Однажды Сатане приснился сон, что он потерял власть над людьми. Голубая паутина окутала лабиринты его гигантских мозгов, и нежный звенящий голос пропел ему в самое ухо: «Ты больше людям не друг!»
Сатана проснулся в холодном поту и заорал, что есть мочи! От этих воплей все прислужники ада попадали в обморок. Хозяин преисподней вскочил со своей лежанки, ударился рогами в черную каменную стену, изрыгнул страшное проклятие и заметался по раскаленному полу из угла в угол. Внезапно он остановился по средине страшного пространства, топнул копытом и плюнул на пляшущий кроваво-рыжий огонь, который полыхал в огромном зеве адского камина. Пламя зашипело, закружилось и стало оседать.
- Не может быть, не может быть! – Кричал Сатана в камин, - Проклятый сон и проклятые райские бабы- Серафимы! Это их работа! Все равно у них ничего не получится!
Его козлиное лицо с волчьим оскалом, заросшее густой, противной шерстью серого цвета, побагровело. Волосатые скрюченные руки сжимались в кулаки. Сатана тряс ими над своей рогатой головой, продолжал топать копытами и орать во все горло. На его вопли прибежала Чертова Матушка – особа довольно крупная, не пойми, какого пола, с тремя глазами, два из которых располагались, как положено по природе и имели красный цвет. Третий же горел прозрачным сапфиром по средине морщинистого смуглого и широкого лба, между широко посаженными косматыми бровями. Чертова Матушка сложила коротенькие сарделечные лапки на пузике, заохала, запричитала и заморгала всеми своими тремя очами.
- Мой милый сынуля, что такое приключилось с тобой, что от твоих криков рухнула лестница небытия?! Ты заболел, или отравился прокисшим вином, а, может, сны тебя одолевают нехорошие?
- Мамаша! – Сатана поморщился и почувствовал раздражение, давшее ему некоторое успокоение, - Ваше слащаво-назойливое беспокойство радости мне не принесет! А, вот, насчет снов, Вы правы, черт побери, как всегда! Это был не сон, а сущий кошмар! Я думал, что получу инфаркт!
- Твое сердце вечно, мой милый! – хихикнула матушка, показывая мелкие щербатые зубки, - И никакой инфаркт ему не помеха! Думаю, что ангелы Всевышнего сыграли с тобой очередную злую шутку! Не стоит так убиваться! А что приснилось, сынок? – уродливая трехглазая физиономия родительницы вытянулась в любопытном ожидании.
- Какая-то дрянь пропела мне песенку о моем безвластии! И думается мне, что все это неспроста! Давно я не посещал бренную землю человеческую. Проспал лучшие годы своей активной деятельности и все благодаря этому дурацкому договору со Всевышним! Просто резервация какая-то! Кстати, мамаша, что-то я запамятовал! Когда истекает срок договора?
- Ну, думается мне, лет через сто! – и Чертова Матушка закатила свое множество глаз в бескрайний потолок.
- Через сто лет! – взревел Сатана, оскалив зубастую пасть, - Нет, так дело не пойдет! Никаких ста лет, все, я разрываю этот договор преждевременно! У меня уважительная причина. Их Космическое Величество обойдется! Меня тут под шумок веков пытаются облапошить, а я сиди и жди своей творческой смерти, словно агнец невинный! Ну почему, почему Его Ангелы шляются по всей Земле, где ни попадя, а на меня каждое тысячелетие накладывается табу?
- Ах, мой дорогой сын! – вздохнула многоокая родительница, с кряхтением усаживаясь на каменный трон, украшенный живыми статуэтками грифонов, которые недовольно захлопали корявыми крыльями и зашипели, как гадюки, - Ты дитя тьмы, отвергнутый Создателем. И ничего с этим не поделаешь. Когда я была молодая, то…. А, впрочем, неважно!
Сатана с подозрительным интересом глянул на свою мать и подошел поближе к трону. Он заискивающе заулыбался и вперил свой желтый взгляд в центральный глаз Чертовой Матушки.
- Кажется, мамаша, Вы что-то сказали про свою молодость?
- Да ничего я не говорила, тебе послышалось! – и она кокетливо отмахнулась от сына лапкой, захлопнув свой «сапфир предвидения».
- Ну-ну, мамуля! Хвала Всевышнему, я еще не оглох за свое длительное существование. Эту часть биографии Вы от меня постоянно пытаетесь скрыть. Ну, прошу Вас, моя дорогая мамаша, расскажите хоть что-нибудь! Ну, мур-мур! - и с последними мяукающими звуками Дьявол резко уменьшился в размерах, обернулся мерзким черным котом, причем с рогами, и запрыгнул к матери на колени, продолжая урчать и подлизываться.
- Никакой тут особой тайны нет, - начала свой рассказ родительница, поглаживая сына по угольно-черной спине, - Просто я не люблю об этом вспоминать. В свое время Создатель не больно-то хорошо обошелся со мной! Не говоря уже о твоем несостоявшемся папаше Адаме! И этого идиота я учила любви материи, пыталась дарить ему свое тепло и ласку. А он бегал от меня по райским кущам и прятался за Древом Познания, которое, кстати, его же и подвело! Все равно, от женщины никуда не скроешься. Ну, конечно, я пугала его вечным холодом души, в обход разрешений Всевышнего. И что в результате, голубчик Адам нажаловался на собственную жену своему великому папе. Представляю, что бы это был за страшный гнев, побеседуй я Создателем! – Чертова Матушка захихикала и закашлялась, - В общем, я плюнула дураку Адаму в ухо и мгновенно исчезла из тепленькой обители. Я сбежала от них обоих и никогда об этом не жалела. Я поселилась на краю Галактики и оставила свои прекрасные длинные волосы звездам. Увы, Отец Вселенной, все-таки, наказал меня уродливой внешностью. А, ведь, я была девушка неземной красоты. Прародительница бабьего рода Ева вышла куда хуже меня! И мне пришлось спуститься к холодной земле, поселиться у Скал Горизонта и ждать своего часа, и думать, какую месть, самую изощренную я могу придумать этому Адамчику. Что касается твоей персоны, мой дорогой сын, то ты пришел на свет по собственной воле и без всякого вмешательства каких-либо сил, кроме собственных и энергии умерших звезд, и пламени черных дыр. Конечно, это противоречит истинной природе, но так было задумано. Ты рос в Черных Скалах Горизонта и был очаровательным малышом. Естественно, ты не помнишь ни дня из своих детских лет. Это и ни к чему тебе совсем. Самое главное, что спустя какую-то тысячу лет Бог сменил гнев на милость. И пока сладкая парочка бродила под Его бдительным присмотром среди садов Эдема, как две бестолковые овцы, ты был принят в клан Ангелов, по моей нижайшей просьбе, конечно. Наша встреча с Всевышним была тайной и последней. Он даже не смотрел в мою сторону. Не беда, я не растерялась! Ну, об остальном, я думаю, ты знаешь прекрасно! Не сиделось тебе в белом свете Космического Рая! Честно говоря, мне жаль, что твоя карьера Высшего Ангела закончилась так быстро, не успев начаться! М-да, очень жаль!
- Плевать! – Сатана скорчил кислую мину, - Вся эта белизна напоминала мне большую прачечную, за воротами которой зияли холодный мрак и бездна вечного падения. Все равно Его Космическое Величество, в конечном счете, не устроил бы мой могучий ум. Он не терпит конкуренции! А вся ангельская гвардия является лишь подобострастной тенью Его! Ну, кто они такие без своего всемогущего папы, никто – тени погибших галактик! А вот я есть я! – хозяин ада блаженно заулыбался, помахивая облезлым кошачьим хвостом.
- М-да! – буркнула Чертова Матушка, - Вот и сидишь в этом фиолетовом злобном мирке, по другую сторону, да еще в столь неприглядном виде.
- Мамаша! Зато мы с Вами свободны, как никогда! – и Сатана спрыгнул с пухлых колен своей мамочки, презрительно фыркая, - У нас есть свой дом и свои слуги, и я не в пример Вам могу являться на Землю в любое время суток! Единственное, в чем я от Вас отстал, так это в умении пакостничать по-тихому в глобальных масштабах! Сдается мне, что Змей-Искуситель Ваша работа. А то по Земле слухи пускают, что это, якобы, Сатана лично обратился чешуйчатой рептилией, чтобы Еву цапнуть за мягкое место!
- В целом и в общем, работа моя! – Родительница довольно заулыбалась, выставляя на показ остренькие зубки, смахивающие на клыки вампира, - Адамчик свое получил! Змея-союзника, конечно, жалко! Пришлось ему, бедняге, весь гнев Создателя на себя принять! – с этими словами она медленно поднялась с каменного трона, уперла толстые руки в огромные бока и, покрякивая, принялась разминать застывшую поясницу.
Страшный сынок вернулся в свой прежний облик.
- Мамаша, меня напугал этот вещий сон! А в том, что он вещий, я не сомневаюсь! – с этими словами Дьявол поднял указательный палец с длинным черным когтем к потолку.
- Наверное, ты ждешь от меня какого-нибудь совета? – Чертова Матушка скрестила руки на безразмерной груди и сощурила все свои три глаза.
- Совета?! – удивленно переспросил властелин ада, - Ах, да, совета! Вообще-то у меня созрел некий план, и в Ваших советах я не нуждаюсь. Но, с другой стороны, мне интересно, что Вы скажете, моя дражайшая мамаша!
Мимо носа Рогатого внезапно, откуда-то, пролетел черный шелковый плащ, который упал прямо в объятия Чертовой Матушки. Царским движением она завернулась в него до подбородка, ее третье око засверкало ультрафиолетом, и громовой голос чрева хозяйки разнесся по темным залам и пещерам преисподни:
- Найди женщину по имени Медина, заключи с ней вечный договор, переступи через ее смерть, и твоя власть вернется к тебе навсегда!!!!
Несмотря на свою силу и могучесть, черный сын все же побаивался чревовещательных предсказаний своей матери. Вернее будет добавить, они вызывали у него некоторое слабое отвращение. Он нервно моргнул, но возражать не стал.
- Только женщина способно оказать тебе эту услугу! – уже совершенно нормальным голосом добавила Чертова Матушка, - И только эта Медина!
- Интересно, мамаша! А если она ярая католичка или того хуже, мусульманка, судя по ее имени, последнее является более вероятным!
- Это не важно, совсем не важно! Я знаю ее из своих снов. Она очень красива, и чем-то напоминает меня, в прежнем облике, конечно. К тому же она обыкновенная ведьма, и мусульманкой уж точно не может быть, разве только имя ее странное! Мой сын, ступай к ней немедля и сделай все, как я тебе сказала! А еще лучше…., - Тут Чертова Матушка замолчала и притянула сынка за рога близко к своему уродливому лицу, - Самое лучшее, если она понесет от тебя. Вот, что нужно, просто необходимо!
- Мамаша, вы забыли, чем заканчивались эти эксперименты! – закричал Сатана и тряхнул козлиной бородой, - Я не боюсь кары господней или возмездия, как вам удобнее слышать! Но бледные души моих отпрысков витают где-то на краю Вселенной без права воплощения! И признаюсь честно, иногда мне их бывает жаль. Я не желаю рисковать вечной властью над людьми ради очередной Вашей блажи стать бабушкой! – и хозяин ада пнул копытом одну из колон камина, да так, что она треснула.
- Глупец, ты теряешь свое ясновидение в долгих снах! Ты обленился и утратил способность рационально думать! – гаркнула мать Сатаны в ответ на его возмущение. Ее оплывшая жиром физиономия вдруг сузилась, и жуткая судорожная гримаса пробежала от широкого лба к отвислому подбородку, - Ты продрых добрую тысячу лет, жалуешься на страх, пришедший из сна, и хочешь, чтобы эта проблема разрешилась сама собой?! Я указала тебе цель! Тебе осталось только ее захватить! Все, больше от тебя ничего не требуется, мой дражайший сынуля!
Чертова Матушка перевела дух, сбросила с себя черный плащ, который тут же испарился, и снова плюхнулась в глубокие холодные объятия каменного трона. Она мило заулыбалась и принялась, как ни в чем ни бывало, накручивать на свои сарделечные пальчики черные локоны длинных волос. Ожившие статуи грифонов переминались с лапы на лапу и тихо шипели на спинке сиденья. Сатана стоял с разинутой пастью по средине темного зала с невидимыми стенами, убегающими в одну сторону и исчезающими во мраке пустоты. Да, яблоко от яблони недалеко падает. Зрелище матушкиного гнева было впечатляющим. В тот момент ее трехмерное лицо напомнило Дьяволу злобную морду хранителя Врат Небытия пса Кербера, которого даже он собственной персоной старался обходить стороной. Немудрено, что даже древнейшие Ангелы Создателя, его верные слуги, побаивались «старушку» Лиллит. Как жаль, что былая безумная красота матери Сатаны возвращалась к ней лишь тогда, когда в черном небе Вселенной, над затмившей Солнце Луной восходили Узлы Дракона в полной видимости. А случалось это раз в две тысячи лет.
Дьявол задумался, прикрыв пасть. Когда-то он заключал договора с римскими императорами и злобным Аттилой, властелином бесчисленной орды гуннов. Он охмурял лучших неподкупных жриц византийских базилевсов, самых красивых и самых целомудренных монахинь Святого Ордена Кармелитов, дочерей и жен князей, королей и прочего сонма великих владык. Иногда, лукаво принимая образ златокудрого юноши, он болтался по селениям и деревням, выбирая себе румяных и белокожих простолюдинок, а мельников и сапожников использовал в своих мелких целях. А еще Рогатый обожал сбивать с пути истинного кардиналов и сельских священников. Да чего он только не делал, пока Господня длань не двинула его по покатому лбу с неимоверной силой, и Великая печать не легла на Врата Небытия.
Ну ничего, ничего. Злобный Кербер последние лет триста подгрызал ее своими стальными зубищами, обнюхивал, облизывал, пуская ядовитую слюну на вселенский узор. Еще одно солнечное затмение - и треснет она пополам, и следа от нее не останется.
Все, Солнце стало черным, как ночь преисподни, взошли Узлы Дракона, Лиллит сняла безобразную маску. Печать разлетелась на мелкие куски, залаял Кербер, взвыла птица Феникс и сгорела дотла, выползая из своего пепла оперяющимся червем. Пора на земную охоту.
*******
Медина была слишком красивая и молодая для своих тридцати лет, в меру хитрая и достаточно умная. К тому же женщина незамужняя и гордая и такая желанная для многочисленного мужского населения городка Оротона, затерявшегося в густых предгорных лесах. Она жила на окраине. Ее дом, мазанный красной глиной, прятался в голубых елях, уложивших свои хвойные лапы на желтую черепицу крыши. Жители Оротоны знали и про ели и про красный дом. В лучшие времена они обходили это место стороной, а в худшие бежали и стучались в тяжелую дубовую дверь, со страхом оглядываясь назад.
Медина была ведьмой в четвертом колене. К тому же она приходилась двоюродной сестрой священнику Максимилиану, епископу Оротонскому. Подобное родство приводило в постоянное брожение умы видавших виды и слыхавших слухи лучших сплетниц и сплетников городка.
Красавице Медине было плевать с самой высокой ели на все эти пересуды. В храме она не появлялась ни разу, даже в великие праздники, торговые лавки посещала с высокомерием и достоинством каждую пятницу и каждый понедельник. Ходила простоволосая, никогда не надевала никаких чепцов и платков. Мало того, свои шикарные рыжие волосы она заплетала в четыре тугие длинные косы, скрепляя их друг с другом золотым шнурком. Однажды жена булочника, рябая и толстая молодая баба с надутыми воспаленными красными щеками злобно прошипела Медине в ухо, когда та покупала свежие пышки:
- Радуйся, стерва, что ты сестра нашего епископа! А то, гореть бы тебе синим пламенем на площади!
- Если это и случится, то тебя я первую прихвачу с собой! – ответила рыжая красавица и захохотала во весь голос, сверкая жемчужно-белыми зубами.
- Чур тебя, зараза! – булькнула жена булочника и принялась неистово креститься, успевая при этом сплевывать через левое плечо!
Медина перестала смеяться, перекинула корзинку с булками на руку и устремила холодный, пристальный взгляд своих зеленых глаз на нездоровое лицо толстухи:
- Зря стараешься! Думала я тебе помочь сделать твою рябую физиономию чистой и гладкой, на радость мужу. Да передумала! Теперь смотри, чтобы на твоем красному носу, душечка, бородавка не выросла! Зло всегда на высоком и видном месте растет! – и ушла, хлопнув дверью, да так, что посыпалась с булок сахарная пудра, и слетел с кольца дверной колокольчик.
Жена булочника, что есть силы, плюнула ведьме вслед и заревела, утираясь передником, перепачканным мукой.
Зимой Медина гадала на зеркалах и лечила в своей еловой бане молодых женушек от бесплодия. Весной ходила на болота и собирала целебный мох, выступающий из-под талого снега, варила настои и ухаживала за больным лесными зверюшками. Рыжим, жарким летом она раздевалась до нага и загорала в душистых стогах сена. Зной яркого Солнца обнимал ее прекрасное тело. Ходили слухи, что однажды один из косарей, нанятый богатым господином, увидел Медину в сене и решил свою похоть растопить в прелестных изгибах. За что и был превращен в полевого хомяка, попавшего под горячую косу работников.
Осенью она собирала спелые яблоки в своем саду, самые красные и сочные дарила ребятишкам с напутствием не болеть в холодные зимние месяцы. С ноября по декабрь Медина каждую ночь выходила на первые морозы и зачарованно слушала голоса небес. А потом она пела, расплетая свои дивные косы, пела нежным бархатным голосом. И мужчины Оротоны просыпались в ночи, забыв про лежащих рядом жен, и таращились широко открытыми глазами с бессмысленным пустым взором в темные окна, пытаясь поймать несбыточные мечты.
Епископ Оротонский тоже не спал, поливая злыми слезами бессилия свою жесткую подушку, набитую соломой. Он усердно молился, заглушая рыдания, лишь бы не слышать этот чарующий и манящий голос. Он желал Медину каждую ночь ее песен и боялся своей полыхающей страсти, как адского огня. Он ненавидел кузину и обожал ее, он готов был разорвать на куски прелестную ведьму или целовать каждый ее след. Священник не видел своей родственницы целый год, ибо постоянно избегал редких встреч с ней, страшась пасть так низко, что можно было бы узреть геенну огненную. Лишь безумная любовь, вырывающаяся через молитвы, останавливала на время епископа от расправы над «приспешницей дьявола».
Однажды, теплым майским вечером в первый день полнолуния Медина доила свою черную корову. Процедив парное молоко, она вдруг заметила, что то сразу же прокисло, не успев попасть на дно глиняного кувшина. Кончиком языка женщина коснулась воздушной пенки и поморщилась. Молоко действительно было уже кислое.
- Что за наваждение! – удивленная хозяйка смотрела на свое отражение в маленький кусочек зеркальца, висевшей на балке, подпирающей крышу хлева, - Не иначе, как чужой вошел на порог! Молоко-то порченое!
Ведьма огляделась по сторонам, ища глазами свой вящий дух. Он достался ей еще от бабки и имел образ белого ворона с красными глазами. Дух, по всей видимости, тоже учуял неприятность и прятался между балками сарая. Медина свистнула тихо пару раз, и ворон нехотя подлетел к ней, усаживаясь на левое плечо.
- Что скажешь, дружок! Чуешь кого-нибудь?!
- Карр! Чужой! – буркнул дух и спрятал голову во взъерошенных перьях под крылом.
Медина не стала ожидать других знаков, оставила молоко в хлеву и пошла в дом.
За круглым кухонным столом с ножками из бронзы, сделанных в виде львиных лап, сидел старик, узкоплечий, седоволосый и седобородый. Концы белой, как вата, бороды раздваивались и имели неопрятный вид. На нем был надет балахон из грубого сукна, просаленный бараньим жиром и ветрами, пропахший дымом, шитый-першитый не один раз. На копне длинных белых волос едва держалась сдвинутая набекрень остроконечная темно-серая шляпа с большими круглыми полями, кое-где прорванными. Руки, почерневшие от земли и припухшие в суставах от ревматизма, нервно подрагивали в старческой нетерпимости. Незваный гость нагло пялился своими выцветшими желтовато-зелеными глазами на вошедшую статную и молодую хозяйку жилища.
Медина слышала краем уха, как стучит зубами от страха маленький домовой, который зарылся в золе, в глубине теплой печи. Ведьма подошла к столу, с шумом придвинула к нему грубо сколоченный стул и села напротив пришельца. Молодая женщина нехотя приоткрыла свой красивый рот и произнесла простую фразу вежливости:
- Бог в помощь, старик! Что тебя сюда привело?
Дед молчал и чуть заметно улыбался в бороду. Колдунья прищурила зеленые глаза и бросила взгляд на его руки, которые продолжали слегка дрожать. Не нравился ей этот гость, и пахло от него то ли серой, то ли порохом. Хозяйка красного дома почувствовала растущее раздражение и едва уловимый, глубоко затаившийся внутри сердца страх.
- Эй, старик, ты что, немой! Кто ты и откуда пришел? И что тебе от меня нужно?!
- Не так быстро, хозяюшка! – заговорил вдруг онемевший дед скрипучим голосом, - Любопытство я твое удовлетворю после того, как ты дашь испить мне горячего вина! А то что-то я продрог, старость не в радость!
- Ну и ну! – Медина заулыбалась, - Такой наглости и напористости от почтенного старца я и не ожидала! - Вящий дух съежился в маленький белый комочек у нее на плече и пытался что-то шепнуть на ухо своей повелительнице, но та лишь отмахнулась от него, - Давай договоримся так. Гости в моем доме случаются редко, только по крайней нужде. Поэтому чужих я не жалую. Лучше ты мне назови хотя бы имя свое, а я согрею тебе вина!
- Имя! – хихикнул дед, - Что оно тебе даст? Ну, пускай, будет по-твоему! Зовут меня Агафон! Довольна? И пришел я к тебе не просто так! Наливай-ка, лучше, вина! Да, и вытащи из печи своего домового! А то от его щелканья в носу свербит!
Медина закусила нижнюю губу и отвернулась от незваного гостя. Она поняла, что боится этого странного старого человека. Но решила не показывать свою слабость ни в коем случае. Женщина взяла кочергу и разгребла золу в печи. Из-под ее рук тут же выскочил взлохмаченный черный клубок и, оставляя угольные следы на полу, покатился за старинный дубовый шкаф.
- Не больно-то ты воспитана, красавица! – ехидно заявил старец, - С мужчиной почтенного возраста так вольно начинаешь беседу!
- Вижу я, что и ты не князь! – раздраженно ответила Медина, доставая из шкафа большой глиняную бутыль с вином, благоухающим даже сквозь пробку. Она откупорила бутыль, и аромат лесных трав и спелых ягод поплыл над головами гостя и хозяйки. Старик втянул ноздрями пряный запах, чихнул и поморщился.
- Женщина! Я такое вино не употребляю! Это брага самая настоящая! И зачем ее люди только делают!
- Пей, что дают! – ведьма с грохотом поставила кувшин на стол перед его носом, - В противном случае мне придется указать тебе на дверь, Агафон!
- Ладно, ладно, не шуми! Выпью и холодным! Подай мне кубок!
Она потянулась, было, за жестяным бокалом, стоящим в шкафу, но дед прихватил ее за локоть, останавливая.
- Нет, голубушка! Ты налей мне своего зелья вон в тот кубок! – и он указал скрюченным пальцем на серебряный, резной сосуд с тонкой ножкой, стоящий на полке, над окном и прикрытый колпаком из грубого зеленого стекла.
Щеки Медины залились багровым румянцем. Даже рыжие волосы ее приобрели красный оттенок. Она молча повернулась к печи и взяла ухват для горшков. Слегка подбрасывая его на ладонях, подошла к противному Агафону и, зло улыбаясь, тихо произнесла:
- А не огреть бы мне тебя, любезный Агафон, этим ухватом, между лопаток! Уж больно ты мне надоел!
Вящий дух закружился над ее головой и хрипло закаркал. На этот раз красавица ведьма услышала проникновенный шепот своего ворона: «Брось ухват, хозяйка, брось! Я тебе помочь не смогу!»
- А он прав! – грозным голосом, без тона шутки ответил настырный старик. Его пустой взгляд желтоватых неприятных глаз пронизывал Медину насквозь, - Не торопи события, колдунья Медина! Этим предметом ты меня не выгонишь!
- Да кто ты такой, черт тебя возьми! – крикнула она, швырнув в сердцах ухват об пол.
- Вот именно, черт возьми! – дед быстрым движением схватил свою остроконечную шляпу и закрыл ею морщинистое бородатое лицо.
Растерявшаяся женщина и глазом моргнуть не успела, как в изумлении заметила, что за столом перед ней сидит мужчина, молодой и красивый, даже слишком красивый, до безобразия, смуглый, седоволосый, хищно улыбающийся, сверкая острыми белыми зубами. Его холеные изящные руки лежали поверх стола. На каждом ногте сильных, крепких пальцев красовалась татуировка со знаком перевернутого треугольника и маленьким глазом в центре. На мужчине был надет дорогой камзол цвета перезрелой брусники, расшитый золотыми нитями. Широкая волосатая грудь просвечивала через тонкую прозрачную ткань шелковой рубашки. Выставив стройную ногу вперед, обутую в черный кожаный сапог с острой блестящей шпорой, он знаком пригласил хозяйку дома сесть рядом.
- Теперь побеседуем спокойно, моя прелестная Медина. Не стоит применять грубую телесную или колдовскую силу. Твой вящий дух оказался более чувствительным, нежели ты. Он хороший слуга! Тебе можно позавидовать. Ворон меня и выдал, а про домового я уж и не говорю!
- Тебя еще молоко моей коровы выдало! – пробормотала ведьма, садясь напротив странного и опасного гостя, - Кто же ты такой? Духов я месяц, как не вызывала.
- Ну конечно, ты как самая лучшая чародейка в этой округе, в основном, общаешься с почтенным Гермесом-Трисмегистусом! А я на него не похож, совсем не похож! – и мужчина зашелся неприятным смехом, от которого по спине Медины побежали мурашки, - А ведь Гермес опасен, ой как опасен, к тому же, злопамятен и тщеславен до безумия! Но ему далеко до меня! – и он захохотал снова, запрокидывая голову к потолку. Стоящая в шкафу посуда зазвенела на все лады, а в печи зажегся сам собой огонь.
- Хорошо, что я домового успела выгнать! – сказала сама себе Медина. Лицо ее побледнело, а зеленые глаза заискрились лихорадочным блеском. Губы медленно разжались и прошептали, - Не иначе, как сам Сатана явился ко мне в гости!
А он уже стоял за ее спиной, обнимал ее за плечи и шептал в нежное ушко, обжигая горячим дыханием шею:
- Медина, моя великолепная Медина! Ты самая лучшая женщина на свете! Ты самая красивая и умная! И никогда ни одной дуре, живущей здесь, не сравниться с тобой! Ты так прекрасна, что даже я теряю нить в своих словах! Я долго выбирал женщину, к которой мог бы прийти, но так и не нашел за последнюю тысячу лет! Пришлось обратиться грязным стариком и шататься по дорогам и городам, чтобы услышать о тебе, моя очаровательная ведьма! О, про тебя я слышал от разных людей много плохого и хорошего! Тебя боятся и уважают, ненавидят и сгорают от страсти к тебе!
- Ты все врешь! Ни единому твоему слову не верю! – шептала в ответ Медина пересохшими губами и чувствовала, как опасная липкая истома сковывает ее тело.
Рыжие косы расплелись и разметались густыми прядями по круглым плечам. Молодая, очень красивая и мудрая женщина, сильная и хваткая превращалась в вялую безропотную крольчиху, утратившую способность сопротивляться, бежать, или кричать, или даже дышать самостоятельно. На краю своего сознания колдунья понимала, что еще несколько мгновений, и Сатана овладеет ее телом, и капкан захлопнется. Вдруг белый ворон Медины вынырнул из-под ее распущенных волос и больно клюнул ее в ухо, при этом изо всех сил еще и дернул за большое золотое кольцо серьги. И тут же вящий дух получил глухой и сильный удар по клюву сатанинской рукой. Он отлетел к шкафу, ударившись своим эфемерным тельцем об открытую дверцу, и медленно сполз на пол. Медина очнулась как от разряда молнии. Она широко раскрыла изумрудные глаза, вскрикнула и резко вскочила со стула, уронив его. Сатана тоже подпрыгнул и злобно рявкнул. Татуировки на ногтях его человеческих пальцев заалели кровью.
- Женщина! – заорал он, придя в бешенство из-за того, что какая-то сявка соизволила ему помешать, - Ты начинаешь выводить меня своим упрямством из себя! Это лишь усугубит наши отношения!
- Между нами не может быть никаких отношений! Ни усугубленных, ни углубленных! – задыхаясь от возмущения и страха ответила ведьма, - Я не верю ни тебе, ни в тебя!
Лицо Сатаны потемнело от закипающей нетерпеливой злобы. Зрачки его сузились и горели опасным красновато- фиолетовым огнем. Красивое лицо меняло тени, хищные ноздри широко раздувались. Он был похож на разъяренную, седошерстую пантеру, готовую к смертельному прыжку. Но, внезапно хозяин ада сменил тактику нападения на временное согласие. Рогатый мило заулыбался, соединив ручки в примирительном жесте, сел к столу, положил ногу на ногу и ждал, пока Медина более-менее успокоится.
Медина же прекрасно осознавала, что попала в западню. Она принялась лихорадочно вспоминать, что предприняла ее прапрабабка, которая жила еще при князе Маладане, бог знает в каком веке, когда Дьявол явился к ней. И кем обернулся он тогда? Кем?! Нет, кажется, это был вовсе не Дьявол, а его дальний родственничек – Вельзевул, Повелитель Мух, древний как Синайская пустыня! Вот! Вот она защита, жуткая, но действующая! Нужно вызывать Вельзевула! Насколько рыжеволосой красавице было известно из Книги «Девяти Врат» князь тьмы не больно-то жаловал своего троюродного или четвероюродного братца. Молодая женщина задумчиво скользила затуманенным, отрешенным взором по открытым ставням окна, стараясь избегать глаз своего страшного гостя. Она едва заметным движением руки дотронулась до завязок своего сиреневого платья, нащупывая под легкой тканью висящий на груди тяжелый медальон. И думала, думала, стоит ли так рисковать, или можно сделать еще что-то. Тонкие пальцы прикоснулись к прохладе чародейского камня Рахут, который всегда был холоден в любое время дня и ночи. Медина прикрыла веки, следя сквозь длинные ресницы за руками Сатаны, которые по-хозяйски лежали на столе ладонями друг на друге. Она медленно, но четко начала читать про себя заклинание на вызов. Волосы ее зашевелились, словно от дуновения ветерка, нежный румянец исчез с лица, дыхание участилось. Постепенно ведьма впадала в транс. Она слышала в своей голове шепот, ощущала дыхание материи на другом конце вселенной, кто-то, улавливал ее слова, но пока не отвечал. Внутренний голос Медины приобретал все большую силу в заклинании.
Вдруг сквозь темноту и шелест отдаленных фраз она почувствовала сильное жжение в груди, которое все росло и росло, и стало невыносимо больно. Женщина не сразу сообразила, что произошло, однако неведомая сила выдернула ее на полпути из вязкой пучины подсознания. Боль в груди увеличивалась с неимоверной быстротой, и тут только Медина поняла, что это камень врезается своими раскаленными гранями в ее нежную белую кожу. Хозяйка красного дома в ужасе открыла глаза и с криком сорвала массивную золотую цепь с камнем с шеи, бросив ее на пол. От боли ожога брызнули слезы, и Медина заметалась по кухне, ища кувшин с ключевой водой. Камень лежал на полу и шипел, как уголь из костра, прожигая, деревянный настил. Не найдя утешения в доме ведьма выбежала в палисадник, где среди бархатных роз стояла маленькая бочка с дождевой водой. Она рывками расшнуровала лиф платья и с головой окунулась в бочку. Кожа на груди покраснела и горела. Наконец-то живительная влага дала некоторое успокоение от боли. Рыжая голова колдуньи была вся мокрая, волосы растрепаны, платье прилипло к груди. Медина глядела на свое дрожащее отражение, опершись руками о края бочки, и отчаянно пыталась заглушить томящиеся в горле рыдания. Подобного с ней не случалось еще ни разу. Она сразу догадалась, чьих рук это дело. И ей стало впервые за последние годы страшно и обидно, что пришлось попасть в такой переплет. С перепутанных друг с другом густых прядей стекали прохладные струйки за шиворот и на плечи.
- Негодяй, мерзавец! – всхлипывая шептала она.
- Это ты мерзавка, а не я! – Медина резко обернулась и попала в ненавистные объятия к Сатане.
- Ишь, что удумала! И это за мое доброе отношение к тебе! Вот он твой камень! Теперь это все лишь безделушка, к которой никогда не вернется магическая сила! – с этими словами Рогатый слегка оттолкнул от себя ведьму, разжал пальцы и швырнул камень Рахут в кусты роз, которые тут же завяли, посыпая усохшими лепестками землю.
- Что тебе нужно?! – задала Медина бесполезный вопрос. Она и так прекрасно знала на него ответ!
Нервными порывистыми движениями колдунья принялась заплетать мокрые волосы в косу. Дьявол наблюдал за ней со злой и торжествующей улыбкой.
- Скажи-ка мне, лучше, нежная красавица, кого это ты вздумала вызывать? А?!
- Думаю, тебе известно!
- О, да ты у нас женщина решительная и даже опасная! С тобой нужно держать ухо востро! - Сатана перестал улыбаться и приблизил свое хищное страстное лицо к глазам Медины, - Послушай меня, женщина! Я не уйду от тебя, пока не получу того, что мне требуется! Это во-первых! А во-вторых, ты соображаешь, кого собралась призвать на помощь, ненормальная! Мне эта встреча сошла бы гладко с рук! А вот от тебя не осталось бы и мокрого места! Усвой это раз и навсегда, Медина! Такими вещами не шутят! Тем более за отсутствием опыта общения! К тому же, моя дорогая, можешь поблагодарить меня – я тебе жизнь спас! Только, надолго ли! - с этими словами хозяин преисподней развернулся на каблуках, разрезая мягкую жирную землю шпорами сапог, и отправился обратно в дом.
Медина, обессиленная и расстроенная, поплелась за ним следом. Сатана снова расселся на кухне на прежнем месте с прежней маской невозмутимости на смуглой сластолюбивой физиономии. Огонь горел в печи, вящий дух прятался за посудой, стоящей на полках, Медина откупорила бутыль с вином, налила полный бокал и залпом осушила его.
- Тебе не предлагаю! – грубо произнесла она, вытирая ладонью губы, - Ты брагу не пьешь!
- Полно сердиться, голубка моя! – запел Дьявол, - Ради примирения выпью и твоего зелья! Из любой чаши! Наливай! – с этими словами он схватил один из жестяных кубков с полки и протянул его женщине. Ведьма бросила испепеляющий взгляд на татуировки ногтей и налила полный сосуд.
Сатана поморщился. Его человеческие ногти припухли. Он высунул свой длинный красный язык и обмакнул кончик его в душистой жидкости. Подергав бровями и почмокав, сначала пригубил, а затем выпил все содержимое.
- Лучше бы ты отравился! Да жаль, не бывать этому! – крикнула в сердцах Медина.
- Не бывать! – подтвердил Сатана. Он разглядывал пальцы и облезающий слой ногтей, под которым тут же появлялись новые гладкие и розовые зачатки, - А вино твое действительно хорошее! Бодрящее! Надеюсь, ты успокоилась! О! Вижу по глазам, что ты даже слегка захмелела! Тем лучше!
- Продолжай! – Медина качнула своим гибким телом и села напротив, скрестив руки на груди, забыв на время про свербящую боль ожога.
- Итак! Теперь мы можем спокойно побеседовать, без магических глупостей! Лишний раз ты убедилась, что они на меня действуют не больше, чем укус комара! Поговорим о твоем благочестивом братце?!
- О братце?!
- Да-да! – Сатана отодвинул в сторону, лежащую на столе остроконечную шляпу, - Ты знаешь, что скоро умрешь?! Вернее сказать, можешь умереть?
- О чем это ты? – тонкие изящные брови ведьмы взметнулись в испуганном удивлении.
- Твой набожный кузен, епископ Оротонский, готовит буллу об отлучении тебя от церкви, обвинении в ереси и греховных деяниях, и в прочей белиберде. Тебя ждет костер, моя прекрасная чародейка! Конечно, я мог бы посоветовать тебе бежать из Оротоны! Но, ведь, ты этого не сделаешь?!
- Не сделаю! – глухо ответила Медина, - Я так и знала, что он не удержится! Я ни в чем не виновата! Разве только в том, что не посещаю храм! А зачем мне это ханжество, эти завистливые и злые лица, эта пошлость, лицемерие?! Меня не в чем обвинять! Ни один человек из города не пострадал из-за меня! – и она стукнула ладонью по столу, - Боже, мой, перед кем я распинаюсь?! Перед исчадьем ада! Перед тем, кому неведомо сострадание и любовь!
- Опять тебя понесло в какие-то дебри, Медина! – Сатана развел руками, - Между прочим, исчадье ада, как ты успела выразиться, тоже может обижаться! Но я прощаю тебе эту маленькую обиду!
- Мне плевать на твое прощение! – крикнула женщина и вскочила со стула! – Я знаю, к чему ты клонишь! Ты предлагаешь мне спасение от костра в обмен на мою душу?!
- Сядь и закрой свой рот! – гаркнул Дьявол, дергая острыми ноздрями, - А ты думала, что я просто так совершу благое дело, бескорыстно и безвозмездно! Я, Великий Древний Хозяин Ада! Ни одна тварь не живет на этой Земле безвозмездно! Это противоречит законам природы! Вот, в чем люди с давних пор стали похожи на меня! Мало того, думается мне, ты догадываешься, что Всевышний ваш тоже не добрый старичок-волшебник! Он требует полного поклонения и подчинения, даже большего, чем я! Он несет вам запреты на то, без чего вы не можете жить! Так чем же я хуже него?! А?! Я могу спасти тебя, требуя всего лишь взамен твою бренную душу, и ты будешь жить долго и счастливо, так долго, как захочешь! И потомки твои будут процветать! А они будут, обязательно будут! Так какая разница, кому будет принадлежать твоя душа, Ему или мне?! – глаза Рогатого горели черным пламенем, лицо меняло тени со скоростью полета мотылька. Его красивые чувственные губы шевелились от возбуждения.
- Моя душа не принадлежит никому, только мне! – жестко и бесстрашно ответила Медина, - Когда я умру, она сольется с дальним Белым Светом Вселенной, и звезда моя будет гореть вечно!
- Как ты прекрасна в своей наивности! – заворковал Сатана, - Но, увы, ты ошибаешься, дорогая! Этот мир поделен на две половины – черную и белую! И, если от белой половины можно ослепнуть, то за черной половиной можно укрыться! Выбора у тебя нет, Медина! Создатель низвергает в грех всех ведьм и колдунов! Он уже отвернулся от тебя! Не забывай про буллу братца епископа!
Колдунья поднялась, прошлась по кухне, налила себе еще вина и выпила! Она загадочно улыбалась, приводя страшного гостя своей улыбкой в раздраженное удивление.
- Вчера ночью мне приснился сон! – нежный мягкий голос женщины струился в душном воздухе дома, - Мне снились в полном мраке три глаза: один мужской, один женский и один глаз – Ничто! Я чувствовала стучащий молоточек боли между бровей! Но это был сон, а боль вне его пространства! Я проснулась среди ночи и вышла на холодный порог. Поглядела в небо и увидела звездный треугольник. Одна звезда горела сапфиром, другая мерцала фиолетовым светом, а третья была просто Черной точкой!
- Черной?! – Сатана усмехнулся и недоверчиво покачал седой головой, - Как могла ты увидеть черный цвет в ночном майском небе?
- Теперь я догадываюсь, кто посылал мне этот знак! – задумчиво произнесла ведьма, не слушая своего собеседника.
Сатана раздраженно постучал молодыми ногтями по поверхности стола. Он был зол на свою мамочку. Ее работа не прошла даром!
«Чертова женская солидарность! Говорит одно, а за спиной делает совершенно противоположное!»
- Подумай, Медина, у тебя есть еще время!
- Для тебя у меня нет времени и не будет! Я не пойду на сговор с тобой! Можешь убить меня прямо сейчас! – это было слишком сильное заявление и опрометчивое. Медина спохватилась поздно. Она побледнела, схватила бокал со стола, наполнила его вином и выпила!
Дьявол секунду удивленно оглядывал красивую рыжеволосую хозяйку колдовского жилища с воспаленными от вина чувственными губами, а потом расхохотался.
- Убить?! Такую прелестную и очаровательную колдунью, такую мужественную и сильную даму! Да что же я, зверь какой! Я же не епископ с плотскими амбициями! Я смотрю далеко в будущее, радость моя! Я не служу Всевышнему с крестом на шее и похотью в штанах! Я честно предлагаю тебе вариант, совершенно земной и разумный!
- Не бывать этому, никогда! – ведьма выпила еще и запьянела, чувствуя внутри себя растущего зверька агрессии, - Пусть хоть сам Архангел Михаил предстанет передо мной и будет петь псалмы о спасении души!
- Ну и ну! Вот это заявление! – Сатана даже оторопел от подобной женской смелости! – Кстати, тебе не кажется, что ты пьешь много!
- Вино не лава, не застынет! – парировала Медина. Она вошла в раж от споров с Дьяволом и налила себе еще бокал. Несмотря на хмельной дурман, интуиция подсказывала колдунье, что нужно тянуть время, любым способом. Вящий дух перенимал состояние хозяйки. Он прятался на полке за посудой и тихо с блаженством икал в клюв.
- Ну хватит! А то ты сейчас на стол упадешь! – с этими словами Рогатый с силой вырвал из рук Медины бокал, отставив его далеко в сторону, - Вспомни про своего умершего сына, твою родную кровь, твое любимое дитя!
- Замолчи, замолчи! Не смей мучить меня! – женщина закрыла ладонями уши и замотала головой. Боль былых воспоминаний прорвалась сквозь винные пары и сжала тисками сердце!
- Вспомни, вспомни, кто виноват в этой смерти! – Сатана навис над Мединой, словно огромный злобный коршун, - Ведь это все он – Максимилиан Оротонский! Он загнал твоего десятилетнего сыночка на крышу, помогать чинить крест! И теперь этот крест жжет тебя изнутри! Ты простила его, простила! За то, что он убил твое единственное дитя! А он тем временем готовит тебе мученическую смерть на костре! Мерзкий падальщик, клюющий заблудшие души своим епископским клювом! Хочешь, я убью его этой же ночью! Я повешу его на этом кресте, который чинил твой сын и с которого он сорвался в смерть?! Хочешь?!
Внезапно красавица ведьма оторвала ладони от своих ушей и, словно осененная какой-то сильной мыслью, порывисто схватила Дьявола за рукав.
- Нет! Ты этого не сделаешь! А знаешь, почему? Ты пойдешь к нему этой же ночью, прижмешь его к стене и будешь рассказывать те же сказки, только с точностью наоборот! Ведь ты же любишь сводить с пути истинного служителей бога! Ты будешь сватать его ко мне! Будешь давить своей ложной «справедливостью»! Я знаю, что он негодяй и слаб душой! И ты это знаешь!
- Мы можем пойти вместе! – вкрадчивым тихим, мягким голосом шепнул Сатана, - И ты увидишь, как он будет корчиться в своем грехе! Тебе это доставит удовольствие, не сомневаюсь! Ты же его ненавидишь!
- Ошибаешься! – печально ответила Медина, - Я просто презираю его, не больше! Я не трачу сил на ненависть, как ты! Ты не получишь мою душу, пока я жива!
- Ну что же, тогда ты сгоришь на костре, и твое прекрасное молодое тело превратится в груду обугленных костей, которую растащат вороны! – произнес Дьявол, откинувшись на спинку стула и вытирая пот со лба.
- Пусть будет, что будет! Ради души моего ребенка я готова на все! Возможно, я смогу его увидеть!
- Нет, невозможно, моя Медина! – злобный смех хозяина ада резал тишину сгустившейся ночи и нежное пиликанье испуганных сверчков, - Отлучение от церкви отрежет путь твоей души к Белому Свету. Ибо церковное зло возымеет силу десятикратного проклятия! Опомнись и поверь мне! Я не оставлю тебя в беде, моя дорогая упрямая колдунья. В противном случае мне придется спешить тебе на помощь во время экзекуции. А это невыносимо больно, это не твой сгоревший камешек! Ты должна сохранить свое прекрасное сильное тело для продолжения рода.
- Что?! – женщина словно очнулась от дурного сна, подняла свои большие изумрудные глаза и устремила смелый, гневный взгляд в кошачьи зрачки Сатаны, - Вот оно что! Потомство! От меня! Вот оно что! – она вскочила со стула и схватила брошенный у печи ухват. Медленно отступая к двери, Медина держала ухват на вытянутой руке и соображала, что делать дальше и как поступить, как хотя бы на время вырваться из лап Рогатого.
Дьявол побагровел от бешенства. Он медленно поднял свое гибкое человеческое тела со стула и, раздувая ноздри, с улыбкой дикой страсти на горящих губах начал надвигаться на Медину.
- Не хочешь по-хорошему, будет по-моему! – угрожающе прошипел он, - Все равно ты станешь моей, тебе некуда деваться, дорогая! Сейчас тебе никто не поможет! Брось ухват, это не оружие против меня!
Но она продолжала упорно пятиться к двери, не выпуская ухват из рук. Дьявол вытянул ладони вперед и зашевелил пальцами в воздухе. Ведьма непроизвольно выгнулась и закрыла глаза. Предательская истома снова начала сковывать ее руки, ноги, опасная ласка черной энергии ползла по ее груди. И все-таки Медина сопротивлялась из последних сил, мысленно пытаясь выставить хоть какую-нибудь защиту. Мозг уже было, начал отключаться, как внезапный сильный стук в дубовую дверь вывел ее из оцепенения. Подобного разрешения опасного положения не ожидали ни хозяйка жилища, ни сам Сатана. По его потемневшей физиономии пробежала бледность недоумения и разочарования.
- Кто это? – тихо, почти беззвучно спросил он.
Ухват выпал из рук Медины, и она истерически всхлипнула.
- Я спрашиваю, кто это? – процедил сквозь сжатые зубы Рогатый, силой пытаясь утихомирить рвущуюся наружу ярость.
- Не знаю, - пролепетала, заикаясь, Медина.
В это мгновение тишину ночи разбил сильнейший удар грома. Гигантская молния рассекла синее звездное небо, и начался тяжелый длинный ливень, как из ведра. Нити дождя спускались к земле из чистой синевы, туч не было. Медина бросилась открывать дверь. Ее руки не слушались, но она упорно дергала заржавевший нижний засов. Но дверь распахнулась и без ее усилия! С раскрытым ртом женщина смотрела на стоящего на пороге. Это был высокий молодой мужчина с короткими, кудрявыми каштановыми волосами, по которым стекала дождевая вода на бледное идеальной красоты лицо и на серебряную кольчугу, закрывавшую широкую грудь и плечи. Его большие глаза темно-сливового цвета изучали Медину холодным тяжелым взглядом. Мелкие капельки дождя застыли на красных, слегка полных губах и возле ямочек на щеках. Мужчина сильно разволновал колдунью своей красотой и статью. Она скользнула восхищенным взором по богатому наряду еще одного нежданного гостя, по сапогам с широким голенищем, по крепким мужским мышцам, выступающим из-под одежды, и обратила внимание на большой меч, который тот сжимал в правой руке. Острие грозного оружия, блестевшее благородной сталью в отсветах молнии, вонзилось в порог. Рукоять меча была украшена большим рубином. Тут красавица ведьма спохватилась и вспомнила, что до этого неожиданного момента в доме она была не одна, и с опаской обернулась назад. Кухня оказалась пустой, исчезла даже остроконечная шляпа, небрежно валявшаяся на столе. Лишь слабый запах серы выдавал, того, кто здесь был только что. Сатаны простыл след. Медина облегченно вздохнула, однако тихая, но глубокая тревога, спряталась под сердцем, как маленькая оса, жужжащая и покусывающая. Стоящий на пороге молодой воин мягким движением отстранил женщину от входа и вошел в дом. Он огляделся, положил меч на стол и остался стоять посредине кухни, спиной к хозяйке.
- Кто Вы! – с придыханием спросила Медина, тщетно пытаясь унять предательскую дрожь в горле.
- Михаил! – ответил воин, не поворачиваясь.
- Михаил? Хорошо, что не Агафон!
Ответа не послышалось. Шутка не удалась. Тяжелое молчание застыло в воздухе.
Медина с усилием закрыла дверь, подошла к столу и бросила один тревожный взор, на меч, а другой стыдливый на недопитую бутыль вина.
- Ты можешь выпить это вино, женщина, если чувствуешь жажду! – широкая спина молодого гостя слегка шевельнулась. Но ведьма не притронулась ни к бокалу, ни к бутыли, хотя горло пересохло от волнения.
- Откуда Вы, Михаил?
- Ниоткуда! – раздался его спокойный низкий голос, - Я пришел к тебе, женщина, чтобы помочь тебе удержать Белый Свет!
- Бог ты мой! – Медина была в шоке. Она плюхнулась на стул и прошептала, обращаясь, скорее к себе самой, чем к гостю, - Архангел Михаил!!!
Вящий дух, вылетел из угла, звякнув посудой и, радостно встрепенувшись, уселся на свое привычное место. Михаил медленно повернулся к колдунье и заметил сидящую у нее на плече белую птицу.
- Вящий дух?
- Да-да! Это мой друг, мой маленький хранитель! – женщина пыталась оправдать опрометчивый поступок своего ворона.
Ангел не ответил, но продолжал изучать белый фантом неподвижным взглядом. Тень от его кудрявых волос падала на благородный лик.
- Прошу вас, садитесь, в ногах правды нет! – сказала Медина, и тут же ее щеки залились алым предательским румянцем.
Воин Света едва заметно улыбнулся, но от предложения не отказался и опустился на тот самый стул, на котором еще совсем недавно сидел Дьявол. Ведьма испугалась, и спрятала глаза, опустив низко голову.
- Я знаю, он был здесь, - все тем же тихим и ровным голосом произнес Михаил, - Он и сейчас где-то рядом, очень близко! Но пока я с тобой, женщина, он не подойдет.
- Он не посмеет?
- Нет!
- Он слабее Вас?
- Не знаю! Не думаю! Просто Черное и Белое может слиться воедино! Именно этого слияния он и боится!
- А Вы?!
- Я? Я этого никогда не допущу! Он знает об этом, но все равно близко не подойдет!
- Слава богу!
- Не поминай Создателя в суете мирской, Медина!
- Но я сказала от всего сердца!
- Неправда! - усмехнулся Архангел с горечью, - Ты веришь только в свои силы, а это глупо! Только что ты могла поплатиться вечной смертью твоей бесценной души!
- Что поделать, я, действительно, не всесильная!
Посланник Рая ничего не ответил. Его суровый взор оставался неподвижным. Большие темные глаза были холодными, излучали свет изнутри, такой же холодный, но глубокий и пронизывающий – свет далекого эфира, чужой и сильной энергии. Медине не нравился этот свет. Ей казалось, что Ангел видит ее насквозь, каждую сторону ее души, и плохую, и хорошую.
- Ты общаешься с низшими духами! – прервал тягостное молчание Михаил. В его голосе звучали маленькие бронзовые трубы.
- Да, общаюсь! – ответила женщина и поняла, что сейчас ей придется начать спор с Воином Света, - Они помогают мне советом и делами, совсем маленькими делами.
- Ты не имеешь на это права!
- А кто мне дал знать, на что я имею право, а на что нет?
- Ты слишком смелая… Если бы ты хотя бы раз прислушалась к себе, то получила бы ответ на этот вопрос?
- Ерунда! – Медина забылась и махнула рукой перед красивым мужественным лицом Архангела, - Я приняла свои знания по наследству! Я прочла много книг о своей сущности. Там черным по белому написано, что ведьма есть часть тела Земли, кровь морей и рек, душа звезд небесных, сестра Природы и Луны! Если я и грешила, то без всякого злого умысла!
- Откуда ты это знаешь? Ты оправдываешь самою себя! – Михаил повысил голос, щеки его побледнели еще больше, и она поняла, что Ангел начинает сердиться! А гнев Ангела бывает опасным!
- Медина! Ты берешь на себя право на выполнение таких дел, которые могут привести тебя к небытию! Я хочу, чтобы ты знала, что ты – единственная женщина из последнего времени, которой я явился и с которой веду эти долгие и ненужные беседы. Запомни, делаю я все по воле Господней! Ибо Всемогущий Отец наш повернул лик свой к твоей маленькой, глупой, но доброй душе. И ей нет цены ни в жизни, ни в смерти!
- Значит, Вы пришли спасти ее?! – Медина нахмурилась, в глазах заблестели слезы, и она отвернулась к окну.
Белый ворон взъерошил перья и спрятал голову под крылом. Его крошечный мозг уловил картину торжества страшного уничтожающего огня, беснующегося вокруг скорченного тела хозяйки, привязанной к дубовому столбу на главной площади Оротоны. Это жуткое видение нахлынуло и на колдунью. Она тихо всхлипнула и смахнула соленую каплю с румяной щеки.
- Медина! Послушай меня! – голос Архангела оторвал несчастную женщину от тягостных чувств и звучал уже мягче и спокойнее, - Смерть твоя земная ничего не значит для твоей вечной души. То, что люди готовят тебе, считается у вас позором. Каждый человек, живущий на этой Земле мешает черное с белым и никогда не сможет отделить их друг от друга! Это непосильный труд, ибо нет в человеке истинной настоящей веры! Я же помогу тебе выполнить невыполнимое! Чтобы ты смогла встретиться с сыном твоим и быть с ним всегда. Чтобы душа твоя покоилась в Белом Свете!
Красавица ведьма пришла в состояние готовности упасть в глубокий обморок! Боже мой! Неужели и этот туда же клонит?! Чем же тогда они отличаются друг от друга! Он поможет спасти ее душу! Но, ведь она никого никогда не просила об этом. Ее душа – это ее душа! Да, неосторожные слова, вырвавшиеся во хмелю, возымели силу. Даже фраза имеет твердую оболочку. Медина часто задышала и замотала рыжей головой, справляясь с жидким обморочным туманом. Михаил с тревогой поглядел на хозяйку жилища, встал, подошел к ней, протянул сильную руку, но не дотронулся.
- Тебе плохо, женщина?
- Да, моему телу очень плохо, и оно совсем не готово умирать, потому что знает, чем пахнет из корявых ноздрей старухи Смерти! Сдается мне, что Вы явились сюда, чтобы помериться силами с князем тьмы, я для Вас всего лишь мелкая сошка в пучине ваших черных и белых страстей!
- Ты ничего не поняла! – Михаил сокрушенно покачал кудрявой головой.
- Нет, я все прекрасно поняла! – застонала Медина, натирая пальцами виски, - Гореть мне синим пламенем! О, Архангел Михаил! А нельзя ли как-то избежать этого костра?
В ответ она не услышала ничего. Женщина разомкнула слипшиеся от слез веки и увидела совсем близко широко распахнутые сливово-синие глаза Воина Света. В нечеловеческих черных зрачках измучившаяся колдунья поймала маленькую совсем невидимую нить мысли, очень важной мысли, от которой ей сразу стало легче. Медина слабо улыбнулась, прикусив жемчужными зубами нижнюю губу. Михаил отстранился от ее лица, нахмурил брови и произнес жестким тоном:
- Ты заслужила прощения от Господа, потому что преодолела мощь Сатаны!
- Да! – пробормотала колдунья, - Не без Вашей помощи! Еще бы немного, и он сожрал меня!
Архангел Михаил тяжело, даже как-то вымучено вздохнул.
- Ровно через неделю тебя ждет костер испытания!
Значит, тонкая нить надежды была самообманом!
- Но я не хочу умирать, я еще молодая! Сжальтесь надо мной! Я хочу пожить еще на этой земле! В моем доме, с моим вящим духом! – Медина отчаянно пыталась ухватить за руку отвернувшегося от нее Ангела.
- Тебе не избежать перехода! – эти жестокие слова Михаил направлял в сторону двери, не поворачиваясь, - В этом ты обретешь веру, когда поймешь с последней земной мыслью, что тебя ждут там!
- Но я люблю жизнь, свое тело, свой город, своего маленького духа. Я женщина, и я слишком глупа для таких высоких материй! – она вскользь дотронулась до холодной и жесткой ладони своего могучего гостя.
- Не унижай свою душу, Медина! – Ангел выдернул часть своей человеческой плоти из теплых, мягких рук.
На Медину нахлынул жуткий страх, но он же разбудил обиду и ярость.
- Ах, так! Значит и Вы туда же, хотите заставить мучиться меня только за то, что я ведьма, которая общается с презренными духами, причем очень опытная и сильная ведьма?! Тогда я пойду к нему, потому что тоже не вижу разницы между черным и белым. Ведь Вы с ним похожи, очень похожи! Ангел – слуга Господа приносит ему на блюде мироздания душу заблудшей овцы! Красивый жест милосердия с целью поощрения! Так пусть я сгорю в геенне огненной, но только потом, а не сейчас. Сейчас я буду жить и наслаждаться жизнью, а не изгибаться от безумной боли тела в пламени инквизиции. Ведь Вы, Великий Архангел, Вы не знаете, что это такое – боль в полном сознании? Я плакала над разбитым телом моего маленького сына, моего единственного дитя. И ведь никто, никто, ни Дьявол, ни Бог не пожалели моего ребеночка! Все только и думают, куда пристроить мою, якобы, бесценную, но не осветленную душу! – закончив свой монолог отчаяния, она уронила голову на стол, прижалась щекой к холодной стали Ангельского меча и зарыдала во весь голос. Белый ворон тревожно хлопал крыльями и кружился над плачущей хозяйкой.
От горючих и обильных слез щипало под ресницами и в горле. Голова отяжелела так, что оторвать ее от меча не было сил. Вдруг рубин на рукояти заиграл алым огоньком, и Медина потеряла сознание по эту сторону. А на другой стороне она открыла просветлевшие глаза и в свете радуги видела Ангела, который говорил ей: «Через три дня ты пойдешь в храм и исповедуешься!»
«Я не пойду в этот храм! Там служит мой кузен, он загубил моего сына!» - беззвучно кричала Медина. Ослепительные радужные краски бежали через ее тело горячей волной.
«Ты пойдешь в храм, ровно через три дня! Ибо ты простила того, кто тебя боится и ненавидит! Запомни!» - слышала она громкое эхо Ангела, - «Прощай Медина!»
«Я боюсь Сатаны!» - слабый голос женщины летел вслед гигантским белым крыльям.
«Не бойся, возьми этот кинжал – он защитит тебя и твой порог!»
Радуга исчезла, растаял крылатый след и наступил полный мрак и тишина, глубокая и тяжелая.
Медина пришла в себя и с трудом оторвала голову от стола. Ее длинные рыжие волосы спутались бесформенной копной. Женщина невидящим взглядом смотрела на маленького лохматого домового, который сидел рядом и жалостливо гладил своей крючковатой лапкой ее скрещенные белые руки. Губы колдуньи растянулись в болезненной улыбке.
- Ничего, ничего, не бойся, малыш, все хорошо! – прошептала она сморщенной мордочке домового.
Затем поднялась со стула, слегка пошатнувшись, и с усилием покачала занемевшей шеей из стороны в сторону. Толстая синяя свеча, пропитанная кровью летучих мышей, догорела до расплавившегося кусочка. Огонь в печи давно потух. За окном светало. На горизонте гасли последние звезды. Хозяйка красного дома была одна, ни единого следа не осталось от страшной бурной, ночи.
Медина вышла на улицу. Тишина и свежесть майского утра ласкала ее нежные щеки. Лапы голубых елей блестели каплями ночного ливня в лучах восходящего молочно-желтого солнца. Колдунья набрала полную грудь чистого воздуха, замерла, а потом с шумом выдохнула. Потом она расшнуровала завязки своего помявшегося сиреневого платья, чтобы посмотреть обоженную кожу. Следов ожога и боли не было. Не было ничего, кроме сидящего на плече белого ворона, сладкого запаха распускающихся влажных роз, голубых елей, красного теплого дома и встающего сонного светила.
Женщина поседела на пороге, посмотрела на туманный горизонт, погладила свои лохматые, но прекрасные волосы и, обращаясь к своему вящему духу, произнесла:
- Наверное, это был ночной кошмар, слишком долгий! Но недаром он пришел ко мне!
Ворон тревожно каркнул и ответил:
- Обернись, хозяйка!
Медина обернулась и остолбенела! Над дубовой дверью дома, между сушеной ромашкой и мятой, висящими над порогом, был воткнут серебряный кинжал с красным рубином, сверкающим в крестообразной рукояти. Вдоль гладкого и острого лезвия оружия бежали выгравированные буквы непонятного слова.
******
Максимилиана, епископа Оротонского разбудили среди ночи шумные раскаты грома и блеск огромных молний в тревожных небесах. Он с усилием поднял свою гудящую от тяжелых снов голову и сел на деревянной кровати, озираясь по сторонам. Дождь хлестал косыми нитями в маленькое, тусклое оконце, проникая сквозь щели рам.
Священник вдел свои ноги в жесткие кожаные сандалии. Для ранней утренней молитвы время еще не наступило. Максимилиан посидел на кровати, потирая заспанные глаза, затем встал и подошел к окошку, за ним кроме ливня ничего не было видно. Он постоял, глядя на дождь, потом побродил из угла в угол своей узкой комнаты-спальни. Сон исчез окончательно. Дурное полуночное бодрствование, пришедшее совсем не кстати, раздражало священника. Тогда он снял со стены цепь с тлеющей лампадой и вышел вон. Пройдя по маленькой винтовой лестнице вверх, епископ отворил тяжелую железную дверь и очутился в храме за алтарем. Неоновые блики молнии скользили по мрачному готическому залу церкви, исчезая в далекой вышине свода. Священник поставил лампаду на низенький стульчик возле алтаря, нагнулся вниз и отодвинул каменную напольную плиту, располагающуюся за большим мраморным распятием. Из-под плиты он извлек увесистый резной ларец из красного дерева, окованный золотом. В нем лежали всевозможные свитки с указами Святой Лиги Христовой, два нательных креста, украшенных драгоценными камнями и два больших свернутых пергамента, перевязанные и скрепленные собственной печатью. Одним из документов было разрешение на проведение прилюдного сожжения ведьмы, жительницы Оротоны, подписанное верховным духовенством Лиги. Максимилиан дрожащими руками аккуратно развязал пергамент и при тусклом свете лампады углубился в чтение пунктов обвинения незамужней девицы по имени Медина.
- Одно лишь твое слово, Медина! – шептал епископ, утирая вспотевший от напряжения лоб рукавом своей длинной холщовой рубахи, - Я бы спас, уберег тебя от любого посягательства! Но, нет, твоя собственная гордыня наступила тебе на горло!
Священник тяжело вздохнул и поднялся с колен, укладывая все свитки назад в ларец.
- Пусть Господь простит тебе твои мерзкие деяния и твою красоту! Господи Всемогущий, не отстрани рук моих от исполнения воли твоей и воли служителей твоих! - с этими словами он перекрестился и поцеловал свой крест.
Затем убрал ларец в нишу, закрыл плитой, взял лампаду и направился обратно к потайной двери.
Вдруг до слуха отца Максимилиана донеслось отдаленное ржание лошади. Он резко обернулся с вытянутым от недовольства и удивления лицом. Видно, какой-то поздний, даже слишком поздний путник хочет встретиться с ним. Выбора не было, епископ открыл еще одну железную дверь и по запасным ходам прошел во внутренний двор храма. Во дворе под навесом стояла большая старая телега, в которой спали два прислужника, укрывшись с головой овечьими шкурами. Один из них был бывшим монахом, а теперь ходил расстригой, сбежав из монастыря Семи Холмов. Максимилиан тайно приютил его и каждый раз не забывал напоминать ленивому парню о своем акте милосердия, грозя при этом геенной огненной за невыполнение тяжелой работы. Вторым слугой был сын кузнеца – мальчишка лет тринадцати.
- Ишь, разоспались! – проворчал священник, направляя на них свет своей лампады, - Ничто им не помеха, ни стихия, ни холод! Спят без задних ног, даже глаз не открыли под грозой, бездельники!
Епископ Оротонский с презрительной гримасой стукнул по одному из колес телеги, слуги даже не шелохнулись. Он снова услышал приглушенное ржание лошади, поднял светильник над головой и увидел, что под густой кроной массивного дуба, растущего по средине двора, стоял великолепный конь необыкновенно белой масти с длинной шелковистой гривой и таким же хвостом и рыл копытом мокрую землю. А вокруг ни души. Животное фыркало и потряхивало головой. Ни седла, ни упряжи на лошади не было. Максимилиан с осторожностью приблизился к дубу.
- Божественная красота! Чей же ты? – восхищенно прошептал он, - Кто же твой хозяин? Как ты здесь очутился в такую ненастную ночь?
Лошадь дергала ноздрями и испуганно таращилась большими темными глазами на незнакомого человека.
- Не бойся, не бойся меня! – бормотал Максимилиан, блаженно улыбаясь, - Я тебя приголублю, будешь жить в моей обители как князь, буду давать тебе самого лучшего и отборного овса! Надену на тебя золотую уздечку. Покуда за тобой не вернется хозяин!
Епископ протянул руку, чтобы погладить чудо-коня по холке, но тот шарахнулся в сторону и громко заржал.
- Ну-ну! Красавец! Я тебе ничего дурного не сделаю! – священник снял с себя кожаный ремень, придерживающий его темно-коричневую ризу, сделал из него петлю и попытался накинуть ее лошади на шею.
Однако животное неожиданно встало на дыбы и угрожающе затрясло в воздухе мощными копытами передних ног. Максимилиан начал терять терпение и предпринял еще одну попытку усмирить коня. На сей раз он подождал, когда красивая, но настырная скотина успокоится, обошел ее боком, приблизившись к крупу. Это была последняя в жизни ошибка отца Максимилиана, епископа Оротонского. Ослепительно-белый конь с шелковой гривой снова громко и пронзительно заржал, быстро оторвал свои задние ноги от скользкой земли и со всей силы ударил священника обоими копытами в грудь. Человек не успел даже сделать вдоха. Грудная клетка хрустнула, из горла епископа вырвался маленький фонтанчик алой крови, и он как подкошенный, раскинув руки в воздухе, упал в сырые дубовые листья замертво. Лошадь сорвалась с места, перепрыгнула через бездыханное тело и помчалась с неимоверной быстротой в рассеивающийся с первыми бликами зари ночной туман.
Первым, кто обнаружил труп епископа с проломленной грудиной, был сын кузнеца. Он проснулся с лучами восходящего солнца, вылез из-под теплых овечьих шкур и свесил грязные босые ноги с телеги. Мальчишка щурился сонными глазами вдаль и чесал лохматую белобрысую голову. Тут-то парень и заметил лежащего под дубом отца Максимилиана. Сын кузнеца спрыгнул с телеги, подбежал к распростертому телу и заорал, что есть силы, своей осипшей за ночь глоткой. Земля вокруг мертвого священника была изрыта неподкованными копытами, а возле головы, усыпанной прошлогодней листвой, в жирные комья чернозема вонзился маленький серебряный кинжал с мерцающим рубином на рукояти.
*******
По прошествии трех дней Медина поднялась рано утром, умылась ключевой водой, долго смотрелась в зеркало тревожным зеленым взглядом. Затем она надела длинное черное платье с глухим воротом, повязала на голову темно-синий платок, спрятав белый лоб и огонь своих рыжих волос под жесткую ткань. Ведьма походила по дому, повздыхала, потом зачем-то достала из-под стеклянного колпака резной серебряный кубок, повертела его в руках и бросила в незаженную печь. Вящий дух Медины наблюдал, за ней, летая следом, и недовольно каркал.
- Ты останешься дома! – печально произнесла женщина, пойманному в ладони ворону, - Тебе со мной никак нельзя.
- Меня никто не увидит, хозяйка! – каркнул в ответ дух.
- Все равно нельзя! Странно, мне сегодня ночью приснился белый конь! Он мчался сквозь туман и громко ржал.
- Это знамение! – сказал ворон отчетливым человеческим голосом, - Жди тревожных перемен!
- Да ну тебя! – раздраженно отмахнулась от него ведьма, - Тоже мне, ведун сыскался!
- Это знамение! – упрямо повторил дух.
Женщина рассердилась и прогнала духа. Ее душа и так была не на месте, а сердце бешено колотилось в груди. Медина напрасно пыталась представить себе, как переступит порог храма и что будет говорить епископу Оротонскому. Подобным ярким картинам места в ее голове не нашлось. Вдруг колдунья вспомнила внезапное оправдание самой себе. Она же ведьма, которую ждет аутодафе! Как она может прийти в священную обитель с таким приговором?! Однако слова и темно-синий взгляд Архангела Михаила до сих пор не выходили из памяти.
- Значит, ангел знает, что делать! – пробормотала Медина, глядясь в маленькое тусклое зеркало в оправе из старинных самоцветов, - Значит такое возможно! Как бы я не сопротивлялась, идти нужно!
Она на мгновение прикрыла глаза и внезапно услышала глубоко внутри себя вкрадчивый, но угрожающий шепот: «Иди, иди! Только смотри, не споткнись по дороге!» Медина зажала руками уши, потом оторвала ладони и испуганно огляделась по сторонам. Кроме нее и обиженного вящего духа, сидящего в котле для варки каши, да еще черного кота, который валялся на постели хозяйки, придя ночью с весенней гулянки, рядом никого не было.
«Не ищи, не ищи меня, моя радость!» - снова, гадкий слащавый шепот, пронзил мозг ведьмы, - «Меня здесь нет, но я поблизости! Пойдешь в церковь – ты пропала!»
Женщина снова осмотрелась, а потом глянула еще раз на себя в зеркало. Отражение ее красивого и бледного лица со сверкающими испуганными зелеными глазами вдруг растянулось в улыбке и подмигнуло владелице. Медина плюнула в зеркало, отражение резко исказилось и исчезло.
- Так-то лучше! Назло тебе пойду! - с этими словами ведьма бросила зеркало в печь и для пущей осторожности зарыла его в золе, махнула рукой своему белому ворону, пригрозила пальцем коту и ушла из дома.
Жители города Оротоны вот уже четвертый день пребывали в тихой панике. Сын кузнеца разнес жуткую весть о внезапной кончине отца Максимилиана по всей округе, не забывая при этом приукрасить событие плодами своей бурной юношеской фантазии. Люди перешептывались в торговых лавках и по домам, боялись подходить к воротам храма и считали, что без Нечистого здесь не обошлось. Заодно и вспомнили о ведьме Медине, приписав именно ей активное содействие силам тьмы, ибо прекрасно знали, что между покойным епископом и этой опасной женщиной стояло не только родство, но и долгая взаимная неприязнь. Кое-кто поговаривал, что причиной всему произошедшему, очевидно, послужила ужасная смерть маленького сына Медины. Небезызвестная жена булочника была напугана больше всех. Она боялась, что месть колдуньи распространится и на нее, вспомнив о последней своей перебранке с рыжей бестией.
Тело отца Максимилиана было омыто и более-менее приведено в надлежащий вид старушками-прихожанками, затем положено в подвальный склеп храма. Из Оротоны отправился гонец с печальным сообщением и просьбой прислать нового настоятеля. Ближайший совет клириков находился при монастыре Семи Холмов, лежащем в двухстах милях от города. К четвертому дню после смерти епископа гонец вернулся в сопровождении двух монахов и священника из Ордена. Все трое закрылись в храме и никого не впускали. Люди ждали, что будет дальше.
Теплым туманным утром Медина не спеша подошла к храму, немного удивилась, даже испугалась, так как, вокруг не было ни души, а тяжелые железные ворота с массивными ручками-кольцами были наглухо закрыты. Сначала женщина подумала, что по незнанию своему пришла слишком рано. Но когда она услышала за своей спиной тревожное перешептывание, то поняла, что совсем не одна. Колдунья обернулась и заметила мелькающие за деревьями лица жителей, испуганные и злые, любопытные и ненавидящие. Люди медленно выходили из своих укрытий, но дальше деревьев с места не трогались. Сначала Медина ощутила жуткое смятение и нарастающую волну враждебности. Ее щеки окрасил алый румянец, а руки слегка задрожали. Но прекрасная чародейка совладала со своими страхами и чувствами. Она вызывающе улыбнулась, бросая жесткий и презрительный взгляд на переминающихся с ноги на ногу мужчин, их жен и детишек, прячущихся за материнским юбками, взяла дверное кольцо в левую руку и громко постучала в ворота. Шепот резко прекратился, и наступила давящая тишина ожидания. Через мгновение двери со скрипом отварились. Женщина опустила низко голову, задержав дыхание.
- Входи, дочь моя! Я ждал тебя! – услышала Медина певучий грудной баритон.
Она не сразу поняла, что голос этот слышит впервые. Он не принадлежал епископу Максимилиану. А когда осознала и подняла голову, то увидела перед собой священника – высокого мужчину, довольно молодого возраста, с коротко остриженными, но уже седыми волосами и глазами цвета созревшего янтаря. Руки свои он прятал в широких рукавах белой ризы, вышитой ярко-желтыми лилиями. Женщина от удивления раскрыла рот и, запинаясь от волнения, спросила:
- А где же отец Максимилиан?!
- Он покинул этот бренный мир, дабы служить Господу на небесах! – тихо ответил новый настоятель.
- Но, я должна была прийти к нему! – Медина отступила от священника на один шаг, - Подождите, святой отец, он что, умер?!
- Да, епископ Максимилиан Оротонский скоропостижно скончался, в ночь, четыре дня назад! Да прибудет его светлая душа с миром и покоем в Царствие Небесное!
- Ну и дела! – Медине стало жарко, и она развязала платок, - Что же мне теперь делать?
- Успокойся, дочь моя! – и новый священник едва заметно улыбнулся, - Меня зовут отец Бониан. Совет клириков Святого Ордена назначил меня епископом Оротоны, и теперь я буду вашим настоятелем до конца дней моих. А теперь, Медина, пройди за Священный Полог, останови свои мысли и приготовься к исповеди.
- Вы знаете меня? – удивлению колдуньи не было предела.
- Именно так! – ответил отец Бониан с дружеской улыбкой на тонких, почти бескровных губах.
- Меня ждет костер! Что мне делать?
- Успокойся, дочь моя, ступай за Полог!
Несмотря на неожиданность новой встречи и затаенный страх женщина не без ехидства отметила про себя: «Хороша дочь! Я, ведь старше этого святоши лет на шесть, не меньше! А, впрочем, у служителей церкви нет ни пола, ни возраста!»
Медина приподняла тяжелую бархатную занавесь алого цвета, проскользнула в узенький проем и очутилась возле резной деревянной перегородки. Она смущенно и неуклюже перекрестилась, от чего в груди стало жарко. Потом вспомнила, что креста не носила уже с детства. Рыжая ведьма с облегчением нащупала под платьем тот самый ангелов кинжал, который прихватила с собой, уходя из дома. Так, на всякий случай. Все-таки, святыня Господня! Медина перевела дух, опустилась на колени и повернула лицо свое к перегородке. Сквозь узорчатую деревянную резьбу он увидела отвратительную, ящеропдобную рожу своего ночного гостя – Сатаны! В духоте исповедальни закружился мерзкий запах серы, у женщины защипало в глазах, да так, что слезы брызнули.
- Ну, что?! – заорал Дьявол, просовывая свой длинный кровавый язык через отверстия деревянного узора, - Будем исповедоваться, моя радость?! Я тебя предупреждал! Только ты упряма, как ослица! Теперь ты не отвертишься! Обещаю!
Медина вскочила с колен, платок слетел с головы, тело рванулось к выходу, но руки и ноги запутались в атласной ткани Священного Полога.
- Даже не пытайся! – орал Сатана, брызгая алой слюной, - Хватит, поиграли в галантность, и будет! Если ты не пойдешь ко мне, Медина, я тебя убью прямо здесь и сейчас! Выбирай!
Красивая, рыжеволосая женщина, с глазами цвета молодого изумруда села на корточки, прислонившись спиной к решетке, и закрыла лицо руками.
«Я, действительно, пропала!» – думала она с таким надрывом в душе, будто стояла на краю пропасти, - «Господи, что же мне делать?! Что лучше – смерть сейчас, или костер потом, или…? Нет, наверное, лучше сгореть, чем оказаться в его жутких объятиях!» - ведьма тихо заплакала от бессилия и страха.
- Ты неправильно думаешь, душа моя! – врезался в ее мысли шипящий голос хозяина ада, - Выбирай тщательнее! Все, что я обещал, я исполню!
- Ненавижу тебя, ненавижу! – повторяла колдунья, словно читала проклятие, - Что же делать?! Ведь должен, должен быть, хоть какой-то, выход!
Руки Медины, будто, сами сложились в молитвенном жесте. Она прижала скрещенные пальцы ко лбу и зашептала быстро, запинаясь, с горькой страстью:
- Господи Всемогущий! Никогда я к тебе не обращалась, никогда не просила тебя ни о чем! А сейчас, умоляю – избавь меня от этого мерзкого позора и ужаса! Пусть я лучше сгорю на костре, но никогда, никогда не отдамся Дьяволу! Ты слышишь меня, Боже?! Не оставляй меня!
Слезы лились ручьем по щекам и губам. Медина ждала, пускай маленького, но чуда. Наивно представляла, что вот-вот разверзнется высокий свод храма, и Перст Господний поразит карающей молнией Сатану. Но ничего не происходило, а Рогатый хохотал во все горло, тряся волосатыми руками узорчатую деревянную перегородку. Запах серы усиливался, и ведьме стало тяжело дышать. Она закашлялась и вдруг почувствовала, как сквозь кожаный нагрудный мешочек, висящий под платьем, в ребра врезается острие кинжала. Продолжая кашлять женщина резко вскочила на ноги, сорвала мешочек с шеи и выхватила кинжал, который тут же засверкал холодом благородной стали. Рубин на рукояти переливался всеми цветами радуги. Медина прижала к решетке оружие Ангела, камень вспыхнул ярким огнем, и язычки пламени начали быстро распространяться по резьбе узора, разлетаясь по деревянным цветкам и листьям. Перегородка раскалилась и медленно разваливалась. Медина продолжала крепко прижимать лезвие и глядела в узкие кошачьи зрачки Сатаны. Его звериная физиономия исказилась в отвратительной гримасе. Дьявол попытался оторвать от решетки опаленные пальцы и сразу взвыл от боли. Пока хозяин преисподни дергался в злобных конвульсиях и был временно обезоружен, рыжая колдунья бросилась бежать из исповедальни. Она выскочила наружу, тут же споткнулась и упала на что-то мягкое. Это оказался еще теплый труп убитого отца Бониана. Его застывшие янтарные глаза устремили мертвый взгляд, полный недоумения, куда-то в сторону. Медина не стала выяснять, куда смотрел перед смертью новый священник, быстро поднялась с пола и помчалась на выход, к дверям храма. Она попыталась открыть тяжелые дубовые створки, но ничего не получалась. Внезапно странный гул и треск заставил женщину обернуться. Из-за атласного полога исповедальни валил серный дым. Гул усиливался, разносясь по стрельчатым аркам и высокому потолку церкви, отдаваясь в звенящих оконных витражах. От удивления и неожиданности раскрасневшееся лицо Медины вытянулось, брови поползли вверх, а глаза распахнулись так широко, что свело веки. Прямо на нее по широкому ковру, застилавшему каменный пол святой обители, двигалась ожившая мраморная статуя Архангела Михаила, которая совсем недавно стояла на возвышении рядом с алтарем. Ведьма ахнула и прижалась лопатками к дверям. Тяжелая каменная рука, сжимавшая большой стальной меч, медленно поднялась над белой головой, сделала широкий резкий взмах, и смертельное оружие с неимоверной быстротой пронеслось вдоль длинного прохода и с силой вонзилось в дерево, прямо над рыжей макушкой Медины. Старинные врата храма заскрипели и открылись настежь.
Спасение было выстрадано. Медина утратила последние силы что-либо видеть и слышать. Она перестала чувствовать свое тело, потеряла где-то далеко сознание и буквально выпала из дверей церкви на серые гранитные ступени.
На городок Оротону опустился мягкий майский вечер. Солнце медленно уплывало за туманные вершины гор.
Красный дом колдуньи Медины прятался в голубых елях. Где-то в лесу одиноко куковала кукушка. В саду покачивались от нежных прикосновений теплого ветерка желтые и голубые розы. На пороге дома сидел большой черный кот и вылизывался, потом поднимал свою хитрую усатую морду и щурился зелеными глазищами на закат.
Ставни на окнах были раскрыты. На кухне хозяйничал маленький домовой, прибирая беспорядок. Он прыгал с места на место, словно мохнатый шарик, и расставлял глиняную посуду по полкам, мел крошечным веником деревянный пол и что-то бормотал себе под нос. В хлеву возмущенно мычала не доеная корова. Она нетерпеливо топтала настил из сена и никак не могла понять, почему к ней никто не идет. Домовой услышал коровье недовольство, бросил веничек, схватил цепкими лапками ведро возле скамьи, которое было раза в три больше него, и метнулся на порог. Громыхнув ведром на ступенях маленькое чудище прошмыгнуло в хлев. За ним подтянулся кот, который учуял запах свежей пенки парного молока.
Медина с трудом разомкнула тяжелые веки. Бессмысленный взгляд широко раскрытых изумрудных глаз застыл на выбеленном потолке. Она лежала на своей дубовой кровати с шелковым покрывалом, в маленькой спальне своего уютного, теплого дома. У изголовья, на резной спинке расположился белый ворон, который следил за хозяйкой тревожным, красным глазом. Постепенно женщина начала приходить в себя и медленно соображать, что с ней произошло, и где она находится. Ведьма подняла голову с пуховой подушки и села. Она поморщилась от глухой стучащей боли в висках и потрогала ладонью вспотевший лоб. Затем пощупала шею, плечи, грудную клетку, словно заново пыталась привыкнуть к своему телу.
Ворон слетел со спинки кровати и уселся на колени Медины.
- А, это ты, дружок! – рассеянно промолвила ведьма, - Интересно, кто меня принес в дом?
- Люди! – загадочно ответил вящий дух.
- Люди? Какие люди?
- Жители? Они тебя принесли и положили на кровать! Постояли, посмотрели и ушли.
- А ты что? Тебя они видели?
- Карр! – ворон подпрыгнул на белых лапках, царапнув хозяйку за колено, - Как они меня могут видеть?!
- Ах, ну да! – Медина тяжело вздохнула и принялась растирать тонкими пальцами виски.
На кухне брякнуло ведро, ворон встрепенулся, а женщина резко поднялась, стряхнув духа с колен. Она прошлась босиком по прохладному дощатому полу, заглянула в каждый уголок дома. Везде было чисто и прибрано. А на кухне царил идеальный порядок. Серебряный кубок гаданий стоял на прежнем месте – под стеклянным колпаком. В печи разгорался слабый огонек, пахло травами и мускатным орехом. Посуда блестела от родниковой воды. На столе лежала свежая голубая скатерть. А на угловой скамье стояло жестяное ведро, полное пенистого молока. Все дышало теплом и уютом.
- Как хорошо! – выдохнула Медина, потягиваясь, - Спасибо тебе, мой дорогой домовой!
- Рад служить! – буркнул скрипучий голос откуда-то из-за печи.
Ведьма вышла на улицу, набрала полную грудь свежего, вечернего воздуха, смешенного с ароматом хвои и роз, и медленно выпустила его через ноздри. Тишина и покой. Об ноги терся своей мягкой спинкой черный котище, хитро мурлыкал и урчал. Медина вернулась в дом, сняла висевшую с крючка возле двери красную вязаную шаль своей покойной матери, закуталась в нее, вышла снова на порог и села на ступени. Кот тут же запрыгнул на колени.
- Странно! - размышляла Медина вслух, - Зачем я понадобилась Архангелу Михаилу? Зачем? Ведь меня чуть не убили! Все странно!
Она гладила кота и печально глядела на загорающиеся в багряной полосе горизонта первые звезды.
- Зато я знаю наверняка, что душа моего родного сыночка живет в Белом Свете! Ах, сыночек, сыночек! Думается мне, что страдала я за тебя, чтобы тебе там было хорошо! И если ты меня слышишь, то знай, я готова еще раз пострадать! Лишь бы ты был счастлив там, так далеко от меня!
Женщина моргнула несколько раз, и по щекам покатились горько-соленые слезы. Медина судорожно всхлипнула, уткнувшись лицом в пушистую кошачью спину.
Тоска, сильная тоска по умершему ребенку заглушила облегчение невероятного спасения. К тому же еще всплыла из дальних глубин сердца жалость к погибшему отцу Максимилиану. Эти чувства стали для ведьмы чем-то новым и необходимым.
Удивительная штука жизнь! Что может быть страшнее мученической смерти на костре и ужасной невыносимой физической боли? Наверное, только гибель души!
От подобных размышлений у Медины разболелась голова и появилось раздражение. Она спихнула пригревшегося кота с колен, вытянула занемевшие ноги и вытерла слезы шалью. Вдруг откуда-то со стороны каменистой дороги, ведущей в Оротону, послышался цокот копыт и скрип колес. Колуднья нехотя поднялась и подошла к калитке, чтобы разглядеть в сгущающихся ночных сумерках незваных гостей. К дому приближалась повозка, которую тащила дряхлая лошаденка. Старая кляча то и дело спотыкалась об попадающиеся булыжники и фыркала. На повозке сидели, свесив ноги два мужика. Когда телега подъехала ближе, то Медина узнала в них кузнеца и булочника. Они остановили лошадь и одновременно спрыгнули с телеги. Лица обоих были мрачными и угрюмыми. В повозке лежал человек, укрытый плащом.
Хозяйка красного дома вышла за калитку, закрыв ее за собой. Она сердито уставилась на обоих мужчин, скрестив руки на груди.
- Что нужно?
Кузнец с булочником смущенно топтались на месте и переглядывались друг с другом.
- Мы, это, того, Медина! За помощью к тебе!
- Говорите!
- У нас тут человек один! В общем, помощь ему нужна!
- Кто это?
- Да купец, заезжий! – булочник снял старую шляпу с обвислыми полями и почесал лоб, - Он недавно приехал! Ну, не один, конечно! Привез кучу всякого товара на подводах. Кубки золотые, шелк, оленьи рога, кольца, серьги, пергамент, чернила жемчужные. Много чего, говорит, что прямо с корабля, три дня добирались.
- И что дальше? – вызывающе спросила женщина, нахмурив красивые тонкие брови.
- Так ведь прибитый он! – кузнец подошел к Медине поближе и развел виновато руками, - Он со своими людьми в харчевне засел. Они пили ели, песни пели на непонятном языке. А потом купец этот и спрашивает, что, мол, есть ли в нашем городе самая красивая незамужняя женщина. Мол, он себе жену ищет, заморскую. Вот! Ну и кто-то возьми да и скажи ему про тебя! А он уже сильно пьяный был. Вскочил с места и бегом на улицу. Тут навес-то над входом на него и обвалился, и придавил парня! Кроме тебя его никто и не вылечит. Купец-то богатый, говорят именитый!
«Это судьба!» - подумала Медина.
- Заносите его в дом!
Мужчины снова переглянулись и с места не тронулись. Ведьма засмеялась и открыла калитку.
- Не бойтесь! Чертей у меня в доме не водится, заносите, да поживее!
Кузнец с булочником осторожно вытащили бездыханного купца из телеги и понесли его в дом. Медина указала на свою кровать, и они повалили его на пушистое одеяло. Заезжий гость оказался довольно крепкого телосложения и высокого роста. Так что носильщикам пришлось попотеть.
- Ну, вот, лечи его! – сказал булочник, вытирая пот со лба, переведя дух.
Ведьма достала из настенного ящика большую белую свечу и зажгла ее.
- Что слышно в Оротоне! – деловито спросила она обоих, склоняясь над больным.
- Да так, всякое говорят! – буркнул кузнец, с любопытством наблюдая за рыжей колдуньей, - Завтра приедет преподобный Ормон, настоятель монастыря семи Холмов, будет служить заупокойную мессу по отцу Максимилиану и отцу Бониану.
- А, ну-ну! – задумчиво произнесла Медина, разглядывая бледное и красивое лицо молодого купца.
- Люди говорят, что ты свою душу спасала! Самого Нечистого поборола! Вроде, как ты с ним в размолвке.
Женщина удивленно вскинула брови и посмотрела в недоумении на двух бедолаг. А потом расхохоталась.
- Вот так слухи! Вот так новости! Я в размолвке с Дьяволом! – Медина вдруг перестала смеяться и гневно сверкнула своими зелеными глазами в мерцающем пламени свечи, - Запомните и другим скажите! Я никогда не состояла в сделках с дьяволом и никогда не буду иметь с ним отношения! Вот так! А душу я свою действительно спасла. И вам советую о своих позаботиться!
Мужики испугано моргали и переминались с ноги на ногу.
- Так мы что, мы только передаем, что слышали. С нас и взятки гладки. Мы бы сюда не поехали, если бы не этот красавец! – бормотал в смущении кузнец, - Мне он лично заказ на тридцать ободов сделал. Надо же ему помочь.
- Вовремя вы спохватились! – ворчала Медина, ощупывая тело купца, - У него ребра сломаны! Ладно, ступайте себе. А дней через десять ждите его обратно. Он у меня, как молодой конь скакать будет!
Мужчины отправились на выход. Булочник обернулся и, слегка запинаясь, произнес:
- Ну, будь здорова Медина!
- И вам не хворать!
- Слушай, а что жене-то моей сказать? Вы вроде как поругались с ней последний раз. У нее теперь боязнь, да и лицо совсем заплыло!
Ведьма лукаво улыбнулась, открыла настенный ящик и извлекла оттуда маленький деревянный коробочек с пробковой крышкой.
- На, вот, передай своей матроне! Как появится растущая луна, нужно мазаться этим снадобьем ровно шесть дней. А на седьмой день остатки вместе с коробкой пусть зароет ночью под ивой и место это посыплет солью. Все! И пускай в следующий раз придерживает свой длинный язык!
Булочник с опаской взял мазь и спрятал ее за пазуху. После чего оба жителя Оротоны молча удалились.
Медина закрыла дверь дома на засов, захлопнула ставни. Несколько мгновений она стояла, не шевелясь, на кухне, прислушивалась, а затем свистнула тихо пару раз. К ногам ее подбежал пушистый домовой, выпрыгнув неизвестно откуда. Он заискивающе поглядывал на хозяйку своим единственным черным глазом и чесал корявой лапкой острое ухо. Женщина молча кивнула ему, и маленькое чудище скакнуло в печь, выудило оттуда глиняный горшок, зачерпнуло им из ведра свежее молоко и поставило на стол, неуклюже взбираясь на широкое сиденье дубового стула.
Вящий дух летал под потолком, тихо покаркивая. Ведьма хлопнула в ладоши, и ворон клювом стащил с крючка потолочной балки сушеный пучок душистой мелиссы, подлетел к горшку с молоком и бросил туда траву. Медина открыла посуденный шкаф, затем потайную дверцу в стенке шкафа и извлекла оттуда две жестяные банки. Она поднесла их к столу и поставила рядом с молоком. Взяла три бронзовых подсвечника и три черные свечи. Зажгла их и установила подсвечники по три стороны от горшка. Свечное пламя запрыгало и затрещало. Красавица-чародейка загадочно улыбнулась, смотря на любопытную физиономию домового и горящие красные глаза ворона. Хлопнула еще раз в ладоши, и дух принес в клюве из спальни костяной гребень. Медина распустила свои огненные волосы, тщательно расчесала их гребнем. То, что осталось на зубьях, бросила в огонь свечей. Искры от сгоревших волос разлетелись по кухне. Женщина выпрямила спину, закрыла глаза и положила руки на колени. Голову ведьмы окутала голубоватая дымка, волосы начали развиваться сами по себе, словно от ворвавшегося через ставни ночного ветра. Прекрасное лицо Медины приняло отрешенное, таинственное выражение, губы и щеки заалели, как весенние маки. Она начала шептать заклинание. Свечи трещали, рыжий шлейф волос развивался в душном воздухе кухни. Голубая дымка плыла под потолком. Вдруг ведьма перестала шептать, широко открыла свои изумрудные очи, наклонилась над горшком и со всей силы дунула на молоко. Ароматная белая жидкость запузырилась, забулькала и принялась кипеть, образуя по всей поверхности коричневатую пленку.
Хозяйка красного дома потерла ладони друг о друга и открыла жестяные баночки. В одной находился красный порошок, похожий на тертый шафран. В другой искрились и переливались всеми цветами радуги серебристые песчинки. Может быть, именно так и выглядела таинственная звездная пыль.
Чародейка не замедлила воспользоваться содержимым обеих коробочек. Сначала она всыпала в кипящую белую пену красные песчинки, отчего молоко приобрело золотисто-оранжевый оттенок. А затем Медина взяла на ладонь горстку звездного серебра, немного потерла ее пальцами и нежно сдула с руки в бурлящее снадобье сверкающие крупинки. Молоко заиграло всеми цветами радуги, вспенилось, готовое выбежать из горшка, и вдруг перестало кипеть и булькать. Свежая молочная пенка окрасилась цветом липового меда. Женщина поднялась со стула, подошла к полке со стеклянным колпаком, открыла его и достала свой серебряный, резной кубок. Медина, улыбалась, глядя на изящный магический сосуд. Она медленно окунула его в целебный отвар, поводила кубком по кругу, зачерпнула молоко, наполнив сосуд полностью. Теперь она отправилась в спальню, где на ее кровати лежал в бессознании пострадавший от своей преждевременной страсти заезжий молодой купец.
Три дня и три ночи колдунья вливала в рот беспомощному мужчине живительное молочное зелье. Три дня и три ночи иноземный гость метался в бреду, мокрый от пота и бледный от боли, ничего не слыша и ничего не видя. Медина же спокойно ждала нужного часа и нежно гладила купца по жестким курчавым волосам пшеничного цвета.
На четвертую ночь купец медленно открыл глаза и сразу же натолкнулся вымученным взглядом на склоненное над ним очаровательное женское лицо и теплый зеленый свет, струящийся сквозь длинные пушистые ресницы.
- Где я? – осипшим голосом и заплетающимся языком вымолвил он.
- Ты в безопасности! – ответила Медина, ласково улыбаясь.
- Кто ты, женщина?
- Я ведьма!
- Ведьма?! – купец попытался, было, оторвать голову от подушки, но лишь поморщился от слабости и зудящей боли в затылке.
- Не бойся меня, я тебя не съем! – хохотнула хозяйка красного дома, натягивая на больного пушистое одеяло.
- Я не боюсь! – буркнул мужчина, - Я просто ничего не помню!
- Вспомнишь!
- Как тебя зовут, ведьма?
- Медина!
- Медина! – задумчиво повторил купец, - Странное имя, восточное какое-то! Ты очень красивая!
- Ты тоже ничего! Не меня ли ты искал, сидя в харчевне и выпивая с друзьями? – мягкий изумрудный взгляд грел изможденное лицо гостя.
Вдруг купец вздрогнул и зажмурился.
- Вспомнил! Все вспомнил! Тебя, тебя искал, красавица моя! – он приложил немалые усилия и все-таки сел на кровати, прикрывая наготу свою одеялом, - Видишь, как сложилось! Знать судьба мне на голову навес уронила, чтобы я тебя нашел. Я богатый, холостой, у меня свой большой дом, слуги, два корабля! Все у меня есть! Поедешь со мной?
- Далеко ли? – насмешливо спросила Медина.
- Далеко! Но там тебе будет хорошо!
- Не сомневаюсь! А не боишься, что я ведьма, у меня еще домовой и вящий дух есть, и кот говорящий? А?
- Не боюсь! – мужчина широко заулыбался, показывая ряд крепких белых зубов, - Я и сам не ангел! Но я тебя буду любить так, как никто никогда не любил!
С этим словами купец протянул руки к ведьме, но тут же застонал, уронив их, как безжизненные плети.
- Ну ну-ну! Тише! – Медина принялась укладывать ретивого больного на подушки, - Ты еще не здоров, к тому же у тебя пара ребер сломана! Ну, ничего, через недельку будешь как новенький. Вот тогда и поговорим! Назови-ка, лучше теперь ты имя свое!
- Агафон! – улыбался мужчина.
Ведьма побледнела и отшатнулась. В ее широко раскрытых глазах бегал страх.
- Что ты, что ты, душенька моя! – Агафон снова протянул к ней руки, - Чего ты так испугалась?
- Имя твое, имя! – бормотала женщина.
- Меня так с рождения назвали. В наших краях такое имя часто попадается. И веры я другой! Не страшись меня, Медина! Я для тебя все сделаю, все, что пожелаешь! Со мной ты будешь всегда в безопасности. Я человек надежный! – Агафон хотел обнять колдунью, прижать к своей широкой груди, но сломанные ребра не дали ему этого сделать. Он снова заохал, застонал и сомкнул веки, злясь на свою немощность.
Медина прогнала дурные мысли и успокоилась. Она погладила его вспотевший лоб, задула свечи и ушла. Ушла в лес, прихватив с собой фонарь, собирать светящийся мох.
Вернулась под утро, заглянула в спальню. Влюбленный гость спал богатырским сном, похрапывая на спине. Ведьма разложила мох на мокром полотенце и аккуратно обернула этой повязкой грудную клетку купца, сверху накрыла все пергаментом и одеялом. Мужчина даже не шелохнулся. Она склонилась над ним и мягко поцеловала его в горячие, припухшие от сна губы.
********
Время бежит, как космический песок сквозь пальцы Создателя. Иноземный купец выздоровел, окреп телом и спустя неделю уже рубил во дворе колдуньи дрова. Он пытался постоянно ухаживать за красавицей-хозяйкой. Но Медина мягко отклоняла его напористые выпады, грозя при этом шутливо пальцем. Она ждала нужного часа. Она терпеливо ждала. Потому что не погасли еще на горизонте Узлы Дракона, и не подала пока знака великая и страшная женщина по имени Лиллит. Он должен был появиться на ночном небосводе на десятый день. Медина ждала и боялась. Молодой купец тянул чародейку в свои объятия и не понимал, почему эта загадочная и восхитительная женщина отстраняется от него. Даже обижался, правда, не надолго. Стоило только Медине приготовить и подать на стол необыкновенно вкусное кушанье и улыбнуться, как он целиком и полностью оказывался в ее власти.
Белый ворон ворчливо стучал клювом и радовался, что Агафон не видит его и не ощущает. Поэтому иногда позволял себе съехидничать и пытался пугать мужчину. Однако этот человек, видимо, мало чего боялся. А домовой вообще старался не попадаться купцу на глаза.
Уходящая весна хорошела с каждым днем. Розы цвели и благоухали, разнося свой чарующий аромат далеко в лес. Голубые ели бесшумно покачивали своими тяжелыми лапами. Горизонт краснел в закате, словно наливное яблоко. Наступил вечер десятого дня. Медина заранее привела в порядок одежду своего больного, выдала ему дубленую куртку, штаны, шелковую рубашку, жесткий ремень и подкованные сапоги с высоким голенищем. Все то, в чем купца привезли к ней. А затем потребовала, чтобы он немедленно покинул ее жилище.
- А к чему такая спешка!? – Агафон был просто обескуражен поведением хозяйки красного дома.
- Тебе нужно возвращаться в Оротону прямо сейчас! – раздраженно ответила ведьма, - И ни о чем не спрашивай меня! В городе тебя ждут твои люди, лежит твой товар. Ты не можешь не вернуться!
- Но, Медина! Я и так собирался ехать, но только с тобой! – мужчина развел руками, - Без тебя я никуда не поеду!
- Послушай меня, Агафон! – Медина начала сердиться, - Отправляйся в Оротону, реши все свои дела и жди меня там! Если завтра к вечеру я не появлюсь, забудь обо мне раз и навсегда и уезжай!
Купец опечалился и с шумом сел на край стола на кухне, скрестив руки на груди.
- Никуда я без тебя не поеду! – упрямо твердил он, - Ну, сама посуди, что за жизнь здесь у тебя, как у отшельницы! Да и жители тебя боятся и не любят. Я уже наслышан о твоих «подвигах»! Небось, спят все и видят, как бы тебя на костре сжечь!
- А вот это, дорогой мой Агафон, не твоего ума дело! – с этими словами женщина сильно хлопнула ладонью по столу, - Лучше уезжай по добру поздорову и сделай так, как я тебе сказала!
- Да ты, я погляжу, с крутым характером! – ухмыльнулся мужчина, - Ладно, сейчас я уйду! Но в следующий раз будет по-моему!
Он оторвал свою пятую точку от стола, накинул дубленую куртку на сильные плечи, зашнуровал рубашку и ушел, хлопнув дверью. До Оротоны купцу пришлось добираться пешком. Его скакун остался в городе.
Медина зашла в спальню, оправила кровать, глянула на свое печальное красивое лицо в зеркало и прошептала:
- Следующего раза может и не быть!
Ночь десятого дня растянула свое тяжелое влажное покрывало по всей округе. Медина трясущимися руками вытащила из тайника кинжал Архангела Михаила и судорожно прижала его холодный клинок к своей груди. Она накинула шаль, прошлась по всему дому свистнула вящему духу и отправилась на большую дорогу. Горизонт был черен, вдали так же чернели скалистые и враждебные горы. Ведьма с волнением подняла голову в небо и принялась вглядываться в майские созвездия. Вот грозный Скорпион – ее знак, держал в своей космической клешне крайние звезды Весов. Вот погасли и исчезли Узлы Дракона, слава Богу! Вот горит Марс, злобно мерцая над линией горизонта. А по правую сторону должен появиться проклятый знак треугольника.
Медина тряслась от страха и внутреннего холода. Она ждала, мучительно долго, до боли напрягая зрение.
Подул слабый ветерок, запутался в ее рыжих волосах. Белый ворон обнимал крыльями ее шею, стараясь хоть как-то поддержать хозяйку. Марс сверкал все сильнее и враждебнее, переливаясь зеленоватой лазурью. Треугольник не появлялся. Звезды не соединялись. Но Медина продолжала упорно всматриваться в небесный ковер, ища опасный рисунок.
Треугольник не появлялся, не появлялся, не было его!
Так они и простояли на дороге до рассвета – прекрасная ведьма с вящим духом на плече.
Лиллит проиграла!
Медина поймала пушистыми ресницами первые лучи встающего солнца, сощурилась, прикрыв лицо ладонью, и бессильно плюхнулась на большой кусок засохшей дорожной глины, продолжая прижимать Ангелов кинжал к груди.
- Все, мне теперь бояться нечего! Я уеду из этих мест раз и навсегда! Дом, правда, жалко! – и ведьма заплакала с тоской и облегчением.
******
Городок Оротона гудел, как пчелиный улей. События последних дней вывели тихих и ленивых жителей из равновесия. Мужчины не давали покоя появившемуся купцу Агафону, требуя от него разъяснений. Женщины толпились возле закрытых ворот храма в ожидании появления после заупокойной мессы по погибшим священникам преподобного Ормона, надеялись на него, что святой отец отпустит грехи всем подряд.
В церковь никого не пускали. На ступенях обители стояли стражники монастыря Семи Холмов - вооруженные до зубов наемники.
Преподобный Ормон сидел в келье покойного отца Максимилиана и ломал голову, что делать с церковью Оротоны. По всем устоявшимся религиозным законам ее нужно было временно закрыть, службы отменить. А еще лучше, после того, как в стенах храма побывал сам Сатана, здание снести. Место это освятить и отстроить церковь заново. Но на подобные мероприятия требовались большие деньги. Конечно, золота и серебра в Семи Холмах было предостаточно. Но, увы, великий настоятель монастыря имел одну большую слабость – любовь к звенящим монетам. Он и не собирался делать пожертвование. Он искал богатую жертву среди горожан. Тут только в лихорадочных мыслях своих престарелый и грузный телом отец Ормон вспомнил о находящемся в Оротоне караване купца Агафона. Он уже нашел тайник с документами, прочитал приговор для ведьмы Медины и решил воспользоваться сложившейся ситуацией. Настоятель монастыря призвал к себе двух солдат и потребовал доставить в храм иноземного торговца.
Агафон временно поселился в харчевне, хозяином которой был булочник. Он нервничал в ожидании приезда любимой женщины и много пил, не пьянея. Булочник и жена его, которая за последнюю неделю заметно похорошела лицом, старались угодить купцу, как могли. Агафон же злился, что приходится сидеть в бездействии. Злился на себя, что так легко попался в сети любовных чар, злился на Медину, которая даже на расстоянии умудрялась управлять им. Злился на своих товарищей и бесконечно-бесконечно любил.
И вот настал вечер, когда Медина должна была приехать в Оротону. Купец был на взводе: уже темнело, а его колдунья не появлялась. Вместо нее на пороге харчевни выросли грозной тенью два солдата-наемника, которые решительно попросили мужчину следовать за ними к Преподобному Ормону. Агафон в сердцах со всего размаха треснул кулаком по столу, шумно поднялся с дубовой скамьи и отправился за стражниками. На пороге он подозвал к себе бледную от испуга жену булочника.
- Послушай меня, красавица! Скоро сюда должна прийти одна женщина. Ты ее знаешь. Не гони ее. Она придет ко мне. Пусть останется у вас, пока я не вернусь, а завтра мы уедем. Больше вы ее не увидите!
- Ох, господин! Знаю я, про кого Вы говорите! Я ее боюсь! Вдруг сглазит нас и наш дом! Мы ведь к ней не очень хорошо относились.
Агафон презрительно поморщился.
- Не бойся, не сглазит! Она теперь моей женой будет! А вам я заплачу за неудобства сполна!
Купец ушел с солдатами в церковь, а толстуха булочница тут же побежала по соседкам распространять неслыханную весть.
Беседа была долгой и неприятной. Агафон готов был удавить Преподобного Ормона, пока тот зачитывал гнусавым и монотонным голосом все пункты обвинения девицы Медины, ведьмы города Оротоны. Купец едва сдерживал себя от необдуманных действий, сжимая до хруста пальцы в кулаках. Его красивое лицо то бледнело, то заливалось багровым румянцем. От цепкого и колючего взгляда настоятеля монастыря Семи Холмов не ускользало ни одно движение иноземного торговца.
- Так что Вы от меня хотите? – раздраженно и сквозь зубы проговорил Агафон.
- На все воля Божья, сын мой! – и его святейшество сделало притворный тяжкий вздох, - Ты сам понимаешь, не найди я этот документ, ничего бы, может быть, и не было! Я его не подписывал! Указ пришел свыше! – медленным движением белой руки Преподобный Ормон потер жирный подбородок, - Согласно закону об инквизиции Медину ждет аутодафе.
- И Вы это допустите?! – купец угрожающе приблизился к настоятелю, прижавшись широкой грудью к ребру стола, за которым они оба сидели. Его синие, чуть раскосые глаза, горели опасным светом.
- Сын мой, я служитель Господа! И неукоснительно исполняю предначертания и волю Его! Закон есть закон! Но! То, что здесь произошло, какая страшная учесть постигла братьев наших, и как повела себя девица Медина, все говорит о том, что она почти искупила свой грех перед лицом Отца нашего всемогущего! Однако, я не зря произнес слово «почти»! – и отец Ормон поднял пухлый указательный палец, украшенный перстнем с рубином.
- Не тяните, ваше святейшество! Вы меня пугаете! - почти кричал купец, - Я желаю взять ведьму Медину в жены и никогда не отступлюсь от этого решения! Я готов заплатить за нее любой выкуп, лишь бы приговор этот канул в Лету!
- Побойся Бога, сын мой! - настоятель вошел в раж лицедейства и замахал на Агафона руками, - О чем ты говоришь, какой выкуп?! Ты очерняешь меня в глазах Святой Церкви и Священного Совета клириков! За такие слова я мог бы заточить тебя в подземелье! Однако вижу я, насколько велика твоя любовь к грешнице! А любовь – это святое благо! – Преподобный Ормон поднялся с низенького стульчика и стал мерить шагами маленькую келью покойного отца Максимилиана, - Что же, помочь влюбленным – обязанность любого священника! Из этого тяжелого положения, в каком мы с тобой и Медина оказались, есть выход! Церковь эта будет снесена, так как она была осквернена нечистым силами. Новый храм Оротоны вознесет свои стены к небесам. Ты можешь сотворить благое дело, иноземец! Ты внесешь пожертвование на строительство обители Господней!
- Что же! Пусть будет так! – Агафон скрыл горькую усмешку, - И во сколько сие пожертвование Вы оцениваете?
Маленькие черные глазки доблестного служителя заискрились и забегали. Он снова сел на место и надул свои толстые красные губы.
- А во сколько ты оценишь жизнь возлюбленной своей?!
- Бросьте ерничать, святой отец! Назовите вашу цену! –купец в нетерпении стучал каблуками сапог по полу.
- Десять тысяч золотыми монетами! – и маленькие черные глазки закрылись.
Наступила глубокая и неприятная тишина. Агафон с презрением и брезгливостью глядел на настоятеля, который не открывал глаз, на его жирный отвислый подбородок, на красные, полубабьи губы и на короткие ручки, украшенные дорогими перстнями, на массивную золотую цепь с золотым крестом, инкрустированным жемчугом, свисающую вдоль огромного живота. Наконец он открыл рот и медленно с расстановкой каждого слова произнес:
- Я заплачу Вам эти деньги! Сегодня же ночью от меня с ними придет человек. Он отдаст золото, Вы же в свою очередь вручите ему документ, порванный Вами собственноручно на две части! После чего немедленно отпустите его!
- Сын мой! – Преподобный Ормон разомкнул обрюзгшие веки, - Я клянусь Господом нашим Иесусом Христом и даю честное благородное слово, что так именно и будет!
- О благородстве, думаю, стоило бы промолчать! – Агафон встал, отряхнул одежду свою и вышел из кельи.
Медина медленно шла по большой дороге, углубившись в свои думы. Она закрыл дом, заколотила ставни, срезала розы в большой букет, чтобы забрать их с собой. Упаковала небольшой вещевой мешок, в котором лежало все необходимое, включая предметы колдовства. С ними женщина расстаться никак не могла. Вящий дух уменьшился в размерах и спрятался в густых волосах хозяйки. Колдунья прихватила с собой корзину со снедью и предложила сесть туда своему домовому, чтобы взять его в дальнюю дорогу. Но маленький одноглазый смотритель дома отказался наотрез. Он решил остаться в одиноком родном жилище и ждать возвращения Медины, надеясь, что когда-нибудь она действительно вернется. Обещал клятвенно следить за садом и коровой, доить ее и лечить при нужде. И ждать, ждать. Ведьма была так поражена верностью своего домового, что даже разрыдалась от жалости и умиления. Они попрощались на пороге, и Медина подтвердила, что рано или поздно приедет, пусть и ненадолго, в свой дорогой и теплый дом. Черный кот колдуньи остался сторожить очаг за компанию с пушистым чудищем.
Было уже далеко за полночь, когда зеленоглазая чародейка вошла в Оротону. Она спрятала лицо в нежные лепестки свежесрезанных роз, на мгновение остановилась на перекрестке, задумалась. А затем направила свои быстрые шаги к харчевне.
С волнением и осторожностью Медина постучала в двери. Прошло какое-то время, прежде чем засов заскрипел и на пороге появился заспанный булочник с всклокоченными черными волосами. Он зевал и кряхтел, однако тут же пришел в себя, когда увидел ведьму. Хозяин харчевни заморгал глазами и попятился, пропуская Медину вовнутрь.
- Где он? – тихо спросила женщина, не глядя на мельника.
- Наверху! Вещи собирает! Там с ним люди его!
Медина быстрыми и легкими шагами поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж. Вящий дух вжался в ее шею. Колдунья открыла широкую тяжелую дверь и попала в просторную большую комнату, отделанную дубовыми досками. За столом, стоящими посредине, сидели четверо мужчин, которые склонились над какими-то бумагами. Все они были молодые, статные, богато одетые. Среди них находился и Агафон. Медина успела отметить, что привычный свежий румянец сошел с лица его, и дымка бледности лежала на скулах и губах. Он поднял голову и, увидев женщину, тут же вскочил. За ним обернулись и остальные. Агафон подбежал к возлюбленной своей, обнял ее и крепко прижал к груди.
- Родная моя, любимая! Я думал с ума сойду, пока тебя дождусь! – горячо шептал он Медине в рыжие волосы, страстно целуя ее глаза, губы, щеки.
Соратники купца, смущенно улыбаясь, дружно повставали со своих мест и покинули комнату.
Медина мягко отстранилась от ласк Агафона и пристально вгляделась в его синие глаза.
- Ты что-то сделал?!
- Теперь это уже неважно! – ответил он и опустил голову.
- Отныне, что бы ты ни сделал, будет иметь для меня большое значение!
Купеческий караван уехал из города в предрассветный час, когда тишина пробуждаемой зари сливается с гомоном черных духов.
На пороге красного дома сидели черный кот и маленький одноглазый домовой, который, поджав под себя кривые лохматые лапки, вздыхал почти по-человечески.
*******
С тех бурных событий, случившихся в городке Оротона, лежащем в предгорьях, рядом с дремучим лесом, прошло три года. Медина вышла замуж за купца Агафона и поселилась в далеком краю, на большой и бурной реке, имеющей название Белый Свет. Семья жила в высоком деревянном и красивом доме, называвшемся теремом, в любви и достатке. Агафон плавал по морям со своими кораблями, удачно торговал. А его прекрасная жена-чародейка воспитывала появившихся на свет сыновей-близнецов. И звали их Михаил и Агафон. Однажды жарким летом, когда муж был в очередном плавании, в ворота дома постучали. Близилась ночь, и слуги, и дети спали. Не спала лишь одна Медина, словно предчувствовала событие. Когда она открыла двери, то увидела перед собой монаха в черной рясе с белым поясом. Голова его была низко наклонена, а тень от куколя падала на лицо. Он переминался с ноги на ногу, оставляя следы от жестких сандалий на песке, и молчал. Так же, молча, монах вынул руки из широких рукавов одеяния и протянул их к Медине. На одной раскрытой ладони лежал перламутровый крест в виде кинжала, отделанный серебром, а на другой – черный треугольник с сапфировым глазом посередине. От великого удивления и испуга женщина попятилась назад, отмахиваясь от человека в рясе, как от привидения. Тот склонился и положил символы на песок, а потом тихо произнес:
- О тебе помнят по обе стороны горизонта, Медина! Знаки эти твои и даны они тебе, дабы Черное и Белое никогда не слились воедино!
С этими словами странный и страшный путник исчез за воротами в сгущающихся сумерках летней ночи.