- Один билет на восемнадцатый ряд, - заученно проговорила Лизка и протянула билетерше в окошечко кассы смятый бумажный рубль.
На последний девятнадцатый ряд билет она никогда не покупала – там весь сеанс целовались влюбленные парочки. Выдержав придирчиво-изучающий взгляд билетерши и забрав полученную сдачу, Лизка уверенно пробралась сквозь толпу, ожидающую начало сеанса. Пожилая женщина-контролер бдительно стояла на страже морального облика подрастающего поколения: фильм был про «это», поэтому малолетние «развратницы» всеми правдами и неправдами пытались попасть на демонстрацию нового кинофильма.
В простеньком летнем платье, которое еще больше подчеркивало миловидность и юность лица, Лизка беспрепятственно прошла мимо строгой контролерши. Задорный хвостик на затылке чуть качнулся в знак приветствия.
- Добрый вечер! – сказала Лизка низким грудным голосом, который был объемнее ее растущих грудей.
Голос всегда производил должное впечатление на билетерш и контролеров – обладательницей бархатистого альта могла быть только взрослая женщина, в которую Лизка мечтала со временем превратиться.
По секрету говоря, с некоторых пор Лизку не оставляло в покое детское любопытство: чем занимаются взрослые в постели в то время, когда она крепко спит, по привычке прижимая к себе облезлого плюшевого мишку? Угрожающая надпись на киноафишах намекала на что-то запретное и сладкое, поэтому Лизка упорно продолжала покупать билет на восемнадцатый ряд. Запрещенные фильмы всегда были о сложных взаимоотношениях Мужчины и Женщины, а проще говоря – «про любовь».
Лизка сама пережила в восьмом классе неразделенное чувство к носатому Гоше, которого волновала одна учеба. На выпускном вечере, обозвав Гошку «бесчувственным чурбаном», освобожденная от неразделенной любви, Лизка счастливо рассмеялась прямо в лицо бывшего возлюбленного. От разочарования нос Гошки вытянулся еще больше – он надеялся поселиться в сердце Лизки навсегда. Школьную тетрадь в клеточку со стихами, посвященными «хорошисту», она спрятала в коробку из-под белых туфель, купленных к первому выпускному. Спустя два года, в ту же коробку покорно легли обрезанные косы и капроновые ленточки.
Теперь Лизка мечтала о другой любви, настоящей и до победного конца, которую от нее тщательно старались скрыть взрослые. Она жадно вглядывалась в происходящее на экране, но ничего «такого» не замечала – герои фильма успели лишь пару раз поцеловаться. Целоваться Лизка уже умела так, что нос при этом почти не мешал.
Неожиданно екнуло сердце, плавно скатилось в живот, и она насторожилась, переключив внимание на полумрак экрана. Героиня фильма, в ситцевой ночной сорочке в мелкий цветочек, осторожно присела на край кровати, на которой лежал герой ее романа с самоуверенным выражением лица. Он что-то знал о себе такое, о чем женщина только догадывалась! Белая майка на широкой груди, как у отца, притягивала взгляд героини и Лизки. Мужские руки опустились на округлые голые плечи.
Кто-то на первых рядах не выдержал напряжения и тоненько хихикнул.
Лизка пристально наблюдала за скользящим движением сильных рук по враз обмякшей героине, но неожиданно на экране кинотеатра тонкая женская рука погасила свет «ночника». Зал погрузился в немую темноту. На заднем ряду влюбленные застыли в поцелуе.
В следующем кадре, закутанная от любопытных глаз зрителей, женщина в махровом халате с тюрбаном из полотенца на влажных волосах, колдовала у плиты над завтраком для своего мужчины. В точности, как мать Лизки. Они многозначительно переглядывались и глупо смеялись. Было понятно, что в предыдущей темноте женщине с мужчиной было интересно. Лизка разочарованно вздохнула – такую картину она часто видела у себя и дома до шестнадцати лет.
И зачем только она отказалась от потрепанной книжечки с прозаическим названием «Баня», которую в восьмом классе ей шепотом предложила Галка Воронцова? Лизка снова вспомнила, как одноклассница воровато оглядывалась в пустом классе и косилась неприятным взглядом черных глаз на дверь кабинета физики. До сих пор Лизка не знает, почему солгала Галке, что эту «ересь» она прочла еще в пятом классе? Изумленная Воронцова, затолкав в портфель запрещенную литературу, вышла из класса молча, а Лизка в кругу одноклассниц прослыла, как «сексуально подкованная».
Выходя из кинозала, она украдкой смахнула слезу, так и не поняв, зачем расстаются любящие друг друга люди. Может, их разлучает таинственное «это», заботливо вырезанное из кадров цензурой?
После окончания школы у Лизки появился собственный мужчина: Витька работал на стройке стропальщиком. Она всегда смеялась, глядя, как коренастый Витька с криво подстриженной челкой, спадающей на выгоревшие от солнца белесые брови, командовал крановщиком. Запрокинув к небу голову и сложив рупором руки, он кричал, срывающимся от натуги, голосом непонятные слова: «Вира! Майна!» и отчаянно размахивал руками.
Точно так же Витька кричал и размахивал руками, когда ссорился с Лизкой, пытаясь доказать ей свою безумную любовь. Лизка сама выбрала его на роль своего первого мужчины, и Витька ужасно гордился присвоенным ему почетным званием. Он даже научился курить, чтобы еще больше походить на настоящего мужчину. Правда, мужчиной Лизки ему посчастливилось стать лишь единожды: утолив любопытство, она поняла, что в роли друга Витька смотрится намного понятнее.
Каждый вечер в мужском общежитии он тяжко вздыхал, прежде, чем уснуть. Витька мечтал о женщине. Лизка безмятежно спала в своей комнате на соседней улице, прижимая к себе плюшевого мишку с пуговицей вместо глаза. В ночных грезах к ней являлся прекрасный Незнакомец, с которым она уходила на самый край света.
Весной Витька получил производственную травму: крюк башенного крана ударил зазевавшегося стропальщика по каске, Витька потерял равновесие и упал с блоков на землю. Лизка примчалась в больницу и прорыдала на груди забинтованного Витьки два часа, отпущенных на свидание.
Спустя несколько дней девушка заметила, что признаки сотрясения мозга у Витьки стали явными. Лежа на больничной койке, он пытался убедить Лизку в том, что мечтает навсегда заменить ей плюшевого мишку. Нет, Витька говорил про свадьбу, но по его опухшему глазу Лизка догадывалась, на что именно он намекал.
Она представляла в своей постели белобрысого Витьку с пуговицей вместо глаза и смеялась – замуж ей не хотелось, как и заниматься «этим», со страхом потом поглядывая на календарь. В больнице Витьке исполнилось 19 лет, и он сам не понимал, чего конкретно хочет получить от жизни. Лизка ему так и сказала, поправляя цветы в литровой бутылке из-под выпитого молока, но Витька потребовал от нее подарка в честь своего дня рождения – согласия на немедленный брак. В случае отказа, он пригрозил умереть в тот же день на больничной койке от повторного сотрясения мозга. Лизка сдалась через неделю.
- Хорошо, - вздохнула она. – Только, распишемся тайно. Родителям признаемся как-нибудь потом.
Обрадованный Витька был согласен на любые условия, устав от роли друга смешливой Лизки.
В мае, взявшись за руки, они вошли в помещение Бюро ЗАГС.
- Мы хотим пожениться. Можно, побыстрее? – сказал Витька.
И некрасиво покраснел до корней волос, словно, соврал. Он боялся встречного вопроса: «Почему?».
- Заполняй ты, у тебя почерк красивее.
Он положил на стол перед Лизкой чистый бланк заявления.
Она грызла кончик чернильной ручки и тихонечко смеялась, спрашивая Витьку о наличие у него детей и интересуясь количеством его браков. Они успели три раза поссориться и помириться. Лизка бросала на стол ручку и серьезно предлагала сразу заполнить еще один бланк – на развод. Витька разводиться с Лизкой не желал, так как мечтал с ней еще помучиться. Так он и заявил Лизке, размахивая руками.
Из кабинета на них поглядывала женщина в строгом костюме и качала головой. Взяв в руки паспорта, она перевела удивленный взгляд на девушку, стоящую перед столом.
- Так Вы еще несовершеннолетняя?
- Мне скоро исполнится 18 лет. Через три месяца и пять дней, - честно призналась смущенная Лизка.
- Она уже работает, - зачем-то добавил Витька и снова покраснел.
Женщина в строгом костюме мягко улыбнулась юной паре.
- Вот, через три месяца и пять дней, мои дорогие, и приходите!
Она чуть не добавила: «Если не передумаете».
Паспорта легли перед неудачными кандидатами в молодожены, как отсрочка от взрослой жизни и семейного счастья.
- Целых три месяца и еще – два, после подачи заявления! Да это выходит почти полгода!
Подсчитал на улице Витька и ужаснулся. Глядя на несчастное лицо своего друга, Лизка попыталась выдавить из себя непослушные слезы: ее душа тайно ликовала. Понурый Витька брел к автобусной остановке, крепко сжимая в руке ладошку Лизки, словно она собиралась от него сбежать. Он рассеянно слушал ее клятвы и заверения - дождаться Витьку из отпуска, и уже ни во что не верил.
Забравшись с ногами в кресло и прижимая к животу плюшевого мишку, Лизка читала первое письмо, полученное от Витьки - оно состояло из одних восклицательных знаков. Сейчас ей казалось, что она любит Витьку, умирающего от тоски по ней на сенокосе Псковщины.
Лизка сразу же настрочила ему пылкий ответ и, сбежав по ступенькам, подлетела к синему почтовому ящику, висевшему на углу соседнего дома. За спиной послышались мужские шаги и внезапно остановились. Незнакомый голос проникновенно произнес:
- Здравствуйте, девушка! А меня зовут Юра.
Лизка растерянно оглянулась и, встретившись взглядом с Незнакомцем, вдруг поняла, что погибла. Рука с конвертом дрогнула, и письмо с признанием в любви глухо упало на дно пустого ящика.
Второе и последнее письмо от Витьки было совсем коротеньким – оно состояло из одних вопросительных знаков. За ночь Лизка насквозь промочила слезами плюшевого мишку, а утром бережно положила его в коробку рядом с обрезанными косами.
Не оглядываясь, она уходила из детства на самый край света, доверчиво вложив ладошку в руку своей любви.