Ну и народ...

Рытченко Геннадий Юрьевич
На открытие памятника воинам, погибшим в  локальных кофликтах, собрались самые разные люди. Представители администрации города, спонсоры- предприниматели, воины- интернационалисты, и простые горожане, которые вышли в теплый майский день погулять по скверу.
Все шло по заранее утвержденному сценарию. Во избежание хулиганских выходок, вокруг места митинга патрулировала милиция. У самого памятника, пока еще накрытого белой материей, выстроились военные с автоматами в руках. Даже были предусмотрены временно изготовленные пандусы для того, чтобы те воины- ветераны, кто будет в инвалидных колясках, смогли подняться самостоятельно, и возложить цветы.
Митинг открыли чиновники, которые долго говорили, обращаясь к ветеранам разных войн и вооруженных конфликтов. Теплое слово от лица участников Великой Отечественной войны сказал известный всему городу председатель совета ветеранов.
Люди отходили, подходили, стояли слушали. Хлопотали торговки, разворачивая лотки с различной снедью, погромыхивали ящиками с водкой, газированной водой, полушепотом покрикивали на подручных, накрывающих отдельно отставленные столы. Руководил ими молодой человек в хорошем, тонкой кожи пиджаке, около которого вертелся маленький мальчишка, видимо сын. Мальчишка постоянно глядя снизу вверх, отвлекал отца, дергая его за пиджак. В конце концов отцу это так осточертело, что он дал мальчишке гигантский чупа - чупс, лишь бы тот постоял спокойно.
Горожане митинг слушали вполуха, умильно поглядывали на лотки с соблазнительными лакомствами. Отвлекали быстро уставшие от неподвижного стояния маленькие дети, доносившиеся из зеленого театра звуки духового оркестра.
 Плохо скрываясь,  в сторону позевывали чиновники малого ранга, пригнанные под расписку в праздничный день «для массовости мероприятия городского уровня».
Вертели головами, рассматривая окружающих, отыскивая знакомых, нарядные женщины. А молоденькие девчонки- школьницы, с громадными белыми бантами на головах и цветами в руках, которым все это надоело еще на репетициях, откровенно строили глазки парням и сдержанно хихикали в ответ на смешные знаки и рожи, которые парни старательно им строили.
Патрульный милиционер неподалеку от митингующих остановился и начал заигрывать с миловидной девушкой, которая рассеянно теребила в руках подвядшие от жары и горячих рук тюльпаны.
И только военные, не шелохнувшись стояли на посту памяти по стойке смирно, сжимая новенькие автоматы руками, на которые были надеты парадные белые перчатки.
Скорбной группой стояли ветераны Афганской войны. Они слушали, вспоминали своих товарищей.
Нелегко им дался этот памятник. Сначала их просьбы как - то увековечить память павших никто и слушать не хотел. Приходилось высиживать долгие очереди на приемах у чиновников разного уровня и степени равнодушия, подключать местную печать, радио.
Как сговорившись, все отстранялись, отшатывались, или намекали на безумные взятки.
Потом политика государства изменилась, и чиновники стали поприветливее, лица сделали попроще, но в ответ на предложения и вопросы «афганцев» разводили руками.
-Деньги, извините. Нет денег. Место под памятник мы вам найдем, а строить, уж извините, не за счет государства. Ищите спонсоров, просите… Найдете, тогда и приходите.
            Отняв у детей играющих на площадке поблизости  яркий импортный невесомый мяч, порыв ветра забросил его прямо на площадку перед трибуной. Что – то весело закричал мальчишка, тыча в сторону мяча облизанным чупа – чупсом, зажатым в одной руке, и другой рукой дернул за полу пиджака отца, который, разговаривая по сотовому телефону, одновременно лузгал семечки, сплевывая на сторону шелуху. На мяч обратили внимание охранники главы города и, приседая, ноги-в-растопырку, как курицу погнали его прочь от траурной трибуны.
Это привлекло внимание всех присутствующих и они, кто смущенно улыбнувшись, кто хмыкнув, кто засмеявшись, стали следить за судьбой яркого мяча с маркой известной иностранной фирмы на глянцевом боку. Милиционер с неохотой оторвался от разговора с миловидной девушкой, но, увидев, что общественному порядку ничто не угрожает, вернулся к приятной беседе.
Иностранный мяч внес в мемориальное мероприятие столько несерьезности, что пошел насмарку весь тщательно разработанный и отрепетированный сценарий.
Равнодушно отвернувшись от трибуны, на которой горячась выкрикивал свои стихи местный поэт, чиновники откровенно обсуждали достоинства ножек новой секретарши шефа.
Сам шеф,- глава города, почитавший себя непревзойденным остряком, тихонько рассказывал анекдот прыскавшему главе района.
Фривольное настроение пооборвал глава края, который с большим опозданием въехал на шикарной «Тойоте» едва ли не в сам памятник. Он выждал, пока ему дадут слово без очереди, быстренько отчитал по бумажке официальный текст, и махнул рукой, типа «Да чего уж там, начинайте». Наемный церемониймейстер, втихаря за памятником принимавший сто пятьдесят граммов поперхнулся, вылетел на трибуну побагровевший, проквакал благодарность о разрешении открыть памятник.
Поползло покрывало, открывая произведение московского скульптора, зазвучал   Гимн Российской Федерации, и Флаг затрепетал под порывами теплого ветра.
Мероприятие настолько наскучило всем, что люди разговаривали между собой, возились, смеялись, едва не заглушая звуки Гимна.
И только военные, и бывшие военные не шелохнувшись, не отрывая глаз от Государственного Флага, отдавали честь своей Родине. Отзвучали Гимн и выстрелы
автоматов, салютующие павшим. С прыгающими на голове бантами, подбежали школьницы и возложили к памятнику цветы. Не торопясь положили цветы горожане. Открытие памятника завершилось, и люди разошлись по своим делам…
Ветеранов пригласили присесть за отдельно накрытые столы и помянуть стопочкой тех, в чью честь открывали памятник.
Любуясь собой, глава края в телекамеру произнес траурный тост, пригласил всех выпить.
Приглашающе кивал головой, красуясь, преувеличенно внимательно слушал обращения к нему с просьбой назначить прием по квартирным вопросам.
Когда молча начали вставать  на третий тост, он, видимо неправильно понял, подумал, что люди собрались расходиться, засуетился, засобирался, начал благодарить за то, что пришли, прощаться, чем окончательно смутил ветеранов. Сам догадался, что что -то не так, покрасневший, в сопровождении главы города быстренько подскочил к «Тойоте», сделал окружающим ручкой и укатил.
Глава города вернулся за стол, приглашая посидеть еще. Но острые темы квартирных вопросов и ветеранских льгот уже были затронуты, и вылетали, как осы из гнезда.
Глава отдувался  как мог, пыхтел, сопел, вертелся на пластмассовом турецком кресле. Не выдержав, повернулся ,подозвал знаком молодого человека в кожаном пиджаке и что то сказал. Тот кивнул головой, дал знак своим подчиненным, и те начали убирать с накрытых столов, мягко, но неотвратимо вытесняя приглашенных, сворачивая выездную торговлю.
Глава отошел в сторону, и бочком- бочком стал пробираться в сторону своей машины, уже с раздражением отвечая на вопросы молодого паренька, только- только вернувшегося из Чечни, который спрашивал что-то о лекарствах. Паренек видимо явился последней каплей сегодняшнего дня, и Глава плохо сдерживаясь, рявкнул пареньку уже усаживаясь в машину:
-«Ну  и народ! Вам и праздник сделали, и памятник открыли! Какого вам еще черта от нас надо?».
Хлопнул дверцей и уехал.
Ветераны посмотрели вслед машине, сплюнули, ругнулись.
-Ну что, братва?…
И ушли из сквера посидеть в ближайшем кафе. Ветерок закрутил, погнал промасленную бумагу, пластиковые стаканчики, оставшиеся после выездной торговли.
Разошлись по своим обычным маршрутам милицейские патрули, продолжили свою прогулку горожане.
Школьницы стянули с головы банты и, за ближайшим общественным туалетом, опасливо озираясь тянули сигаретный дым, перечесывали прически во что -то дикое и, хихикая, подтягивая сползающие белые гольфы,высматривали, куда направились одноклассники, стараясь не потерять их из виду.
Вскоре около памятника остались только две старые женщины. Одна, во всем черном, что – то тихо приговаривая, без остановки целовала и гладила одну из строчек имени фамилии отчества, выбитых золотом на черной гранитной плите.
Другая стояла поодаль с красным пластмассовым ведром наполовину наполненным водой.
Когда женщина в черном встала, и прижимая к глазам носовой платок пошла к выходу из сквера, другая взяла ведро, и подошла к памятнику.
Деловито, неторопливо, она собрала все цветы, положенные на мраморные плиты, установила их в ведре, подхватила его, и заковыляла к ближайшим ларькам, чтобы стоя около них, продавать цветы влюбленным парочкам, которых много было на улице в этот теплый майский день.