает наоборот: тёща не любит зятя. Моя тёща не любила свою дочь, мою жену. Они всё время из-за чего-то ссорились, дрались. Да, даже дрались! Я был женат три года, детей у нас не было, я, в сущности, давно уже мог уйти. Сколько раз собирался это сделать – и не сосчитать. Я собирал вещи, кричал: «Живите одни, как хотите!», доходил до двери, и потом… Потом я оставался. Почему? Не знаю. Я не задавал себе такого вопроса. Если бы я ещё любил жену – тогда было бы понятно. Человек любит жену, и ради этой любви терпит унижения, страдания. В том-то и дело, что я не люблю жену. Женился я случайно, пришла такая блажь в голову. Сам не знаю почему. Я жил у них два месяца до женитьбы, а потом мне сказали, что соседи говорят всякое… и я женился. Но теперь-то мне есть куда уйти: у меня любовница, у неё дочь – наша с ней дочь, может быть. Она много раз предлагала мне перейти к ним, но я не перешёл. Раньше я уже был женат и знал, почти в каждой семье одно и тоже – вспышки ярости, вражды. Где гарантии, что и в третьей семье не будет так же? Моя теперешняя жена, по крайней мере, не пила, не курила, не гуляла с кем ни попадя. Ни с кем не гуляла.
         Вчера они сильно поругались, жена и тёща, чуть не передрались. Вот я и сказал так перед уходом, как бы в шутку. Хотя какие уж тут шутки. При этом обе вроде бы интеллигентки – тёща преподаёт в университете историю античной литературы, жена в школе, русский язык и литературу. Так что понятно – язык у обеих подвешен хорошо.
Вот они и кроют друг друга на чём свет стоит. Нет, не матом, не подумайте! Но тоже не лучше, волосы дыбом встают, когда слушаешь.
         Спросите, как я с моим училищем затесался в такую «образованную» семью? Я же говорю – случайно. С моей будущей женой  познакомился в театре – опоздал на автобус, я тогда снимал комнату у одной старушенции за городом. Ночевать было негде, решил – на вокзале, а вечером двинул в театр. Она сидела рядом, в антракте разговорились. Точнее, это я разговорился, стал заговаривать с ней. Она сначала молчала, потом начала отвечать, так и познакомились. Когда узнала, что я садовник, улыбнулась:
- А вы в детстве играли в игру: «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме…»?
- Играл, - мрачно сказал я, вспомнив, что скоро мне надо идти на вокзал.
- У вас плохое настроение? – моментально откликнулась она.
- Мне ночевать негде, - буркнул я.
- Как? Почему?
         Я объяснил.
         -Идёмте к нам. Я с мамой живу.
         Потом я стал к ним приходить, в начале слушал их, раскрыв рот: Феокрит и всё такое. Потом привык, но с ними было интересно. Интереснее, чем с теми, кого я знал прежде. Бросил пить.
         Как-то будущая тёща сказала: «Вам же неудобно каждый день ездить на работу издалека? Живите у нас». И я стал жить, в первое время платил, конечно, хотя и немного, больше помогал по хозяйству – водопровод засорится, или что. Потом женился. Ругались они и до женитьбы, но я не знал, они скрывали. Но драться при мне стали реже, меня боялись. Вот тебе и Феокрит. 

                2
         Вечером придя с работы, я спросил:
- Как дела?
- Нормально, - сказала тёща. У меня всё нормально.
Это точно. У неё всегда всё нормально. Она жену доводит до белого каления, а та, дура промолчать не может. Привыкла у себя на уроках – какую бы чушь не порол ученик, она должна отвечать ему, разговаривать с ним, да ещё и доказывать, что он не прав.
    Я подошёл к жене:
- Ну а у тебя как?
- Лучше всех, - сказала она.
Я понял: сегодня не дрались. «Ну – ну», - всяким словечкам я у них научился, да и читать понемногу начал.
Тут тёща воинственно вопросила:
- Когда я начну разбирать кухню?
- Тебе это лучше знать, - сказала жена
Кухня – это наш больной вопрос. После ремонта её захламили так, что стыдно туда кого-нибудь пригласить. Мне из неё выбрасывать ничего нельзя, тёща запретила. Из-за кухни они обычно и ругаются с женой.
- У меня нет времени, - заявила тёща. – Вы оба совершенно не помогаете мне по хозяйству.
- А у меня что, есть время? – сказала жена. – Каждый день – четыре урока, а дома – тетради.
Тетрадей действительно на столе каждый день кипа, надоели уже.
- Можно подумать, - сказала тёща, - что я не проверяю дома учебные работы и рефераты. Нечего передо мной этим козырять!
И тёща многозначительно посмотрела на меня. Мне нечего было сказать – я ведь не проверял дома ни тетради, ни рефераты.
- Вот кое-кто каждый вечер занят только тем, что смотрит телевизор! – Торжествующе заявила тёща.
Я действительно каждый день смотрю телевизор. А как же его не смотреть – вообще с ума сойти можно, если не отвлекаться от здешней обстановки.
- И грызёт семечки, - так же торжествующе прибавила она.
Семечки я тоже грыз. Я из деревни привёз целый мешок, и грызу семечки каждый вечер. Не из хулиганских побуждений, и не чтобы замусорить квартиру шелухой, как считает тёща, а от голода! По вечерам мне частенько хочется есть, и чтобы заглушить голод, я щёлкаю семечки. Приготовление пищи у нас носит стихийный, неорганизованный характер. По будням мы едим на работе, а самые тяжёлые дни – выходные. Каждый думает, что еду должен готовить другой, а не он. И поэтому никто ничего не готовит, а ждёт, пока приготовят остальные. Так и живём. Терпеть друг друга не можем, а живём. Работу я тоже не люблю, все эти цветочки-клумбочки. Но когда цветы распускаются – это красиво. Они как будто предлагают себя всякому, каждому. «Нате, смотрите, даром, нам ничего от вас не надо, только взгляд…». Ну, это я зарапортовался, прямо поэт какой-нибудь, прям Феокрит.
          Но я не закончил про семечки.
- Грызу. – сказал я – вы же не готовите ни черта, ни одна, ни другая. Каждые выходные сижу голодный.
- Он совершенно прав, - сказала жена.
- А ты вообще молчи! – набросилась тёща.
И так далее, И так далее…

                3
          Знаю, вы наверное думаете, что я слабохарактерный человек. Не знаю, мне их иногда бывает жалко обеих, и я никуда не ухожу. Тут какая-то общая закономерность есть – всякая жизнь это во многом страдание. Страдание в чистом виде. То есть я хочу сказать, не зависть там, например, а вот именно страдания. Не женат – страдаешь, что одинок, женился – страдаешь, что женат. Не работаешь – страдаешь, что денег нет, работаешь – страдаешь, что тратишь время на ерунду, устаёшь. Когда я изложил жене свои взгляды относительно несчастливости жизни, она сказала: «Шопен Гауэр какой-то…». Не знаю, кто такой. Гауэр не Гауэр, а ничего не изменишь без того, чтоб не причинить кому-нибудь новых страданий. Уйду я от них – будут ещё больше мучиться, чем при мне. Не уйду – тоже мучаемся все трое, да ещё и любовница в придачу. Так что без разницы. Вот и живу с ними. Они, когда не ругаются, ничего, смирные, есть бы только почаще готовили, а то я уже сбросил килограммов десять. Один козёл, мы вместе работаем, смеётся: «Заработался! Здесь будет город-сад!». Это он цитирует наверно кого-то, он ведь поэт.
         Стихи его нигде не печатают, вот он и работает сторожем. Я, говорит, стихи в наволочку складываю, как Хлебников. А его, спрашиваю, печатали? Иногда, говорит. Ну, говорю, так ты на него только наволочкой и похож.         
                Сначала надо просто жить,
                Потом уже – на что.
                Сначала надо не убить,
                Потом уже – кого.
                Сначала надо подтвердить,
                Что право точно есть.
                А уж потом на нём уплыть,
                Направо молча сесть.
                В начале надо говорить,
                Потом уже – о чём.
                В начале ты сумей ходить,
                Потом уже – куда.
         Это я сам сочинил. И другое тоже. Но я никому не показываю. Зачем? Вообще с деревьями и цветами легче, чем с людьми, - они молчат. Деревья, то есть, а не люди.
         «Своевольному всегда всего мало, смиренному всегда всего вдоволь». Это жена как-то процитировала, уж не помню кого. Красивые слова. А по моему лучше просто молчать.