Ступени осознания. Практическая психология. Гл. 3

Ю.Новиков
ВСЕ МЫ - ЛЮДИ

От нищего и до царя мы все творенья Бога.
Различий мало меж людьми, а сходства очень много.

Но если кто-нибудь решит людей всех уравнять,
Добьется только одного — заставит всех страдать.


После того как мы достаточно глубоко осознали себя, вполне логично перейти к осознанию других людей. Точнее, попробовать трезво проанализировать и критически пересмотреть свое сложившееся мнение об окружающих людях. Ведь все мы считаем себя в этом вопросе большими знатоками, легко и просто беремся объяснять и предсказывать поведение каждого человека в любых заданных обстоятельствах. А когда объяснения не находится, и наши предсказания не сбываются, мы спешим отнести данного человека к исключениям из правил, объявляем его ненормальным, непредсказуемым, даже опасным для окружающих. Лишь бы только не признаться себе в том, что о других людях мы, как правило, судим слишком поспешно, поверхностно, неправильно.

Почему осознание других людей так важно? Все очень просто: именно общение с родными, друзьями, знакомыми, сослуживцами, клиентами занимает самое значительное место в нашей жизни. Многие уделяют общению с людьми даже больше времени, чем изучению самого себя. И несмотря на это, очень мало кто может похвастаться, что действительно понимает всех окружающих. Количество предрассудков в этой области нашей жизни поистине огромно. А ошибки в понимании людей довольно часто приводят к настоящим трагедиям, ломают многие жизни, способствуют торжеству пороков, мешают полноценному развитию человека.

Самое главное, что надо помнить, — все люди представляют собой части мира, а следовательно, они неисчерпаемы, ничуть не проще нас самих, и поэтому их невозможно познать до конца. Следовательно, все претензии на то, что наконец-то найден ключ к поведению любого человека в любых обстоятельствах, не имеют под собой никаких оснований. Все психологические теории, все попытки свести психологию к внешним факторам или особенностям тела человека, или его прошлым переживаниям, или проблемам его предков не полны, не универсальны, а зачастую просто ложны. Люди всегда оказываются неизмеримо сложнее любых теорий о себе. Конечно, какие-то общие закономерности в поведении людей подметить можно, какую-то классификацию типов людей производить допустимо, но делать на основании этого уверенные выводы во всех жизненных ситуациях довольно легкомысленно. И точно так же каждый человек не должен слишком полагаться на свой собственный, пусть и обширный, опыт общения, на свои жизненные наблюдения и сделанные на их основании выводы, иначе серьезные ошибки неизбежны.

Итак, людей невозможно понять до конца. Как и во всех подобных случаях, когда проявляется наша ограниченность, мы заменяем выбранную часть мира (то есть окружающих людей) упрощенной моделью и в дальнейшем имеем дело именно с этой моделью, более или менее успешно заменяющей нам реальность. А так как ближе всего и понятнее всего нам модель самого себя, модель других людей мы строим именно на основании этой самой модели себя. Проще говоря, в подавляющем большинстве случаев обо всех остальных людях мы судим по себе. Причем точно так же поступают и создатели всех, даже самых сложных, теорий, призванных объяснить поведение людей. Именно поэтому главная или даже единственная ценность любой такой теории состоит в том, что она хорошо характеризует личность своего создателя. А искать что-то большее в них не имеет особого смысла.

Создав свою модель окружающих людей, мы в дальнейшем при любом общении строим свое поведение исходя именно из этой модели, то есть общаемся не с реальными людьми, а с их образами в нашем сознании, нашими представлениями о них. Модель выполняет при этом роль своеобразного фильтра, отсекая ненужное, окрашивая в тот или иной цвет все пропускаемое через себя. Причем фильтр этот работает в обоих направлениях, обрабатывая как то, что исходит от нас, так и то, что приходит к нам. А так как модели для разных людей у нас разные, все утверждения о том, что возможно одинаковое отношение ко всем людям без исключения, бессмысленны.

Например, при разговоре с любым человеком мы обязательно выбираем такие слова, такую интонацию, такую мимику, такую позу, чтобы быть правильно понятым именно этим человеком. И при этом вовсе не обязательно подразумевается благожелательное отношение к собеседнику, когда стремление облегчить ему восприятие вполне логично. Иногда нам важно дать понять свое равнодушие к человеку или даже неприязнь, вражду, но опять же это равнодушие, эта неприязнь, эта вражда должны быть понятны именно ему, а не кому-то абстрактному. Даже когда мы говорим неправду, хотим обмануть человека, мы обязательно облекаем эту неправду в такую форму, чтобы поверил именно он. Даже когда мы угрожаем, мы выбираем те угрозы, которые, как мы считаем, наиболее страшны для данного человека. Другое дело, что в случае, когда мы ошибаемся в оценке собеседника, когда наша модель данного человека не слишком верна, все наши старания могут пропасть даром или дать противоположный результат: он может понять все совсем не так, как нам хотелось бы.

И точно так же все, что говорит любой наш собеседник, мы обязательно воспринимаем с учетом своих представлений о нем, с учетом нашей модели этого конкретного человека. В таком случае тоже возможны очень серьезные ошибки, искажение нашим внутренним фильтром смысла услышанного и увиденного вплоть до полной противоположности, когда наша модель неверна. Например, любые уверения в дружбе, исходящие от того, кого мы заранее считаем своим врагом, покажутся нам опасной ловушкой или просто наглым издевательством. В то же время любая подлость, любая угроза, исходящая от человека, которого мы считаем своим другом, воспринимаются нами всего лишь как невольная ошибка, оговорка, которую вполне можно простить, или как неудачная шутка. Любая умная мысль, высказанная тем, кого мы считаем глупцом и невеждой, вызовет у нас раздражение и отторжение, желание спорить и отрицать очевидное. Зато любая глупость, услышанная от того, кого мы считаем очень умным, заставит нас серьезно задуматься, глубоко проанализировать свои убеждения, попытаться найти скрытый истинный смысл там, где его нет и быть не может. Причем все это относится не только к прямому общению, но и к общению через посредство произведений искусства: книг, картин, фильмов, музыки. Если мы кого-то считаем гениальным, то любое его произведение, даже самое неудачное, мы стремимся объявить превосходным, вечным, бесценным, достойным восхищения. А если о ком-то мы не знаем ничего или имеем о нем невысокое мнение, то все, созданное им, кажется нам мелким, незначительным, подражательным, не стоящим внимания.


По каким правилам строится модель окружающих людей?

Самый простой путь ее построения сводится к принципу: они точно такие же, как и я. Недаром давно замечено: «Какой ты сам, такими тебе кажутся и остальные». Во многих случаях такой подход действительно оправдывает себя. Руководствуясь исключительно им, мы можем избежать многих серьезных ошибок и страшных грехов. Действительно, если мне не нравится, чтобы надо мной издевались, следовательно, другим это тоже неприятно. Если побои причиняют мне боль, следовательно, другим от них тоже будет больно. Если я хочу жить, следовательно, и все остальные тоже не хотят умирать. Если мне не нравится, когда мне врут, следовательно, и другим тоже не доставляет удовольствия ложь. Однако нетрудно заметить, что рассматриваемый принцип принесет реальную и несомненную пользу, предотвратит разрушение мира и разрастание зла только в том случае, когда чужая боль, чужое горе воспринимаются как свои собственные, когда человек способен встать на место другого. Иначе этот принцип может стать прямым и действенным пособником зла. Ведь зная по себе слабые места других людей, гораздо легче причинить им горе, ударить по наиболее чувствительному, унизить наиболее эффективно, сыграть на слабостях, пригрозить самым страшным.

К тому же ошибки в понимании самого себя, перенесенные на всех остальных, умножаются многократно и могут, соответственно, принести гораздо больше вреда. Например, если признавать свое внутреннее зло частью себя, естественно сделать вывод, что каждому человеку, во всем подобному мне, свойственны мои собственные грехи. Может быть, у других людей есть и еще какие-то недостатки, но уж мои-то грехи присущи им обязательно. Например, сильно пьющие люди твердо уверены, что остальные пьют ничуть не меньше их, просто умело скрывают это. Неразборчивые в сексуальных связях ничуть не сомневаются, что точно так же ведут себя все остальные, но просто не афишируют этого. Лжецы склонны видеть явную или хорошо замаскированную ложь во всех словах окружающих. Завистники подозревают всех своих знакомых в зависти и желании навредить. Одним словом, принцип «все люди такие же, как я» перерождается в другой — «все люди ничуть не лучше меня». А его дальнейшее развитие — «все люди хуже меня». То есть человек может считать, что грехи всех окружающих гораздо тяжелее или же многочисленнее его собственных грехов. Полное равенство между собой и окружающими подменяется в этом случае равенством в оскверненности, грязи и пороке.

Но полное уравнивание всех людей с самим собой несет еще и другую опасность. Да, общего у всех людей очень много, но все-таки вкусы, пристрастия, склонности, стремления, способности могут быть разными. И требовать от другого человека абсолютного равенства себе, заставлять его поступать в любом случае точно так же, как поступаешь сам, совершенно неправильно. Например, активный, энергичный, предприимчивый человек не вправе требовать такой же энергичности от других. Или глубоко и тонко чувствующий человек не имеет права требовать от других такой же чувствительности. Целеустремленный человек не может требовать от всех других стремления к выбранной им общей цели. Такое насилие над свободой человека только увеличивает количество зла в мире, порождает рознь, ненависть, ответное насилие. Если даже до прямого насилия дело не доходит, то и тогда судить о других исключительно по самому себе не слишком практично, так как это приводит к многочисленным ошибкам в оценке поведения окружающих, предсказании их реакции на те или иные события. То есть даже хорошее знание самого себя еще не гарантирует человеку такого же хорошее знания всех остальных людей.

Существует и другая крайность — считать всех людей полной противоположностью себе. Обычно в этом случае человек старается приписать окружающим те недостатки и грехи, которых лишен он сам, и одновременно лишить их тех достоинств, которые есть у него самого. Понятно, что жизнеспособность такой модели невысока, ведь сходства у всех людей значительно больше, чем различий. Однако в случаях, когда подобное мнение составляется о тех людях, которых человек никогда не видел, с которыми никогда не общался, опровергнуть его очень непросто. Например, многие считают практически полной противоположностью себе своих далеких предков или жителей далеких стран. В любом случае это приводит к розни, недоверию и вражде, пусть и не имеющим реального выхода, не приводящим к прямому насилию. В любом случае такой подход препятствует изучению других людей, не дает учиться у них, изолирует человека.

Но гораздо чаще мы все-таки признаем, что другие люди в чем-то похожи на нас, а в чем-то отличаются от нас. Другое дело, как мы при этом реагируем на эти сходства и различия, раздражают они нас или радуют, мешают нам жить или помогают.

 
Что должно лежать в основе любой модели окружающих людей? Что можно назвать самым главным в ней? Что общего есть во всех людях?

Наука вообще и психология в частности отвечают на эти вопросы довольно примитивно. Общим во всех людях, важнейшим и основным в их поведении чаще всего объявляется животное начало, инстинкты. В частности, стремление человека к пище и комфорту, размножению или лидерству. Все психологические особенности при этом считаются всего лишь мишурой, шелухой, скрывающей истинное звериное лицо человека. Конечно, при большом желании поведение человека можно свести к какой угодно основе, тем более в том случае, когда связь с этой основой объявляется неосознаваемой, никак не контролируемой, скрытой ото всех, кроме специалистов. И человек может сколько угодно рассуждать о своих тонких душевных переживаниях, размышлять о своем месте в мире, истоках своего творчества, причинах и следствиях своего поведения, иные психологи все равно уверенно сведут все его поступки к желанию хорошо поесть и затратить поменьше сил, сексуальным переживаниям или желанию выделиться. Спорить с ними совершенно бесполезно, да и бессмысленно. В действительности же человек все-таки не животное, лишь чуть-чуть облагороженное правилами поведения в обществе, он гораздо сложнее организован, его проявления значительно разнообразнее, и предсказать его поведение труднее. Означает ли это, что вообще ничего общего в людях найти нельзя, что каждый человек полностью неповторим и уникален, и главного в людях выделить совершенно невозможно?

Религии светлого направления говорят, что в каждом человеке есть добро, то есть истинная гармоничная сущность человека, созданная Богом, и есть зло — искажение, осквернение этой светлой сущности, паразитическое начало. Каждый человек по своей сути представляет собой частичку, клеточку единого гармоничного мира. И именно это объединяет всех людей, именно это самое главное, и на этом основывается уже все остальное. Отсюда следуют два основных вывода, касающихся человеческих взаимоотношений. Во-первых, любые конфликты людей, любые рознь, вражда и войны между ними бессмысленны, как бессмысленны они, к примеру, между клетками и органами единого человеческого организма. Во-вторых, именно эти столкновения людей надо рассматривать как зло, подлежащее обязательному осуждению, ограничению и уничтожению. Эти столкновения, конфликты в принципе не способны нести в себе ничего хорошего, они вредят как миру в целом, так и каждой его части в отдельности, то есть всем нам.

Поэтому при общении с любым человеком надо постоянно помнить, что истинная сущность его ни в коей мере не враждебна нам, нашей истинной сущности, а дружественна. Все, что в его поведении направлено во вред нам, это следствие действия его внутренних сил зла, его внутренних паразитов. И точно так же все, что диктует нам самим враждебность к любому человеку, стремление навредить ему, уничтожить его, это не что иное, как следствие наших внутренних сил зла. Сказанное можно представить себе в виде такой ситуации. Допустим, разговаривают два друга, на плечах у которых сидит по отвратительному злобному карлику. Каждый карлик всячески старается поссорить своего хозяина с другим человеком: он нашептывает на ухо хозяину всякие гадости, оскорбляет собеседника хозяина, делает вид, что дерется с карликом, сидящим у того на плечах. Причем действия обоих карликов четко согласованы, подчинены единой разрушительной цели, ничего лишнего они не делают. Если карликам удается поссорить своих хозяев, то они очень радуются, ощущают большой прилив сил, они становятся тяжелее и сильнее давят на плечи того, на ком сидят, их изобретательность еще больше развивается. А задача общающихся друзей состоит как раз в том, чтобы этим своим злобным карликам не поддаваться, не идти у них на поводу, что неминуемо приведет к ослаблению этих паразитов, их истощению или даже смерти. То есть человек должен общаться с человеком и при этом противостоять как своему, так и чужому злу.

Нам непросто понять, что все люди по своей сути составляют единое непротиворечивое целое, что вражда между ними бессмысленна. Но еще сложнее понять, что твое внутреннее зло образует единое и непротиворечивое целое с внутренним злом всех остальных людей. Поэтому, отвечая своим злом на зло других людей, используя, казалось бы, свое внутреннее зло (гордыню, ложь и страх) для защиты себя, помощи себе, человек на самом деле идет на поводу у своего единственного и настоящего врага — системы мирового зла. Как говорят религии светлого направления, в эту единую систему мирового зла, связанную жесткой дисциплиной, входят все силы зла мира. Никогда и ни при каких обстоятельствах никакое зло не может принести пользу человеку — это следует из паразитической природы зла. Даже если кажется, что человек с помощью методов зла вышел победителем из конфликта, самоутвердился, настоял на своем, на самом деле он только увеличил свою зависимость от сил зла и увеличил разрушение мира, то есть удалился от своей главной цели, ради которой ему и дана была жизнь.

Более того, никакое зло, причиненное человеком другим людям, не может принести ему самому добра, как и никакое добро, сделанное другим, не может принести вред человеку. Если кажется, что это универсальное правило не выполняется, значит, мы просто неправильно понимаем добро и зло, принимаем добро за зло, а зло за добро. Никакая гармонизация мира, никакое его очищение не может быть вредно ни для какой части мира. Зато любое разрушение мира выгодно только силам зла, а не частицам мира. И точно так же никакое зло, причиненное человеком себе, не может принести добро окружающим, а никакое добро, сделанное человеком себе, не может считаться злом для остальных людей. Когда человек очищается, гармонизируется, совершенствуется, вред это может принести только силам зла, а не другим людям, их истинной сущности. Когда человек разрушает себя, увеличивает свою зависимость от зла, никакой пользы от этого нет никому, кроме сил зла. То есть нельзя быть хорошим для себя и плохим для других или наоборот — плохим для себя и хорошим для других. Если отношение к себе противоречит отношению к другим, то человек служит одновременно добру и злу, что никогда не может рассматриваться в качестве его заслуги. Получается, что одинаково вреден как эгоизм, так и альтруизм, если под альтруизмом понимать постоянный вред себе при оказании помощи другим. Конечно, бывают такие обстоятельства, когда, жертвуя собой, один человек может спасти многих, помочь многим, но такую жертвенность нельзя делать нормой, повседневностью. В нормальной жизни практически всегда можно найти путь без разрушения мира, без каких бы то ни было уступок силам зла.

Жертвенность вообще напрасно считается всегда оправданной, всегда достойной восхищения. Она полезна только тогда, когда не увеличивает количества зла в мире. Например, старушка тратит (жертвует!) всю свою пенсию на нигде не работающего алкоголика сына, а затем идет просить милостыню, которую ей подают (жертвуют!) люди, получающие зарплату не больше той самой пенсии. Результат всей этой цепочки жертв — запой алкоголика — никак не может оправдать их. Точно так же нельзя отдавать свои последние деньги профессиональному нищему, который, быть может, имеет прекрасную квартиру и дорогую машину. Еще пример. На пожаре в горящий и уже разваливающийся дом бросается человек, чтобы спасти чужое имущество, и погибает там. Бездумная жертва и здесь совершенно не оправдана (жизнь гораздо важнее) и не может рассматриваться как заслуга человека. Жертва допустима только тогда, когда польза, приносимая ею, многократно превышает вред. Лучше всего, когда она вообще не приносит никакого вреда. Например, человек, у которого избыток денег, может пожертвовать их на помощь больному или пострадавшему от пожара. Или человек, у которого много сил, может пожертвовать часть из них на помощь слабому соседу: убрать ему квартиру, купить продукты и лекарства.

У каждого человека, воплощенного на Земле, обязательно есть свои недостатки. Не существует людей идеальных, так же как не существует полностью законченных злодеев. Исключения из этого правила встречаются крайне редко, и в реальной жизни их можно не учитывать. Поэтому в каждом человеке идет непрерывная внутренняя борьба светлого начала и паразитирующего на нем зла. И в этой всеобщей борьбе все мы должны помогать друг другу. Отсюда следует, что в процессе общения надо стараться, с одной стороны, не выплескивать наружу своего зла, а с другой — не провоцировать выброс зла своего собеседника. Например, нельзя оскорблять и унижать собеседника, врать ему, грубо давить на него, загоняя его в угол, тем более применять к нему насилие. Все это приведет только к ответному выбросу его внутреннего зла, росту взаимной ненависти, усилению мирового зла. В любых обстоятельствах надо стараться обращаться к светлому началу в человеке, даже тогда когда о нем ничего не известно или известно много плохого. Но если зло явно берет верх над человеком, если он уже послушно выполняет волю злых сил, не слыша голоса своей совести, своего истинного «Я», его не только можно, но и нужно ограничивать, в том числе и силовыми методами. При этом надо стараться самому не стать служителем зла, не пойти на поводу у своего внутреннего зла. Нарушение меры, перегиб палки в любом случае представляет собой служение злу.

Кому-то может показаться, что, провозглашая самым главным и определяющим во всех людях противостояние добра и зла, мы искусственно и безосновательно упрощаем себе задачу осознания людей, сводим многогранную и многоцветную реальность к примитивной черно-белой схеме. Но это совсем не так. Такое опасение чрезмерного упрощения верно в любом другом случае, но только не в этом. Даже если мы признаем главным и общим для всех людей противостояние добра и зла, люди все равно остаются все такими же сложными и не познаваемыми до конца, и задача их осознания вовсе не становится примитивно простой. Ведь добро всегда предполагает бесконечное разнообразие творческих проявлений, а зло — столь же бесконечное разнообразие методов разрушения. Но в этой сохраняющейся сложности и в этом безмерном разнообразии мы получаем ключевой принцип анализа, четкий метод оценки. То есть появляется точка отсчета, твердая основа для рассмотрения любых ситуаций, возникающих в процессе общения людей. Предлагаемая модель, конечно, упрощает осознание реальности, но ни в чем не противоречит ей, не предлагает одностороннего, субъективного и ошибочного подхода, грубой замены части мира схемой, стереотипом. Зато объявление главным и определяющим во всех людях чего-нибудь другого (а не противостояния добра и зла) обязательно обедняет реальность, искажает реальное положение вещей, выпячивает одну сторону, затушевывая при этом все остальные. А любой перекос, любой отход от гармонии, золотой середины всегда служит злу, так как представляет собой ложь, опираться на которую крайне опасно.


Отношения между людьми — это как раз та область, где существование добра и зла обычно признается наиболее легко. Именно к этой области обычно относят такие понятия, как мораль и нравственность. Более того, считается, что мораль и нравственность вообще не имеют смысла вне взаимоотношений людей. Правда, источником и критерием морали разные люди считают совершенно различные вещи. Кто-то ссылается на религиозные заповеди, кто-то — на текст Декларации прав человека, кто-то — на обычаи и образ жизни своего народа, а кто-то — и вовсе на уголовный кодекс (мол, морально все, что не относится к уголовным преступлениям). Во всех этих случаях обычно предполагается, что правила морали являются результатом договоренности между людьми, а вовсе не отражением каких-то общемировых законов. И тем самым, по сути, отрицается объективное существование добра и зла, люди замыкаются сами на себя и отрываются от остального мира. Ведь даже к религиозным предписаниям многие относятся лишь как к заветам древних мудрецов, понявших в свое время, как надо строить отношения в обществе, чтобы уменьшить количество конфликтов и добиться более или менее комфортного существования для большинства людей.

А из подобного подхода вполне логично вытекают следующие выводы:

1. Ответственность за свои поступки мы несем только перед людьми.
2. Добро и зло, мораль относительны, так как разные источники трактуют их по-разному, они меняются со временем и уникальны для каждого из народов, для каждой страны.
3. То, о чем не сказано в выбранном в качестве эталона тексте, в выбранном своде правил, вообще не относится к морали, никак не связано с добром и злом.

Особенно большое влияние на поведение человека оказывает первый вывод. Ведь если мы отвечаем только перед людьми, то это сразу же развязывает нам руки. Например, наш грех или порок, оставшиеся неизвестными людям, уже не могут рассматриваться как что-то действительно аморальное. Любые поступки по отношению к себе или, например, к окружающей природе не могут оцениваться по принципу «морально — аморально», так как они не связаны с другими людьми. Грех, известный одному человеку, менее тяжел, чем грех, известный всем. И зло, причиненное одному человеку, менее тяжело, чем зло, причиненное нескольким людям. Наши мысли вообще не подлежат какой-либо оценке, так как о них никто не знает, и никому до них нет дела. А если все окружающие люди считают моральным, например, уничтожение чужаков, несогласных, просто сомневающихся, значит, это действительно морально, и только так и следует поступать. В результате развиваются лицемерие, ханжество, двуличие, ложь, стадное чувство, короче — торжествует зло.

Второй вывод говорит о том, что никаких общих принципов морали вообще не существует и существовать не может. Даже если у разных народов и есть что-то общее в признаваемых правилах поведения, это не более чем заимствование или же случайное совпадение. Вообще же любой поступок может быть легко объявлен как моральным, так и аморальным, главное, чтобы с этим согласилось большинство людей. И если покопаться в истории и в нравах разных народов, то можно найти там все что угодно. А совесть, внутренние представления человека о добре и зле представляют собой не более чем результат воспитания, внушенных с детства правил, признаваемых данным народом. Отсюда прямо следуют не слишком серьезное отношение к любым моральным заповедям, признание допустимости их нарушения, служение как добру, так и злу. Отсюда же следует уклонение от обсуждения проблем добра и зла.

Наконец, третий вывод освобождает человека от любых самостоятельных размышлений относительно морали. Ведь все нужные правила уже давно сформулированы, и нечего тут фантазировать, придумывать какие-то новые запреты. Например, если в правилах ничего не сказано о том, что нельзя никого унижать или оскорблять, то унижения и оскорбления никак не могут быть названы аморальными. Если в правилах прямо не говорится о запрете лжи, клеветы, злословия, интриг, то они вполне допустимы и не могут осуждаться. Если правилами запрещены какие-то определенные формы преступлений, то другие формы этих же самых преступлений, но не оговоренные прямо, разрешены, во всяком случае, не запрещены. И точно так же разрешено только то, что в правилах названо допустимым, а любое отклонение несет в себе опасность. Но ведь никакие правила не могут включить в себя все многообразие реальной жизни. И злу абсолютизация правил чрезвычайно выгодна, так как оно может безбоязненно действовать теми методами, о которых в правилах не сказано. Точно так же люди, вставшие на путь зла, легко могут обойти жестко сформулированные запреты, найти такую форму для своих преступлений, о которой ничего не сказано ни в одном тексте. А желание людей ни в чем не отклоняться от правил, делать только то, что ими предписано, неизбежно обедняет жизнь, сдерживает творческое развитие людей, что опять же выгодно только злу.

Попробуем распространить уже упоминавшееся второе начало термодинамики на взаимоотношения людей. Если взаимоотношения людей изолируются от всего остального мира, его законов, от его Творца, то они могут только деградировать или оставаться на том же уровне. Из истории хорошо известно, что когда в обществе происходит упадок религии, когда люди забывают о том, что такое мировое добро и мировое зло, тогда быстро развиваются всевозможные пороки, объявляются допустимыми, естественными и даже единственно правильными ложь, вражда и насилие, процветает поклонение кумирам (как людям, так и теориям). Теряются нравственные ориентиры, размываются моральные критерии, торжествуют нигилизм и вседозволенность. Так что и в данном случае изоляция части мира не приводит ни к чему хорошему, только к разрушению, хаосу, в лучше случае — к застою, консервации имеющихся ошибок.


Таким образом, признание существования добра и зла во взаимоотношениях людей далеко не всегда равнозначно правильному пониманию природы и сущности добра и зла. И перечисленные заблуждения далеко не исчерпывают всех возможных ошибок.

Например, многие уверены в относительности добра и зла, в том, что добро для одного человека может быть или даже обязательно будет злом для другого человека или для всех остальных людей. Типичное рассуждение: если я кому-то дам денег, то есть сделаю ему добро, то тем самым я принесу себе зло, лишив себя возможности истратить их на себя. В действительности же здесь нельзя уверенно говорить ни о добре, ни о зле. Все зависит от того, сколько денег у дающего и на что они будут потрачены берущим.

Точно так же считается, что зло, причиненное какому-то человеку, вполне может быть добром для другого человека или даже для всех людей. Типичное рассуждение: если я убью бесполезного, плохого человека, я принесу пользу всем остальным и себе в том числе. На самом деле убийство человека может быть оправдано только в крайнем случае, обычно же оно представляет собой страшный грех.

Добром порой объявляется любая услуга, любая помощь другому человеку. Именно тех, кто не отказывает людям в любой просьбе, и называют добрыми. Злом же провозглашается любой отказ от помощи или противодействие. Соответственно, злыми слывут те, кто не соглашается помогать другим. При этом даже не слишком важно, о каком деле идет речь. Например, помощь в воровстве или убийстве тоже считается добром по отношению к тому, кто совершает преступление. А противодействие преступнику считается злом по отношению к нему. Добром называют и устройство по знакомству на выгодную и непыльную работу, и прием вне конкурса в институт, и предоставление без очереди бесплатной квартиры, и заключение выгодного контракта в обход конкурентов и т.д. А злом — отказ от любых подобных услуг, тем более разоблачение таких сделок. То есть полностью отрицается объективность понятий добра и зла, независимость их от человека и от его дел. И правила морали в этом случае очень просты: за добро надо платить добром, а за зло — злом, действовать по знаменитому принципу «ты — мне, я — тебе». То есть человеку, оказавшему тебе какую-то услугу, тоже следует помочь, а тому, кто тебе мешал или просто отказал в помощи, помогать не следует. А в чем помогал, в чем мешал — совершенно не важно.

Но в действительности такая «благодарность» не имеет к проблеме добра и зла никакого отношения. Поступок человека на самом деле оценивается вовсе не по тому, помог он кому-то или помешал, а по тому, как он повлиял на общее соотношение добра и зла в мире. И совершенно не играет роли, в ответ на что данный поступок совершается. Можно всю жизнь помогать ворам, скупая у них краденое, ни разу не отказать им, ни разу не подвести никого из них, но никакой заслуги в том нет, наоборот, пособничество злу в любой его форме — это один из тяжелейших грехов.

Впрочем, представление о необходимости подобной «благодарности» широко распространено и среди тех, кто на словах признает объективность добра и зла. Например, многие убеждены, что делать добро, конечно же, необходимо, похвально, прекрасно, но только по отношению к тем, кто и отвечает тоже исключительно добром. А по отношению к тем, кто в ответ на наше добро не делает нам ничего хорошего или, хуже того, вредит нам, действуют уже совсем иные правила. Считается, что неблагодарные люди автоматически ставят себя вне закона, «закона благодарности», поэтому против них допустимы любые действия, в том числе и те, которые обычно считаются злом. То есть подразумевается, что правила морали распространяются только на тех, кто их не нарушает, кто за добро платит исключительно добром и не уклоняется от платежа, тем более, не платит злом. Например, если кто-то нагрубил нам, его вполне можно оскорбить, избить, а то даже и убить. И глупо продолжать с ним контакты, помогать ему. Если какое-то государство, которому помогала наша страна, отвернулось от нас, оно заслуживает полного уничтожения. Если какой-то сотрудник решил покинуть нашу фирму, он не только заслуживает осуждения, но против него допустимы и любые действия, приносящие ему вред.

На самом деле при оценке любого нашего поступка, как правило, не важны ни его мотивы, ни его предыстория, ни чье бы то ни было мнение о нем. Зло, пусть даже и совершаемое в ответ на чью-то неблагодарность, на чье-то зло, все равно остается все тем же злом. Неважно, кто первый начал, неважно, кто на что отвечает. Важно только одно — увеличение или уменьшение количества зла в мире. Насилие допустимо только в том случае, когда оно прямо, непосредственно предупреждает зло. Например, можно убить человека, идущего на вас с ножом или пистолетом и собирающегося убить вас. Можно и нужно бороться с захватчиками, вторгшимися в вашу страну. Можно лишить свободы закоренелого преступника, который не собирается исправляться. Но при этом нельзя мстить, нельзя на совершенное зло отвечать удесятеренным злом, нельзя с помощью зла предупреждать кажущееся возможным будущее зло. Иначе мы встанем на путь лавинообразного усиления зла, цепной реакции необратимого разрушения мира, сами станем звеном в цепи зла.

К слову, одно из самых распространенных заблуждений — считать, что мораль и нравственность представляют собой всего лишь правила приличия, принятые в обществе, а вовсе не законы мира. В действительности правила эти далеко не всегда совпадают с мировыми законами, а порой и прямо противоречат им. Например, общество может считать неприличным, аморальным, безнравственным даже упоминать о каких-то грехах и пороках (пусть даже и с осуждением) или публично разоблачать зло, но в действительности это моральный долг каждого человека. Общество может считать неправильным осуждение ложных идей, а каждый человек обязан непрестанно бороться с ними. Ведь человек в первую очередь — часть мира, а уже потом часть общества.

Часто человек пытается объяснить все творимое им зло исключительно тем, что его к этому вынуждают окружающие люди, которые ставят его в такие условия, когда без этого зла просто не выживешь. Это очень удобное оправдание, но в действительности оно абсолютно неверно. Выбор между добром и злом за нас в принципе не может сделать никто другой, это исключительно наша собственная обязанность. Если мы раз и навсегда решим для себя, что путь зла для нас абсолютно неприемлем, какие бы выгоды он ни сулил и каких бы неприятностей он ни позволял избежать, то тогда никто не сможет заставить нас делать зло. Выбор есть всегда: можно выбирать круг друзей и знакомых, можно выбирать род занятий, можно выбирать образ жизни, стиль поведения, можно отказаться от выбора из двух или нескольких зол, наконец, можно выбирать, кем стать — жертвой или преступником. Естественно, никто и никогда не может требовать от обычного человека полной безгрешности, жертвенной святости, безошибочности всех решений, но нельзя и перекладывать на окружающих людей ответственность за собственный выбор, за свое зло. Отвечать за них нам придется самим, и без учета того, кто нас окружал, и как эти окружающие себя вели.

В этой связи стоит упомянуть о проблеме зависимости человека от других людей. Довольно часто при оценке конкретного человека говорят о том, кто или что влияет на его решения. Несамостоятельность в принятии решений часто становится основанием для безоговорочного осуждения. Бесспорность такого подхода только кажущаяся. Каждый человек всегда учитывает чье-то мнение, всегда с кем-то советуется. Ни в чем не сомневающиеся супермены, имеющие всегда готовый ответ на любой вопрос, встречаются только в фильмах и романах. В реальной же жизни ни в чем не сомневается только глупец или сумасшедший. Надо четко понимать, что большая или меньшая склонность прислушиваться к чужому мнению, выбор авторитетов, готовность следовать полученным советам — все это неотъемлемые черты личности человека. Поэтому обвинения в несамостоятельности, призывы к независимости принимаемых решений не имеют никакого основания. Другой вопрос, какие выводы делаются человеком из полученных советов, какие решения принимаются, какие поступки затем совершаются. Вот за это уже нести ответственность будет сам человек, а не его советчики. И самый главный выбор — это выбор между добром и злом независимо ни от каких соображений, ни от каких событий, предшествовавших этому выбору. То есть оценка человеку должна даваться не по мере его самостоятельности, а по его поступкам, словам и делам.

Реально имеет значение только одно влияние — влияние сил зла, толкающих человека на те или иные решения. И совершенно неважно, внешнее это влияние или внутреннее, то есть исходит оно от других людей, включая служителей зла, или от собственного внутреннего зла. Не имеет значения, сам ли человек принимает решение, советуется ли он с узким кругом своих друзей, широким кругом своих единомышленников или даже всем народом своей страны. Важен результат, то есть личный выбор. Надо также учитывать, что помимо влияния сил зла к неправильному выбору могут привести ошибки самого человека, ведь все мы свободны в выборе, а от ошибок не застрахован никто. В этом случае важна способность быстро понимать свои ошибки, признавать их и по возможности исправлять. И опять же не играет роли, прислушивается ли человек к мнению других, указывающих на эти ошибки, или замечает их сам. Важны поступки, а не то, что к ним приводит.

Например, маньяк-убийца, действующий совершенно самостоятельно, тщательно скрывающий свой промысел даже от семьи, никак не может быть оценен положительно. Политик, который одержим ложной идеологией и толкает страну на порочный путь, диктуемый этой идеологией, не становится лучше или хуже от того, сам он принимает решения, советуется со своими приближенными или слепо выполняет волю своих советников. Правитель, принимающий решения самостоятельно или на основе мнения большинства населения все равно несет личную ответственность, ведь ошибаться, выбирать путь зла может как один человек, так и большинство народа, но отвечает за свои поступки всегда каждый сам.


Как бесспорную заповедь многие повторяют, что каждый человек свободен, но его свобода заканчивается там, где начинается свобода других людей, что он не должен ущемлять свободу других людей. Как и все утверждения, претендующие на самодостаточность и универсальность, эта мысль кажется очень глубокой. Однако, как и в большинстве подобных случаев, она при ближайшем рассмотрении оказывается и не самодостаточной, и не универсальной. Ведь она опять же исходит из того, что человек несет ответственность за свои поступки только перед другими людьми, а не перед всем миром.

Действительно, каждый человек не только имеет свои собственные заблуждения, но и подвержен многим заблуждениям общества. И кто же должен определять меру его свободы? Может быть, сам человек? Но где гарантия, что он прав, что он завтра не изменит своих взглядов? Общественное мнение? Но оно крайне неоднородно. Мнение большинства? Но, как известно, большинство способно грубо и длительно ошибаться даже в куда более простых вопросах. Получается, что рассматриваемая заповедь является всего лишь красивой декларацией, не имеющей под собой никакой твердой основы. Мнения людей о границах их личной свободы могут не совпадать как между собой, так и с мнением большинства общества.

Пусть, например, племя дикарей собирается съесть своего пленника. Они твердо уверены, что имеют на это право. Они будут упорно сопротивляться, если кто-то посягнет на их свободу съедать того, кого они хотят. А если пленник попытается убежать, чтобы вновь обрести утраченную свободу жить, то он тем самым ущемит свободу подавляющего большинства других людей и каждого дикаря в отдельности. Значит, если пленник не хочет нарушать рассматриваемый принцип, то ему придется примириться со своей участью. Правда, его свободу племя при этом не принимает в расчет, но ведь надо же выбирать, надо же понимать, что интересы коллектива важнее. Если уж надо ущемить чью-то свободу, то пусть лучше это будет один-единственный пленник.

То есть можно, конечно, объявить человека или людей в целом мерой всех вещей, это красиво, привлекательно, льстит нашему самолюбию, но верно только в том случае, если люди идеальны, кристально чисты, напрочь лишены любого зла. А такое в наше время совершенно нереально. Поэтому строить мораль, этику, нравственность только на основании интересов человека, только на основании представлений людей, пусть и большинства людей, не только глупо, но и попросту невозможно. Представления людей слишком изменчивы, слишком подвержены искажениям и ошибкам, чтобы стать основой для чего-то неизменного, абсолютного, совершенного.


Посмотрим, как проявляют себя первичные грехи (гордыня, ложь и страх) на уровне взаимоотношений людей.

Гордыня проявляется в виде презрения к людям, в виде неправедной власти, жестокой тирании, эгоизма, самодурства. Человек, одержимый гордыней, видит во всех остальных людях лишь средство для достижения своих целей, стремится покорить их своей воле, переделать их, отбросить тех, кто стал не нужен, нейтрализовать тех, кто мешает, унизить и оскорбить каждого. Другое проявление гордыни — полный уход в себя, отказ от любого общения, от помощи другим людям, от дружбы, любви, простого сочувствия. Человеку, пораженному гордыней, не интересны все остальные люди, он не допускает и мысли, что они не менее сложны, чем он сам, что они имеют не меньше прав, что их чувства, мысли, стремления достойны уважения. В лучшем случае он рассматривает всех остальных как неполноценных, как неразумных детей, которым надо максимально просто объяснить, что делать, куда идти, о чем мечтать. Он не допускает и мысли, что кто-то может серьезно оспаривать его указания, тем более, что кто-то может оказаться более правым. Себе он отводит роль лидера, вождя, пророка, учителя, которому все должны поклоняться. А если другие не согласны беспрекословно признавать его авторитет, то он успокаивает себя тем, что люди примитивны, глупы, порочны, еще не созрели, что ими движут только злоба, корысть, зависть, другие низменные чувства.

Самое частое проявление гордыни — стремление переделать других людей по своему усмотрению. Однако переделать другого человека еще сложнее, чем самого себя, как бы этого ни хотелось и какие бы усилия для этого ни прилагались. Ведь любой человек столь же сложен, как и мы сами, а средств воздействия на него значительно меньше, чем на себя. Контролировать его мысли мы в принципе не можем. И если уж крайне сложно перестроить сколько-нибудь существенно свою индивидуальность, то о глубокой переделке других не приходится и мечтать. Конечно, окружающие нас люди могут по тем или иным причинам притворяться, внушать нам, что мы добились успеха в их переделке, но верить этому не стоит. К тому же любую попытку подобного насилия над собой человек воспринимает очень болезненно, он всячески сопротивляется такому вторжению в свой внутренний мир, прилагает все силы, чтобы остаться прежним. Поэтому очень часто результат переделки бывает прямо противоположен желаемому. Даже в том случае, когда удается заставить другого человека поступать в соответствии с нашими представлениями, это еще не значит, что он принял их, внутренне примирился с ними. Иногда же подобная переделка полностью ломает человека, превращает его в бездумного исполнителя, то есть лишает его главного права — права свободного выбора. Причем не слишком важны даже методы переделки, не слишком важно, используются ли грубые методы зла (ложь, запугивание, насилие) или простые просьбы быть таким-то и таким-то. В любом случае ограничение индивидуальности человека и лишение его свободы выбора служат только злу.

Что же делать, если близкий человек чем-то не удовлетворяет нас? Есть только два выхода. Первый сводится к тому, что надо расстаться с этим человеком или просто увеличить дистанцию, реже встречаться и меньше общаться с ним. Такой путь больше всего подходит для отношений со знакомыми, коллегами, одноклассниками, то есть с теми, потеря которых не столь уж существенна. Второй выход состоит в том, чтобы постараться самому приспособиться к общению с этим человеком, увидеть в нем не свою вещь, не инструмент для достижения каких-то своих целей, а не менее сложную личность с его собственной неизменной индивидуальностью, его правом на ошибку. Это безусловно предпочтительнее для отношений с супругом (супругой), родителями, детьми, родственниками, близкими друзьями, то есть с теми людьми, разрыв с которыми невозможен без сильных переживаний, а то и трагедии.

Самая частая ситуация — это муж и жена. Два взрослых человека обычно довольно трудно притираются друг к другу. Но это как раз тот случай, когда сближение и объединение двух людей должно происходить в результате свободного и добровольного выбора, так что винить в промахе можно только самого себя. И большую ошибку совершают те женщины, которые думают, что смогут переделать мужа по своему усмотрению, «сделать из него настоящего человека». Точно так же ошибаются мужчины, собирающиеся после свадьбы воспитать жену по своему вкусу. Борьба между супругами за взаимную переделку друг друга только выматывает обоих, делает их более уязвимыми перед внутренним и внешним злом, не оставляет им сил для творческого саморазвития и для развития семьи, то есть, собственно, для настоящей жизни.

Второй важнейший грех, ложь, проявляется на уровне взаимоотношений людей наиболее наглядно. Ее разновидности — это и сплетни, и клевета, и интриги, и аферы, и элементарная ложь, используемая для достижения своих целей. Ложь на этом уровне разъединяет людей, стравливает их между собой, препятствует взаимопониманию, создает образы врагов и кумиров, ложные мифы, предрассудки, предубеждения. Наиболее совершенной, законченной ложью являются лжеучения, которые имеют свою логику, сложную внутреннюю структуру, предлагают свои методы переделки действительности. Они порой уводят людей от истины на многие десятилетия и даже века, подменяя собой религии и светлые учения. Лжеучения, конечно, объединяют часть людей, но это объединение ради вражды, ненависти, уничтожения врагов, то есть, по сути, ради разъединения. Люди, пораженные ложью, не доверяют друг другу, постоянно ждут подвоха или удара от других людей, истолковывают даже самые чистые намерения как враждебные. Ложь на этом уровне бывает очень привлекательной, красивой, сладкой, уводящей в придуманный мир. Она действует как самый настоящий наркотик. И цель ее все та же — запутать человека, подсунуть ему суррогат настоящих взаимоотношений, отвлечь от настоящих гармоничных контактов, от дружбы, любви, взаимопомощи. Ложь пытается установить неестественные связи между людьми, заменяя нормальные семейные, рабочие и общественные отношения патологическими и извращенными, навязывая нам несвойственные людям роли. Человек, распространяющий ложь, обязательно обманут сам. Он может искренне верить в ту ложь, которая ему была навязана ранее. Но и в том случае, когда он сознательно обманывает других людей, все равно он сам обманут, так как ранее ему была внушена неверная мысль, что ложь вполне допустима или обязательна, неизбежна, непредосудительна, даже прекрасна. Ложь всегда порождает ложь.

Кстати, обычно считается, что человек обязательно лжет из корысти, для того чтобы получить какую-то выгоду, добиться какой-то ощутимой цели. Однако существует разновидность лжи, которую можно назвать «бескорыстной». Лгать или просто скрывать правду человек может просто из соображений самоутверждения, чтобы возвыситься в собственных глазах. Он рассуждает примерно так: «Я-то знаю правду, следовательно, я больше других информирован, я умнее других. И почему я добровольно должен лишаться этого преимущества, рассказывая известное мне всем и каждому?». В результате с упорством, достойным лучшего применения, этот человек будет врать, не слишком мучаясь угрызениями совести, хотя никакой видимой пользы ему это и не приносит. Причем не слишком важно, от скольких людей он скрывает правду. И самое для него приятное — как бы невзначай тонко намекнуть, что он знает правду, но ни за что ее не скажет, так и будет скрывать за частоколом лжи и умолчания. А если скрываемые сведения вдруг станут широко известны, он почувствует себя обделенным, обиженным, даже обокраденным, так как лишится важного преимущества перед другими людьми. Опять же мы имеем здесь дело со стремлением к самоуважению, пусть и с помощью недостойных средств. Ложь основывается на гордыне.

Есть и еще одна интересная разновидность лжи. Каждый человек вольно или невольно стремится распространить свое представление о мире на всех остальных людей. Ведь тогда ему проще было бы понимать поступки всех окружающих. К тому же обращение других людей в свою веру очень сильно способствует росту самоуважения. Поэтому в том случае, когда человеку становятся известными факты, противоречащие его представлениям о мире, он обычно стремится, чтобы об этих фактах не узнал никто другой, особенно из числа его единомышленников. Он утаивает эти факты, отрицает их существование, оспаривает их любыми путями. То есть для себя мы до поры до времени можем объяснить все что угодно, а остальные могут истолковать отдельные события неправильно, так как они, конечно же, не обладают ни нашей мудростью, ни нашей убежденностью. Это тоже «бескорыстная» ложь, не приносящая никаких зримых выгод и замешанная на гордыне.

Третий важнейший грех, страх, на уровне взаимоотношений людей проявляется, наверное, наиболее полно. Ведь именно от людей наиболее часто исходит угроза жизни, здоровью, комфорту, благополучию. Страх не просто порождает враждебность к другим людям, но и толкает на активные действия по предотвращению грозящей опасности. Так страх оборачивается другой своей стороной — насилием. Ведь любое насилие обязательно вызвано страхом, человеку, который ничего не боится, насилие ни к чему. Причем это может быть не только страх перед враждебными действиями окружающих людей, но и боязнь не успеть совершить задуманное до своей смерти, после которой уже ничего не будет. Поэтому страх обязательно рождает торопливость, суету, постоянное напряжение сил, маниакальное стремление к выбранной цели. Страх не терпит бездействия, спокойствия, неторопливых размышлений. Непрерывная работа должна заслонить собой мысль о смерти, создать иллюзию удлинения жизни, отдалить столь ужасный конец. Ожидание считается недопустимым, от жизни надо получать все здесь и сейчас, соглашаясь на любую цену, любые последствия, так как потом будет поздно. Человек, одержимый страхом, не останавливается ни перед какой жестокостью, ни перед какой подлостью, ни перед какими моральными запретами. Он твердо верит, что после смерти его ждет небытие, полное и необратимое уничтожение, поэтому страдания других людей для него ничего не значат. Более того, иногда он получает удовольствие от страданий и смерти окружающих, так как ему кажется, что таким образом он продлевает свое существование. Чужие мучения лишний раз подтверждают такому человеку, что его всепоглощающий страх не напрасен, что смерть и разрушение действительно ужасны, и это способствует росту его самоуважения. К тому же ему нравится, что другие люди уходят в столь пугающее небытие раньше его, их настигает ужас уничтожения уже сейчас, когда самому ему пока еще явственно ничто не угрожает.

Ложь, страх и гордыня могут служить универсальными индикаторами правильности, гармоничности, чистоты отношений между людьми. То есть если в основе взаимоотношений двух людей лежат обман, запугивание, стремление самоутвердиться за счет другого, то это нельзя назвать ни настоящей дружбой, ни тем более любовью. Если коллектив существует за счет сокрытия правды от своих членов, благодаря их страху перед местью в случае выхода из коллектива, на основе безоговорочного авторитета вождя и беспрекословного подчинения ему, то такого коллектива надо избегать. Если какой-то человек рассматривает окружающих только как средство для достижения своих целей, удовлетворения своих амбиций и не останавливается при этом ни перед ложью, ни перед насилием, то он следует по пути зла, и любая помощь ему равносильна соучастию в преступлении.


Строго говоря, любой человек создает не одну мысленную модель всех других людей, а несколько моделей, каждая из которых призвана заменить собой ту или иную группу людей (это групповые модели) или отдельных людей (это индивидуальные модели).

Индивидуальные модели создаются для близких людей — родственников, друзей, словом, для тех, кто занимает большое место в нашей жизни. Эти модели обычно сложные, проработаны довольно подробно, хорошо учитывают особенности конкретной личности, оперативно изменяются в течение жизни. Примером могут служить образы матери, отца, брата, сестры, мужа, жены, ребенка. О каждом из них мы можем многое рассказать, мы можем хорошо предсказать их поведение в тех или иных ситуациях. При создании этих моделей мы обычно легко признаем, что в человеке есть как добро, так и зло. Хотя изредка встречается и идеализация близких людей, объявление их лишенными любых недостатков. Бывает и наоборот, близкого человека считают исчадием ада. Но такие ситуации представляют собой все-таки исключения из общего правила.

Групповые модели создаются для каждой группы людей, выделяемой нами из общей массы. Эти люди нам мало знакомы или не знакомы вовсе. Модели эти отличаются слабой проработанностью, порой даже чрезмерной упрощенностью, односторонностью. Меняем мы их неохотно, так как они составляют заметную часть нашего мировоззрения. Вариантов деления людей на группы существует множество. Эти варианты могут основываться на имущественном положении людей (богатые — бедные), социальном положении (элита — народ), возрасте (молодежь — старики), национальности, религии, расе, эпохе (предки — мы — потомки) и т.д. Например, может существовать модель сослуживцев, модель соседей, модель людей той или иной профессии.

Естественно, для экономии сил мы стремимся сократить общее число моделей и чаще всего — именно за счет групповых моделей. Мы пытаемся упростить эти модели, выявить в окружающих людях какие-то общие черты. В самом примитивном случае все люди заменяются единой моделью, единым образом, причем образ этот не может быть слишком детализирован, так как иначе он не будет универсальным. В качестве основы для такой модели наиболее часто, к сожалению, используется принцип отрицания, принцип преобладания зла. Например, очень распространенная предельно общая модель людей сводится к утверждению «все люди — сволочи», чуть более мелкие модели — «все женщины — стервы», «все мужчины — подлецы». Бывают и противоположные мнения, идеализирующие те или иные группы людей. Например, «все мы, женщины, во всем совершенны», «все мы, мужчины, всегда правы». То есть в групповых моделях мы чаще всего склонны принципиально ошибаться: увлекаясь чрезмерным упрощением, мы упускаем самое основное — забываем об истинной природе человека.

Именно групповые модели обычно играют роль столь желанного для сил зла «образа врага». Ведь ненавидеть, бояться, презирать гораздо проще именно далеких, малопонятных, незнакомых людей. Им легко приписать самые неприятные, отталкивающие, омерзительные черты, напрочь лишая их всего человеческого. И жизненный опыт не сможет быстро разрушить этот образ врага. Примеров можно привести массу: жители другой страны, сторонники другой религии, люди другой национальности, члены тайной организации (действительно существующей или мнимой). Интересно, что при близком знакомстве с кем-нибудь из «врагов», когда становится яснее его сложная сущность, мы обычно стремимся убедить себя в том, что он является всего лишь исключением из общего правила. И то хорошее, что мы замечаем в этом представителе враждебной группы, мы не спешим распространять на группу в целом. Например, самый фанатичный и нетерпимый мусульманин вполне может в обычной жизни дружить с христианином или индуистом, а те могут дружить с ним. Белый расист может вполне терпимо относиться к некоторым своим знакомым неграм, а любой антисемит —привести пример «хорошего человека, хоть и еврея». Во время войны нередки случаи искренней привязанности к захваченным в плен солдатам противника, хотя ненависть к врагам в целом от этого ничуть не уменьшается.

Понятно, что далеких и незнакомых людей гораздо проще представить себе совершающими зло, чем людей близких или просто знакомых. Например, хозяин обворованной квартиры никак не может представить себе, что вероятный виновник кражи — его хороший приятель, который легко мог изготовить себе копию ключа и знал, где что лежит, и когда хозяев нет дома. Значительно легче нарисовать себе образ хитрого профессионального вора, который полжизни провел в тюрьме, немыслимым путем смог проникнуть в квартиру и быстро забрать все ценности, не оставив никаких следов. Точно так же многие люди, близко знавшие кровавых диктаторов или бездарных правителей, очень тепло и абсолютно искренне отзываются о своих встречах с ними, не верят никаким обвинениям в их адрес, пишут хвалебные воспоминания о них. Даже если эти люди признают существование недостатков во времена правления своих кумиров, настоящими виновниками они считают некое таинственное враждебное окружение или происки неизвестных вредителей. Зато те, кто никогда не встречался с каким-то правителем, легко соглашаются признать за ним даже самые невероятные грехи.

Модели людей, как индивидуальные, так и групповые, мы создаем обязательно, сознаем мы это или нет, хотим мы этого или нет. Главное состоит в том, чтобы при создании и доработке всех этих моделей не забывать о глубинной сути всех людей, о добре и зле, присутствующих в каждом человеке. Тогда мы сможем избежать основной ошибки: не будем ни идеализировать людей, ни демонизировать их.

Вообще одно из самых распространенных и опасных заблуждений состоит в том, что злом объявляется человек. То есть не какой-то абстрактный, а вполне конкретный человек, совершающий те или иные поступки, имеющий те или иные убеждения, говорящий те или иные слова. Причем никакого другого зла сторонники подобного подхода обычно просто не признают. В результате борьба со злом подменяется борьбой с человеком, людьми, а уничтожение людей воспринимается как уничтожение зла. Ведь это так просто: есть человек — есть зло, нет человека — нет зла. И достаточно убить всех злых людей, чтобы наступил рай на Земле, вечное счастье и довольство для всех остальных. А если будут появляться еще злые люди (то есть зло), их тоже надо вовремя выявлять и безжалостно уничтожать, чтобы не портили жизнь остальным.

Согласно зороастрийскому учению и другим религиям светлого направления, человек никогда не может быть злом. Он может быть пораженным злом, может служить злу, может быть даже слепым исполнителем воли зла. Но никак не самим злом. Все мы с рождения несем в себе зло, все мы можем в течение жизни увеличить или уменьшить количество зла в себе, но никто не способен даже при большом желании стать полноценным злом. Любой человек всегда остается творением Бога, у него всегда есть дух, который в принципе не может быть поражен и уничтожен злом. Даже полностью порабощенного злом человека в конце концов ждет очищение и спасение. Поэтому объявление человека злом — это всегда ложь, с которой необходимо бороться. И уничтожение каких бы то ни было людей никогда не может считаться самоцелью, никогда не может принести безусловную и однозначную пользу миру в целом и остающимся людям в частности. Даже лишение жизни закоренелых преступников может быть признано допустимым только с очень большими оговорками. Например, оправданным будет их уничтожение в момент совершения ими тягчайшего преступления.


Говоря о групповых моделях людей, нельзя не упомянуть об одном очень интересном современном мифе, который можно назвать мифом о профессионалах. Согласно ему, существуют некие группы людей, которые знают все о каких-то областях нашей жизни, которые легко и просто могут сделать в своей области все что угодно и никогда не ошибаются. Стоит нам услышать, что кто-то является профессионалом, и мы сразу же начинаем преклоняться перед ним, ловим каждое его слово и ждем от него настоящих чудес. Это типичный пример приписывания словам смысла, на самом деле не присущего им. Во всех подобных случаях достаточно понять истинный смысл слова, и многие заблуждения отпадут сами собой. Ведь что такое профессионал? Строго говоря, это человек, который за свою работу получает деньги, который занимается ею не ради собственного удовольствия, а ради материального вознаграждения, так как других источников дохода у него нет. Правда, иногда термин «профессионал» подразумевает определенный уровень полученного образования по данной специальности. Но это опять же ничего не говорит о том, насколько хорошо данный человек усвоил то, чему его учили, о том, насколько верны полученные им знания, и о том, как он их применяет на практике. Если следовать таким определениям, то становится понятным, что вполне возможны тупые профессионалы, профессионалы-халтурщики, профессионалы-недоучки, наконец, бесполезные профессионалы.

Более того, все серьезные и зачастую непоправимые ошибки во все времена делаются именно профессионалами. И всем недостаткам нашей жизни мы опять-таки обязаны именно им. Самоуверенность профессионалов, основанная на большом опыте и на абсолютизации своих знаний, порой толкает их на такие ошибки, которые никогда и ни при каких условиях даже не пришли бы в голову ни одному любителю или просто постороннему человеку, дилетанту. К тому же дилетантам обычно просто не доверяют важных дел, предпочитая их ошибкам ошибки профессионалов. Например, профессиональный слесарь-сантехник вполне может поставить старую и ржавую водопроводную трубу, так как он уверен, что она вполне способна прослужить еще несколько лет. Профессиональные атомщики уверенной рукой могут подвести АЭС к взрыву, совместив столько различных нарушений, сколько не предусмотрено никакой теорией. Профессиональные космонавты могут самоуверенно бросить недокрученные винты, что приведет к разгерметизации корабля. Профессиональные врачи уверенно и ловко вырезают человеку здоровый орган, да еще и забывают у него в животе пинцет. Профессиональный электрик храбро берется руками за провода, между которыми напряжение 220 вольт. Профессиональный шофер смело едет на красный свет, так как раньше ему это неоднократно сходило с рук. Профессиональный строитель небрежно заделывает щели и трещины в стенах, ведь с него спрашивают только за внешний вид и скорость работы. Так что для преклонения перед всеми подобными профессионалами нет никаких реальных оснований.

Миф о профессионалах держится на двух основных подпорках.

С одной стороны, практически всем нам свойственно стремление к идеалу, к чему-то прочному, настоящему, лишенному любых, в том числе и наших собственных недостатков. И в качестве такого идеала часто выступают другие люди. Это напрямую связано с идеологией прогресса, ставящей человека на место Бога. Нам хочется верить, что все происходящее доступно пониманию человеческого разума, что все имеет разумное (с нашей точки зрения) объяснение. Мы согласны признать свою собственную неспособность объяснить мир, но совершенно не желаем признать, что нет таких людей, которые могли бы нам в этом помочь. Причем люди эти способны, по нашему мнению, не только объяснить мир, но и изменить его в нужном направлении. Пусть мы их даже никогда не встретим, пусть мы о них даже никогда не услышим, но они обязательно существуют, потому что человеку, как всем известно, доступно все. Несмотря на свою ложность, вера эта очень крепка, поколебать ее не могут никакие заверения в том, что абсолютно логично и полно объяснить какое-то явление или событие невозможно, что это в принципе не под силу человеку. В крайнем случае, мы готовы признать, что объяснение будет доступно нашим далеким потомкам, но все-таки людям. А так как информацию о будущем проверить невозможно, разоблачить это заблуждение совершенно нереально.

Что характерно, идеальными мы склонны считать людей, с которыми сами не соприкасаемся вовсе или соприкасаемся очень редко. Ведь реальность обычно быстро развенчивает любые идеалы. Например, люди, не имеющие отношения к науке, часто благоговеют перед всеми учеными. Ученые в свою очередь могут преклоняться перед всеми музыкантами, художниками, поэтами. Эти последние могут идеализировать, к примеру, всех врачей. И такие цепочки взаимной идеализации могут быть бесконечно длинными. Даже когда мы сталкиваемся с явными ошибками профессионалов, мы склонны обвинять их в недостаточном профессионализме и твердо верим, что настоящий профессионал никогда бы не допустил подобного промаха. Однако те люди, которые имели возможность близко познакомиться с какой-то областью жизни, обычно быстро теряют трепетное отношение к работающим в ней профессионалам. Например, врачи довольно трезво оценивают своих коллег (правда, бывает, что идеализируют специалистов из смежных областей медицины). Научные работники вовсе не считают бесспорными авторитетами всех, кто имеет даже самые высокие научные степени. Миф не выдерживает столкновения с действительностью, он живет только до тех пор, пока его не подвергают сколько-нибудь тщательной проверке. В этой связи можно упомянуть об искреннем удивлении одной девушки, несколько лет проработавшей лаборантом в научном институте, когда она вдруг услышала на каком-то заседании: «Именно мы, ученые, должны сделать все...». Мифический, светлый, идеальный образ настоящих ученых слишком сильно расходился с окружавшими ее реальными людьми, называющими себя учеными.

С другой стороны, профессионалы обычно делают все возможное, чтобы в глазах окружающих людей выглядеть действительно достойными уважения. Для этого проводятся специальные пресс-конференции, выставки, смотры, праздники, показательные выступления, для этого пишутся статьи и популярные книги, то есть пропаганда тоже поставлена вполне профессионально. Пыль в глаза пускается обычно довольно успешно, но работа от этого лучше не делается, а ошибок не становится меньше. Например, специальные подразделения по борьбе с террористами очень эффектно демонстрируют свое умение на учениях, но в реальности вместе с террористами часто бессмысленно гибнут как заложники, так и сами сотрудники этих подразделений. Солдаты на маневрах показывают прекрасную боевую и тактическую подготовку, но в реальных конфликтах оказываются совершенно беспомощными. Новейшие разработки, демонстрирующиеся на технических выставках, порой так и остаются в единственном экземпляре, так как оказываются никому не нужными или невыгодными в применении. Уникальные хирургические операции, о которых громко трубит пресса, так и остаются уникальными, никак не влияя на общее плачевное состояние реальной медицины. Короче, реклама остается рекламой, а жизнь — жизнью.

И больше всего преклоняются перед теми профессионалами, встреча с которыми трудна или вообще невозможна. Например, перед теми, кто работает на сверхсекретных предприятиях, в других странах (чем дальше, тем лучше), перед далекими предками или далекими потомками, наконец, перед гипотетическими жителями других планет. Им мы согласны приписать возможности творить любые чудеса, воплощать в жизнь любые наши фантазии. На этом, собственно, и строится вся кино- и литературная фантастика. Независимо от выбранных героев основная идея остается все той же — человеческому разуму доступно все, перед истинными профессионалами нет и не может быть никаких преград. Хотя на самом деле все совсем не так просто.

Хуже всего, когда человек начинает искренне считать таким идеальным профессионалом самого себя, включая себя в идеальную групповую модель. Это уже плохо характеризует его способность объективно оценивать действительность, отделять иллюзию от реальности. Поэтому такому самоуверенному профессионалу не стоит доверять никакого значительного дела.

На любую проблему, на любое дело надо стараться сохранять в себе два взгляда: с точки зрения высших ценностей и с точки зрения среднего человека, обывателя. Может показаться странным, но довольно часто эти точки зрения совпадают. Именно такой подход позволяет каждому из нас оставаться полноценным человеком, не становиться служителем иллюзии, лжи, удерживаться от многих страшных грехов. Хуже всего, когда человек начинает судить о средних людях и о высших ценностях с точки зрения какой-нибудь проблемы, какого-нибудь дела, какой-нибудь идеи, идеологии. Именно это свойственно многим профессионалам. Они довольно часто считают, что «серая масса» не понимает своего счастья и поэтому всячески препятствует развитию их любимого дела. Поэтому ее можно и нужно обманывать или даже насильно заставлять идти к светлому будущему. Те же профессионалы нередко полагают, что вечные ценности подлежат обязательной переоценке исходя из последних достижений их профессии. Иначе они перестанут отражать изменившуюся реальность. Результатом этого может быть только одно — разрушение мира, насилие над людьми, над природой.

И еще о профессионалах.

Какого человека сейчас принято считать самым умным, мудрым, компетентным во всех жизненных делах? Кого чаще всего спрашивают, что он думает о политике, воспитании детей, религии, нравственности и о многих других проблемах? Правильно, того, кто много знает в какой-то специфической области, кто добился в этой области заметных результатов и всеобщего признания. То есть профессионала. Специфика области при этом не имеет особого значения. Это может быть наука (физики, химики, биологи и т.д.), это может быть культура (писатели, художники, режиссеры, актеры и т.д.), это могут быть финансы (банкиры, биржевики, и т.д.). Предполагается, что раз такие люди смогли освоить свою область, им автоматически стало известно что-то такое, что недоступно всем остальным. Оправдывается это ожидание далеко не всегда. Зачастую подобные люди оказываются очень ограниченными, не имеющими ни малейшего представления не только о мире в целом, не только о реальной жизни своих сограждан, но даже о смежных областях. Их можно сравнить с кротами, каждый из которых прекрасно изучил свой участок земли вплоть до значительных глубин, но никогда не сможет увидеть горизонта, не сможет подняться над землей и понять свое место на ней.

Конечно, заметные результаты в выбранном деле тоже кое-что значат. Наверное, это одно из самых необходимых условий для того, чтобы считаться действительно умным человеком. Но никак не достаточное. Как хорошо сформулировал Монтень, хорошо организованный ум гораздо ценнее хорошо наполненного ума. На практике же очень часто уважение и поклонение вызывает именно хорошо наполненный ум. И наполнение это относится обычно к какой-то узкой области. Причем в наше время всевозрастающей специализации эта узкая область может быть знакома всего лишь нескольким сотням людей на Земле. Но совершенно естественно, что чем больше ум наполнен, тем меньше в него может уместиться новой информации, тем меньше он склонен обращать внимание на то, что не относится к узкой специализации, тем меньше у него возможностей для глобального синтеза. Когда же ум хорошо организован, он может делать глубокие и универсальные выводы даже при не слишком большом объеме знаний.


Идея равенства всех людей во все времена привлекала к себе пристальное внимание. Более того, именно эта идея лежала в основе целого ряда идеологий, которые оказали огромное влияние на ход мировой истории. Ради нее были отданы многие миллионы жизней. Но существует ли оно, это самое равенство? Может быть, это не более чем сказка, вымысел, не имеющий никакого реального содержания?

Понятие равенства довольно многозначно, под равенством разные люди часто подразумевают совершенно различные вещи. Равенство может быть в общественном положении, в юридических правах, в собственности, в личных способностях, во вкусах и пристрастиях и т.д. Но сначала мы поговорим о равенстве в наиболее употребительном смысле, а именно о том, которое противостоит таким всем знакомым понятиям, как общественное неравенство и эксплуатация человека человеком, то есть о социальном, общественном равенстве.

Обратим внимание, что страстными проповедниками такого общественного равенства всегда выступают те, кто призывает к разрушению, насильственному переделу существующих порядков. Они исходят из того, что изначально, от природы все люди равны, поэтому любое общественное неравенство представляет собой зло, которое надо уничтожить. В подобных призывах к разрушению, кстати, кроется большое противоречие. Ведь если все люди от рождения равны, то почему подавляющему большинству необходимо настойчиво разъяснять и упорно навязывать эти самые идеи равенства, порой и насильно? Если кто-то один додумался до того, что реального общественного равенства нет, но его обязательно надо установить, а остальным это даже в голову не приходит, то данное обстоятельство уже само по себе отрицает существование природного равенства. Правда, проповедники общественного равенства обычно и не заходят так далеко, чтобы считать самих себя равными всем остальным. Обычно подразумевается, что осознавшие в конце концов свое изначальное равенство люди в благодарность за то, что их просветили, сделают первых теоретиков равенства своими вождями, руководителями, духовными лидерами. То есть поставят их на место тех, кто раньше всеми силами препятствовал установлению столь желанного равенства.

Как это ни парадоксально, реальное движение к общественному равенству неизбежно сопровождается ростом неравенства. С самого начала любые призывы к равенству рассчитаны на тех, кому живется тяжелее, чем остальным. Пусть даже таких людей не слишком много. При этом подразумевается, что после установления равенства им может стать только лучше. А хуже будет тем, у кого сейчас все есть. То есть получается парадокс: идея установления равенства с самого начала разделяет людей, стравливает их между собой. В случае же победы сторонников равенства появляются еще и новые проблемы. Сначала необходимо подавить, а то и просто уничтожить тех, кто прямо поддерживал прежнее неравенство. Затем надо ограничить в правах тех, кто недостаточно активно боролся за равенство. После этого надо разобраться среди своих, выяснить, кто больше сделал для достижения равенства, кто правильнее понимает равенство. Самые достойные должны получить больше прав, возможностей, имущества, а тех, кто им мешает, лучше изолировать. И в результате можно уже опять начинать призывать к равенству, но уже с точки зрения тех, на чью долю равенства не хватило.

Из истории известно, что ни одно общество, положившее в свою основу идею полного равенства, не было достаточно устойчивым, внутренне органичным, непротиворечивым. Установленное равенство, пусть даже и не для всех людей, а для большей их части, постоянно требовало мощного репрессивного аппарата для своей защиты. Естественно, насилием всегда держались и те государства, в основе которых было резкое неравенство, но там-то все ясно: когда одни люди хотят безраздельно распоряжаться другими, когда у одних есть все, а у других ничего, то это обязательно вызывает протесты. Но государства всеобщего равенства обычно вынуждены уделять ничуть не меньше внимания защите своего устройства. То есть равенство почему-то всегда требует насилия. Но если это равенство не провозглашенное, не мнимое, а действительно существующее от природы, то оно не должно вызывать никаких возражений со стороны равных людей. Если все люди на самом деле равны, то общество, основанное на равенстве, должно быть самым устойчивым, и насилие ему вообще ни к чему. Видимо, все не так просто.

Может ли вообще быть установлено реальное равенство людей в обществе, когда все мы так по-разному смотрим на то, что нам хотелось бы получить, и то, что мы готовы за это отдать, чем пожертвовать? Кто-то готов работать день и ночь для того, чтобы получать большие деньги и приобретать все новые и новые вещи. Другой согласен жить более чем скромно, но хочет, чтобы у него было как можно больше свободного времени. А для третьего самое главное — возможность заниматься любимым делом, ради чего он готов отказаться как от достойного вознаграждения, так и от свободного времени. Один человек хочет, чтобы ему постоянно указывали, что ему надо делать, другой сам хочет руководить людьми, а третий не желает иметь ни начальников, ни подчиненных. Часть людей рассматривает собственность как залог личной свободы, а другая часть, наоборот, как источник личного закрепощения. То есть, пытаясь ввести полное общественное равенство, стремясь подогнать всех под один и тот же стандарт, установить для всех одинаковые правила жизни, мы обязательно кого-то ущемим, а для кого-то создадим более благоприятные условия. Можно ли считать достигнутый порядок настоящим равенством? Ведь одни будут более счастливыми, а другие более несчастными. Внешнее равенство обернется внутренним неравенством, большим внутренним напряжением. А скорее всего, ущерб будет нанесен абсолютно всем, так как люди многогранны, имеют множество интересов, взглядов, желаний. Удовлетворить полностью все потребности даже одного человека очень непросто, тем более нереально сделать полностью счастливыми многих людей. Но самое главное состоит в том, что при внедрении равенства обычно исходят не из нужд реальных людей, пусть даже и немногочисленных, а из искусственно сконструированных идеалов, имеющих к реальности довольно слабое отношение. Так что вероятность, что ущемлены будут все, еще более возрастает.

Кстати, об идеалах. Всем известен лозунг идеального общественного строя: «От каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Многие считают его вершиной человеческой мудрости, пусть и недостижимым, но все-таки очень заманчивым идеалом полного равенства. Мол, я отдаю обществу то, что могу, и получаю от него то, что хочу. Но попробуем чуть подробнее разобраться в том, к чему призывает данный лозунг, какие конкретные пути можно предложить для его реализации.

Способностей у каждого человека великое множество. Практически любой, даже самый выдающийся человек может, к примеру, таскать мешки, рыть канавы, подметать улицы, валить лес. Практически любой, даже умственно неполноценный человек может также перекладывать бумаги на столе и подписывать или не подписывать их, поднимать руку в нужный момент голосования. Означает ли это, что в предлагаемом идеальном обществе от каждого из нас будут требовать полной реализации всех наших способностей? Что, например, ученых, врачей, учителей будут в свободное время посылать колоть лед на дорогах или работать на рудниках? Ведь они же на это способны — значит, нечего увиливать. Или, может быть, чернорабочим, дворникам, грузчикам будет регулярно предоставляться возможность посидеть в парламенте, проголосовать за законы, подписать государственные бумаги? Они тоже справятся, дело нехитрое. В крайнем случае поставят крестик вместо своей подписи. Не забудем также и о том, что практически каждый человек способен на то или иное преступление (другой вопрос, совершает ли он его реально). Так, может быть, и эти способности ему следует реализовать? Ведь общество должно взять от человека все, хочет он того или нет. А любые нереализованные способности — это прямой ущерб обществу.

Можно, конечно, возразить, что от человека потребуются не все его способности, а только те, которые наиболее полезны в данный момент обществу. Но где гарантия, что текущие общественные интересы совпадут с интересами человека или даже с общими законами мира? Где гарантия, что какой-нибудь потенциальный гений обязательно сможет проявиться, не загубит свой талант? Например, может случиться так, что великий композитор будет в интересах общества сортировать мусор на помойке, а гениальный художник — мыть грязную посуду в столовой. Кстати, вполне возможно, что в это же самое время общество обяжет быть композитором или художником, будет настойчиво учить на инженера или писателя как раз тех людей, которые на самом деле не способны хорошо выполнять ничего, кроме примитивной физической работы.

Можно также возразить, что от каждого человека потребуется все, на что он способен, и что в то же время полезно обществу. Но это тоже нелепость. Ведь очевидно, что одно и то же время, одни и те же силы можно потратить вовсе не равноценными способами. Например, усталость человека не слишком зависит от характера труда, приведшего к этой усталости. Интенсивная умственная деятельность утомляет ничуть не меньше интенсивной физической работы. И утомление это снимается только отдыхом, бездействием, расслаблением, а вовсе не сменой занятий, как считают некоторые. И время, потраченное на какую-то одну работу, тем самым безвозвратно теряется для другой работы. Поэтому все свои способности ни один человек не может реализовать в принципе, как бы он этого ни хотел сам, и как бы этого ни требовали от него другие, как бы это ни было нужно обществу. От человека могут потребовать применения вовсе не тех его способностей, которые наиболее у него развиты и которые он хотел бы реализовать, а на желанную, интересную и полезную для него работу уже и не останется сил.

Кстати, довольно широко распространено убеждение, что принудительный труд в принципе не может быть высокопроизводительным. Почему же? Еще как может. Именно с помощью принудительного труда с огромной скоростью вырубались вековые леса, выкапывались длиннющие каналы, строились железные дороги и заводы-гиганты. Никакими другими средствами такой производительности достигнуть просто невозможно. Дело в другом. Принудительный труд крайне редко бывает по-настоящему качественным, зато очень часто бывает бессмысленным. И вырубленный лес гниет без дела, канал оказывается слишком мелким и несудоходным, железная дорога — никому не нужной, а завод возводится за тысячи километров от сырья и потребителей. С помощью принудительного труда довольно удобно разрушать, но практически никогда не удается создать что-то принципиально новое и при этом безусловно полезное. И, как правило, принудительный труд не приносит человеку ни удовлетворения, ни, тем более радости.

Но вернемся к принципу равенства, остановившись теперь на потребностях. Какие, собственно, потребности каждого человека предлагается удовлетворять в «идеальном» обществе? Первоочередные, минимальные, максимальные, разумные, жизненно необходимые или вообще любые? В реальной ситуации наши потребности формируются исходя из соотношения наших желаний и наших возможностей. В идеале же, видимо, предполагается, что будут исполняться любые наши желания, даже самые фантастические и бессмысленные. К чему это приведет, к каким нелепостям и каким конфликтам, нетрудно себе представить. Кому-то, например, потребуется, чтобы постоянно светило солнце, а другому, наоборот, захочется дождя. Кто-то пожелает, чтобы на улице было тепло, а другому захочется бодрящего морозца. А если все захотят иметь золотые дома, усыпанные бриллиантами? Ведь это так красиво и удобно...

Можно возразить, что ко времени установления идеального общества люди станут более скромными, менее требовательными. Однако вся известная нам история показывает, что происходит, скорее, обратный процесс: потребности постоянно растут опережающими темпами и становятся все изощреннее. К тому же никакое общественное устройство не делает человека как такового ни лучше, ни хуже. При любом общественном строе остаются не только все добродетели, но и все пороки, в том числе и такой порок, как зависть, которая в принципе не терпит никакого ограничения потребностей. Кому-то обязательно захочется, чтобы у него было больше, богаче, вычурнее, чем у всех соседей. Так удовлетворять ли эти потребности?

Наконец, можно возразить, что потребности людей, подлежащие удовлетворению, будут определяться обществом. То есть, надо так понимать, государством, назначенными для этого чиновниками. Они будут соизмерять возможности общества с суммарными потребностями граждан и решать, что кому дать. Значит, работать надо в соответствии со всеми своими способностями, а получать только то из требующегося, что кто-то сочтет нужным тебе выделить? Но можно ли это назвать настоящим распределением по потребностям? Не приведет ли это к полному равенству в потреблении при сильном неравенстве в труде? А если у кого-то потребностей очень мало, он все равно должен выкладываться до предела, отдавать все, что может, обществу? С другой стороны, человек, отдача от которого мала, будет иметь столько же, сколько остальные? Но равенство ли это? Получается, что провозглашенный идеал рассыпается даже от легкого прикосновения к нему. А ведь многие люди готовы были, да и сейчас готовы отдать за него свои или, что предпочтительнее для них, чужие жизни.

Равенство в обществе быть должно, но только в той же мере, в какой оно установлено Творцом в нашем мире. Прежде всего, надо обеспечить равенство людей в возможностях выбора своего пути, то есть на начальном этапе жизни. Например, все люди должны иметь равные права в выборе и получении образования и профессии. Равенство должно быть в оценке результатов, достигнутых человеком, то есть на конечном этапе. Но здесь оно может быть и не всеохватывающим. То есть необходимо поощрение особо выдающихся людей и наказание тех, кто серьезно нарушает законы. При этом как поощрение, так и наказание должны быть равными для всех людей независимо ни от чего, кроме самого достигнутого результата. Например, тот, кто хорошо овладел наиболее нужной для людей профессией, должен жить в достатке и почете. Кто совершил преступление, должен быть изолирован от общества. А на всех промежуточных этапах, лежащих между началом и концом, никакого равенства не может быть в принципе. Например, если кто-то не может освоить выбранную профессию, его не надо тянуть, приравнивать к остальным. Если человек желает жить за чужой счет, не хочет честно трудиться, мешает жить окружающим, его не стоит приравнивать к остальным, тем более ставить над другими. Если кто-то демонстрирует выдающиеся способности, его не надо давить, заставлять быть таким как все.

Реального и полного общественного равенства можно добиться, только лишив людей всего истинно человеческого. То есть, отняв у них свободу выбора, свободу самовыражения, свободу творчества, заставив их не думать ни о чем другом кроме элементарного выживания, кроме простейших физиологических надобностей. Идеалом такого равенства может служить концентрационный лагерь, где все выполняют одну и ту же тяжелую работу и получают за нее одну и ту же скудную еду. И никакие индивидуальные особенности, никакие личные способности в этом случае никого не интересуют и не могут найти никакого применения. Но в этой ситуации для поддержания равенства среди заключенных совершенно необходима вооруженная охрана, которая, конечно же, находится на привилегированном положении. То есть полное равенство можно установить только насилием и только для выделенных групп людей, пусть даже и составляющих большинство населения страны. И как только насилие ослабляется или вовсе исчезает, сразу же выявляется скрывавшееся ранее неравенство во взглядах, склонностях, целях, допустимых средствах и т.д.

Могут ли все люди думать одинаково, иметь одно и то же мнение? Конечно, могут, но только в том случае, когда мысль, приходящая им в голову, предельно простая, очевидная, не требующая сколько-нибудь выдающихся способностей. Но на редких совпадениях взглядов нельзя строить общество, глупо рассчитывать, что вся общественная жизнь потребует только таких решений, которые очевидны каждому. На эту тему есть замечательная индийская сказка.

Один раджа как-то заспорил со своим визирем о том, могут ли все люди, такие разные и непохожие друг на друга, думать совершенно одинаково. Долго они спорили и в конце концов решили проверить. Раджа повелел огласить свой указ: ближайшей ночью все жители города должны принести кувшин

молока и вылить его в бассейн около дворца. Вечером слуги раджи выпустили из бассейна воду и натянули в нем недалеко от дна белое полотно. Как только стемнело, тысячи людей с кувшинами в руках потянулись к дворцу. Каждый подходил к бассейну, видел, что он заполнен чем-то белым, и выливал туда свой кувшин. Утром раджа и визирь пришли к бассейну, и раджа приказал снять полотно. Бассейн до краев был полон кристально чистой водой. Ведь каждый человек подумал, что его кувшин воды будет незаметен среди тысяч кувшинов молока, принесенных другими людьми.

До сих пор мы говорили о равенстве, так сказать, в общественном смысле. Не меньше, наверное, спорят о равенстве способностей, которые надо только правильно выявить и развить. Многие известные педагоги прямо заявляют, что все дети гениальны, и смело берутся доказывать это на практике. То есть имеется в виду, что если все педагоги будут правильно учить детей, то буквально все люди в скором времени станут как минимум талантливыми, а то и гениальными. Правда, хотя бы о первых результатах такого обучения и воспитания что-то не слышно. Воспитанники этих педагогов могут удивлять своей открытостью, отсутствием зажатости, верой в свои силы, большим объемом знаний и умений, но все-таки не талантами. Только очень пристрастный человек может заметить искры таланта в любых их рисунках и стихах, услышать признаки гениальности в сочиняемых ими музыкальных пьесах, объявить уникальными способностями уверенную работу на компьютере. Всем остальным людям сразу же становится ясно, что нашествие гениев и талантов нам пока еще не грозит.

Существует очень популярная формула: «Талант — это десять процентов дарования и девяносто процентов труда». Красиво, ничего не скажешь. Но всегда ли верно? Признавая эту формулу, не принижаем ли мы талант? Не рискуем ли загубить дарования? Ведь из нее следует, что в основном все определяется трудолюбием, усидчивостью, работоспособностью, а десять процентов дарования едва ли стоят того, чтобы о них серьезно говорить. Поэтому вполне можно принимать в институты по результатам экзаменов, выявляющих всего лишь достаточный уровень памяти и старательности человека, но совсем не требуемое для специальности дарование. Дальше надо теми или иными путями заставить студентов серьезно относиться к учебе, трудиться день и ночь, и выпуск поголовно талантливых специалистов нам обеспечен. Они умеют много трудиться, следовательно, девяносто процентов таланта у них уже есть. Но в действительности по-настоящему талантливых людей можно пересчитать по пальцам. И многие из них, как ни странно, совсем не отличаются выдающимся трудолюбием, усидчивостью, дисциплиной. Тем не менее они буквально на ходу решают задачи, над которыми годами могут работать большие и трудолюбивые коллективы. Их десять процентов дарования оказываются почему-то значительно весомее девяноста процентов труда основной массы людей.

Наверное, правильнее сказать так: уровень таланта, его качество определяются исключительно дарованием и ничем больше. От труда же зависит только то, насколько интенсивно это дарование проявляется, сколько задач сможет решить человек в течение жизни. Впрочем, зависит не прямо и далеко не всегда. Труд, пусть даже и круглосуточный, никогда не заменит дарования, а дарование вполне может не только заменить труд, но и добиться того, что никакому труду не под силу. Примером могут служить все те же талантливые дети, которых никто не заподозрит в многолетнем и упорном труде. Примером могут служить и те, кто, несмотря на интенсивный и подрывающий здоровье труд в течение долгих десятилетий, не создают ничего выдающегося, действительно талантливого. Более того, для полного раскрытия таланта порой очень нужно самое настоящее безделье, отключение от всякой работы, любого труда, так как человеку необходимо внимательно прислушаться к себе, понять свое высшее предназначение.

Так что рассматриваемая формула не слишком верна. Впрочем, ее автора и сторонников понять можно: она провозглашает, что собственная заслуга самого человека во всех его достижениях гораздо больше, чем вклад того, что ему дано свыше. Это льстит самолюбию талантливого человека и призывает тех, кто лишен таланта, всего лишь побольше трудиться для достижения любых желаемых результатов. Всех талантливых людей она автоматически объявляет фантастически трудолюбивыми, а всех, кто лишен талантов, — попросту ленивыми, недостаточно старательными.

Кстати, довольно нелепо требовать от талантливого человека, чтобы он побольше работал, постоянно создавал все новые шедевры. Он при всем желании не может выдать больше того, что ему дано, больше того, что ему приходит свыше. Любые усилия сверх необходимого могут, конечно, привести к созданию каких-то новых произведений, но печати таланта на них, скорее всего, не будет. Примеров этому существует множество, ведь даже у самых талантливых людей встречается откровенная халтура, которую, впрочем, многие критики спешат объявить еще одной гранью таланта. Бывает, что вдохновение посещает человека очень редко, на краткие периоды. В это время отдача, производительность труда может быть просто поразительной. Но затем наступает период застоя, кризис, когда совершенно бесполезно заставлять себя делать что-нибудь подобное созданному в период вдохновения. При этом талантливый человек становится таким же, как все, он может делать только то, что доступно большинству. Обвинять его в лени, неумении сконцентрироваться, считать это капризом, требовать напряженного труда совершенно неправильно. Талант никогда до конца не принадлежит человеку целиком, никогда полностью не подчиняется ему. Поэтому кризис надо просто пережить, нужно дождаться следующего подъема, вдохновения, озарения. А если их больше не будет, это тоже не трагедия, это вполне нормально. Следовательно, надо дальше жить без таланта, как живут миллионы людей, и быть благодарным Богу за тот дар, который был получен, пусть и не навсегда, а на время.

Талант порой существует как бы независимо от личности человека, которому он принадлежит. Поэтому нередки случаи, когда далеко не самые светлые, чистые, безгрешные люди создают действительно талантливые произведения, отражающие гармонию мира. Даже самые тяжелые пороки, которыми бывает одержим талантливый человек, иногда никак не могут повредить таланту, не в силах осквернить плоды таланта. Поэтому не стоит жестко связывать творчество человека с его личностью. Такая связь вполне возможна, иногда она действительно совершенно очевидна, но, если иметь в виду по-настоящему гениальных людей, полное соответствие дара и личности просто невозможно. Ведь до конца чистые люди практически никогда не встречаются на Земле, а прекрасные, совершенные, идеальные произведения тем не менее создаются.

Человек, как правило, не может управлять своим талантом, зато талант довольно часто управляет человеком, прямо вынуждая его заниматься творчеством. Известны многочисленные случаи, когда поэты, композиторы, художники бросали все дела, буквально отключались от всех бытовых забот, даже вскакивали среди ночи, чтобы записать пришедшие стихи, музыку, зарисовать сюжет картины. Приходящее благодаря таланту вдохновение прямо заставляет человека творить, он не в силах противостоять этому, не может не создавать новых произведений. И именно такие произведения, созданные не по своей воле, отмечены обычно печатью гениальности.

Довольно популярно мнение, что талант генетически обусловлен. Однако все поиски «гена гениальности» ни к чему не привели и вряд ли приведут. Древние арии не зря сравнивали талант, высшую отмеченность (как они говорили, хварну) со вспышкой молнии, яркой, неожиданной и непредсказуемой. Талант может открыться в раннем детстве, но может появиться и в глубокой старости. Талант может проявиться у человека, родители и все предки которого ничем выдающимся не отличались. А в семье талантливых родителей все дети могут быть ничем не примечательны, подтверждая известную пословицу «на детях природа отдыхает». Талантливым может быть всего один ребенок из десяти имеющихся в семье. Гениальные дети гениальных родителей — это все-таки исключения из правил, причем часто эти исключения создаются искусственно с помощью авторитета родителей, искусственно проталкивающих своих посредственных детей в гении. Да и известные случаи исчезновения или заметного ослабления таланта также не слишком согласуются с его исключительно генной природой. Открывающийся талант часто сильно преображает человека, существенно перестраивая его привычки, характер, мировоззрение. Однако тело при этом практически никогда не меняется. Это тоже говорит в пользу прихода таланта извне, ведь подобное влияние наследственных факторов маловероятно.

Личные способности, таланты, дарования вообще довольно плохо вписываются в атеистическое, материалистическое учение о мире, которое и породило идеализацию и даже обожествление равенства. Ведь если признать, что сознание человека полностью определяется материальными факторами, в частности воспитанием, то объяснить появление многих гениальных людей никак невозможно. Уникальные способности некоторых из них проявляются в таком раннем возрасте, когда еще ни о каком определяющем влиянии воспитания говорить не приходится. К примеру, ребенок может с пяти лет уже сочинять прекрасную музыку или очень глубокие стихи. И это в то время как его братья и сестры, воспитанные теми же родителями по тем же принципам, ничем не отличаются от обычных людей. И уж совсем сложно объяснить влиянием воспитания внезапное исчезновение дара или его сильное ослабление. Например, нередки случаи, когда выявленному вундеркинду создают все условия, находят лучших учителей, а его способности вдруг начинают слабеть и вскоре исчезают. Стихи повзрослевшего поэта становятся явно слабее прежних, из них исчезают глубина и высший смысл. Поражавший всех юный математик, оканчивающий университет годам к пятнадцати, в дальнейшем становится ничем не выделяющимся научным сотрудником. А бывает и так, что талантливый ребенок сохраняет и раскрывает свой талант, несмотря ни на какие препятствия со стороны родителей и окружающей обстановки, ни на какие педагогические просчеты. Можно ли и здесь все объяснять воспитанием? Наверное, нет.

Тем не менее, миф о возможности целенаправленного воспитания гениев очень популярен. Множество людей пытаются найти единый рецепт воспитания способного, гениального человека. Именно поэтому существует огромное количество литературы о жизни выдающихся людей с особым упором на их детство, отношения с родителями, на методы учителей и наставников, встречи со знаменитостями. Но знакомство с этой литературой вовсе не добавляет ясности в данном вопросе, так как общего в них выявляется довольно мало. Даже несмотря на то, что авторы практически всегда идеализируют своих героев, их окружение и наставников.

К слову, людей, имеющих выдающиеся способности, в том числе вундеркиндов, обычно спешат объявить талантливыми и даже гениальными без достаточных на то оснований. Ведь способности далеко не равноценны, не тождественны таланту. Истинный талант — это способность отражать высшую гармонию мира, делать ее понятной всем остальным людям. По-настоящему талантливый человек, правильно распоряжающийся своим талантом, всегда выполняет функцию проводника, посредника между идеальным миром и миром реальным, служит добру, истине, гармонии. А если кто-то умеет, например, бегло играть на рояле, причем играть то, что до него никто не играл, это еще не значит, что он настоящий композитор, что все его сочинения надо обязательно сохранять и ставить в один ряд с действительно великими произведениями. Тот, кто умеет легко рифмовать строки, без усилий подбирая слова, совсем не обязательно настоящий поэт, которому подвластно с помощью обычных слов возвышать души людей. Тот, кто способен без особого напряжения покрывать холст красками или даже похоже изображать на нем отдельные предметы, совсем не обязательно истинный художник. Конечно, словами выразить суть таланта совершенно невозможно. Но один особенный признак, наверное, должен быть обязательно присущ каждому талантливому произведению: оно должно восприниматься людьми как что-то свое, давно ожидаемое, как то, что человек хотел бы сделать сам, если бы умел. Такое произведение надолго запоминается, и память о нем всегда приятна человеку, его душе. Оно не может вызывать внутреннего отторжения, разрушительных желаний, вражды, ненависти, злобы. Все это еще не гарантирует, что произведение талантливо, но без этого никак нельзя, иначе любое творчество теряет всякий смысл, его даже нельзя назвать истинным творчеством.

И еще несколько слов о талантах. Не слишком правильно считать, что способности, талант, гениальность даруются человеку свыше целиком, полностью, от начала и до конца. Ведь любой человек создан по образу и подобию Бога, в каждом из нас изначально скрыты необъятные творческие возможности. Но в некоторых людях они скрыты очень глубоко, поэтому проявить их человек не может ни какими бы то ни было собственными усилиями, ни с помощью самых выдающихся педагогов. Эта скрытость представляет собой прямой результат действия сил зла, которые получили большую власть над человеком вследствие его прошлых грехов. Ведь силы зла по своей сути являются врагами любой свободы, любого самовыражения, саморазвития, любого постижения человеком гармонии мира. А некоторым людям дается высший дар — освобождение той или иной скрытой возможности. Пусть временно, но человеку позволяется раскрыть одну из сторон своего истинного естества, продемонстрировать хотя бы малую часть того, на что способен каждый человек, освобожденный от зла, преодолевший наложенные им путы. То есть дар таланта, отмеченности, гениальности — это дар частичного освобождения человека от созданных им самим оков. Можно только догадываться, на что способен полностью свободный человек, раскрывший все свои возможности без остатка.


Так что же, никакого равенства людей не существует вообще? Конечно же оно существует, но только в совсем другом смысле, не в общественном и не в смысле способностей. Одна из главных религиозных заповедей призывает нас возлюбить ближнего своего как самого себя. Этой заповеди обычно не придают особого значения, объявляют ее недостижимым идеалом, но в действительности именно она и говорит о равенстве всех людей, созданных по образу и подобию Божьему.

Как уже отмечалось в предыдущей главе, эта заповедь подразумевает существование любви человека к самому себе, без чего совершенно невозможно любить никого другого. Конечно, это должна быть любовь к своей истинной сущности, а не к своим грехам и порокам.

А других людей надо любить как самого себя, то есть не больше и не меньше, а точно так же. То есть надо видеть в каждом человеке равного себе. Не низшего и не высшего, а именно равного. Независимо ни от чего: ни от способностей, ни от поведения, ни от степени родства, ни от возраста, ни от общественного положения. Если человек любит других меньше себя или даже вовсе никого не любит кроме себя, это ведет к тягчайшему греху гордыни. Если человек любит других или даже кого-то одного больше себя, это ведет к греху самоунижения и греху сотворения кумира, пусть и к меньшим, чем гордыня, но все-таки грехам. Любить другого — это значит стараться понимать его нужды и поступки точно так же, как и свои собственные. Это значит стараться восстановить гармонию в других, как в самом себе. Это значит четко отделять грехи окружающих от их истинной сущности, от их изначально чистого начала, никогда не отождествлять человека с тем злом, которое в нем содержится, и с тем злом, которое он несет в мир. Это значит признавать за другими право на свободу выбора и, соответственно, право на ошибку. Это значит помогать другим исправляться, очищаться, совершенствоваться. Конечно, такое отношение к людям требует от каждого из нас большой и постоянной внутренней работы и потому достигается непросто, но оно представляет собой важнейший элемент той самой истины, которая лежит в основе мира, и к которой мы так стремимся.

Что значит любить кого-то больше, чем самого себя? Это значит, что человек считает себя хуже кого-то другого. Но любой человек — это часть единого мира. А за счет чего одна часть мира может быть признана лучше или хуже другой части мира? Возможны два ответа на этот вопрос. Первый подразумевает, что «худшая» часть мира считается намертво сросшейся с какой-то частью зла и потому не может считаться равной «лучшей» части мира, от зла свободной. Второй ответ исходит из того, что зло, поразившее «лучшую» часть мира, можно не считать злом, так как оно облагорожено достоинствами той личности, на которой это зло паразитирует. Оба этих положения прямо ведут к смешению понятий добра и зла, что выгодно исключительно злу. Оба они ослабляют и разрушают мир, искажая истинные взаимосвязи его частей.

Например, человек считает себя великим грешником, слабым и ничтожным. Это значит, что он не может отделить себя от своих грехов, своего внутреннего зла, что он себя, свою истинную сущность попросту не осознает. Естественно, любить себя он не может, совершенствоваться не хочет, так как не видит в этом смысла, и потому ищет для себя идеал и точку приложения своих сил вне себя, в другом, более чистом на его взгляд, человеке. Но тогда нет никакой гарантии, что этот более чистый человек, «идеал», будет понят правильно, будет полностью отделен от своих обязательно присутствующих грехов, а они не будут объявлены добродетелями. В качестве таких «идеалов» на практике наиболее часто выступают собственные дети человека, правители и вожди, талантливые люди, реже — друзья, знакомые. Когда в непосредственной близости никого подходящего не находится, идеалом нередко объявляется какая-нибудь историческая личность. В этом случае наиболее просто вознести идеал на недосягаемую высоту, отметая как ложные любые сведения, бросающие хоть какую-нибудь тень на выбранного кумира. Результат идеализации всегда бывает один: человек останавливается в своем развитии, теряет правильные ориентиры, может быть легко обманут и использован в разрушительных целях. Замена любви к себе любовью к другому, принижение себя при возвышении другого оборачиваются злом.

Точно так же зло торжествует и тогда, когда человек любит себя больше, чем всех остальных. Только в этом случае все окружающие объединяются с их грехами, с их внутренним злом, они считаются неисправимо порочными, а собственное зло не замечается, считается вполне простительным или вообще объявляется добром. Такая ситуация встречается значительно чаще предыдущей (ведь на нее прямо работает стремление к самоуважению). И она гораздо опаснее. Ведь поклонение кумиру обычно все-таки пассивно, а служение себе, великому и обожаемому, довольно часто активно и требует постоянного самоутверждения за счет других. То есть опасно нарушение баланса между любовью к себе и любовью к другим в любую сторону, только гармония защищает от зла.

Говоря о любви к другим людям, нельзя не упомянуть об одном интересном феномене. Любовь к человеку, сочувствие ему, желание помочь почему-то наиболее часто распространяется на далеких и незнакомых людей. Например, девочка пишет в газету письмо, в котором жалуется, что родители не могут купить ей новую куклу. В течение месяца она получает несколько десятков кукол от читателей газеты. Конечно, такая помощь не может не радовать, но только с большой уверенностью можно утверждать, что совсем рядом со всеми этими людьми, возможно даже в том же доме, живут другие девочки, ничуть не менее нуждающиеся в помощи. И что же — им тоже надо писать в газету, чтобы привлечь к себе внимание? Другой пример. В далекой стране случилась беда (землетрясение, наводнение, эпидемия, неурожай или война). Сразу же возникает мощное движение по сбору всего необходимого для помощи пострадавшим, от правительства требуют решительных мер по поддержке этой страны. Казалось бы, все прекрасно. Но эта пламенная, активная и порой совершенно бескорыстная любовь почему-то резко слабеет при уменьшении расстояния. К лишениям в соседних странах те же самые помощники относятся гораздо прохладнее, ищут в просьбах о содействии какой-то подвох, а ничуть не меньшие бедствия своих сограждан они предпочитают вообще не замечать.

Видимо, во всех подобных случаях сказывается желание людей ограничить во времени свое сочувствие, сопереживание. Ведь послать далекой девочке куклу — это минутный добрый порыв, о котором потом приятно будет вспоминать, представляя себе ее безмерную благодарность. И легко можно убедить себя, что полученная в подарок кукла решит все проблемы ребенка, сделает его счастливым. А помощь соседской девочке требует длительного участия, регулярного сочувствия, больших переживаний, возможно, и страданий от неблагодарности. Вполне может оказаться, что подаренная ей кукла уже через несколько дней будет заброшена в угол и никакого особенного счастья не принесет. Точно так же приятно думать, что разовая помощь народу далекой страны моментально решит все его проблемы, что он будет вечно благодарен своим благодетелям. А рядом живущим людям сколько ни дай — все примут как должное и вскоре потребуют снова. Гораздо легче идеализировать далеких и незнакомых людей, гораздо проще кажутся их проблемы, для решения которых достаточно самой незначительной помощи.

Но любить-то надо всех людей как самого себя, независимо ни от чего. Все люди равны, так как все они сотворены Богом. И у всех есть грехи, хотим мы об этом знать или не хотим. Поэтому все они вполне могут ответить на нашу любовь неблагодарностью, равнодушием, даже злом. Но это будет продиктовано не их истинной сущностью, а их внутренним злом. Так что разочаровываться в людях из-за их несовершенства нелепо. Разочарование возможно только тогда, когда сначала было очарование, представляющее собой не что иное, как самообман, ложь о неких идеальных людях. Но еще большим самообманом, еще более опасной ложью будет порожденное этим разочарованием убеждение в том, что все люди недостойны любви, что они достойны только ненависти и презрения. Надо также учитывать и то, что наше внутреннее зло всячески мешает нам видеть истину, ведь и мы сами несовершенны. Бороться со злом нелегко, так как в случае необходимости оно легко поворачивается к нам другой своей стороной, распознать которую нам труднее, чем прежнюю. И именно любовь к себе и другим, ко всему Творению и к Творцу может оказать нам помощь в этой борьбе.


 Таким образом, истинное равенство людей — это понятие глубинное, внутреннее, можно сказать, идеальное, так как оно относится к идеальной сущности человека, которая свободна от всяческого зла, мешающего ее истинному проявлению. Поэтому истинное равенство сможет полностью восторжествовать в мире только тогда, когда мировое зло будет полностью побеждено, но никак не раньше. А до окончательной победы добра любые попытки утвердить полное внешнее, формальное равенство будут приводить только к одному — к усилению зла. И это несмотря на то, что цель многим кажется такой благой, такой справедливой и желанной. Попробуем разобраться, как установление равенства порождает зло.

Когда речь идет о немедленном установлении всеобщего равенства, то имеются в виду реальные люди, каждый из которых поражен злом. Казалось бы, это может служить еще одним весомым аргументом в пользу равенства. Но дело-то в том, что все мы поражены злом в разной степени. То есть, объявляя равенство всех людей, мы вольно или невольно утверждаем, что степень загрязнения, оскверненности человека не играет никакой роли. Хуже того, получается, что мы уравниваем в правах изначально чистую сущность человека со злом, паразитирующем на ней. Ведь формальное равенство ставит на один уровень святого и грешника, честного человека и законченного негодяя, борца со злом и закоренелого преступника. То есть предполагается, что от самого человека ничего не зависит, и как бы он ни грешил или как бы ни совершенствовался — это ровным счетом ничего не изменит, он в любом случае останется равным всем остальным. Формальное равенство предполагает также полное безразличие к тому, сохранил ли человек свою свободу или же растерял ее и стал послушным исполнителем воли сил зла, способен ли он к настоящему творчеству или же нет, имеет ли он высшую отмеченность или печать сил зла. Такое насильственное, неестественное выравнивание выгодно только злу, и немудрено, что ярыми сторонниками формального равенства выступают как раз те, кто сам сильно поражен злом, кто стремится жить за счет других людей, кому разрушение неизмеримо желаннее, чем восстановление гармонии.

Конечно, каждому человеку изначально дано все, что ему положено. Воля, чувства, эмоции, интеллект и многое другое есть у каждого. Но сила всех этих качеств, их проявленность да и степень осквернения их злом у всех различны, что и порождает огромное разнообразие характеров, способностей, наклонностей и судеб людей. Жестко уравнивать всех — это значит лишать всех свободы проявления своей индивидуальности. Все мы созданы по образу и подобию Бога, поэтому потенциальные творческие возможности во всех нас заложены поистине безграничные. Но распоряжались в прошлом и распоряжаемся в настоящем мы ими по-разному, определяя тем самым и свою уникальную судьбу, и свое уникальное место в мире. И не надо всех насильно ставить на один уровень, связывать всех единой сетью запретов и ограничений. Формальное равенство мешает развитию, самореализации каждого отдельного человека, оно консервирует сложившуюся ситуацию и тем самым делает людей беззащитными перед изобретательным и многоликим злом. К тому же спасти мир от гибели могут только праведники, пророки, чистые люди, появление и проявление которых при равенстве крайне сложно.

Любое искусственно введенное равенство предполагает ограничение человека в свободе выбора, заставляет его отказываться от своих желаний, так или иначе ведущих к выделению из общего строя. Тем самым человек лишается части возможностей, данных ему Создателем. Может показаться, что это в чем-то даже хорошо — такое ограничение будет мешать человеку совершать индивидуальное зло. Ведь известно же, что в государствах всеобщего равенства (при тоталитарных режимах) уровень преступности обычно очень низок. Но, ограничивая возможности индивидуального зла, борцы за равенство обязательно ограничивают и возможности индивидуального добра. Простейший пример. Ощутимо материально помочь ближнему может только тот, у кого есть хоть что-то свое, чем он может распоряжаться, от чего он может отказаться. Но когда вводится полное имущественное равенство, то у всех людей не остается почти ничего своего, и помочь они никому не могут. Точно так же человек, равный всем остальным, не может пожертвовать своим свободным временем, поделиться своими особыми возможностями. Не надо также забывать, что снижение уровня индивидуального зла при равенстве с лихвой компенсируется ростом зла коллективного (зависти, иждивенчества, доносительства, лицемерия, ненависти к другим странам, где равенства нет, и т.д.). Так что итоговый баланс получается явно не в пользу добра.

Искусственное выравнивание людей, продиктованное идеей равенства, может наносить прямой вред и человечеству в целом, снижая его устойчивость к проискам сил зла в самых разных формах. Научно-техническая революция сделала немало для стирания различий людей буквально во всех областях. Унифицируются не только быт, питание, одежда, достаток, но и образование, язык, привычки, мечты, представления о приличиях, наконец, мировоззрение. Кому-то покажется, что ничего страшного в этом нет, что мир идет к светлому будущему, в котором будет открытое и максимально доступное общество без границ. Но единообразие всегда неминуемо приводит к незащищенности, а жизнеспособность держится именно на разнообразии, на различиях, на границах, которые только и могут задержать распространение зла, пока оно еще существует в нашем мире.

Например, единообразие питания приводит к тому, что огромное количество людей болеет одними и теми же болезнями, вызванными недостатками именно этого питания. Ведь еще совсем недавно врачи регулярно находили группы людей и целые страны, которые не знали о тех или иных болезнях, что было связано со своеобразием их рациона и образа жизни, какими-то национальными обычаями. У них можно было чему-то поучиться, внести коррективы в свои представления о пользе и вреде тех или иных режимов питания. Сейчас таких находок стало значительно меньше, все страдают от одинаковых недугов, и помощи стало ждать неоткуда.

Другой пример — распространение по всему миру ложных религий и идеологий. Еще не так давно ему препятствовали многочисленные различия в образе мышления разных народов, их обычаях, религиях, принятых у них системах образования. Но искусственное выравнивание, ориентация на «мировой уровень», на «высшее качество» во всех областях привели к тому, что лжеучения находят миллионы последователей и распространяются подобно эпидемиям гриппа. Ведь стоит лишь лжеучению приспособиться к слабостям господствующего мировоззрения в одном месте, как его безграничному распространению уже ничто не в силах помешать. И это же относится ко всякой другой лжи — от примитивной бытовой рекламы вредных продуктов до военного психоза и стремления к насилию, от пропаганды пороков до опошления добра. Надо еще учесть и то, что непрерывно совершенствующиеся средства связи и всемирные компьютерные сети ускоряют процесс выравнивания во много раз. Так что идея равенства не так уж безобидна, она может стать одной из главных угроз существованию человечества уже в самое ближайшее время.


Существует два полярных подхода к вопросу о взаимоотношениях людей: индивидуализм и коллективизм.

Коллективизм, как известно, провозглашает, что самое главное для человека — это общество, коллектив. И свои личные интересы, желания, даже убеждения надо строить исходя исключительно из нужд коллектива, из принятых в коллективе правил и законов. И ответственность каждый из нас несет прежде всего перед тем коллективом, в который он входит. Человек сам по себе, в отрыве от коллектива ничего не значит, он слаб, глуп и не защищен от вредных внешних влияний. Его нужды, заботы имеют право на существование лишь до тех пор, пока они не противоречат коллективной идеологии. Наконец, только коллектив и можно рассматривать как основу и составную ячейку человеческого общества, признак развитости цивилизации. И только укрепление коллективных связей можно считать достойным направлением будущего развития человечества.

Несомненно, доля истины здесь есть, но, как и любой фанатизм, законченный коллективизм чрезвычайно уязвим для сил зла. Концентрируя свои усилия на единственном направлении, ожидая противодействия только с этого направления, любой фанатик оставляет неприкрытой свою спину и легко может получить коварный удар сзади. То же самое мы имеем и в этом случае. Например, где гарантия, что данный коллектив имеет здоровую основу, правильные законы, служит истинно благородным целям? Отсутствие такой гарантии превращает любой коллектив в очень удобное средство порабощения его членов. Достаточно направить на путь зла вождя, идеолога, авторитетного человека, и весь коллектив послушно пойдет за ними. Ведь не случайно именно коллективизм лежал в основе самых жестоких диктаторских режимов, именно им руководствуются всевозможные банды, тоталитарные секты, политические партии с разрушительной идеологией. К тому же надо учитывать, что никакой коллектив, созданный по инициативе людей, не снимает с них личной ответственности, то есть не помогает им. Можно сколько угодно успокаивать себя тем, что руководству виднее, что они знают, куда нас вести, что мы только послушно выполняем навязанную нам волю, отвечать все равно будет каждый индивидуально. Отвечать за свои поступки каждому человеку придется независимо от того, кем они диктовались, понимал ли он их действительный смысл. Так что слепо передоверять свое право выбора нельзя никогда и никому, в том числе и коллективу.

Индивидуализм в своем законченном виде кажется полностью противоположным коллективизму. Он, как известно, провозглашает наиглавнейшей ценностью интересы, взгляды, желания каждой отдельной личности независимо от того, в какие коллективы входит человек. Общество, коллектив могут существовать только в том случае, если они не мешают жизни и свободе личности, если они не выходят за те рамки, которые им установлены свободными людьми. Никто не вправе ограничивать свободу человека, если, конечно, эта свобода не мешает свободе других. Единственной целью развития человечества индивидуализм полагает дальнейшее увеличение личной свободы, снятие всех преград с пути самореализации.

И здесь также есть доля истины. Но опять же законченный, фанатичный индивидуализм крайне уязвим. Предоставляя полную или даже просто очень большую свободу каждому человеку, мы не имеем никакой гарантии, что свобода эта не будет тут же использована во вред другим людям. Из сторонников индивидуализма легко формируются эгоисты, презирающие всех остальных людей, преступники-одиночки, бунтовщики, анархисты, отрицающие любые законы. Каждый человек имеет свои слабые стороны, поэтому силы зла могут подобрать индивидуальный ключ к каждому, и никто не придет нам на помощь, не предупредит о грозящей опасности, ведь все заняты исключительно своими делами. К тому же надо учитывать, что рождение человека в данное время в данном месте вовсе не случайно. Самим фактом рождения каждый из нас автоматически становится членом какого-то естественного коллектива, например, семьи, рода, страны, народа или человечества в целом. Пренебрегать этим, говорить о своей полной независимости и свободе от любых коллективов мы просто не имеем права. Индивидуальную ответственность нам придется нести в том числе и за то, как мы вели себя с теми людьми, в общество которых нас поместили, как мы способствовали очищению и укреплению тех коллективов, в которые мы влились самим фактом своего рождения. В нашем отказе от участия в жизни таких коллективов заинтересованы исключительно силы зла.

Особое место занимают еще два вида коллективов: брак (семья) и религиозная община. Выбор супруга (супруги) и религии — это важнейшие дела в жизни любого человека, последствия ошибок в них крайне тяжелы. Естественно, как заключение брака, так и вступление в религиозную общину должны быть строго добровольны, глубоко осознанны, основательно продуманы.

Вновь созданная семья представляет собой новый организм, накладывающий серьезные обязательства на обоих супругов. Все радости, беды и проблемы для них и для их детей должны быть общими. Каждый отвечает за то, чтобы этот коллектив не встал на путь зла, и обязан бороться с его внутренним злом, с раздорами, раздражительностью, ложью, страхом и гордыней. Малый размер этого коллектива позволяет хорошо его контролировать, поэтому каких-либо опасностей в нем возникает меньше, чем, к примеру, в политической партии или трудовом коллективе. Но самое важное в другом. По своей глубинной сути, брак — это даже не союз, не коллектив из двух людей, это образование нового существа, возврат к изначально существовавшей и затем утраченной целостности человека. Это символический возврат к тем временам, когда первочеловек был совершенен и самодостаточен, когда еще не было деления на мужчин и женщин. Поэтому настоящий брак, основанный не на голом расчете, сексе, правилах приличия или на стремлении самоутвердиться, а на любви и взаимном уважении, автоматически попадает под покровительство светлых сил. То есть это случай особый, который нельзя даже сравнивать, например, с дружбой двух мужчин или тем более с гомосексуальными «браками». В первом случае высшая защита вовсе не гарантирована, а во втором вообще гарантированы утрата всех ориентиров, деградация и служение злу.

Религиозная община также занимает особое место. Здесь прежде всего важна цель, для которой создается данное сообщество — общение с Богом. Если в основе общины лежит действительно светлое учение, если она основана на правилах, не противоречащих общемировым законам, то она находится под прямым покровительством Бога, что служит гарантией от проникновения в нее зла, от использования ее для разрушения мира. Такой коллектив не только не мешает каждому человеку индивидуально развиваться, но и оказывает реальную помощь нуждающимся, помощь материальную, душевную и духовную. Свобода выбора человека не ограничивается, но ему предлагается помощь в этом выборе. Те, кто нарушает мировые законы, творит зло, должен исключаться из общины. Так что сравнивать такую религиозную общину с другими коллективами, в том числе и с темными, тоталитарными, разрушительными сектами, совершенно неправильно.

В любом случае человек, считающий себя состоящим в каком-то коллективе, должен прежде всего оставаться человеком, то есть ориентироваться на мировые законы. Он должен для себя самого сформулировать основные идеи, объединяющие коллектив. А ссылки на мнение руководителей, на какие бы то ни было книги, статьи, уставы, программы совершенно ни при чем. Каждый должен отвечать за себя сам. Каждый должен быть готов подробно и всесторонне обосновать и защитить как свои взгляды, приведшие его в коллектив и удерживающие его в коллективе, так и объединяющие коллектив принципы. И если коллектив куда-то направляет своих членов, навязывает им свою волю, надо помнить, что за любое такое решение всем им придется отвечать как за свое собственное. Бездумное исполнение не является оправданием. При этом величина ответственности человека за коллектив четко определяется той частью личной свободы, которую человек передоверяет коллективу. То есть, например, в случае, когда несколько фермеров создают кооператив для сбыта своей продукции, они будут нести ответственность за кооператив только по вопросам сбыта продукции и ни по каким другим. А если речь идет о политической партии или религиозной секте, которые берутся постоянно и жестко направлять всех своих членов, решать за них все вопросы вплоть до самых личных, то каждый человек, входящий в них, отвечает за все дела партии или секты как за свои собственные. Правда, если мы имеем дело с насильственным объединением в коллектив (партию, секту, колхоз и т.д.), то поистине огромная ответственность за любое решение ложится на руководителей. С них будет спрошено во много раз строже, чем с рядовых членов.

Каждый человек должен выявлять, осознавать недостатки своего коллектива и его внутреннее зло и быть готовым нести ответственность за них. А они обязательно есть, ведь объединение людей не только суммирует, но порой и усиливает имеющиеся у них недостатки. Даже разнонаправленные недостатки объединяемых людей вовсе не компенсируются, а создают внутреннее напряжение, вражду и раздоры, непоследовательность и противоречивость действий коллектива. Естественно, с этим коллективным злом необходимо бороться, как и с любым другим. Другими словами, если уж человек состоит в коллективе, ему надо строить свои отношения с сообществом как с самим собой, как с другими людьми, как с ближайшей частью мира.

Например, человек, считающий себя частью народа, нации, не должен никому передоверять выражение интересов своего народа. Каждому человеку необходимо трезво оценивать особенности своего народа, его преимущества и недостатки, добродетели и грехи, его исторические корни, современное состояние и задачи на будущее, его духовную основу и место среди других народов. Надо также четко осознавать свой долг перед народом, состоящий вовсе не в том, чтобы презирать и ненавидеть, унижать и притеснять все остальные народы, а в том, чтобы очищать от зла и совершенствовать свой народ, помогать ему выполнять свою уникальную миссию в истории человечества.

В процессе общения с членом любого коллектива надо обращать внимание прежде всего на самого человека, на его сущность, а не на объединяющие коллектив идеи. Мотивы вступления в сообщество могут быть самые разные. Человека могут обмануть красивые лозунги, им могут двигать желания возвыситься над другими или снять с себя ответственность за выбор, главным мотивом может быть ненависть к другим объединениям или страх перед ними, наконец, человек может сознательно выбрать свой коллектив и разделять все его идеи. Поэтому надо стараться увидеть в каждом прежде всего свободную личность, освобожденную от штампа, клейма, маски, накладываемых коллективом. Наша оценка человека не должна по возможности расходиться с оценкой в соответствии с законами мира, установленными Творцом. Ведь не коллектив порождает и формирует человека, а человек, наделенный Творцом правом выбора, создает и выбирает для себя коллектив. Вступление в коллектив — это всего лишь одно из решений, один из поступков человека, который, правда, может определить всю его судьбу.

О необходимости сохранения баланса индивидуального и коллективного говорится и в древнеарийском учении. Этот баланс представляет собой одно из проявлений важнейшего принципа золотой середины, призывающего не нарушать гармонию ни в одну из возможных сторон. В данном случае речь идет не о статическом, а о динамическом равновесии, о балансе между процессом самореализации и нахождением в коллективном потоке. Только такой баланс соответствует мировым законам, и любое его сильное нарушение представляет собой уступку злу, расшатывает гармонию. Противопоставление себя миру и любой его части не менее вредно, чем полный отказ от своей индивидуальности. Оба перегиба нарушают основные принципы мироздания, оба мешают гармоничному и сбалансированному развитию мира. Поэтому противоречие между ними только кажущееся, крайности и в этом случае обязательно сходятся.

И еще о коллективизме.

Чрезвычайно популярно выражение: «Ум — хорошо, а два — лучше». Из него часто делают вывод, что чем больше людей принимает какое-то решение, тем это решение правильнее, умнее, ближе к идеальному. Действительно ли это так всегда и при любых условиях? Наверное, нет. Всего один пример. В ситуации, когда какой-то человек знает правильное, оптимальное решение, любой внешний совет, любое мнение другого человека может это решение только ухудшить, ведь улучшать просто некуда. Так, если школьник прекрасно знает, как надо решать математическую задачу, но при этом начнет сверять свое решение с мнением других учеников, то в результате его оценка явно не станет выше. Но такая ситуация, когда одному человеку известно идеальное решение, конечно, крайность, встречающаяся нечасто.

Может быть, во всех остальных случаях, когда правильный ответ не известен никому, коллективный разум обязательно лучше индивидуального? И здесь все не так просто. Ведь при коллективных решениях объединяются не только умы всех привлеченных к обсуждению людей, но и их, так сказать, глупости. Поэтому вовсе не исключено, что в итоговом решении сложатся все индивидуальные ошибки людей, участвовавших в обсуждении. Более того, ни один человек в принципе не способен сделать столько ошибок, сколько коллектив. Причем ошибки эти могут быть очень изощренными и далеко не очевидными. Правда, от явных и грубых ошибок коллективное обсуждение часто спасает, ведь кто-нибудь обязательно обратит на них внимание и объяснит остальным. Но это возможно только тогда, когда обсуждающие не связаны какой-то единой ложной идеологией, не ограничены жесткими рамками принятых в коллективе ошибочных правил. Иначе в подобном сплоченном коллективе единомышленников, возможны любые нелепости, грубейшие промахи, ведущие к огромному вреду. Такой коллектив гораздо чаще ухудшает решение, чем улучшает его. Возможна даже ситуация, когда каждому человеку в отдельности ясна глупость принятого решения, но никто не хочет идти против коллективного мнения, хорошо согласующегося с общей идеологией.

К тому же надо учесть, что еще лучше, чем от грубых ошибок, коллективное обсуждение «защищает» от неординарных, неожиданных, гениальных решений. Ведь такие решения не могут одновременно прийти в голову всем, более того, не могут быть понятыми всеми людьми, входящими в коллектив. Именно поэтому коллективное руководство предприятием или целой страной, как правило, ведет к застою, прекращению всякого развития, правда, не принося при этом слишком больших бед, избегая слишком явных промахов. Индивидуальное же руководство, наоборот, способно привести как к бурному развитию, так и к быстрому разложению, как к резкому улучшению, так и к катастрофическому ухудшению. Здесь уже все зависит от мудрости и прозорливости руководителя, принимающего решения.

Так что, если необходимо принять трудное решение, можно, конечно, выслушать мнения окружающих и обдумать их, но решать все-таки лучше самому. Если это решение действительно зависит от вас, то и ответственность ляжет в первую очередь на вас, а не на ваших советчиков. Речь здесь, конечно, идет об ответственности в общемировом, а не в бытовом смысле.

Как свидетельствует бесстрастная статистика, подавляющее большинство научных открытий и изобретений во все времена делалось отдельными людьми, а вовсе не коллективами. К тому же следует учитывать еще и тот факт, что многие открытия, авторами которых считаются коллективы, на самом деле тоже сделаны одиночками, которых так или иначе вынудили поделиться авторством, взять себе нескольких соавторов, а то и совсем отдать коллективу весь свой труд. В этой связи не стоит доверять часто встречающимся заявлениям, что научный труд в наше время стал исключительно коллективным, что только крупные институты с огромным числом сотрудников и масштабным финансированием способны предложить что-то действительно новое и интересное.

На практике в любом научном коллективе по-настоящему способны открыть что-то новое, придумать что-то неординарное, сделать что-то необычное всего несколько человек. Остальные же в лучшем случае выполняют вспомогательные или обслуживающие функции (оформляют документы, налаживают связи, организуют работу и т.п.), а в худшем — просто получают свои оклады за присутствие на рабочем месте. Коллективное же творчество встречается в реальности крайне редко. Обычно его применяют тогда, когда нужно очень быстро сделать какую-то работу, причем уровень ее не так важен, как срок. Но любая быстро сделанная работа редко бывает хорошей. Продукт коллективного творчества, как правило, не отличается ни выдающейся глубиной, ни смелостью и новизной мысли, ни полетом фантазии. Это может быть только добротная и посредственная работа.

То есть все рассуждения о суммировании интеллектов отдельных людей, даже всего человечества, как правило, не имеют под собой никаких оснований. Уровень коллективных знаний всегда существенно ниже, чем у отдельных способных людей, талантов и гениев. И даже постоянное общение ученых, проведение конференций, симпозиумов, издание научных журналов вовсе не суммирует их возможности. Просто они информируют друг друга о полученных результатах, что может привести к некоторой коррекции направления собственных исследований. А мифический «коллективный разум» — это всего лишь красивая сказка, в существовании которой кровно заинтересовано множество людей.



Каждый человек имеет свои собственные убеждения, обычно не похожие ни на чьи другие. Как следует относиться к мнению, мировоззрению, убеждениям других людей? Здесь существуют два крайних, противоположных подхода, причем оба они довольно популярны.

Первый подход, который можно назвать фанатизмом, сводится к тому, что все люди обязаны относиться к миру точно так же, как и я сам, ни на шаг не отступая от моих взглядов. Понятно, что такое полное единство в реальности невозможно. Поэтому в данном случае совершенно неизбежно деление людей на своих и чужих. Причем свои олицетворяют собой безусловное добро, а чужие — беспросветное зло. Своих надо всячески поддерживать несмотря ни на что, а чужих — любыми путями давить или даже уничтожать, как бы они ни прикидывались хорошими. Вред такого фанатичного подхода довольно очевиден и не требует особых доказательств. Он прямо ведет к торжеству насилия, страха, лжи и гордыни — самых главных грехов человека.

Второй подход, прямо противоположный первому, многим кажется именно поэтому единственно возможным и глубоко правильным. Именно он получил в наше время большое распространение, именно его многие считают признаком цивилизованности, образованности, высокого развития человека. Речь идет о так называемом релятивизме, провозглашающем полную относительность всех мировоззрений, равную ценность всех взглядов и идей, невозможность какой бы то ни было их оценки, какого бы то ни было их объективного сравнения. То есть считается, что любой человек по-своему прав, любая модель мира по-своему правильна. Понятно, что такой подход полностью исключает любой фанатизм, преследование людей за убеждение, осуждение инакомыслящих. Казалось бы, это очень хорошо. Но в действительности здесь мы имеем дело всего лишь с другой возможной крайностью, которая оказывается при ближайшем рассмотрении ничуть не лучше своей противоположности.

В самом деле, человек, не признающий права на оценку любых взглядов, тем самым отрицает существование объективной истины, абсолютных ценностей. Если он будет до конца последователен, то ему придется признать право на существование любого зла, любых пороков, любой грязи. Ведь они также представляют собой прямое следствие чьих-то убеждений, которые тоже нельзя осуждать. Более того, такой человек никогда не будет активным борцом за свои взгляды, последовательным защитником добра. Он не будет иметь твердого собственного мнения ни по одному вопросу, включая и важнейшие вопросы жизни, в которых необходима полная ясность и твердая уверенность. По сути, он сам исключает себя из жизни, выбирает позицию холодного стороннего наблюдателя. Может быть, он не принесет столько прямого вреда другим людям, сколько фанатик, но и добра от него тоже вряд ли кто-нибудь дождется не только на деле, но даже и на словах. А силам зла такая позиция крайне выгодна, так как она исключает людей из борьбы с ними.

Порождением этого же подхода является и спекуляция на тезисах «идею нельзя запретить» и «с идеей бессмысленно бороться». Действительно, если каждый по-своему прав, то как можно запретами доказывать чью-то неправоту? Особенно любят провозглашать недопустимость запрета идей сторонники разрушительных идеологий, которые сами вовсе не прочь запретить и уничтожить все остальные идеи вместе с людьми, их исповедующими. Пользуясь безразличием или безграничной терпимостью своих оппонентов, они активно пропагандируют собственные взгляды, критикуют и запугивают всех несогласных с ними. Но можно ли вообще запретить идею? Конечно, никому нельзя запретить думать, строить свое мировоззрение и при этом ошибаться. Но когда человек, одержимый идеей разрушения, начинает активно распространять свои взгляды, толкать других на путь преступления, когда он сам становится разрушителем, его не только можно, но и нужно остановить или даже изолировать от общества. Иначе зараза зла распространится и сметет все. Запретить можно не саму разрушительную идею, а ее пропаганду, создание организаций на основе таких идей, воплощение этих идей в жизнь.

А имеет ли смысл бороться с идеей, если она стала известной? Строго говоря, по-настоящему, до конца, безжалостно, беспощадно как раз и можно бороться только с ложными и разрушительными идеями (а не с людьми). И не только можно, но и совершенно необходимо. Ведь такие идеи, завоевавшие множество сторонников, и становятся затем главной причиной всего проявленного, воплощенного, физического зла, всех возможных разрушений мира. Первичное зло в начале творения мира тоже представляло собой всего лишь идею выбора в сторону разрушения гармонии мира, и именно недостаточная борьба с ним, ошибки в этой борьбе привели к нынешнему расцвету зла. Поэтому бороться с любыми известными ложными идеями, идеологиями, мировоззрениями необходимо постоянно, настойчиво, решительно, последовательно. Успокаиваться нельзя ни в коем случае. Даже десять раз разоблаченная, убедительно опровергнутая, талантливо высмеянная ложная идея способна через некоторое время вновь расцвести пышным цветом, заразив как своих прежних сторонников, так и новых недалеких людей. И вся прежняя критика этой идеи легко может быть объявлена ложью, проталкиванием чьих-то корыстных интересов, происками тех или иных врагов. Напрасны надежды, что всем людям можно разъяснить порочность какой-то идеи раз и навсегда, напрасны опасения, что новая борьба с уже повергнутой идеей может кому-то показаться излишней, бесполезной, надоевшей, смешной. Обманутые люди обычно очень трудно расстаются со своими заблуждениями, которые уже кажутся им неотъемлемой частью их личности. Поэтому все мы просто обречены на постоянную борьбу со всеми лжеучениями, разрушительными идеологиями, злонамеренными идеями, как возникшими в прошлом, так и возникающими вновь. Именно для того, чтобы таких враждебных миру идей возникало поменьше, наша борьба со старыми идеями не должна прекращаться ни на минуту. Ведь зло всегда активно порождает зло на любом уровне.

Конечно, бороться надо не только с самими ложными идеями, но и со всеми их порождениями, всеми их следствиями, попытками их воплощения в жизнь. Но здесь уже надо действовать гораздо осторожнее, аккуратнее, чем в случае борьбы с идеей, чтобы ненароком в пылу борьбы не разрушить часть мира. Ведь в данном случае в дело вступает уже человек, обманутый ложной идеей. А его ни в коем случае нельзя отождествлять со злом овладевшей им идеи. Унижая, принуждая или даже уничтожая носителя ложной идеи, мы на самом деле не боремся с этой идеей, а помогаем ей. Ведь цель зла — увеличение разрушения, а в какую сторону разрушение будет направлено, не слишком важно. Внушая человеку разрушительную идею, зло всегда подразумевает два варианта развития событий: или этот человек будет разрушать мир, пойдя на поводу у идеи, или он сам погибнет. И то, и другое силы зла вполне устраивает. Помогать им не стоит. Поэтому и надо бороться прежде всего именно с идеей, пока она не стала еще воплощаться в реальность. Это гораздо проще и безопаснее.

Как ни странно, релятивизм (или лучше сказать — безразличие) порой, прекрасно сочетается с фанатизмом. В этом случае все люди разделяются на две группы, например, на достойных и недостойных, своих и чужих, друзей и противников, цивилизованных и нецивилизованных, сознательных и несознательных. Первым, «своим», разрешается иметь любые взгляды (естественно, в некоторых пределах), и никто не вправе их за это осудить. Их идеи, конечно же, никак нельзя запрещать, с ними нельзя бороться, с ними надо договариваться. То есть здесь царит терпимость, снисходительность, вседозволенность. Вторым же, «чужим», не прощается даже малейший отход от наиболее распространенных убеждений, их надо постоянно направлять и заставлять их принимать то, что считается допустимым. В случае неподчинения их даже можно уничтожать. По отношению к ним основной принцип — фанатизм, нетерпимость, подозрительность. При этом слишком зарвавшихся «своих» можно легко перевести в категорию «чужих» со всеми вытекающими последствиями. Зато исправившихся и покаявшихся «чужих» можно принять в ряды «своих» и затем уже прощать им кое-какое свободомыслие в принятых рамках. Это лишний раз демонстрирует, что крайности всегда сходятся, что злу не так важен способ разрушения мира, как достигаемый результат.


В последние века стало очень популярным противопоставление бытовых забот духовному, интеллектуальному, культурному развитию. Сторонники прогресса считают одной из важнейших своих задач именно освобождение человека от быта. На это направлены большие усилия: разработка разнообразной бытовой техники, развитие общественного питания, общественного воспитания детей и т.д. Бытовые заботы при этом рассматриваются как тяжкая обуза, отупляющее дело, способствующее деградации человека, как тяжелое наследие темного прошлого, с которым надо поскорее распрощаться, которому не может быть место в создаваемом будущем. Все научные достижения в сфере быта объявляются ярчайшим свидетельством прогресса человечества, признаком неминуемого скорого наступления светлого будущего и неоспоримым доказательством развития современного человека по сравнению с его «недалекими» предками.

Но так ли это? Действительно ли человек будет счастливее, свободнее, совершеннее, если его освободить от всех бытовых забот? Действительно ли все дела по дому следует рассматривать как зло, с которым надо обязательно бороться? Попробуем разобраться.

Основные претензии, предъявляемые к бытовым заботам, сводятся к тому, что они повторяются изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Их можно сравнить с верчением в беличьем колесе или лучше с хождением по кругу, из которого невозможно вырваться. Действительно, готовить еду приходится ежедневно, даже несколько раз в день, стирать и убирать жилье надо еженедельно, регулярно приходится раздобывать продукты, одежду, ремонтировать квартиру, лечить болезни. И самое главное, все эти дела нельзя сделать раз и навсегда, через некоторое время обязательно все приходится начинать сначала. Какое уж тут движение вперед...

Но если подумать, то легко заметить, что все в мире подчинено циклам, периодически повторяется. День сменяется ночью, зима летом, меняются фазы Луны и активность Солнца, по замкнутым траекториям движутся все планеты, листья с деревьев облетают осенью, чтобы снова вырасти весной, животные меняют зимнюю шубу на летнюю и наоборот. Появляются, расцветают и погибают человеческие цивилизации. Циклически сменяются поколения людей и возрастные особенности человека. Существуют циклы с периодом в минуты и часы, а есть циклы с периодом в века и тысячелетия. То есть цикл вовсе не противоречит мировым процессам, различными циклами пронизано все снизу доверху. А то, что гармонирует с миром, никак не может считаться злом. Более того, то, что мы принимаем за целенаправленное развитие, неуклонную тенденцию, чаще всего оказывается всего лишь одной из фаз одного из длительных циклов. Действительное развитие или настоящая деградация в мире встречаются сравнительно редко, и заметить их порой бывает очень непросто.

Жизнь без учета циклов приносит даже прямой вред. Отказ от учета любого из природных циклов сразу же создает любому человеку множество дополнительных трудностей. Например, напряженная работа днем и ночью приводит к нервным расстройствам и резко снижает результативность затрачиваемых усилий. Нерегулярное и неправильное питание вызывает язву желудка, расстройства кишечника. Выбор одежды без учета времени года грозит воспалением легких или тепловым ударом. Физические нагрузки, которые вполне по силам молодому, могут быстро свести в могилу старого человека. То есть совсем не учитывать циклы просто опасно.

Как уже отмечалось, человек должен жить в мировом потоке, то есть обязан подчиняться мировым циклам. В этом есть глубочайший смысл. Именно жизнь в мировом потоке постоянно напоминает человеку о том, что он всего лишь часть мира, в том числе и мира воплощенного, земного. Человек не должен забываться, воображать себя абсолютно свободным, независимым, ни с чем не связанным и ничему не подчиняющимся, кроме собственных законов. Человека надо постоянно приземлять, чтобы он не витал в облаках, правильно понимал свое место в мире, служил связующим звеном между миром идеальным и миром реальным, чтобы он приводил реальность в соответствие с идеалом, очищал реальность от зла и восстанавливал ее гармонию. Иначе он может забыть о земном мире, станет считать его необязательным, более того, враждебным себе, полагать, что земной мир надо разрушать. К тому же представления человека об идеале надо постоянно приводить в соответствие с реальностью, что помогает очистить идеал, защитить его от осквернения злом. Когда мы пытаемся жить исключительно идеалом, действительность настойчиво напоминает о себе, порой грубо и болезненно. Раз уж человек родился на Земле, он обязан жить в гармонии с миром, а гармония невозможна без циклов. И как раз циклическими по своей природе являются всевозможные бытовые дела, образующие наш быт, без которого нет жизни.

Но жизнь в мировом потоке представляет собой только одну из двух сторон человеческого существования. Вторая сторона, не менее важная, состоит в том, что необходимо и личное развитие, нужны совершенствование, духовный рост, самореализация. То есть вычленение, выделение из мирового потока. В противном случае жизнь может быть прожита напрасно, она не станет шагом вперед, не даст возможности реализовать свою свободу. Поэтому кроме циклов бытовых забот человек должен обязательно заниматься осознанием себя и мира, очищением себя и мира, развитием своих индивидуальных способностей. Но отсюда вовсе не следует, что от бытовых забот надо отказываться полностью, просто они должны составлять только часть жизни. Любая крайность, любой перегиб всегда служат злу. Плохо, когда все бытовые заботы семьи ложатся на одного человека, и в результате у него не остается времени ни на что другое. Но плохо и тому человеку, кто полностью устраняется от бытовых забот, перекладывая их на других, так как он теряет базовые ориентиры, что резко повышает его уязвимость перед силами зла.

Неправильно считать, что бытовые заботы вообще никак не связаны с решением главной задачи нашей жизни. Наоборот, бытовые проблемы представляют собой те немногие наши дела, которые имеют непосредственное отношение к основной цели нашей жизни на Земле — борьбе со злом и гармонизации мира. На работе же или в свободное время лишь немногие занимаются этим. Например, стирая белье или убирая квартиру, мы боремся с грязью, то есть с болезнями, физическим проявлением зла, гармонизируем непосредственно окружающую нас часть мира. Готовя пищу, мы создаем фундамент своего здоровья, даем силы своему телу, то есть гармонизируем самих себя — самую близкую нам часть мира. И если постоянно помнить об этом, если воспринимать все бытовые дела именно с этой точки зрения, то они станут не препятствием, а помощью в духовном развитии.

Строго говоря, вообще не имеет значения, какими делами мы занимаемся — личными, семейными, общественными, общемировыми. Не существует дел мелких и крупных, существенных и несущественных, основных и второстепенных. Главное — это тот выбор между добром и злом, который мы делаем в процессе этих дел. Главное — это творить добро и бороться со злом, а на каком участке это происходит, не так уж важно. Оценивается суммарное количество сделанного нами добра и зла. Поэтому гораздо лучше бороться со злом в самом себе, чем слабо противостоять злу в масштабах целой страны, лучше реально помогать своим родным, чем разглагольствовать о благе всего человечества. Лучше готовить вкусную и здоровую пищу своей семье, чем заниматься проблемами повышения урожайности никогда не виденных сельскохозяйственных культур. Лучше заниматься своим здоровьем, чем безответственно распоряжаться жизнями и здоровьем других людей. Правда, надо стараться использовать свои способности максимально полно, предельно эффективно, иначе жизнь не будет истинно полноценной. Но все же значительно важнее не масштабы дел, а правильный выбор при их совершении.

Идеология прогресса резко противопоставляет размеренную, неспешную жизнь и напряженное служение какой-то идее, то есть движению по кругу противопоставляет движение по прямой. Естественно, нас призывают отказаться от круга и двигаться только прямо, к какой-то цели. Считается, что человечество тысячелетиями находилось примерно на одном и том же уровне, вращаясь в замкнутом круге повседневных забот, но затем нашлись умные люди и вывели неразумное человечество на прямой путь прогресса, неминуемо ведущий к светлому будущему. А те, кто старается сохранить свою жизнь неизменной, традиционной, привычной, просто не понимают своего счастья, их надо пожалеть или даже осудить.

Противопоставление круга и прямого пути встречается в самых разных сферах, причем симпатии большинства чаще всего на стороне прямого целенаправленного движения. Например, сторонников решительных реформ предпочитают консерваторам. Революционеры кажутся гораздо симпатичнее мещан. Одержимые любой идеей люди, жертвующие всем ради нее, считаются на голову выше тех, кто не одержим никакой идеей. Религиозные проповедники, зовущие от всего отказаться и идти за ними, обычно добиваются больших успехов, чем те, которые призывают в первую очередь налаживать обыденную жизнь. То есть любой человек, старающийся жить размеренно, ритмично, спокойно, автоматически причисляется к людям второго сорта. Уважения же заслуживает только тот, кто куда-то идет, кто решительно отбрасывает все, что отвлекает его от пути к выбранной цели. Всегда ли это верно?

Во-первых, выбранная цель обязательно должна быть действительно светлой, служить гармонии мира, а не его разрушению. Иначе движение к ней не просто бессмысленно, а чрезвычайно вредно. Именно такие разрушительные цели чаще всего и предлагаются нам идеологами прогресса. А во-вторых, движение по направлению к цели вовсе не исключает цикличности, а часто и просто предполагает ее. В простейшем случае такое движение можно представить себе в виде спирали, перемещаясь по которой, мы с каждым витком приближаемся к цели. Важно только не останавливаться на одном уровне и не возвращаться на пройденные уровни. Правда, если цель изначально была выбрана неправильно, то не грех и вернуться на несколько витков назад, чтобы затем пойти в нужном направлении. То есть нам всегда есть чему поучиться у предков, хотя они и не были сторонниками стремительного прогресса.

И точно такой же спиралью должна быть цепочка циклов наших воплощений. Каждое новое наше воплощение должно происходить на новом, более высоком уровне. В каждое новое воплощение мы должны переходить более чистыми, гармоничными, сильными, мудрыми. Только в этом случае мы можем в конечном счете приблизиться к Творцу и даже обрести практически безграничную свободу, выйдя из круга воплощений, освободившись от влияния множества циклов. Но это уже совершенно иной уровень развития, доступный не каждому.

Кстати, о противопоставлении круга и прямого пути вспоминают и тогда, когда пытаются найти главное отличие древних религий от современных. Мол, темные языческие религии представляли жизнь бесконечно повторяющимся кругом, были жестко связаны с земными проблемами, не имели представления о развитии. А появившиеся позднее более прогрессивные и развитые религии (например, христианство или мусульманство) указали человечеству путь мира, ведущий от Сотворения к Концу Света и Последнему Суду. Однако учение о пути мира, о конце света гораздо древнее, чем принято считать. О нем говорится уже в древнейшей религии зороастризма. И тот же самый зороастризм справедливо называют самой земной религией, так как в нем подробнейшим образом проработано учение о всевозможных циклах, о непрерывном циклическом воспроизведении мировых событий. А в первые века нашей эры многие обращали внимание на поразительную близость христианства и зороастризма. Так что здесь тоже все не так просто. Однозначного прогресса, однонаправленного развития в религии не существует, как, впрочем, и в любой другой области. И противопоставлялись друг другу круг и прямой путь далеко не всегда.


Одно из важнейших бытовых дел — это воспитание детей. Его тоже нередко считают занятием второго сорта, ничего не дающим человеку и доступным даже самым недалеким людям. Распространено убеждение, что неработающая женщина, воспитывающая дома ребенка, неизбежно деградирует. И для развития, для сохранения себя ей надо обязательно работать, расти профессионально, заниматься своим делом. При этом обычно предполагается, что тот, кто воспитывает ребенка, сам опускается на уровень ребенка, то есть повторяет уже давно пройденное, снова изучает примитивные основы всех знаний, для чего не нужно ни особого ума, ни специального умения. В действительности же настоящее воспитание — это труднейший и благороднейший труд. Формирование человека в древности считалось одной из высших, благих профессий, овладеть которой весьма почетно для любого человека. А тот, кто не может по-настоящему освоить профессию воспитателя, учителя, тот вообще не имеет права претендовать на звание выдающегося, отмеченного свыше человека.

За разговорами о деградации того, кто воспитывает детей, чаще всего скрывается элементарное нежелание брать на себя ответственность за своих детей, их моральный и интеллектуальный уровень, их поступки и решения. За рассуждениями о профессиональном росте обычно стоит всего лишь стремление переложить воспитание своих детей на кого-нибудь другого: детский сад, бабушек и дедушек, в конце концов на телевизор и улицу. Ведь бытовые заботы (готовка, стирка, уборка, покупки) все равно никуда не денутся независимо от того, будет работать женщина или нет, им все равно придется уделять время. И получается, что работа вытесняет из жизни самое важное — общение с детьми. Но ответственность родителей за детей совсем не зависит от того, что родители делают, что говорят, чем объясняют свои поступки. Если уж ребенок родился, то за его судьбу отвечают оба родителя, где бы и кем бы ребенок ни воспитывался, как бы ни складывались обстоятельства. Причем ответственность женщины, самими мировыми законами предназначенной для управления домом, внутренними делами семьи, намного выше. А все остальные дела, в том числе и карьера, профессиональный рост, зарабатывание денег, — это вторично, далеко не так важно. Наши предки прекрасно знали об этом, но сейчас это считается всего лишь одним из пережитков темного прошлого.

Настоящее воспитание требует от родителей существенного и непрерывного саморазвития, изучения опыта предшественников, постоянной душевной работы по установлению контакта с ребенком, созданию и поддержанию своего авторитета, выявлению и ограничению отрицательных наклонностей, поощрению хороших черт и развитию заложенных способностей. Совершенно недостаточно просто рассказать ребенку все, что знаешь сам. Это, может быть, самое простое. Творчество в воспитании сводится к тому, чтобы найти ключи к душе нового человека, помочь ему стать полноценной личностью. Это труд кропотливый и каждодневный, требующий большого терпения.

Естественно, воспитание не должно жестко ограничивать свободу выбора ребенка, надо, чтобы он как можно больше решений принимал самостоятельно, чтобы он сам ошибался, сам делал выводы из своих ошибок и сам их исправлял. Основная функция родителей — совет, помощь, но надо сделать так, чтобы ребенок сам обращался за помощью к родителям, доверял им и надеялся на действенную помощь от них. Однако любые проявления скрытого в ребенке зла должны четко и безоговорочно осуждаться, ограничиваться, наказываться. Такие качества, как жестокость, насилие, ложь, хвастовство, презрение к окружающим по возможности должны быть подавлены в самом начале, иначе потом может быть поздно. Одновременно все эти грехи воспитатель обязан подавлять и в самом себе. То есть воспитание ребенка — это обязательно шанс самосовершенствования, самоочищения для родителей.

Изживая и ограничивая зло, ни в коем случае нельзя отождествлять самого ребенка с этим злом, с его грехами. Нельзя говорить ребенку, что он злой, плохой, думать о нем плохо. Нельзя своим наказанием наносить ребенку вред, толкать его на то, чтобы он из страха наказания скрывал свои проступки. Человек не может быть полностью плохим, это опаснейшая ложь. Надо добиваться, чтобы ребенок понял, что разрушительные силы, таящиеся в нем, глубоко враждебны ему самому, что он должен их сдерживать, должен бороться с ними. Надо всегда обращаться к доброму началу в ребенке, то есть к его истинной сущности. И точно так же надо честно и прямо признаваться ребенку в своих ошибках. Не стоит строить из себя идеального сверхчеловека, достигшего вершины развития и потому всегда поступающего правильно. Тем более что эта ложь очень быстро откроется и, вполне возможно, оттолкнет ребенка, заставит его искать другие авторитеты или сделает из него циника. Ребенок должен понять, что зло таится не только в нем самом, но и во всех других людях, в том числе и в его любимых родителях. Это поможет ему лучше разобраться в себе, отделить себя от своего внутреннего зла.

Одним словом, ребенку не надо врать, не надо пытаться приукрасить мир, подправить его «несправедливые» законы. Бесполезно пытаться отделить, уберечь маленького человека от «жестокого» и «злого» мира, так как зло есть и в нем самом и в его самых близких людях. Чем раньше он это поймет, чем раньше научится отличать человека от паразитирующего на нем зла, тем лучше. Тем больше у него будет шансов избрать правильный путь в жизни, выполнить свою главную жизненную задачу. Тем лучше он будет понимать окружающих людей, природу, мир в целом.


В заключение данной главы необходимо отметить, что, конечно же, нельзя абсолютизировать отношения между людьми, считать их самым главным из того, что есть в мире, единственно стоящим внимания. Любое отсечение, любая изоляция какой бы то ни было части мира всегда сужает наш кругозор, облегчая тем самым работу сил зла. Взаимоотношения людей важны, но они неизмеримо меньше и проще мира в целом. Поэтому, концентрируясь исключительно на них, мы можем получить неожиданный удар с другой стороны. А пытаясь осознать весь мир только на основании изучения взаимоотношений людей, мы рискуем не заметить многих важнейших законов, которые слабо и редко проявляются на данном уровне. К тому же широко распространенные в данный момент пороки и заблуждения окружающих людей способны сильно исказить формируемую нами картину мира.

Общительность человека, большое число знакомых, много контактов с другими людьми часто рассматриваются как несомненные достоинства. Того, кто любит одиночество, избегает контактов или же просто не может легко общаться с окружающими, рассматривают как неполноценного, а то и просто больного, которого надо срочно лечить. Но ведь общение полезно далеко не всегда.

Во-первых, оно может быть разрушающим, отупляющим, пустым. В результате подобного общения его участники становятся хуже, чем были, или остаются такими же, как были. Легко понять, что если таким общением беспросветно заполнена вся жизнь, то человек не сможет не только полностью реализовать свои возможности, но даже сохранить в себе то доброе, что было заложено в нем от рождения.

Во-вторых, практически любое общение отвлекает человека от процесса осознания как самого себя, так и мира в целом. Ведь это осознание представляет собой очень личный, глубинный процесс, который довольно редко можно точно описать словами. Любое обсуждение может в этом случае помешать, хотя может и дать пищу для дальнейших размышлений, но опять же в одиночестве, наедине с самим собой.

Недаром кто-то остроумно заметил: «Удобство — это когда есть телефон. Изобилие — это когда есть два телефона. Роскошь — когда есть три телефона. А райская жизнь — это когда нет ни одного».

Конечно, полностью замыкаться в себе глупо и бесперспективно, ведь можно потерять представление о реальной жизни окружающего мира. Но столь же нелепо считать общение единственной целью и смыслом своей жизни, видеть непоправимую трагедию в не слишком большом количестве контактов с другими людьми. Как и во всем другом, здесь необходима золотая середина.