Часть 3. к истокам

                Но продуман распорядок действий,
                И неотвратим конец пути.
               
                Б. Пастернак


    В середине XIX века практически одновременно (по историческим меркам) в Западной Европе, в центре Христианского мира зародились, помимо всего прочего, три общественно-политических движения: марксизм, антисемитизм и сионизм, каждому из которых суждено было оказать влияние на жизнь людей в следующем 20-м столетии.
    В предыдущих частях книги уже была предпринята попытка проанализировать причины возникновения, распространения и внедрения в жизнь социалистической идеи – основной идеи в рамках теории марксизма. Хорошо известно, особенно моим современникам и соотечественникам, которым эта мысль долго и упорно вдалбливалась в головы, что идея, овладевшая массами, становится грозной, всё сокрушающей силой. Значит, главное, чтобы идея, не так уж важно, в чьей голове и при каких обстоятельствах зародившаяся, была воспринята массами. Что же определило столь успешное восприятие социалистической идеи десятками миллионов людей разных стран мира?

 
  Гл. I.    Неизбежность Революции в массовом сознании российского общества.

                Смотрю в окно - и презираю.
                Смотрю в себя – презрен я сам.
                На землю громы призываю,
                Не доверяя небесам.
               
                В. Ходасевич


1



    В начале второго десятилетия XX века Россия переживала бурный экономический подъём, который явился результатом успешного проведения столыпинских реформ, подавления терроризма, спада революционного движения и пр. Несмотря на то, что начавшаяся первая мировая война прервала этот процесс, она была встречена, как ни странно, с энтузиазмом и вызвала небывалый подъём патриотизма. Все с оптимизмом смотрели в будущее, верили в победу России, не сомневались в том, что война продлится не более 3-4-х месяцев, надеялись, что с поражением Германии рухнет оплот милитаризма в Европе и наступит новая эра. Льющиеся потоки крови считали искупительной жертвой за будущее счастье всех христианских народов Европы, усматривали благотворное влияние союзнических связей России с Францией и Англией на её реакционное правительство. Боевое сотрудничество людей из разных социальных слоёв общества на фронте порождало иллюзию всенародного единства.
    Однако по мере затягивания военных действий настроение в обществе начало меняться: постепенно исчезали дух патриотизма и гражданского долга; появлялось чувство индивидуализма, проявлявшееся в стремлении устроиться в одну из многочисленных тыловых служб, чтобы избежать участия в боевых операциях. Вместе с потерей ощущения солидарности с массой себе подобных, с появлением равнодушия ко всему окружающему поднималось из глубин сознания чувство вины и нечистой совести. Поэтому, когда в разгар войны вспыхнула революция, она была воспринята как заслуженная кара. Но одновременно с этим всех охватил соблазн видеть в ней взрыв творческих сил и энергии народа.
    Поразительным единодушием встретило российское общество Февральскую революцию. Бескровный переход от «старого» к «новому», всеобщее согласие в обществе, опять вызвали радостный энтузиазм. Сразу всем стали ненавистными атрибуты старого мира: не только деспотия самодержавия, но и буржуазная сытость и мещанская пошлость; проклиная действительность, желали крушения всех устоев, взывали к лучшему миру. Революция рассматривалась как кризис, через который неизбежно должны пройти все остальные страны, включая Россию, чтобы присоединиться к свободным народам Европы. Все смотрели с оптимизмом в будущее, потому что хотели, чтобы «все было хорошо». Верили в возможность установления справедливого порядка, как между странами, так и внутри каждой страны в отдельности.
    С таким энтузиазмом приветствовала революцию как искупительную акцию не только интеллигенция, представшая в массе своей непрактичными мечтателями, но и простой русский мужик, который увидел в ней исполнение своей затаённой мечты о наступлении Царства Божиего на земле. Он полагал, что для наступления нового мира достаточно лишь отменить старый порядок и поэтому пребывал в первое время после Февральской революции в благостном ожидании.
    В прежнем порядке, который ассоциировался с политическим устройством Российской Империи, видели причину всех недостатков старого мира. Все сходились на необходимости переустройства политической системы, поэтому многие оправдывали даже террор, а в террористах видели героев.
    Были, конечно, и сторонники эволюционистского пути, которые вообще всё видели иначе, но их предостережения никто не хотел слушать. Люди, привыкшие к порядку, чувствовали угрозу надвигавшейся анархии, но и они, сознавая, как сильно скомпрометировал себя старый режим, открыто не протестовали и в основном отмалчивались.


2


    Февральская революция, не выполнив своих задач, лишь породила в стране хаос и анархию, которыми, как известно, умело воспользовались большевики. В восприятии Октябрьской революции интеллигенцией не было уже того оптимизма и радостного энтузиазма, с которым была принята Февральская революция, но не было в нём и стремления, а главное, твёрдой убеждённости в необходимости противостоять ей. Опять и с ещё большей силой проявила себя деморализующая волю к сопротивлению покорность, в основе которой было осознание неизбежности искупления за грехи старого мира. По этому поводу «церковно-верующая христианка» А. Ахматова написала: «Ведь сегодня такая ночь, || Когда нужно платить по счёту…». «Больная совесть» порождала у интеллигенции нечто вроде чувства гордости оттого, что именно на их долю выпали страдания, принесённые революцией. На проникших в глубь сознания недостижимых идеалах рождались одновременно и любовь и страх к тому неизвестному будущему и желание принести себя в жертву, чтобы всем стало лучше. Желание пострадать за всех, как особенность русского типа характера, с особой силой проявилось в те дни. Видение революции в религиозном плане, как чего-то неизбежного, способствовало её принятию даже с большевистскими эксцессами. Начавшиеся массовые экспроприации не встречали должного противодействия, ибо они осуществлялись якобы в пользу бедных.
    Та часть общества, которая была носителем культуры, образованности, административного и технического опыта, оставалась пассивной и разобщённой, растерянной и внутренне парализованной, не проявила никакой политической инициативы, как будто уже решила, что Россия погибла. Ещё более губительную роль сыграли пассивность и покорность бывших царских офицеров, когда десятки тысяч их потянулись на регистрацию по приказу большевиков. Откажись они – и это могло бы стать началом конца большевиков.
    Октябрьский переворот был, в общем-то, так же благодушно встречен русским мужиком, как и Февральская революция. Призывы к уничтожению эксплуататоров – буржуазии и помещиков - полностью соответствовали его миропониманию: уничтожение эксплуататоров искоренит и саму эксплуатацию. Удивительно, что почти также идея Октябрьской революции, как идея борьбы с эксплуатацией бедных богатыми, воспринималась и лучшими умами эпохи. Они пытались убеждать в способности русского народа претворить в жизнь идеи социализма. Мысль о том, что России суждено стать первым «царством социализма», приятно захватывала многих. К тому же всякий до сих пор существовавший на земле общественно-политический режим был осознан ими как несправедливый. Интеллигенция готова была кормиться трудами рук своих, видя в этом смысл древних пророчеств. Многие по недомыслию обнаруживали в отдельных положениях социалистического учения христианские истины. К примеру, проповедуемое равенство перед Богом отождествлялось с пережитым впоследствии всеми равенством в бесправии перед вождём. Видевшие в марксизме мессианскую надежду на «скачок в царство свободы» и всеобщего счастья путём революции считали необходимым эту революцию принять. Кроме того, понятая в чисто русском духе, в котором не укоренилось уважение к собственности, идея социализма, как всё отнять и поделить, стала побудительным мотивом для рабочих и крестьян. Почти евангельское порицание эксплуатации человека человеком, отнесение буржуазии к категории зла, а пролетария – к категории добра, вместе с верой в наступление лучшего будущего привнесло в марксизм признаки новой религии, придав ему тем самым несокрушимую на тот момент силу.
    Это состояние готовности к принятию конца старого мира и вера в наступление нового, близкое к помешательству, было, хотя и массовым, но не всеобщим. Находились люди, которые осознавали эту революцию как катастрофу, но верили в то, что народ опомнится и «с его глаз спадёт повязка», а государство, создававшееся большевиками с «чертами ослиного в себе» развалится.
    Совершивший Февральскую революцию русский либерализм, обессиленный ожиданием «конца» и готовностью к его принятию, породил варварский социализм. Россия, в отличие от стран Западной Европы, переживших ренессанс, реформацию, либерально-буржуазную демократию, не выработала в себе «священных», хотя и не религиозных, принципов таких, как собственность, семья, государственная власть, права человека, человеческое достоинство, которые смогли бы спасти её от захлестнувшего варварства. Таким образом, революция стала именно тем случаем, когда «прошлое начало действовать в будущем».


3


    Тема революции неразрывно связана с религиозной темой. Без установления этой связи невозможно правильное понимание тех событий. Русская Православная церковь (РПЦ) на протяжении столетий из поколения в поколение внедряла в сознание народа эсхатологические чаяния. Велика и «заслуга» в этом лучших представителей культуры, начиная с Пушкина. Однако до сих пор находятся «близорукие» люди, которые возлагают вину на существовавшую как будто бы самостоятельно кучку насильников, преимущественно еврейского происхождения. Эта попытка объяснения «русской катастрофы» целиком лжива, ибо на всех этапах революции и во всех её действиях принимал самое непосредственное и активное участие коренной русский человек, так как она (революция) отвечала самым потаённым его мечтам и вместе с тем давала простор для выхода бушевавшей стихии русской души.
    «Темнота», несомненно, сыграла свою решающую роль в революции. Эту роль тёмного, подсознательного необходимо понять, так как именно на этом подсознательном, инстинктивном уровне отсутствовали сожаление о старом режиме и ненависть к революции. В свою очередь коллективное подсознание, которое связывает человеческий дух в единое целое, формировалось и всегда находилось под влиянием религии, чаще всего не понятых глубоко, поверхностно воспринятых религиозных идей, приобретавших вид суеверий. С полным правом это может быть отнесено к эсхатологическому учению Церкви, породившему эсхатологические чаяния: ожидание конца (Завета, эпохи, мира – чего угодно) и готовность к его принятию.
    Сыграли свою роль недостижимые евангельские идеалы, превратившиеся в несбыточные мечты, которые проникали в глубинные слои народного подсознания и подогревали стихию русской души, побуждая проявить себя в чём-то великом, выходящем за все мыслимые пределы. Отсюда тот фантастический утопизм, способность загораться безумными проектами. Это сочетание воздействия глубинных сил с неспособностью к ясному мышлению оказалось губительным.
    Религиозное начало, бесспорно, присутствовало в сознании людей, воспринявших русскую революцию с её идеалами социализма и коммунизма. Поэтому просто необходимо представлять себе весь многовековой процесс формирования этого сознания, роль основных факторов, определивших его развитие, в первую очередь, Церкви и культуры, особенно литературы. Но прежде, чем перейти к рассмотрению роли Церкви и литературы, нужно попытаться понять суть эсхатологических чаяний и мессианских настроений и хотя бы поверхностно проследить их происхождение и развитие.


4


    Эсхатологию как учение о конце жизни знали и понимали, наверное, лишь специалисты-богословы. Тем не менее, широкие массы самых простых людей из поколения в поколение с самого раннего детства усваивали эсхатологические чаяния о возможности наступления лучшей, по настоящему счастливой, жизни: то ли царства Божиего, то ли земного. Однако непременным условием наступления и того, и другого мыслился конец этого мира, этой жизни. Таким образом, готовность к восприятию конца этого мира прочно засела в головах многих поколений людей, считавших себя христианами.
    Особенностью христианской эсхатологии является наличие в ней установки: «мир сей», убив Христа, сам себя приговорил к смерти, а верующий во Христа живёт чаяниями «будущего века». Многие верующие постоянно жили под «знаком близкого конца света». Часто это эсхатологическое чувство охватывало всю Церковь, оставляя неизгладимый след в массовом сознании людей. Это восприятие жизни из осознания её конца, постоянное ожидание конца этого мира, готовность его принять, вера в наступление нового мира составили психологическую особенность народов христианского мира. Что касается конкретно русского народа, то ещё со времён татаро-монгольского ига в его сознании укоренился взгляд на этот мир, как нечто, лежащее во зле и обречённое на гибель (татаро-монгольское иго нанесло ему не только огромный материальный урон и морально унизило русского человека, но ещё и сопровождалось частыми повальными эпидемиями, пожарами и массовым голодом населения). Падение монархии в глубинах массового сознания простого народа ассоциировалось с концом старого мира, его давно ожидаемой гибелью, а несбывшиеся надежды на пришествие Царства Божиего сменились надеждами на построение Царства земного.

               
5


    Подготовленные христианской эсхатологией к мысли о неизбежности гибели старого мира христианские народы с готовностью восприняли призыв марксизма ускорить приближение этого долгожданного конца. Этому способствовала и другая христианская идея – идея второго завершающего акта творения мира, результатом которого должно было стать преодоление всей греховности мирового бытия и преображение этого мира в Царство Божие. Со временем эта идея трансформировалась в утопическую веру, что «новое творение» может быть делом не Божественной, а человеческой воли, что человеку подобно Богу предстоит сотворить новый мир из ничего. А поскольку старый мир существовал, его нужно было превратить в это «ничто», т.е. разрушить «до основания, а потом…». Так наивная и безобидная мечта о спасении мира обернулась откровенным злом. Стремление к осуществлению евангельской мечты о совершенном мире оказалось настолько сильным, что вытеснило из сознания мысль о том, что способ осуществления выбран самый насильственный. Эта утопическая идея о возможности спасения мира посредством принудительной силы закона была тоже порождением христианства. Основой послужила заимствованная христианством ветхозаветная идея закона. Но в Ветхом Завете закон, во-первых, не служит средством спасения мира, а во-вторых, понимается как религиозное веление, а не как государственный закон.
    Сыграли свою роль и мессианские настроения, царившие в русском обществе, значительная часть которого верила в особое назначение русского народа и Православной Церкви. Мессианизм  превратился в национальную черту, которая в разные исторические периоды проявлялась в большей или меньшей степени. Во время русской революции он сыграл свою роковую роль. На фоне возвышенных мессианских устремлений любые попытки как следует разобраться в целесообразности и обоснованности всего происходящего казались мелкими и пошлыми.


6


    В обращении к религии в поисках причин и  вообще ключа к пониманию «русской катастрофы» ХХ века нет ничего случайного, ибо практически всё в нашей жизни уходит своими корнями в религию. Христианская религия противоречива и запутанна, объединяет в себе, казалось бы, несоединимые моменты. С одной стороны, Церковь внушила людям осознание их греховности и одновременно приучала к мысли, что человек имеет право на блаженную жизнь, которая наступит сама собой. Поэтому Церковь всегда оставалась не только равнодушной к решению социальных проблем, но и освящала привилегии одних и препятствовала улучшению быта других. Это способствовало возникновению чисто материалистических учений о переустройстве мира, в частности, социализма. Более того, Церковь веками поддерживала в людях ложное представление о мире и нашей жизни в нём. Благодаря этому социализм был воспринят как действенное проявление любви к ближним, как чувство ответственности за их материальные судьбы и т.д. Поэтому многие христиане просто чувствовали себя обязанными быть социалистами. Преимущественно поверхностные разговоры о справедливости при распределении доходов, о материальном благополучии народных масс рождали иллюзию о том, будто бы социалистический строй обладает преимуществами перед буржуазным строем.
    На образованную часть русского общества, начавшую отходить от религии, от Церкви большее влияние оказывала русская литература, которая тоже постоянно «хоронила» старую Россию, якобы завершившую цикл своего развития, от которой следует уйти, чтобы начать новый путь восхождения. Эти постоянные призывы начать какую-то новую жизнь становились основным мотивом русской жизни. Все великие русские писатели, начиная с Пушкина, включая Гоголя и Достоевского, Толстого и Чехова и многих других, вскрывали ущербность, не подлинность дворянско-интеллигентско-аристократической культуры. И вместе с тем они восторгались стихией русской души, её одержимостью, доходившей до безумия. Тот же Пушкин с любовью описывал Пугачёва, обнаружив в нём эту русскую стихию, а столетием позже М. Цветаева восторгалась ими обоими.
    Лучшие представители литературы внушали идеализированное представление о народе, которое вместе со страстным богоборчеством, охватившим часть русского общества на рубеже XIX – XX веков, породило веру в народ-богоносец. Так возник религиозно окрашенный русский миссионизм. Сам же народ «хрестьянский», который якобы сохранял веру в Бога, на деле в массе своей отождествлял Бога с природой, т.е. исповедовал вовсе не христианство, а ещё дохристианский мистический пантеизм-космизм. Этим-то и объясняется та лёгкость, с которой русский мужик громил церкви.

               
7

    Эсхатологическое учение как проблема неизбежности конца мира возникло в недрах древних религий. Еврейская эсхатология – целиком оптимистическое учение, которое поддерживало веру народа в избавление от врагов, восстановление национальной независимости соединяло это с пришествием Мессии и т.д. Христианство зародилось в атмосфере резко усилившихся эсхатологических ожиданий в период римского правления в Иудее и глубоко впитало их. Однако в христианстве оптимистическая нота угасает и главным становится ожидание гибели старого мира, который приговорён к смерти убийством Христа. В константиновскую эпоху христианская церковь превратилась в иерархический институт, обслуживавший языческий мир, который принял христианство, давшее ему религиозный и нравственный закон, освятившее его государственную власть и прочее. Но, несмотря на это, эсхатологическое ощущение вместе с осознанием греховности этого мира только усилилось. Однако в рамках курса церковного богословия эсхатология сузилась до учения о Боге как Судье. Таким образом Церковь пыталась удовлетворить интерес отдельного человека к своей «посмертной» судьбе.
    Эсхатология заняла большое место в вероучении РПЦ. Однако в XIX веке сильно ослабевают представления о том, что жизнь здесь является приготовлением к жизни небесной. Теперь жизнь стала рассматриваться как приготовление к новой земной жизни, которую способен устроить сам человек. В основу этого нового понимания жизни легла гуманистическая идея, внушившая веру в человека, способного подняться до уровня человекобога, и заменившая собой прежнюю веру в Богочеловека. Что же касается ожидания конца старого митра, то здесь странным образом соединились усилия церкви и безбожников-марксистов. Церковь тщательно определила признаки приближения конца мира, которые с лёгкостью обнаруживались людьми в повседневной жизни. Это и войны (русско-японская, первая мировая), и достигшие, казалось, своего предела беззаконие, особенно в форме терроризма, которое буквально парализовало верховную власть, это и активное богоборчество на фоне резкого ослабления веры и усиления атеизма, начавшего проникать в Россию в последней четверти XIX века и многое другое. Марксизм же предложил ускорить приближение этого долгожданного конца. И призыв этот был не только услышан, но и подхвачен миллионами людей.


8

    Жизнь христианского мира, отказавшегося от исполнения евангельских заповедей, оскудевала и «зашла в тупик». «Зашло в тупик» и само христианство, погрязнув в противоречиях, которые остались неразрешимыми до сих пор. За основу религии, ставшей ядром христианского мира, принято не учение её основателя, а учение о нём, созданное людьми после окончания Его земной жизни. Споры же по поводу учения о Христе (христологии) продолжались целую эпоху и официально были прекращены (фактически запрещены) Церковью лишь в IX веке. Оказавшись не в состоянии действительно христианизировать языческий мир, христианство только придало ему видимость христианского мира. На самом же деле язычеством проникалось само христианство. Языческий мир, принявший христианство якобы для того, чтобы от язычества избавиться, в конце своего двухтысячелетнего пути развития (которые остальные богословы считают лишь началом), пришёл к невиданному идолопоклонству. Вера в Бога перестала быть движущей силой истории; преобладающую роль начинали играть языческие идеалы благополучия; двигавшее Иисусом желание искоренить жестокость у своего народа, перенесенное на языческую почву, привело к большей жестокости, проявившейся и в кострах инквизиции, и гильотинах, и лагерях смерти, и газовых камерах и т.д.
    Человек всё более превращался в зверя, причём в наихудшего из всех известных.
    Христианство, зародившись в иудаизме, как его развитие и продолжение, иудаизм же и возненавидело, ибо он на протяжении всей истории служил не подтверждением, а, напротив, опровержением всех догматов, созданных христианской церковью. Что же касается учения самого Иисуса Христа, выраженного в его проповедях и притчах, то оно не содержит в себе ничего помимо иудаизма, быть может, кроме эмоций и полемических интонаций. Поэтому-то, отвергнув иудаизм, лишь по привычке на словах исповедуя евангелические заповеди, отрицая их в своей реальной жизни, христианство стало единственной религией, не содержащей вообще никакого учения о жизни этого мира. С самого начала своего зарождения осознанное как «гонимое» христианство противопоставило себя этому миру, в отличие от иудаизма, который весь обращён к нему и нацелен на его духовное совершенствование. Согласившись же на роль «возглавителя» мира, принявшего христианство в качестве своей государственной религии; т.е. идеологии, христианская Церковь оказалась неспособной куда-либо этот мир вести, поскольку по сути своей являлась «предвосхитительницей» мира иного. Поэтому не сразу, а постепенно мир, бунтуя, стал отходить от Церкви, от идеи Богочеловека в сторону человекобога. Результатом стал раскол казавшихся до 2-го десятилетия XX века единым христианского мира; часть его вообще отвергла всякую религию на государственном уровне. Таким образом, цикл как бы завершился: от принятия в VI веке христианства в качестве государственной религии до полного отказа от него в XX веке, сопровождавшегося массовым разрушением церквей и столь же массовым физическим уничтожением духовенства.


Гл. II.   К пониманию роли РПЦ в формировании русского общества.


    Такой серьёзный упрёк в адрес христианской церкви требует достаточно веских обоснований. Их можно представить, рассматривая основные этапы развития церкви, двигаясь к её истокам. Начнём с РПЦ, т.к. первым катастрофе подверглось русское общество. При этом не ставится  цель пересказывать историю становления РПЦ, а лишь делается попытка выявить её особенности, повлиявшие на формирование русского общества и сами ставшие результатом исторического процесса, в который русская Церковь оказалась включённой с самого начала своего становления.


1

    Сам факт выбора христианства, который был в какой-то степени случайным, оказал влияние на стиль работы Русской Церкви. (Великий князь Владимир по каким-то причинам отозвал делегацию, прежде направленную в Хорезм для обсуждения вопроса принятия Россией ислама, и направил её в Византию). Христианизация Древней Руси происходила сравнительно спокойно. Основные цели, которые поставили перед собой приехавшие в Россию греческие монахи, состояли в гуманизации общества, в укреплении  великокняжеской власти, в объединении славянских племён и формировании русского народа.
    На рубеже Х – ХI веков русские земли были заселены языческими племенами, у которых процветали грубые варварские традиции и обычаи (жён воровали или покупали, с рабами обращались хуже, чем со скотиной, убийство раба не считалось преступлением, вместо наказания существовала кровная месть и т.д.). Духовенство, осторожно проникая во внутренний уклад общества, стремилось упорядочить семейные отношения, смягчить грубые формы рабства, поддержать слабые элементы общества. Большое значение молодая Церковь начала придавать укреплению княжеской власти, перенося на русских князей понятие о Государе как ставленнике Бога.


2
   
    Основой для объединения русского народа стала выбранная им религия. Поэтому духовенство стремилось внушать народу мысль о превосходстве православия по сравнению с другими религиями. Так формирование единства русского народа с самого начала под руководством Церкви велось путём противопоставления русско-православного населения «поганому» востоку и латинскому западу.
    РПЦ с самого начала христианизации Древней Руси, активно включившись в процесс объединения русского народа, усматривала в этом создании «единства снизу» основное призвание и назначение церкви. Произошло это, по-видимому, как минимум, по двум причинам. Во-первых, в той конкретной исторической обстановке эта задача была сильно востребована, и Церковь весьма активно и охотно откликнулась на это требование. Во-вторых, во время перехода первохристианства, иудео-христианства в грекоязыческий мир задача создания «единства свыше», единства во Христе как главная задача новой Церкви, заслонилась другой поистине грандиозной задачей восприятия, осмысления, выработки своего отношения и, в конечном счёте, освящения культуры огромнейшей греко-римской цивилизации. Таким образом, задача создания «единства свыше», поставленная самим Иисусом Христом, оказалась затаённой, вытесненной задачей освящения уже существовавшего «единства снизу».
    Если совершившееся с христианской Церковью в Римской империи могло быть названо подменой, то постановка во главу угла решения задачи создания единства русского народа РПЦ явилось уже прямой изменой основной идее христианства. Однако именно роль РПЦ всегда превозносилась более других. Хотя очевидно, что с самого начала создание этого «единства снизу» служило целям разделения, отделения «своего» от «чужого». Воспитание любви к своему народу формировало враждебное отношение к чужим народам. «Единство снизу», превратившись в самоцель, в идола, привело, в конечном счёте, русский народ к невиданному идолопоклонству.
    Ещё Авраам, будучи очевидцем разрушения Вавилонской башни, осознал величие идеи устремления к Богу и единства в Боге. Иисус старался возродить в людях это стремление путём создания общей единой Церкви, в которой бы не было различия между эллином и иудеем. Христианская Церковь в своём развитии всё дальше и дальше уходила от этой возвышенной идеи. Что же касается РПЦ, то она, можно сказать, зародилась на измене этим идеалам христианства, осознавая себя при этом не просто христианской, а единственной ортодоксальной Церковью. Такое сочетание, с одной стороны, измены основному назначению христианства, а с другой – убеждения в своей ортодоксальности заложило фундамент лжи, на котором строилась РПЦ. И Церковью эта привычка ко лжи прививалась русскому обществу.

3 

    Основатели РПЦ, пришедшие из империи, уже приближавшейся к своему упадку, вскоре увлекли себя идеей создания великой русской империи, внушая её князьям, а позднее русским царям. Такая нацеленность духовенства способствовала быстрому росту их влияния. Князья стали приглашать к себе на совет наиболее авторитетных представителей духовенства. В те времена духовенство вообще явно превосходило светское общество во всех отношениях: и своей образованностью, и более высокими морально-нравственными идеалами, и несравнимо более глубокой религиозностью и т.д. Усилия духовенства не остались незамеченными: Митрополит Киевский получает титул Митрополита Всея Руси (почти на сто лет раньше, чем Великий князь получил титул Великого Князя Всея Руси). Ещё более возрастает роль РПЦ после освобождения от татаро-монгольского ига, в чём проявилась оценка её особых заслуг в подготовке этой победы над жестоким врагом. Вскоре после окончательного освобождения от татаро-монгольского ига (в 1480 г.), происходит падение константинопольской Церкви как главы Восточной Православной Церкви в результате её вынужденного объединения (в 1490 г.) с Римской Церковью и с признания главенства последней. РПЦ, как известно, не признала этого объединения и стала считать себя просто независимой от Константинопольской Церкви, но её прямой наследницей. Вдохновлённые этими событиями церковные иерархи создали национально-патриотическое учение о Москве, как о третьем и вечном Риме, которое было положено в основу экспансионистской политики, проводить которую начал Иван Грозный с завоевания мусульманских земель. (Иван Грозный, кроме того,  дополнил это учение о Москве учением о московских царях, как призванных Богом быть навеки царями всего мира). Известно, какую роль в истории России уже сыграл русский мессианизм. Однако мессианские идеи весьма живучи и не известно, какая роль ещё предназначена им в будущей судьбе России.

4 

    Возросшая роль духовенства в государственных делах получила своё оформление в виде создания «Освящённого Собора», который во главе с патриархом принимал участие в управлении Московским Царством. Это «восхождение» духовенства в государственную власть достигло своего апогея во времена царствования Михаила Романова, при котором патриарх Филарет (отец Михаила) стал официальным соправителем государства.
    Легко представить себе, как после такого возвышения были восприняты церковными иерархами петровские реформы, в результате которых Церковь оказалась не просто в зависимом, а унизительном положении под надзором генерального прокурора и сената. От «порабощённой» Церкви начинает постоянно отходить русское образованное общество и решается на самостоятельный, без «водительства» Церкви поиск путей духовного развития. Известно, что этот поиск привёл к славянофильству и западничеству. Однако большее влияние на трагическую судьбу России оказал третий путь – путь безрелигиозного служения народу. Среди тех, кто его возглавил (Писарев, Добролюбов, Чернышевский и др.), многие были выходцами из церковных семей, выпускниками духовных семинарий, не сумевшими найти в церковной среде того времени благодатной почвы для своих устремлений. Их последователями были народники, ставшие на путь обожествления народа, т.е. по сути создания новой религии.
    Принято считать, что простой народ оставался церковно-верующим, т.е. сохранил тесную связь с церковью. Однако это не соответствует действительности. Во-первых, с XVIII века приходские священники, которые до того избирались прихожанами, стали назначаться епархиальной властью. Это ослабило связь священника с прихожанами, отдалило его от народа. Практически полностью заглохла общественно-приходская жизнь. Во-вторых, народ, который стал называть себя «хрестьяне» ещё со времён Древней Руси, на самом-то деле исповедовал пантеизм, т.е. для него Бог и природа были одно.
    Таким образом, Церковь теряла связь со всеми слоями общества, а не только с интеллигенцией, и всё более замыкалась на своих внутренних делах. Всё это не могло не повлиять на то «усердие», с которым Церковь внушала своей пастве уважение к государственной власти, отсутствие которого у народа так сказалось потом, в период русской революции.
    А вот извращёнными и эсхатологическими чаяниями оказались захвачены не только простые люди, - церковные иерархи тоже не устояли. Этим объясняется, что РПЦ не встала на защиту самодержавия. Более того, с падением монархии были связаны надежды Церкви на своё былое возрождение и оживление приходской деятельности. И действительно поначалу казалось, что этим надеждам суждено сбыться: Церковь была отделена от государства, т.е. получила независимость, а уже осенью 1917 года было восстановлено патриаршество. Однако сегодня хорошо известно, какая судьба постигла русское духовенство во главе с патриархом Тихоном и РПЦ в дальнейшем, насколько ещё более унизительным стало её положение при советской власти. Однако после распада Советского Союза Церковь вновь преисполнилась надеждами на возрождение и расцвет русского национального государства и Святой Православной Церкви. К чему приведут эти «чаяния» Церкви многонациональную Россию в будущем? Это неизвестно, зато хорошо известно, что в прошлом религия не спасла Россию.


--------------------


    Мы отдаём себе отчёт в том, что проведённый анализ деятельности РПЦ оказался очень кратким и поверхностным. Даже очень важные стороны деятельности Церкви остались не рассмотрены. Не были также упомянуты и многие интересные эпизоды из жизни Церкви.
    К примеру, ничего не было сказано о такой важной деятельности Церкви для становления Государства Российского, как освоение и заселение пустовавших, преимущественно северных, территорий. Внешне эта деятельность очень походила на колониальную (такая своего рода колонизация своей страны).
    Раскол Церкви, известный как «старообрядчество»  положил начало расколу всего русского общества на привилегированные классы и население. Этот раскол ещё более усилился в результате насильственной «европеизации» России, проведенной Петром I.
    К числу интересных эпизодов из жизни Церкви можно отнести суд в первой четверти XIX века над профессором Петербургской Духовной Академии, доктором богословия протоиереем Павским за сделанный им в учебных целях непредвзятый, высокопрофессиональный перевод Библии (Павский был лучшим библеистом своего времени и лучшим знатоком древнееврейского языка). Профессор Павский был осуждён церковным судом, изгнан из Академии, но не за плохое качество перевода, а за то, что он противоречил основным догматам Церкви.
    Однако в наши планы и не входило хоть в какой-то степени дублировать церковных летописцев, историографов, аналитиков-богословов. Наша цель состоит в том, чтобы добраться до истоков и не утонуть в деталях, «установить связь времён», отыскать первопричины тех событий, которые потрясли в 20 столетии казавшийся до этого единым христианский мир, расколов его пополам.
    РПЦ, несмотря на все свои амбиции и присущий ей изоляционизм, всё же лишь продолжила традиции Восточной Православной Церкви, которая в константиновскую эпоху получила статус государственной христианской Церкви, а до той поры была «гонимой» первохристианской Церковью. Поэтому корни следует искать именно там, где зародилось христианство, в особенностях его становления и развития.


Гл. III. Зарождение христианства.
   
                И только верой в воскресенье
                Какой-то указатель дан…   

                Б. Пастернак

   
    В чём Высший смысл трагических событий, выпавших на нашу долю в ХХ веке, а в ещё большей степени – на долю наших родителей и прародителей? Конечно, нам не дано знать полного и истинного вопроса на сей вопрос. Но то, что через призму событий ХХ века можно как-то по-новому увидеть палестинские события I века кажется очевидным.
    Христианские богословы обычно говорят: «Если воскресение Иисуса считать бредом, то как он мог охватить сотни разных людей?» Позднее такой же довод стал приводиться в защиту теории Боговочеловечивания. Но ведь мы-то знаем, что в абсурдную идею социализма «искоренить эксплуатацию путём уничтожения эксплуататоров» поверили не просто сотни, а сотни миллионов людей, причём в самых разных странах мира. Не для того ли случилось это массовое помрачение умов на рубеже XIX – XX веков, чтобы послужить подтверждением естественно отвергнутой Церковью гипотезы, которая сводила начало христианства как раз к умственному помрачению нескольких галилеян.
    С другой стороны в палестинских событиях I века обнаруживаются корни тех явлений, которые с особенной силой проявились в ХХ веке. И в первую очередь, это ложь! Христианство воздвигнуто на мощном фундаменте лжи. Апостолы лгали, выдавая себя за представителей иудаизма, широко известного, не только в Римской Империи, но и за её пределами, моисеева учения, а при этом проповедовали учение о Христе, несовместимое с иудаизмом. Ложью являются врезавшиеся в сознание многих поколений простых людей причина и обстоятельства суда и казни Иисуса Назарянина. Даже внимательного прочтения Евангелий достаточно, чтобы уяснить себе, что «распяли Христа» не злые иудеи, а римляне. Специально собранная толпа зевак, кричавших: «Распни Его», состояла тоже из язычников, т.к. иудеи были заняты приготовлением к Пасхе. И, наконец, римский прокуратор Понтий Пилат приговорил Иисуса вовсе не за его религиозную проповедническую деятельность, не за его богохульство, а за то, что посягал он на власть императора, якобы называя себя Царём Иудейским. В той исторической обстановке, о которой умалчивают евангелисты, тем самым, давая о ней совершенно ложное представление, это было совсем не безобидным.
    Апостолы, в первую очередь Павел, представили в искажённом виде иудаизм тем, которые были не в состоянии читать тексты иудейской Библии в оригинале, с целью подтвердить все свои выводы о Христе пророчествами древних. В последствии Церковь предприняла то же  самое по отношению к апостолам, чтобы скрыть, затемнить, извратить содержание и цель их деятельности.
    Как могли апостолы, которые, будучи учениками Иисуса, не поняли смысла его учения и сами говорили, что «трудно слово Его, кто может понять?», верно передать его следующему поколению, к которому принадлежали евангелисты. И тем не менее, Евангелия вот уже без малого две тысячи лет служат и благовестием, и свидетельством исторической обстановки того времени, и первоисточником учения самого Иисуса Христа. На самом же деле Евангелия – это не более, чем «земные воспоминания», искажённые к тому же, пропущенные через «призму открытого потом» апостолом Павлом. «Деяния Апостолов», написанные гораздо позднее – это уже даже не воспоминания, а собранные предания, искажающие всё в ещё большей степени. Никаких документов о первых пятидесяти годах деятельности Церкви, кроме посланий Павла, не существует. Правда, есть ещё исторические исторические труды Иосифа Флавия. Но к нему мы ещё вернёмся, пока же отметим, что еврейским народом он был проклят. Вот так – не больше, не меньше.
    Обман Церкви оказался коварен тем, что приучил многие поколения людей к жизни во лжи. Привыкнув к обману, люди стали предпочитать правде ложь. Поэтому так важен анализ причин, освещение той обстановки, в которой зародились эти столь устойчивые и ложные представления.

1

    В 30 году н.э. в период правления императора Тиберия в Иерусалиме, главном городе Иудеи, превращённой в то время в одну из провинций Римской Империи, находившейся под управлением римского наместника в звании прокуратора Понтия Пилата, казнили Иисуса Назарянина как опасного для Рима мятежника, объявившего себя «Царём Иудейским». Согласно учению христианской Церкви, после его смерти начали происходить загадочные явления, которые, якобы, убедили его учеников в том, что Он воскрес и, значит, является обещанным пророками Мессией, избавителем Израиля и пр. Спустя примерно месяц после этого в середине мая 30 года верующим, собравшимся в Галилее у подножия горы, на её вершине предстал Иисус, который сказал: «Научите все народы соблюдать всё, что Я заповедал вам». Ещё через несколько дней в праздник Пятидесятницы на апостола Петра сошёл Дух Божий, и он произнёс речь, после которой, согласно И. Флавию, тысячи иудеев поверили в Иисуса Христа и приняли обряд крещения. Этот день считается началом истории христианской Церкви, пришедшей на смену Ветхозаветной Церкви, основанной Богом-отцом. Новозаветную Церковь создал Бог-сын, а в день Пятидесятницы в ней начал действовать Дух Святой, и этот день стал праздником Троицы.
    Итак, христианство началось с веры в воскресение Иисуса Христа, и содержанием новой веры становится личность Иисуса Христа, а отнюдь не его учение. И название своё религия берёт от веры в то, что Бог открылся человеку в облике Христа. И апостол Павел сказал: «Если Христос не воскрес, тщетна наша вера». Всё это было бы хорошо, но, к сожалению, не существует никаких документов, которые подтверждали бы хоть одно из этих явлений. Первым и самым древним сообщением о воскресении Иисуса является рассказ о нём апостола Павла, написанный в начале уже второй половины I века, т.е. спустя примерно четверть века после того, как эти события якобы произошли, и лет через двадцать после того, как сам Павел обратился в христианство. Стало быть, все христианские источники создавались после «Посланий» Павла и под их влиянием. А главное, признали Иисуса Христа Богом на основании веры в Его воскресение. Но о воскресении как основе веры первым сказал апостол Павел. Подобные этому противоречия заставляют внимательнее вчитываться в священные тексты и комментарии к ним. Но опять же, к сожалению, от этого только возрастает число этих противоречий.
    Апостол Павел не присутствовал ни на месте казни Иисуса, ни на месте, где Он впервые явился сравнительно большому числу верующих в Галилее. Тем более его не могло быть там, где Иисус являлся своим первым ученикам. Но, согласно преданию, Павел очень сильно захотел «познать Его». Впервые Иисус явился Павлу примерно спустя пять лет после Голгофы, когда Павел шёл по дороге, ведущей из Иерусалима в Дамаск. Но явился Он ему почему-то не в человеческом облике, как являлся до этого своим ученикам. А увидел Павел ослепительный свет и услышал голос Воскресшего, т.е. явился Христос Павлу, ученику знаменитого законоучителя Гамлиэля, в соответствии с иудейской традицией. Не смог, по-видимому, Павел – создатель учения о боговочеловечивании – преодолеть то ли себя, то ли традицию, и сказать, что сам он видел Бого живого в человеческом обличии.
    Ученикам же своим являлся Воскресший хотя и в человеческом облике, но сильно изменившимся, настолько, что Ему, сидевшему с ними за столом и преломлявшему хлеб, потребовалось показать им пронзённые руки и ноги и рану в боку, чтобы они поверили Ему. То, что являлось ученикам, не было обычной телесностью, ибо Он появлялся внезапно и так же внезапно исчезал. Однако, согласно христианской вере, воскресает именно плоть, и поэтому Он преломлял с ними хлеб и пил вино. И вместе с эти утверждается, что Христос, воскресший из мёртвых, это уже не предмет для физического осязания, а это предмет веры. Как совместить всё это? Самим апостолам требовались доказательства, а от последующих поколений Церковь требовала чистой веры. Хотя облик Воскресшего изменился до неузнаваемости и с явлением подобного воскресения все столкнулись впервые, никто из собравшихся в Галилее не усомнился, что стоявший на вершине – Иисус Назарянин. Вот почему народ иудейский в целом не поверил рассказам о воскресении. Не удавалось апостолам произвести своими рассказами такое же впечатление на народ свой, какое в древности произвело на него явление Бога на Синае. Тогда Бог явился всему 2,5-миллионному народу Израиля, теперь же Бог являлся только сильно верующим в него.
   Христианская Церковь говорит, что первые христиане соблюдали Закон, иудейское богослужение воспринимали как своё, верили в возможность обращения всего народа Израиля к своему Мессии – Иисусу Христу и, вообще, жили жизнью своего народа. Если в целом с этим можно согласиться, ибо первые христиане действительно были сплошь иудеями, то с последним утверждением согласиться нельзя, ибо оно ложно. Не жили они жизнью своего народа, т.к. весь народ готовился к войне с Римом, к войне той, хоть и на последней её стадии примкнули даже эллинистически настроенные садукеи, кровно заинтересованные в хороших отношениях с Римом. Даже они не решились порвать со своим народом. Христиане же к восстанию не примкнули. Поэтому-то Иосиф Флавий, один из полководцев той войны, ставший предателем и перебезчиком, проклятый своим народом, с теплотой пишет о первохристианах в своих исторических книгах.


2

    Взятый на вооружение метод рассмотрения евангельских событий через призму событий ХХ века помог выявить некоторые, мягко говоря, особенности во взаимоотношениях апостолов со своим Учителем. В предыдущих частях этой книги было показано, как ближайшие соратники Ленина, начиная с августа 1918 года, пытались устранить его. Продолжалось это без малого шесть лет. После смерти Ленина ими были предприняты беспримерные усилия по увековечиванию его памяти, сравнимые почти с его обожествлением. Сделав из Ленина символ вечно живого бога, его живой соратник Сталин действительно возвысился до уровня бога живого. Очень похожий сюжет обнаруживается и в евангельской истории. И как знать, не послужила ли она примером. Однако изложим эту историю начавшихся изменений в отношениях апостолов к своему Учителю по порядку.
    Апостолы, связавшие с Иисусом свои чисто земные надежды, не понимавшие истинных намерений своего Учителя, в котором более хотели бы видеть своего предводителя, нежели учителя, всё сильнее и сильнее разочаровывались в Нём. Евангелисты, к сожалению, приводят лишь несколько эпизодов, показывающих, как изменяется отношение апостолов к Иисусу. Причём чем позднее написан текст Евангелия, тем более размытой оказывается эта линия их поведения. Тайное бегство Иисуса от восторженной толпы галилеян абсолютно не соответствовало их представлению о поведении Мессии. Когда же апостолы убедились в том, что Иисус, несмотря на свой триумфальный въезд в Иерусалим, вынужден был покинуть город, не только не приблизившись к царскому трону, но ещё и восстановив против себя духовенство, они почувствовали, что их надежды занять первые места возле трона рухнули окончательно. С тех пор они стали думать о том, как освободиться от его власти над собой.
    Пророчество Иисуса о гибели храма, тон, которым оно было высказано, и вовсе привёл апостолов в полное замешательство. Для всех иудеев храм был самой главной святыней, которая объединяла народ в единое целое. Однако на самом деле таким его воспринимали лишь простые люди. Второй храм перестал быть местом Божественного присутствия, да и скрижали Завета были безвозвратно потеряны при уничтожении Первого храма. Кроме того, великолепие, приданное Второму храму Иродом, одинаково ненавидевшим иудаизм и иудеев, лишь усиливало ощущение лицемерия и ханжества, символом которых всё более становился Второй храм. Правда, святым оставалось само место, на котором был построен храм. Согласно преданию на этом месте Авраам воздвиг алтарь для принесения в жертву Богу своего сына Исаака. Ну, так место никуда деться не может и остаётся святым до сих пор. А ещё Иисус исповедовал модель молитвы Исаака, а не Яакова, согласно которой для молитвы подходит и открытое поле. О вряд ли все эти соображения Иисуса были даже известны апостолам, не говоря уж о том, что могли быть ими приняты. Иначе их не поразили бы так сильно слова Иисуса: «Не останется здесь камня на камне, который бы не был опрокинут». «Так может говорить только безумец, такой человек уж точно не может быть Мессией»,- думали апостолы и замыслили тогда оказать услугу архиереям, чтобы обезопасить себя. Разговор этот, как подчёркивают сами евангелисты, происходил наедине, т.е. этих слов Иисуса, кроме апостолов, да к тому же ещё и не всех, никто слышать не мог. Ещё они решили усилить сомнения Иуды по отношению к Иисусу, и впоследствии всё свалить на него.
    Накануне Пасхи, когда пришла одна женщина и вылила на Иисуса полный сосуд драгоценного масла, апостолы уже даже и не старались сдержать своего раздражения. «К чему эта трата? Лучше было бы продать это миро и раздать деньги нищим»,- вырвалось у них. И это те самые апостолы, которые раньше боялись даже задавать Иисусу вопросы, слушая его непонятные речи и только жалуясь друг другу: «Трудно Его слово. Кто может его понять».
    Догадывался ли Иисус о том, что отношение к нему апостолов или, по крайней мере некоторых из них, переменилось? Несомненно. Иначе, к чему были предпринятые им меры предосторожности при подготовке к совершению Пасхи, когда Иисус сообщил имя владельца дома, в котором собирался совершать Пасху, только двоим из апостолов.
    Апостолы бросили своего Учителя не в день казни, как принято считать, а ещё раньше, в ночь перед Его арестом, когда Он просил самых верных из них не спать, побыть с Ним, а они уснули и оставили Его в одиночестве.
    Устранить же Иисуса решили вовсе не фарисеи и книжники, о спорах с которыми без устали рассказывают нам евангелисты. Садукеи, немногочисленный, но очень влиятельный олигархический клан, который был более всех остальных заинтересован в предотвращении карательных походов римлян против мятежников, решили осудить и выдать римскому прокуратору Пилату Иисуса как возглавителя галилейского движения, опасаясь, что оно может перерасти в мятеж.
    Судил Иисуса «Малый синедрион» в количестве 25 человек, состоявший целиком из садукеев (полный состав суда 71 человек). Для вынесения приговора судьям требовались согласованные показания Его вины хотя бы двух свидетелей, которых они никак не могли найти. Наконец, пришли двое и представили пророчество Иисуса о гибели храма, как Его намерение разрушить храм. Таким образом, иудейский суд осудил Иисуса за богохульство. Но римский суд такие дела не рассматривал, оставляя их в ведении иудейского суда. Поэтому садукеи и представили Иисуса мятежником, объявившим себя «Царём Иудейским». Хотя Пилат и не обнаружил никаких подтверждений этого обвинения, отвергнуть его он побоялся, т.к. тогда  садукеи обвинили бы его самого в пособничестве мятежникам. Итак, Иисус был осуждён как мятежник, выдававший себя за Царя Иудейского. С табличкой на груди «Царь Иудейский» Он и был распят на кресте. Поэтому говорить о том, что иудеи отвергли какое-то Его учение и за это распяли Его, нет никаких оснований.
    Согласно учению христианской Церкви момент, когда Христос был «вознесён не на престол Давида, а распят на кресте», стал крушением надежд для Его учеников. Однако внимательное прочтение Евангелий показывает, что не распятие Иисуса стало причиной крушения надежд, а совсем наоборот – крушение надежд апостолов стало причиной ложного обвинения и последовавшей за ним казни Иисуса.
    На месте казни Иисуса никто из Его близких учеников не присутствовал. Все они, объятые одновременно страхом и отчаянием, куда-то попрятались. Чем же был вызван такой страх? Ведь Пилат, не увидевший в Иисусе опасного Риму мятежника, не отдал приказа найти Его сообщников. К тому же в то время, о котором практически ничего не говорят евангелисты, мятежным был почти весь народ. Поэтому самому Пилату следовало больше опасаться взрыва возмущения народа казнью невинного, чем апостолам их ареста как сообщников Иисуса. Да, так оно собственно и было: евангелисты упоминают об этих опасениях Пилата. А чего же боялись апостолы? Следует учесть, что тогда все иудеи сплошь были глубоко религиозными и больше всего боялись кары Господней за совершённый ими грех. А грех они за собой чувствовали огромный. Слова «Поцелуй Иуды» превратились в поговорку, но уже в самом позднем Евангелии, Евангелии от Иоанна «поцелуя» нет в описании сцены ареста Иисуса. Там Иисус сам выходит навстречу стражникам. Не говорит ли это о том, что к тому времени Церковь уже сама осознала необходимость ослабить, размыть линию апостольского предательства, и вместе с этим усилить линию добровольного преднамеренного самопожертвования Иисуса.
    Итак, апостолы пребывали в отчаянии и страхе, ожидая то ли кары Господней за свой грех, то ли своего ареста по приказу Пилата как сообщников казнённого мятежника. Когда отыскала их Мария Магдалина и сообщила об исчезновении Иисуса из гроба и его воскресении, слов её никто из них всерьёз не воспринял. И когда к ним самим явился некто, сел с ними за стол, ел, пил вместе с ними, они не признали в нём Иисуса, пока не предъявил он им в качестве доказательства пронзённые руки и ноги свои и рану в боку. И при всём при этом христианские источники (в иудейских, вообще, отсутствует упоминание о таком явлении, как воскресение) утверждают, что Иисус обрёл духовное тело, перестал быть объектом осязания, превратившись в объект веры, физическая телесность его полностью преобразилась и т.д. Но как же тогда, лишившись физической телесности, он ел и пил? А если не лишился её, то как же мог внезапно появляться и так же внезапно исчезать.
    Однако более интересен вопрос о том, что вывело апостолов из того состояния подавленности, в которое они впали ещё до казни и пребывали в нём после распятия Иисуса. Как известно, воспряли они, приняв Духа Святого в день Пятидесятницы, ставшим христианским праздником Троицы. С этого момента началась их кипучая проповедническая деятельность, перемешанная с целительством и демонстрацией всяческих чудес, благодаря чему они бесконечно усиливали свою притягательную силу. Но, если так хорошо пошёл процесс формирования Новой Церкви и иудеи прямо тысячами крестились и обращались в новую веру и число их вскоре превысило даже численность фарисеев, то зачем потребовалось Иисусу «подключать» в помощь апостолам Павла через примерно пять лет после начала успешной деятельности своей Церкви?
    Более ранних документов и о самом явлении воскресения, и о деятельности ранней Церкви, чем послание Павла, не существует, а они, как уже отмечалось, появились спустя четверть века после распятия и воскресения Христова. «Деяния апостолов» были написаны ещё на полтора столетия позже. И хотя неизвестный автор «Деяний» очень хотел представить их в качестве летописи, таковой они служить не могут, не могут они быть и воспоминаниями. Это уже сборник преданий, сформировавшихся под влиянием ранее написанных работ, в первую очередь, произведений Павла.
    Влияние церкви сказалось уже на евангельских текстах, особенно на более позднем Евангелии от Иоанна, в котором отсутствует, как уже говорилось, эпизод с «поцелуем Иуды», а также исключён эпизод с лжесвидетелями. Кроме того, Евангелие от Иоанна пытается нас убедить, что Иисус, говоря о неверующих во множественном числе «есть между вами такие, которые не веруют», подразумевал лишь одного Иуду. В то же время другие евангелисты прямо говорят, что вера в Иисуса надломилась не только у Иуды: «С этого времени многие из учеников Его оставили и больше с Ним не ходили».
    Влияние Новой Церкви, состоявшей теперь преимущественно из язычников, мы можем заметить даже в рассказе евангелистов о том, что ученики боялись задавать Иисусу вопросы, когда им было что-то не понятно. В иудейской традиции, введённой ещё самим Моисеем, задавать вопросы учителю не только не возбраняется, но наоборот даже поощряется. Христианской же Церкви с самого начала её перехода к язычникам пришлось с этой традицией бороться, ибо в противном случае любой проповеди грозило превратиться в сплошную череду вопросов, на которые у христианских проповедников не хватило бы ни сил, ни времени, ни знаний ответить. Ведь христианство, выросшее из иудаизма, иудеями не принятое и вскоре с иудаизмом полностью порвавшее, отказалось от требования к язычникам обязательного знания иудаизма и соблюдения иудейских обрядов. Понять же без глубокого знания иудаизма многие вещи было невозможно. Но об этом позже. Пока же отметим ещё одну очень важную деталь, подтверждающую справедливость изложенной версии. Если апостолы ещё при земной жизни Иисуса стали Его врагами, то становится понятным, почему они, вопреки его же собственного напутствия «Научите все народы соблюдать всё, что Я заповедывал вам», проповедывать стали своё (точнее Павла) учение о Нём, хотя Он и не призывал никогда к вере в Себя. Таким образом, заговор апостолов против Иисуса превратился в заговор христианства против Христа.

3

    В отличие от Иисуса Назарянина, неизвестного плотника из Галилеи, апостол Павел (тогда ещё Савл) был хорошо известен и фарисеям, и книжникам как высокообразованный иудей из Малой Азии, ученик знаменитого в ту пору законоучителя Гамлиэля. Согласно учению Церкви (основанному на рассказе самого Павла) мысль о том, чтобы вместо преследования христиан заняться созданием и распространением среди язычников новой религии, была внушена ему самим Иисусом Христом. Но ведь тогда бы Павлу следовало проповедовать учение Христа. Павел же создал собственное учение о Христе, которое и стало учением христианской Церкви. Для реализации своего замысла Павел решил опереться на бывших учеников Иисуса. Согласно «Деяниям апостолов» ученики Иисуса после Его смерти, оставаясь верными всем заповедям и традициям иудаизма, начали исповедывать веру в мессианство Иисуса, Его Божественность, а главное тройственное состояние Бога, что вообще приравнивалось к идолопоклонству. Могли ли простые рыбаки решиться на такое? Церковь объясняет всё Духом Святым, сошедшим на апостолов. Дух – это, конечно, хорошо, но почему-то все положения учения, которые они проповедовали, были созданы Павлом, и никто его в плагиате за всё время существования Церкви не обвинил. Напротив, христианские богословы отмечают его гениальность, говорят, что он был первым христианским богословом-мыслителем, первым мистиком, проникшим в тайну Христа, и т.д. Подобно многим гениальным людям, Павел был подвержен припадкам, похожим на эпилептические, поэтому его сопровождал врач по имени Лука, ставший впоследствии евангелистом. Никто из христианских богословов не отрицает, что только благодаря Павлу, его силе, самоотверженности, доходившей до исступления, христианство вышло из глухой римской провинции на просторы мира.
    Только Павел мог увидеть новую общину, охватывающую все народы. Его взор уже не был прикован к Израилю, к Иерусалиму с его храмом. Учение самого Христа, Его преодоление фарисейства меркло по сравнению с проблемой вечной жизни в результате преображения плоти. Вскоре же вообще Евангелие самого Христа утратило свою историческую актуальность в связи с падением Иудеи, Иерусалима как центра иудаизма. Напротив же задача «покорить мир Христу» разрасталась, становилась всё более привлекательной и всё сильнее захватывала Павла. Под впечатлением апостольских рассказов об их последней пасхальной трапезе с Иисусом в голове Павла возникает образ Новой Церкви как Тело Христово. Евангелисты уже под влиянием учения Павла о Церкви припишут Иисусу слова: «Едите тело моё, пьёте кровь мою».
    Павлу, якобы через Иисуса, по-новому открылся тот Завет, который Бог когда-то заключил с народом Израиля. Теперь этот Завет стал препятствовать людям постигнуть тайну Христа, в которую проник Павел. Поэтому Завет объявляется ветхим, устаревшим, застывшим в своей косности и т.д. Заодно и Бог Ветхого Завета объявляется жестоким, мстительным. Для язычников же создаётся любящий, добрый, благостный христианский Бог Нового Завета.
    Понятно, что ветхозаветный Закон со множеством запретов и ограничений не смог быть принят язычниками и потому объявляется, что время Закона прошло, ибо человек не может спастись соблюдением всех его предписаний и запретов. Спасение - в вере (легко и просто). Важны теперь не поступки людей, а только их вера.
    Поскольку языческий мир воспринимал христианство как обновлённое в Мессии иудейство, Павлу потребовалось создать это обновлённое иудейство, точнее представление о нём. С этой задачей он «успешно» справился: в христианской культуре на века, на тысячелетия закрепилось абсолютно искажённое представление об иудаизме как грозном, неумолимом, жестоком Законе, карающем за малейшее отступление от него, подвергающем вечному проклятию нарушителя хотя бы одной буквы иудейского Закона. И это при том, что Павлу хорошо были известны «Пророки», согласно которым не существует человека, ни разу не согрешившего. Таким образом, проповеди Павла положили начало окончательного разрыва Церкви не только с учением самого Христа, но и с иудаизмом.
    Христианские богословы утверждают, что Павел самостоятельно никогда бы не пришёл к идее Боговочеловечивания, ставшей основой  его учения о Христе. При этом их основным доказательством служит иудейское происхождение Павла, которе, якобы, не позволило бы ему представить себе Бога в человеческом облике. Вряд ли этот довод можно признать убедительным. Тем более, что хорошо известно, как полтора тысячелетия спустя возникло новое мессианское движение – «саббатианство», по имени его основателя Саббатая Цви, тоже иудея, объявившего себя Богом живым, и многие иудеи поверили в это и пошли за ним. Споры о Боговочеловечивании велись, не прекращаясь, столетиями. В то время, как одни отвергали эту теорию, ссылаясь на то, что она противоречит всем представлениям человека как разумно мыслящего существа, другие развивали и углубляли её. Так уже в ХХ веке появилась теософская теория «себясжатия» Рудольфа Штейнера, согласно которой Всевышний создатель небес и земли добровольно соглашается на ужас и боль «себясжатия», чтобы быть всосанным в узкую дыру, прежде чем стать Иисусом. Иисус же, приподнимаясь силой Христа, становится Иисусом Христом. Так Бог умаляется, открывается в привычном человеческом образе, чтобы люди смогли с ним соединиться.
    Для подтверждения своих представлений об Иисусе Христе как Мессии Павел разработал новую концепцию мессианской задачи, дополнив её вторым приходом Мессии. Согласно новой концепции выполнение пророческой задачи переносится на второй приход Мессии, задачей же первого прихода становится мистическое искупление первородного греха. Этим было положено начало подгонки Писания под конкретную личность. Писание надлежало превратить в откровение, которое исполнил Христос.
    Павел раскрыл также суть явления воскресения, создав теорию о том, как силой Духа было произведено преображение плоти в новую форму существования. Иисус, пройдя через смерть, приобрёл новую телесность. Согласно теории Павла эта ступень бытия ожидает всех людей. ( И хотя за две тысячи лет не произошло больше ни единого подобного случая, вера в воскресение остаётся обязательной для всех христиан).
    Итак, учение, которое принято называть христианским, - это учение о Христе, созданное апостолом Павлом и развито в дальнейшем Церковью. Не принятое иудеями, это учение перешло в языческий мир, совершенно не знакомый с иудаизмом, послужившим тем фундаментом, на котором новое учение было создано.
    Сама по себе проповедь учения о Христе положила начало разрыва и с учением Христа. Но окончательный разрыв христианства с учением Христа произошёл в константиновский период, когда новая религия была принята в качестве государственной и, в свою очередь, приняла и освятила весь строй языческой жизни Римской Империи, не меняя его.
    Принято считать, что смерть Иисуса «раскрыла души Его учеников для духовного постижения» тайны Христа. Для простых малограмотных рыбаков вдруг открылась перспектива «покорить мир Христу», перед которой всё земное сразу утратило всю свою привлекательность, отодвинулось далеко на задний план. Богословы утверждают, что всё это произошло благодаря явлению Воскресшего, под действием сошедшего на них Духа Святого. Позже Дух Святой подвигнул и Павла присоединиться к активно действовавшей общине Христовой. Но почему-то проповедовали апостолы всё то, что было сформулировано много позднее апостолом Павлом. Значит, либо с Павла началась проповедническая деятельность апостолов, либо Павел лишь записал проповеди апостолов. Поскольку второе Церковью отрицается, остаётся в силе первое предположение, что именно перед Павлом открылись широчайшие горизонты и перспективы миссионерской деятельности по распространению новой религии среди язычников. И не присоединился Павел к уже действовавшей общине, а, найдя первых учеников Иисуса, вернувшихся действительно в Галилею, но не для встречи с воскресшим Учителем, а к своим прежним делам, убедил их в том, что не всё ещё потеряно. Да, их надежды занять достойное место возле Иисуса, когда тот стал бы царём Иудейским, не сбылись в этом мире. Но ведь Он и не говорил им об «этом» мире. А вот обожествив Его, они смогли бы войти (а главное, он вместе с ними) в историю Церкви и занять в ней первые места.

4

    Христианское учение входило в мир, представляя себя законным наследником библейского иудаизма, а Израиль в целом как народ Писания эти претензии отверг с самого начала. Иудеи продолжали верить в пришествие Мессии в то время, как в христианском понимании Мессия уже пришёл. Ничего нового, кроме веры христианство не принесло. Но именно веру в мессианство Иисуса Христа и его Божественность иудеи отвергли. Они не могли признать Иисуса Мессией, ибо, согласно пророчеству древних, Мессия не божество, а реальный человек. Кроме того, у пророков в центре внимания находилась не личность Мессии, а те задачи, которые перед ней были поставлены. Иудеи отказались верить, что Бог действует через Иисуса Христа.
    Первохристиане были почти сплошь иудеями и знали об иудаизме практически всё. И именно это делало их враждебными к иудаизму, т.к. истинный иудаизм не мог служить подтверждением основ христианского учения. Для подтверждения своей веры последователям Иисуса, отказавшимся поверить в Его смерть, потребовалось перетолковывать библейские пророчества, чтобы выдать их в качестве подтверждениё своих представлений об Иисусе как Мессии. Ведь проповедовать нужно было Благую весть о пришествии в мир обещанного Богом Мессии и об исполнении в нём всех пророчеств и обетований.
    Если первые христиане ещё соблюдали все иудейские законы, то по мере роста популярности новой религии среди тех, кто вообще не был знаком с иудаизмом, происходило всё большее смещение религии в сторону веры. Этот процесс закончился тем, что в соответствии со вновь созданной Павлом концепцией, соблюдение Закона вообще не требовалось. Таким образом произошёл полный и окончательный разрыв христианства с иудаизмом (но и с учением Христа тоже, ибо Он призывал к соблюдению всех заповедей Закона).
    По христианскому учению созданная Богом из народа Израиля первая община – Ветхозаветная Церковь переросла свои племенные рамки и дала начало Новой Вселенской Церкви Христа. По мере становления и роста Новозаветной Церкви Ветхозаветная Церковь должна была постепенно отмирать. Но существовали иудеи, которые продолжали верить в своё учение, не признавая его ветхим и костным, отвергали мессианство Иисуса Христа и продолжали верить в предстоящее пришествие истинного Мессии, отказывались лжесвидетельствовать против своей веры и подтверждать истинность тех пророчеств, которые были получены путём подтасовки и умышленных искажений. Таким образом, иудеи, продолжавшие читать Библию в оригинале, становились живым обличением христианства. Сам факт существования иудаизма и людей не только его исповедующих, но и непрерывно развивающих это древнее учение, подрывал основы христианства как законного наследника. Так иудеи, несогласные с новым христианским учением, становились врагами Христа. Уже в Евангелии от Иоанна, написанном в конце первого столетия, все иудеи названы врагами Христа. (Так уже в самом начале нашей эры зародился принцип, в соответствии с которым одна только принадлежность к чему-либо, в данном случае к конфессии, а позднее, как известно, к этносу, позволяла расценивать человека врагом Христа, народа, человечества.).
    В конце 60-х годов церковь окончательно перешла в руки христиан из язычников, завершив тем самым непродолжительный иудео-христианский период своего развития. Однако, несмотря на окончательный разрыв христианской Церкви с иудаизмом, объявленным мёртвой религией, и сами христианские богословы, и те, кто с ними спорил, вынуждены были на протяжении веков признавать, что большинство в мире продолжало жить этими «ветхозаветными» понятиями. И так происходит до сих пор. Попытаемся разобраться – почему?

Гл. IV. Церковь и мир: особенности взаимовлияния.

1

    Учение самого Иисуса, как оно представлено евангелистами, выраженное в его притчах,
проповедях, спорах с фарисеями и книжниками, несёт в себе явный протест против чисто внешнего благочестия. Единственным примером богослужения, проведенного самим Иисусом Христом, является Тайная Вечерь. Будучи подготовкой к искупительной жертве, наполненное глубоким внутренним содержанием, это богослужение было совершенно лишено внешней торжественности. Предельной простотой отмечались и богослужения ранних христиан. Первые христиане, иудеохристиане ещё раз по инерции продолжали участвовать в традиционном иудейском богослужении. С переходом Церкви к христианам из язычников, сохранявшаяся простота, в значительной степени, была обусловлена теми условиями гонений на христиан со стороны Римской Империи, которым они подвергались на протяжении первых двух веков своего существования. Раннему христианству, находившемуся ещё под влиянием традиций иудаизма, неведомо было преклонение изображению Иисуса Христа. И уж тем более, храм, в качестве которого часто использовались заброшенные гробницы или пещеры, не мог служить объектом самостоятельного почитания, а рассматривался просто как место собрания. Отдельные элементы действия раннехристианского культа не привлекали к себе особого внимания, просто сопровождая воспоминание, основанное на знании и приятии Евангелия. Само же воспоминание придавало культу черты торжественности.
    Начало христианскому культу положило новое переживание христианами старого культа как осуществление обещанного в прошлом прихода Мессии. Кроме того, появляются элементы чисто христианского богослужения: крещение, евхаристическое преломление хлеба, общая молитва и т.д. Главное отличие раннехристианского культа состояло не в форме, а в содержании, т.к. литургические акты были связаны с фактом пришествия Мессии и его мессианского служения: проповедью, смертью и воскресением.
    Ветхозаветный культ был построен на принципе посредничества с богом. Роль посредника выполнял первосвященник, который лишь раз в году входил в святилище. В раннехристианской Церкви посредником стал сам Иисус Христос. Он «претворяет людей в своих Богу-Отцу». Однако прежде эти «люди» должны были принять крещение, которое тоже проводилось лишь один раз в году в пасхальную ночь. Новообращаемых перед этим долго готовили (кого - год, кого – два), обучая истинам веры.
    В IV веке при императоре Константине произошло примирение Римской Империи с Церковью. Церковные богословы не склонны рассматривать это событие в качестве революционного в истории Церкви, утверждая, что все те направления в развитии Церкви, которым был дан толчок константиновским миром, уже существовали в жизни Церкви. Попытаемся показать, что это, мягко говоря, не соответствует истине. Сама Церковь от воздействия со стороны язычества изменилась в гораздо большей степени, чем языческий мир под влиянием Церкви. Однако ещё задолго до этого языческий мир уже начал оказывать влияние на христианскую Церковь. Как и предполагал апостол Павел, верующих из язычников в евангельской проповеди в первую очередь привлекло Божественное в образе Иисуса Христа. Под влиянием эллинистического духа, который непрерывно усиливал это Божественное и соответственно умалял его человеческую природу, и формировалось христианство, всё дальше отходя не только от своих иудейских корней, но и от самого Христа.

2

    Но по-настоящему коренные изменения начались, когда христианство стало ведущей религией Римской Империи. Вслед за официальным признанием Церкви в неё хлынула масса новообращённых. Всё, чем располагала Церковь для индивидуальных обращений, не подходило для решения совершенно новой проблемы христианизации всего общества и требовало поиска новых форм богослужения, ибо массовой простой вере были доступны только обряды и суеверия. Для новообращённых из язычников религия и культ были понятиями практически тождественными. Поэтому признание христианства началось именно с предоставления свободы культа, который до этого был под запретом, и христиане подвергались гонениям именно за исполнение своего культа. Теперь же не только огромная языческая масса, но, главное, сам император Константин, его окружение внесли в христианство своё культовое понимание религии, отождествляя религию с культом.
    Император Константин захотел упорядочить всю церковную жизнь, не упуская мелочей. Всё проводилось по его инициативе и под его личным контролем: от реформы церковного календаря до административного деления Церкви на епархии; от развития храмовой архитектуры до развития, осмысления и закрепления в форме догматов учения Павла о Божественности Иисуса Христа. С никейского собора, созванного в 325 году по настоянию императора Константина для решения проблемы личности Христа, началась история Вселенских Соборов. При императоре Константине восстанавливается Иерусалим и становится центром мистериального богослужения; закладывается новая столица – Константинополь как священный центр христианской империи. Благодаря всем этим, поистине невероятным, усилиям, предпринятым императором Константином по христианизации мира, он, «язычник из язычников» вошёл в историю (и не только Церкви) как выразитель «религиозной психологии своей эпохи».

3

    С самого начала превращения христианства в государственную религию перед церковью встала ещё одна громадная задача по освящению всего общественного устройства, создававшегося веками под влиянием совершенно другой, чуждой ему религии. С этого начался длительный процесс приспособления Церкви к новым условиям. Подчиняясь требованиям жизни, Церковь постепенно трансформировалась из «предвосхитительницы Царства Божиего» в иерархический институт, обслуживающий мир и жизнь в нём; из «нового народа Божиего» в организацию по обслуживанию «духовных» нужд верующих. Церковь, возникшая как мечта о новой жизни в «единстве веры и любви», всё более превращалась в Церковь как «посредницу» в освящении человека. Подобное искривление церковного сознания, отождествление Церкви с духовенством вело к тому, что миряне переставали ощущать себя Церковью «претворённых». Они постепенно привыкали к положению, когда в Церкви «служит» один священник для мирян и за мирян; сама служба происходит в алтаре, для них недоступном. Понятие о том, что должна служить вся Церковь, которую все вместе составляют, выветривалось, а с ним и переживание Церкви как любви христовой. Сама же Церковь обрастала собственным аппаратом управления. Епископ из предстоятеля собрания превратился в администратора, управителя церковным округом – епархией, а церковь из общины – в приход. В церковности всё более доминировать начинало религиозное чувство, а не вера, что проявлялось в особой привязанности к обрядам, обычаям, традициям, т.е. к преимущественно внешним формам церковной жизни.

4

   Непосредственно с константиновской эпохой связан ещё целый ряд важных изменений в жизни Церкви. Именно к этому периоду относится начало формирования Христианских Символов Веры, при помощи которых пытались передать опыт тайны. С IV века начал складываться новый культ, главным в котором становилось «духовное любопытство» деталями «драмы спасения». Когда же «деталей» не хватало, их создавало религиозное воображение. Так возникло христианское мифотворчество, целиком обязанное своим появлением язычеству.
    Начиная с обращения самого императора Константина, произошла большая перемена в понимании роли храма, который в до-никейской Церкви служил просто местом собрания общины и не играл самостоятельной роли. Теперь сам Храм начинает восприниматься как священное здание и в качестве такового отделяется и противопоставляется всему мирскому. Возникает новое переживание «священного места», на котором зарождается новый культ – культ «святых мест». Начинают прибегать к искусственному созданию святых мест там, где их не было, путём перенесения туда святых мощей.
    Одновременно в значительной степени под влиянием императорского церемониала, по-своему тоже религиозного, храмовое богослужение приобретает внешнюю торжественность, обрастает сложной системой входов, выходов, перемещений молящихся с места на место. Пытаясь привлечь в храмы массы людей, создают чисто внешними эффектами обстановку священного трепета, чтобы повлиять на восприятие собравшихся, не сознающих всего происходящего и лишённых глубокой веры. Кроме того, все языческие культы были пронизаны внешней торжественностью, к которой уже привыкли и не могли воспринимать религиозный культ иначе. С этим же связано появление специальных церковных одежд, заимствованных у язычников, с элементами богатой античной одежды.

5

    Начатый при императоре Константине процесс коренного преобразования церковной жизни продолжился и в послеконстантиновский период.
    Культ всё более превращается в мистерию. Этот мистериальный «прорыв» становится главным фактором эволюции богослужения в послеконстантиновскую эпоху. Превратившись в священный акт, культ стал совершаться только посвящёнными, отделяясь от непосвящённых психологически и отдаляясь от них пространственно. Местом его совершения становится алтарь, святилище, вход в которое запрещён для непосвящённых. Углубляется разрыв между «тайносовершителями», клиром и простыми верующими. Священнослужители начинают с особой тщательностью следить за ритуальной «чистотой» и в этом всё более видеть суть своего служения. В церкви начинает складываться особый тип священника, который в «защите» святыни от профанации в результате её соприкосновения с мирянами находит чуть ли не сладостное удовлетворение.
    Это разделение Церкви на духовенство и мирян; на Церковь «учащую и учимую»; замена соотношения «Церковь – мир» на соотношение «духовенство – миряне»; приравнивание Церкви к духовенству стало основанием для клирикализации Церкви. Появлением клирикализации Церкви становится новое ощущение алтаря и иконостаса. Церковь из собрания верующих превращается в священное здание, в котором действует целая система запретов: куда-то запрещается входить, что-то запрещается трогать и т.д. Алтарь превращается в святилище, доступное одним «посвящённым»; иконостас – в непроходимую стену, отделяющую алтарь от прихожан; Икона – в деталь декоративного ансамбля. Все эти изменения в восприятии Церкви не имеют ничего общего с первоначальным понятием «собраться в Церковь», чтобы вместе составить Церковь, стать членом Тела Христова и т.д.
    Особую роль в клерикализации Церкви сыграло монашество. Первоначально возникнув как реакция на падение духовно-нравственного идеала Церкви, вызванное «поступлением Церкви на службу» Империи, монашество эволюционировало от самого радикального отрицания мира до превращения в очень влиятельный церковный институт, в «ведущий слой» церковного общества. Монашество начиналось как возврат к первохристианской общине, не имело никакой иерархической структуры в отличие от Церкви, представляло собою не только «исход из мира», но и «отсечение» от заорганизованной церковной жизни. Последующий возврат монашества в церковное сообщество произошёл фактически на условиях передачи контроля Церкви монахам и принятия Церковью монашеской «идеологии».
    Уже в конце IV века монастыри начинают возникать в городах, а монахи становятся наставниками, духовными учителями, блюстителями православия. Но и на монастырях тоже сказалось их новое положение. Им нужно было теперь считаться с покровительством «двора» и знати, с церковной иерархией и под их влиянием менять своё богослужение, приспосабливая его к этим условиям. В целом же в результате «укоренения» монашества в Церкви вся атмосфера в ней самым кардинальным образом изменилась.
    Начавшееся по инициативе самого Константина бурное развитие храмовой архитектуры продолжалось в послеконстантиновский период в направлении соединения двух начал, разделённых в Ветхом Завете: Храм как «Дом Божий» и синагога как «дом собрания». Но ветхозаветный храм в отличие от христианских храмов обладал очевидными атрибутами Божественного присутствия, а вот когда они исчезли в период Второго Храма, только тогда появились «дома собраний» - синагоги, т.е. тогда, когда уже между ними и храмом не стало принципиального различия. По Новому Завету Божественное присутствие (но мистическое) предполагается в каждом храме. Значительно усложняется символизм храма, его внутренне устройство, само по себе становясь «мистерией», при этом всё более утрачивая значения Храма духовного.
    Продолжилась и традиция созыва Вселенских Соборов, первый из которых, Никейский, был созван в 325 году по указанию самого Константина для представления в новом виде учения апостола Павла о Сыне Божием с целью положить конец спорам относительно понимания Его Божественного происхождения. Однако споры эти продолжались ещё много столетий подряд до тех пор, пока Церковь просто не запретила их, так и не достигнув поставленной цели. Ибо каждое новое толкование, каждая новая версия, развивая, уточняя предыдущую, вместе с тем порождала новые проблемы в понимании сути Христа. Так Ефесский Собор 431 года, пытаясь глубже проникнуть в тайну Боговочеловечества, показал, что Христос был личностью в двух естествах, породив тем самым вопрос о единстве. Вскоре вслед за ним состоявшийся Халкиндонский Собор 451 года ввёл в догмат положение о том, что Христос не только истинный Бог, но и совершенный человек, состоящий из духа, души и тела, единосущный одинаково и Богу-Отцу и людям. Из этого понимания обострилась проблема неслиянности двух природ. Поэтому Константинопольский Собор 559 года закрепил принцип единства во Христе, но не сумел дать ему достаточного основания. Так столетиями Церковь и богословы вскрывали природу Христа, стараясь защитить истинность Его Божественного происхождения и при этом сохранить его человеческую природу. Все размышления и толкования выработанных Вселенскими Соборами христианских догматов составили догматическое богословие, которое, в свою очередь, само превратилось в объект критики и споров.
    Инициативы императора Константина по «насаждению» единого понимания личности Иисуса Христа, другие его мероприятия по упорядочиванию церковной жизни заложили основу поведения иерархов греко - византийской Церкви. Однако, если в Ветхозаветной Церкви, даже после уничтожения Храма, в период рассеяния принималось существование единого духовного центра, координировавшего религиозную деятельность всех иудейских общин, рассеянных по миру, то в Новозаветной Церкви такое стремление к установлению единого порядка с самого начала было воспринято как византийский диктат и стало причиной начавшегося раскола Единой Вселенской Церкви. Первыми отошли ещё на рубеже IV-V веков восточные Церкви Армении, Египта, Сирии. Потом произошёл разрыв между западной Церковью и восточной. Процесс этот продолжается и поныне. В результате Единая христианская Церковь распалась более чем на три десятка автономных Церквей.

6

   Что же осталось от той Церкви, задуманной Иисусом Христом в виде целостного организма, тела, главой которой Он должен был быть Сам; Церкви, в атмосфере которой верующий мог бы найти источник силы. В храм приходят чужие, подчас незнакомые друг другу люди, большинству из которых понятие «сослужение всех друг другу» не только не известно, но показалось бы чуждым.
    По утверждению церковников совершенно недостаточно носить Бога в сердце и стремиться исполнять Его волю. В храме действует не только слово, но и символ, образ, мелодия, ритуал архитектура самого храма. Но ведь все перечисленные составляющие подверглись таким коренным изменениям, которые граничат с перерождением. Икона – «свидетельство совершившегося соединения Божьего и человеческого», превратилась в декоративную деталь стены-иконостаса, разделившего священное и мирское. В результате возникло ложное восприятие алтаря и иконостаса, противоречащее самому назначению Церкви – «собрать воедино рассеянных чад Божиих».
    «Изобразительность», проникшая в богослужение, превратила его в действие, ставшее непонятным, что потребовало его объяснений. Возникла раздвоенность между действиями самого богослужения и их толкованием. Подверглись коренному изменению сущность и смысл евхаристического Собрания. Самоочевидное для ранней Церкви триединство Собрания, Евхаристии, Церкви перестало быть таковым после данного в V веке нового определения Евхаристии, в котором полностью игнорируется учение о Церкви как о Собрании верующих. В древности собрание предшествовало входу предстоятеля, который встречался с собранием, и его облачение происходило посредине собрания. Таким образом происходило постепенное перерождение сначала форм, а потом и смысла богослужения. Церковь всё более отделялась и возвышалась над верующими, а сами верующие забывали, что они – христиане и составляют Церковь, «народ святой, царское священство, род избранный». В древности все христиане назывались святыми, все были полноправными участниками евхаристического собрания, а не зрителями, в которых превратились позднее. Евхаристическое приношение перестало служить источником благотворения, которое превратилось в особую сферу деятельности Церкви – церковную благотворительность. Извращение замысла христианского богослужения, придание ему, в сущности, противоположного смысла стало причиной его современного упадка. Царство Божие перестало восприниматься как «приблизившееся», Царство, которое уже пребывает «посреди нас» и уже действует. Полностью выветрилось переживание Евхаристии как вхождение в Царство Божие.
    Принятие христианства в качестве государственной религии Римской Империи способствовало разделению Церкви на учащую и учимую. Это, в свою очередь, привело к изменению самой сущности проповеди, сделавшему её как бы личным делом проповедника, что стало восприниматься совершенно нормально. В проповеди стало цениться проявление дара и таланта проповедника в то время, как суть подлинной проповеди – «в полном отречении проповедника от всего личного», в явлении Духа и силы, а не мудрости человеческой.
    Но самой значительной подменой Церкви, оказавшей влияние на всё дальнейшее развитие христианского мира, стала подмена Церкви как «дарованного Христом единства свыше» на санкцию уже существовавшего земного «единства снизу». Когда на это «единство снизу» стали переносить присущую человеку неутолимую жажду единства, само христианство и освящённый им мир начали двигаться вспять – в идолопоклонство. Само слово «единство» осталось прежним, нового слова не было создано, но его смысл стал совершенно другим. «Единство снизу», превратившись в самоцель, в идола, стало не объединять, а разъединять людей. Любовь, привязанность, преданность к «своему» (обществу, партии, народу) порождает вражду к «чужому», становится источником борьбы «единств». Таким образом, не достигнув «единства свыше», Царства Божиего, подменили его «единством снизу», превратив последнее в инструмент разъединения, вражды. В результате, христианская утопия породила утопию идеологическую. А Церковь заставили служить, благословлять, освящать всевозможные «единства снизу» (природные, национальные, политические и прочие), превратив её из «нового народа Божиего» в организацию по обслуживанию «духовных нужд» верующих.
    Зародившись на фундаменте антииудаизма, христианская Церковь не могла ни развивать, ни внедрять учение самого Иисуса Христа, которое не содержит в себе ничего, кроме иудаизма. Оставалось лишь создать и развивать учение о личности самого Христа как о Богочеловеке. Будучи принятым языческим миром в качестве ведущей религии, христианство вместо прежних идолов обоготворило Иисуса Христа, приучило людей верить в таинство, искупление, а главное, в непогрешимость церковной иерархии. Не требуя от своих членов никаких поступков, христианская Церковь освятила всё, что было в языческом лагере, и пошла за ним. Жизнь мира развивалась независимо от учения Церкви. Добившись значительных успехов в техническом развитии, христианский мир продолжал жить прежней языческой жизнью и в плане своего духовного развития деградировал в сторону античного мира.
    Придя в мир продолжательницей и наследницей иудаизма, искоренившего идолопоклонство, христианство привело мир к неведомому доселе идолопоклонству. Вера в Боговочеловечивание трансформировалась в человекобожество, результатом чего стало обожествление человека в масштабах, многократно превзошедших это явление в дохристианский период. Начав с догмата о «непорочном зачатии», бросившем тень порочности на вообще отношения полов, закончили сексуальной революцией. Историзм, привнесённый когда-то иудаизмом, выветрился из сознания людей христианского мира, уступив место перспективе расширения доступности телесных наслаждений.
























ПРИЛОЖЕНИЕ

I. К пониманию сущности христианства.

1

    Споры между приверженцами разных течений, различных трактовок присущи всем религиям (и не только религиям, но и науке тоже). Помимо этих споров, допустим, внутренних, т.е. важных для людей, погруженных в данную религию,  существуют разные представления о той или иной религии с точки зрения человека, находящегося вне самой религии и желающего в ней разобраться, понять её суть. В этом отношении христианство представляет собой наибольшую трудность, состоящую в том, что основой христианской веры стала вера в иноприродность Иисуса Христа. Но во время своей земной жизни иисус Христос (тогда ещё Иисус Назарянин) чему-то учил, совершал какие-то поступки, и это всё было зафиксировано в Евангелиях. Однако Евангелия были написаны много лет спустя после смерти Иисуса Христа и под влиянием уже сложившейся религии, основанной, как уже было сказано, на вере в Его Божественное происхождение. Тем не менее, это всегда служило поводом, чтобы отделить учение Самого Иисуса Христа от созданного впоследствии учения о нём, считая первое истинным христианством, а второе – церковным. Но и церковное учение подверглось коренным переменам в связи с принятием его в качестве государственной религии Римской Империи. Это стало основанием для отделения христианства периода гонений на него от христианства позднего, официально признанного. При этом раннее христианство некоторые считают подлинным, а христианство, начиная с константиновского периода, - ложным или даже извращённым. Однако все подобного рода споры, по-видимому, совершенно не актуальны для тех, кто считает себя христианами. Или иначе, христианами могут быть только те люди, которые безоговорочно верят во все догматы Церкви.

2

    Тайна небесного происхождения Христа, Его сверхземная сущность составили основу христианства. В древности иудаизм называли Моисеевым учением. При этом не вера в Моисея являлась и является основой иудаизма, так же как не вера в Магомета составляет основу Ислама, а полученные через них как пророков учения, считающиеся Божественными откровениями. Спецификой же христианства является вера именно в Иисуса Христа, в Его Божественное происхождение, а не в то, чему Он учил во время своего пребывания на земле. Основой христианства стала вера в то, что Бог открылся людям в облике Иисуса Христа и остался навечно среди уверовавших в это. Поэтому главным в христианстве стало не то, что говорил и делал Иисус Христос, а то, что Он Собою свидетельствовал. Не соблюдением заповедей, как, например, в иудаизме, или многолетней тренировкой по особой методике, как в индуизме и буддизме, а посредством внутреннего контакта с Иисусом Христом мгновенно происходит преображение человека. Христианская Церковь с самого начала не требовала от своих членов каких-то особых поступков. Примат веры и подвиг веры составили ядро христианства.
    Однако, по-видимому, Церковь всё-таки испытывала недостаточность силы только своей веры и подкрепила её пророчествами древних, якобы содержащимися в Ветхом Завете (как сейчас сказали бы: ссылками на авторитеты). Церковь утверждает, что существует неразрывная связь между Ветхим Заветом и Новым Заветом, Ветхий Завет – это постепенное раскрытие Нового Завета. В книгах Ветхого Завета обнаруживаются предсказания не только того, что Бог откроет Себя людям через Своего Помазанника, Мессию, Христа, но и исчезновение Ветхозаветной Церкви с приходом Новозаветной. (Правда, следует отметить, что обнаруживается это и многое другое только в переводах – в оригиналах же ничего подобного нет).
    Христианство началось с веры  в боговочеловечивание единородного Сына Божиего и вошло в мир как мечта об исполнении евангельских идеалов. Поверить во Христа означало поверить Ему, что Он Сын Божий. Его Сыновним знанием Отца, доступностью к Нему через Сына стала жить Церковь, положив начало созданию нового человечества как добровольного любовного единения людей во Христе. Иисус Христос принёс людям весть о радости единения с Творцом. Причём единения, доступного всем, ибо оно достигается через причастие, а не сотворчество.
 
3

    Основой христианской доктрины, автором которой является Павел, стало спасение души посредством веры человека в Иисуса Христа независимо от его дел. Таким образом, главенство веры над действием стало поздним наслоением, ибо сам Иисус не уставал подчёркивать обязательность соблюдения всех заповедей Моисея, говоря6 «Итак, кто нарушит одну из заповедей сих…». Впоследствии Церковь жестоко преследовала людей за отклонения от догматов веры, вплоть до физического уничтожения еретиков. Обоснованием примата веры для Церкви всегда служили слова пророка Аввакума «Праведник верой своей жив будет». При этом упускается из виду, что праведник – это как раз тот человек, который, в первую очередь, соблюдает Закон, а вера для него служит источником внутренней силы для совершения праведных дел, а не в качестве их заменителя.
    Учение о спасении искупительной смертью Иисуса Христа занимает совершенно особое, можно сказать, центральное место в христианской религии, которая поэтому может быть названа религией спасения. Этим учением разрешается основное противоречие, состоящее в том, что Иисус Христос, будучи Мессией, не исполнил пророчеств библейских пророков и не исправил мир, в котором продолжаются страдания, нищета, болезни, голод и войны. Согласно учению о спасении смысл первого пришествия Иисуса Христа как Мессии состоит в искуплении вины человечества, в предоставлении ему возможности освободиться от наследственной вины за первородный грех, совершённый Адамом в начале человеческой истории. Христос проложил всем верующим путь к Богу и Сам стал этим путём. Согласно христианской концепции у человечества не было возможности спастись собственными силами, и поэтому «Бог-Отец так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную». Искупительная жертва принесена за всех христиан, которые составляют «единство искуплённых».
    Освобождение от природной связи с Адамом и его грехом происходит в процессе обряда крещения, который составляет ядро христианского культа. Кроме того, у принявших обряд крещения людей исчезают все природные различия и возникает таким образом новое равенство в единстве этих людей, принявших Христа. Люди же, этого обряда не прошедшие, не имеют никаких шансов на спасение, даже будучи праведниками, ибо продолжают нести на себе вину за грех Адама. Человеческая природа, ставшая надломленной и больной внутри себя самой, не способна спасти себя самостоятельно – её спасение зависит только от Бога, который, став человеком, взял всю виновность людей на Себя. Павел пришёл к убеждению, что человек не может спастись соблюдением предписаний Закона – спасение его заложено в тайне Боговочеловечивания, которую Павел раскрыл шаг за шагом.
    «Извлечённый», якобы, из Ветхого Завета образ Спасителя Своим послушанием искупает грех непослушания Адама. «Новый Адам» становится источником вечной жизни.
    Христианство говорит о греховности человека и о его спасении путём освобождения человеческой души от «подвластности греховному миру», путём очищения от первородного греха верою во Христа.
    Осознание несовершенства мира вместо стремления к его совершенствованию привело к созданию учения о спасении, вместо отказа от всего дурного и выбора хорошего – к «упованию на спасение Христом».
    Христианство учит, что человечество, уверовавшее во Христа, получает возможность «возвращения на путь, предначертанный свыше», т.е. на путь приобщения к Божественной жизни. Сам же Христос учил, что спастись можно, отказавшись от гибельного противостояния, а не просто верою.
    Ещё одной стороной учения о спасении и искуплении может служить трактовка искупительной жертвы Иисуса Христа, завершившейся на кресте, как жертвы любви, т.е. жертвы, связанной не с грехом и злом, а жертвы, связанной с любовью, ибо любовь – это и есть жертва, т.к. не бывает настоящей любви без жертвы. В этом раскрывается смысл и человеческой жизни как жертвенной жизни, жизни-любви. Но человек, призванный для такой жизни, оказавшись под властью демонических сил, вместо одухотворения и преобразования материального мира, принёс с собою на землю грех.
    Пределом, завершением того греха, начало которого было положено Адамом в раю, а сущность которого состоит в отпадении человеческой любви от Бога, в сознательном нарушении Его воли, стало предательство Иуды. В Иуде Богоборчество достигло предела и превратилось в Богоубийство, за которым уже не могло быть ничего, кроме самоуничтожения.

4

    Самым непосредственным образом с учением о спасении связано учение о Боговочеловечивании, ибо само спасение заложено в тайне Боговочеловечивания. Согласно учению Церкви о Боговочеловечивании, основу которого заложил апостол Павел, Бог «умаляется», чтобы мы могли соединиться с Ним. А посколку мы – люди, то Бог открывается нам в человеческом образе. Он «сходит с небес, делает себя зрячим и близким, становится во всём, кроме греха, подобным людям». Христианские богословы утверждают, что пророки Ветхого Завета предсказывали, что «Сущий явится миру и Сам будет обитать среди людей» (однако люди, читающие Библию в оригинале, этого не находят). Святая Церковь в своих догматах закрепила, что Иисус был Богочеловеком, т.е. истинным Богом и истинным Человеком в плоти и крови. Поверить в Иисуса Христа значит поверить Ему, что Он – Сын Божий. И этим «сыновним знанием Отца и доступом к Нему в Сыне» живёт Церковь.

5

    Другой темой, без которой в христианстве ничего не возможно понять, является тема воскресения из мёртвых. Именно в воскресении и вознесении Иисуса Христа увидели первоапостолы источник спасительной силы. Именно в воскресении власть духа полностью раскрыла себя. В преображённой человечности Иисуса Христа была показана высшая и совершеннейшая форма бытия, которая рассматривается христианством как новая ступень эволюции. Христос стал первым, кто обрёл духовное тело и стал той целью, к которой стремятся христиане. При этом особое место в христианстве, особенно в православии, занимало страдание как неизбежный путь к преображению, самосовершенствованию и духовному росту. Примером же такого страдальческого пути всегда служила земная жизнь Самого Иисуса Христа, закончившаяся смертью Его на кресте, а также Его наставления ученикам быть готовыми принять страдания и смерть.
    Кроме того, преображённая человечность Иисуса Христа стала инструментом, посредством которого Бог изливает на человечество Свою благодать, Дух животворящий. Приобщение же к Духу Святому, который «дарует силу премудрости, разум, веру и надежду», происходит через обряд крещения. В крещальной воде каждый христианин «переходит в новый мир, возрождается в Христе, начинает жить как новый человек». И если в Адаме, согласно христианскому учению, все согрешили, то во Христе все воскресли.

6

    Осознание того, что Иисус Христос отождествлял себя со Своей Церковью, подтолкнуло Павла к созданию его учения о Церкви как о Теле Христовом. Это учение о Церкви, переданной людям Богом-Сыном, вторым лицом Троицы, в которой хранится благодать, «снисходящая» на всех верующих, составляет сущность христианской веры. Церковь, основанная Иисусом Христом, называет себя кафолической, т.е. вселенской, т.к. верит в то, что огонь, зажжённый Иисусом Христом, должен объять всё человечество».
   
7

    Одной из величайших тайн христианства является тайна о природе Иисуса Христа. В то время, как весь мир является творением Божиим, созданным из небытия, Иисус Христос – это не творение Бога. Иисус Христос рождён от Бога. «Я и отец одно» - говорит Он о Себе. Это означает, согласно церковной догматики, что Его рождение не есть событие во времени, т.е. когда-то Его не было, а потом Он возник.
    Столь же значительной тайной является Его Божественное и человеческое начало. В понимании и толковании этих тайн существовало много разных течений, представители которых вели между собой ожесточённые споры. Принятие Церковью в качестве обязательного положения о том, что Иисус Христос – подлинный человек и подлинный Бог, прекратило эти споры.
    Языческим народам, которые представляли своих Богов человекообразными, принять христианство оказалось легче, чем иудеям, привыкшим к тому, что Бог говорит: «Я Бог, а не человек». В Новом же Завете Бог, который приблизился к человеческому бытию через Богочеловека, через второе лицо Троицы, говорит: «Я человек, Я ваш брат».

8

    Совершенно особое место в сознании верующих занимает Дева Мария, которая рассматривается звеном, соединяющим каждого христианина по плоти с Иисусом Христом. На протяжении всей истории Церкви создавались различные учения о Пречистой Матери Деве Марии. Её духовный уровень, Её горение, Её любовь к Богу были настолько высоки, что Она не могла представить себе, как эту любовь к Богу разделить с кем-нибудь ещё. (Обоснованием догмата о непорочном зачатии служит ссылка на книгу Исайи, в которой предсказано чудесное рождение Иисуса от девственницы. Однако в оригинале говорится о «юной, молодой женщине», что было переведено, как «девственница»).
    В учении о Божией Матери говорится о ней как о посреднице, которая «не задерживает никакую душу у Себя Самой, а устремляет её к Богу», способствуя соединению с Ним. Её любовь содействует рождению всех христиан в Церкви Христовой, где нет «ни эллина, ни иудея» как членов Тела Христова.

9

    Один из основополагающих догматов Церкви, догмат о Святой Троице утверждает, что Бог нераздельно соединён со Своим человеческим воплощением - Иисусом Христом, проявляет Себя в Сыне, творит через Сына. Дух Божий – это тот же Бог, «поддерживающий и животворящий бытие мира». В одухотворении созданной Богом вселенной состоит высочайшая цель человека. Через человека Дух соединяется с материальным, стихийным.
    Церковь считает, что после того, как в день пятидесятницы 30 года на неё сошёл Дух Святой, наступило новое время – время пребывания в Духе Святом.
    Святые Отцы Церкви утверждают, что образ Святой Троицы содержится в Ветхом Завете. Иудаизм же рассматривает принятие догмата о Святой Троице как шаг к идолопоклонству, а христианство – как религию, пограничную с идолопоклонством.


II.   Евангелия в контексте времени.

1

    Вначале попытаемся уяснить, что собою с точки зрения жанра представляют Евангелия. На первый взгляд вопрос кажется странным, ибо даже те, которые ни разу не читали, слышали, что Евангелия – это Благая Весть. Но помимо Благой Вести, которую принёс Иисус Христос о радости новой жизни, в Евангелиях описываются эпизоды из земной жизни Самого Иисуса Христа. Кроме того, христианские богословы утверждают, что Евангелия органически вписаны в «живую картину Эпохи» и служат историческим свидетельством о Христе, т.е. являются как бы летописью жизни Иисуса Христа. Однако не только живой картины эпохи нельзя найти в Евангелиях, но даже самого беглого о ней упоминания в них не содержится. Впрочем, в двух Евангелиях, от Марка и от Луки, есть буквально по одной фразе, которые могут быть отнесены к описанию исторической обстановки, в которой жил Иисус Христос. В Евангелии от Марка в связи с приговором преступнику Варраве упомянуто, что он совершил убийство во время мятежа. В Евангелии от Луки говорится: «В это время пришли некоторые и рассказали Ему о галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их» (Лука XIII.1). Это, конечно, может навести на мысль о том, что не совсем спокойно было в Иудее во времена Иисуса Христа. Но, чтобы по этим двум фразам представить себе действительную обстановку, царившую в то время, согласитесь, что для этого нужно обладать очень богатым воображением.
    Проповедническая деятельность самого Иисуса Христа не произвела особого впечатления на современников и не была должным образом зафиксирована в исторических документах. Самое интересное и загадочное начало происходить после Его смерти, что, собственно, и послужило впоследствии причиной написания Евангелий. Это даёт основания отнести Евангелия к культовым произведениям.
    Говоря о жанре Евангелия, наверное, следовало бы упомянуть об одном довольно странном произведении. Имеется в виду 53 глава книги пророка Исайи в Ветхом Завете, авторство которой приписывают некоему Исайи II. Так вот в этой главе Второисайи передан не только весь дух Евангелий, но и в значительной степени их сюжет. Но написано это было за несколько столетий до земной жизни Иисуса Христа и поэтому носит явный характер пророчества и считается гимном о Богоявлении.
    Таким образом, поставленный вопрос о жанре Евангелий не кажется таким уж простым и тем более праздным. Поэтому не станем задаваться ещё более сложным вопросом о причине умолчания евангелистами исторической обстановки, а попытаемся её просто восстановить в надежде на то, что смысл поступков и проповедей Иисуса Христа станет понятнее. Например, Лев Толстой полагал, что ключом к пониманию учения Иисуса Христа, изложенного в Евангелиях, являются Его слова о непротивлении злу. Возможно, более правильным окажется поиск «ключа» за пределами речей Иисуса Христа (ведь привычней, когда ключ не является внутренней частью самого замка). За пределами же Евангелий вообще и речей Иисуса в частности как раз и осталась та историческая обстановка, в которой Он жил и проповедовал. Помимо тех мистических целей, которые Ему позднее были приписаны Церковью, чего-то же Он как человек хотел достичь своими проповедями. Абсолютизация Его высказываний, отрыв Его слов от конкретной исторической обстановки, придание им универсального характера превратили их в малопонятные всемирные поучения, ставшие объектом споров, не прекращающихся на протяжении двух тысяч лет.

2

    Однако описание только исторической обстановки, существовавшей во времена земного пребывания Иисуса Христа, вряд ли будет достаточным. Необходимо упомянуть хотя бы о некоторых наиболее важных событиях, которые привели к той взрывоопасной ситуации в Иудее в первые десятилетия I века, на фоне которых проходила проповедническая деятельность Иисуса Христа. При этом возникает вопрос: какими историческими рамками ограничиться при выборе этих «знаковых» событий? Ведь всё взаимосвязано, и поэтому погружаться в историю можно беспредельно. В конце концов решили ограничиться периодом, носящим в истории название периода второго храма, - от восстановления иерусалимского храма после возвращения иудеев из вавилонского пленения до его разрушения римлянами во второй половине I века.
    В 538 году до н.э. персидский царь Кир завоевал Вавилон и разрешил всем изгнанникам вернуться на родину. Вернувшиеся в Иудею евреи восстановили Иерусалим и храм. С возвращением евреев из вавилонского пленения связано ещё одно важное событие: канонизация Библии, появление так называемого Писаного учения. Всё созданное в последующие годы, несмотря на то, что оно тоже записывалось время от времени, стало называться Устным учением. Помимо общеисторического значения, это событие имеет особую важность для нашего изложения, поскольку оно послужило поводом к произошедшему позднее распаду общественно-религиозного единства нации, который с особой остротой проявился в период земной деятельности Иисуса Христа.
    После двухсотлетнего господства Персии в Иудее власть перешла к грекам. С приходом Александра Македонского в странах Среднего и Ближнего Востока началась новая эллинистическая эпоха. После смерти Александра Македонского его империя распалась. Иудея оказалась присоединённой к Египетскому царству под властью Птоломеев, которые признали её «этносом» и предоставили ей широкую автономию. Основой правовых норм этноса считалась Тора, признанная чужеземной властью. Управлялась Иудея первосвященником, который считался вождём нации. Пост его был пожизненным и передавался по наследству.
    После смерти Птоломея IV в 201 году до н.э. Иудея была присоединена к Сирийскому царству. Начавшийся при Птоломеях процесс эллинизации евреев продолжился и даже усилился. Евреи, особенно из высших слоёв общества, начали увлекаться весёлым образом жизни, зрелищами, театром и т.п. Однако распущенность нравов, погоня за наслаждениями, страсть к роскоши противоречили духу иудаизма. Евреи, подражавшие греческим обычаям, стали называться эллинистами. Помимо приверженности к эллинизации, ещё более существенным мотивом их поведения стала готовность сотрудничать с чужеземной властью. Против эллинистического ассимиляторства возникло течение пламенных ревнителей иудейской веры, которых поддерживали народные массы. Позднее последователи этих течений составили две противоборствующие партии: последователи эллинистов – партию садукеев; противники ассимиляции – партию фарисеев. Однако формальной основой противоборства двух партий служило их отношение к Закону. Садукеи признавали лишь Писаный Закон, считая его Божественным откровением, но соблюдали его формально. Фарисеи признавали и Писаный, и Устный Законы, полагая при этом, что именно Устный Закон позволяет Писаному не превратиться в закостенелую догму и сохраняет его вечно живым.
    Отношение к евреям резко ухудшилось во время царствования Антиоха Епифана, возомнившего себя сверхчеловеком и решившего на подвластных ему территориях создать единую еллинистическую цивилизацию, сформировать единый народ, исповедующий одну религию, разделяющий одинаковые вкусы и пр. Самой серьёзной преградой на пути осуществления этого плана стали евреи, проявившие небывалое упорство. Антиох Епифан понял, что они черпают силы в своей религии. Он попытался запретить национальную религию и насильственно обратить их в язычество. Храм был превращён в капище Зевса. Постоянно усиливавшиеся гонения на религию привели в итоге к восстанию, которое возглавил священник Мататия из рода Хасмонеев со своими пятью сыновьями. Восстание переросло в серию освободительных войн, которые продолжались в общей сложности 27 лет и закончились победой евреев, - Иудея добилась полной государственной независимости. Эта победа внушила народу Иудеи уверенность в возможности победы малыми силами, которая пагубно сказалась впоследствии.
   В эпоху Хасмонеев произошли ещё два события, повлиявшие на ход истории: 1) упал авторитет верховного национального совета – Синедриона, члены которого стали назначаться царём; 2) выдвинулся ряд семейств из пограничных районов. В их числе был идумянин Антип, которого назначили правителем Идумеи. Сын его Антипатр добился большого влияния при царском дворе, а внук его, Ирод, при помощи римлян захватил престол и стал последним иудейским царём. Власть Ирода целиком держалась на римских легионах. Будучи царём Иудеи, он вынужден был исповедовать иудаизм, но первосвященником он не был, оставаясь тем самым царём всех других иноверческих народов в составе Иудеи. Однако право назначать первосвященника он сохранил за собой и ставил на этот пост своих людей. Правителями всех областей Иудеи стали его родственники. Личное войско Ирода целиком состояло из иностранных наёмников, что подчёркивало его недоверие к евреям. Между Иродом и еврейским народом возникла глубокая вражда. После того, как он убил свою жену, её мать, троих сыновей, он превратился в символ небывалой жестокости. Люди с нетерпением ждали его смерти. Однако, чтобы смерть его не стала общенародным праздником, Ирод приказал арестовать представителей самых уважаемых семейств и убить их в день своей смерти. За несколько месяцев до смерти Ирода в 4 году до н.э. родился Иисус Христос.
    Прежде, чем перейти к описанию исторической обстановки, существовавшей во время земной жизни Иисуса Христа, перечислим те выявленные «знаковые» события, которые во многом определили её характер: восстановление храма; канонизация Библии; признание Иудеи самостоятельным этносом с предоставлением ему широкой автономии; возникновение в обществе противоборствующих течений; победа в хасмонейских войнах, внушившая народу уверенность в возможности победы «немногих над многими», «праведников над нечистивцами».

3

    Читая Евангелия, складывается впечатление, что Иисус со своими учениками передвигается по стране в полной безопасности. Если откуда и исходила для Иисуса опасность, то исключительно от первосвященника. В то же время, как отмечалось уже выше, в Евангелиях проскользнули две фразы о происходивших мятежах и каких-то мятежниках. Ну, и ещё страх, обуявший учеников во время казни Иисуса. И страх этот был настолько сильным, что никто из учеников не осмелился прийти на место казни Учителя. Причём опасность на этот раз исходила от римских властей. К возможным причинам, по которым евангелисты именно таким образом представили ситуацию в Иудее в то время, мы ещё вернёмся, пока же попытаемся её просто восстановить.
    Крайне напряжённые отношения, сложившиеся между народом и властями во времена правления Ирода, ещё более обострились после того, как один из сыновей Ирода, Архелай, был отстранён от власти, и Иудея с прилегающими к ней областями Самарией и Идумеей оказалась под прямым римским правлением. И хотя в Иудее оставалась довольно широкая автономия, и постановления высшего органа власти – Синедриона признавались даже римской властью, в стране усиливались антиримские настроения. Римский наместник имел право назначать первосвященника, надзирать за храмовыми службами и т.д. Всё это крайне раздражало население. Ситуация особенно ухудшилась после назначения в Иудею Понтия Пилата, который считался с Иудеями меньше, чем его предшественники. В стране начала формироваться идеология нетерпимомти к чужеземной власти, в основу которой была положена чисто религиозная концепция. Суть её состояла в том, что отвергалась любая власть, кроме власти самого Творца. Таким образом, политическая свобода была возведена в религиозную заповедь, а подчинение римскому императору стало рассматриваться как тягчайший грех, приравненный к идолопоклонству. Подавляющее большинство иудеев было проникнуто убеждением, что их страна не может быть порабощена идолопоклоннической державой. Власть римлян превратилась в символ сатанинской власти. В народе усиливались мессианские чаяния, крепла вера в неминуемое вмешательство проведения в возможность победы слабых над сильными (как это произошло во время хасмонейских войн). Мессианская идеология подпитывала политическую активность. Многими разделялось мнение о том, что не следует пассивно ждать чудесного избавления от власти Рима, необходимо восстать. Особой воинственностью отличалась как раз галилейская ветвь национально-освободительного движения. При этом порядок и безопасность в стране приходили в полное расстройство. Римская администрация всё более утрачивала контроль над провинцией. В разных частях Иудеи постоянно возникали столкновения между римскими войсками и Иудеями, между самими иудеями, между иудеями и греко-сирийским населением. На дорогах свирепствовали банды насильников и грабителей, быстро шло обнищание населения, особенно сельского. Массы безземельных крестьян, бездомных беженцев, пополняли ряды мятежников. Особую опасность для римских властей приобрело массовое паломничество в Иерусалим во время религиозных праздников. Таким образом, Иудея превращалась в самую неспокойную провинцию Римской Империи.

4

    Несмотря на то, что большинство населения поддерживало призывы к восстанию, это не говорит о единстве, царившем в обществе. Даже внутри одной и той же партии существовали разногласия и особенно в вопросах взаимоотношений с римской властью. Помимо садукеев, которых связывали с римской властью экономические интересы, существовали группы, искренне обеспокоенные будущим страны и народа. Они были убеждены, что открытое столкновение с могущественной Римской Империей неизбежно закончится катастрофой для всей нации. Подобные мысли высказывал и неизбежно закончится катастрофой для всей нации. Подобные мысли высказывал и Иисус Христос, говоря, что любой царь прежде, чем начать войну, оценивает свои возможности и сравнивает их с силой противника (Лука XIV, 28/91). Однако вера в Провидение воздвигла «стену», о которую разбивались все доводы разума. Религия переставала играть свою спасительную роль и, превратившись в идеологию, толкала народ к гибели.
    Евангелисты стремились создать впечатление, будто бы Иисус не касался политических проблем, игнорировал вопросы чужеземного государства. На самом же деле Его просто сильнее беспокоило духовное состояние народа, ожесточившегося в бесконечных войнах и восстаниях. Он отчётливо видел, какой конец ожидает страну и народ в войне с римлянами и поэтому даже на кресте продолжал оплакивать Иерусалим: «Ибо придут на тебя дни, когда враги не оставят в тебе камня на камне».
    Слова Иисуса «кесарю кесарево, а Божие Богу», превратившиеся в поговорку, употребляемую по любому поводу, означает в первую очередь призыв отказаться от зелотского пути к политической свободе. Римляне не вмешивались в религиозную жизнь народа, и поэтому было ошибкой придавать борьбе с ними статус священной войны. Но даже ближайшие ученики Иисуса оставались глухи к этим Его словам. Недоумевая, почему Он не воспользовался энтузиазмом галилеян, которые готовы были провозгласить Его своим повелителем, они не могли понять, что Он не Мессия зелотов и толпы. Садукеи же как раз увидели в Нём возможного руководителя галилейского движения, которое может перерасти в мятеж и стать причиной карательной экспедиции римлян. Поэтому они предпочли смерть одного бедствиям, которые могли бы обрушиться на весь народ.
    Проповедь Иисуса Христа не была тогда услышана ни одной из лидирующих группировок и не смогла объединить народ, т.к. требовала изменений взглядов на жизнь. Садукеи верили в блага личной жизни; фарисеи видели смысл жизни в соблюдении благочестия; зелоты стремились к политической свободе своего народа. Позднее всех их объединит и погубит ненависть к римлянам. Может показаться, что во времена Хасмонеев ненависть к сирийцам, объединившая народ, спасла его. Однако тогда не столько ненависть, сколько верность своей религии, своим традициям, желание их отстоять и сохранить объединили народ. Поэтому все те неслыханные жертвы, на которые шёл народ в эпоху Хасмонеев были оправданны. Во времена же Иисуса римляне не посягали ни на религию, ни на самобытность иудеев.
    Столетия гонений, унижений, непрерывных войн ожесточили сердца людей, и Иисус поэтому стремился преобразить их души любовью, полагая это более важным, чем изменение внешних условий жизни. Иудеи же ждали от Пророка-Мессии освобождения от власти язычников, сигнала к восстанию. «Мы думали, Он Тот, Кто избавит Израиля…», а Он принёс им Благую Весть о новой жизни. Зелоты же призывали людей жертвовать жизнью во имя веры, превозносили мученический подвиг, всячески раздувая пламя войны, готовили гибель себе и всему народу. Садукеи ещё со времён правления Ирода лишились поддержки в народе, отсюда и авторитет Синедриона, в котором господствовали садукеи, значительно упал, и он фактически перестал оказывать влияние на ситуацию в стране.
    Как ни странно, но в этот период необычайно возросла популярность иудаизма. Не только во всех областях Римской Империи многие переходили в Иудаизм, но и за её пределами тоже. Перешла в иудаизм даже царская семья Адиабены из Месопотамии. Вся нация была охвачена стремлением привлечь язычников, что нашло отражение и в Евангелиях. Так в Евангелии от Матфея говорится о «книжниках и фарисеях, обходящих моря и сушу, дабы обратить язычников».
    Доскональное знание Торы стало массовым явлением. Детей с самого раннего возраста стали обучать религиозным законам. И это тоже отражено в евангельском эпизоде, рассказывающем о том, как Иисус, будучи ещё ребёнком, отстал от своих родителей, оставшись в храме беседовать со старцами и поразил их своими знаниями. В это же время начинает развиваться новое направление еврейской духовной литературы – апокалипсис. Так, например, вскоре после смерти Ирода был составлен апокалипсис «Вознесение Моисея», в котором центральное место занимает описание Царства Божиего. Весь апокалипсис проникнут духом оптимизма. Наступление Царства Божиего, хотя и будет сопровождаться катастрофами, но царство зла будет повержено, и мир будет избавлен от скорби и печали. Проповеди Иисусом Царства Божиего говорит о том, что Он несомненно читал эту книгу.

5

    Основная цель проповедей Иисуса Христа – предотвратить насилие, чтобы спасти свой народ, не нарушая Закон, который определял все жизненные устои. Иисус Христос явил себя царём примирения и, действуя как мудрый наставник, призывал народ сочетать стойкость в вере со смирением.
   Принято считать, что Христос не касался политических проблем своей эпохи, но в словах о непротивлении злу, превращённых позднее в основной христианский догмат, как раз и сосредоточена мудрость политика и горечь патриота. Эти слова были обращены к своему народу, погибающему в тяжёлой борьбе.
    Христос понял силу учения Иеремии о непротивлении злу и старался применить его практически. Он, призывая людей переменить взгляды на жизнь, убеждал их в том, что изменить законы общежития важнее, чем добиваться политического, социального или какого-нибудь ещё другого переустройства. Иисус понимал, что спасение может быть достигнуто, если в душах людей воцарится Бог. «Царство Божие внутри вас», - говорил Он, сознавая, насколько важно отказаться от сиюминутного решения политических проблем, обратив свои устремления к Богу. Исполнение призыва Иисуса Христа «творите добро врагам своим…» могло бы стать единственным спасением для иудеев в то время, т.к. римляне не преследовали цели их уничтожения. Насколько актуально в обстановке стремительно нараставшей враждебности иудеев к римлянам и друг к другу звучат слова Иисуса Христа о необходимости жить в мире со всеми людьми, стараться, чтобы вражда не разгоралась и не погубила их. Когда же этим словам, этим призывам Иисуса Христа был придан универсальный характер, когда их оторвали от конкретной исторической обстановки, они превратились в малопонятные мировые поучения, а то и просто стали абсурдными. Как, например, можно было творить добро гитлеровцам во время второй мировой войны, когда они осуществляли стратегический план тотального уничтожения евреев и значительного сокращения численности славянского населения? Конечно, в словах Иисуса Христа о непротивлении злу людей всегда привлекал скрытый в них мистический смысл. Нас же в данном случае интересовал Его голос разума, Его призывы к реальному спасению.
    Иисус постоянно призывал следовать не столько букве, сколько духу Закона, обращал внимание на внутреннее содержание проповедей, требовал каждую заповедь Моисея исполнять как веление сердца.
   Во времена Иисуса обострились разногласия между садукеями, признававшими только Писаный Закон, и фарисеями, которые настаивали на соблюдении как Устного, так и Писаного Законов. Иисус же говорит о Законе Вечном, подчёркивая тем самым, что более важным является постижение глубинной сути Закона, а не стремление к его формальному исполнению. Иисус не отдаёт предпочтение ни Устному, ни Писаному Закону. Закон Бога тот, который наиболее правильно отражает его суть. Отрицая подход садукеев, Иисус Христос предостерегает Церковь и от «закваски фарисейской», т.е. от излишнего увлечения внешним благочестием в ущерб внутреннему содержанию. И ещё особую нетерпимость проявлял Иисус к профанации культа, к превращению религии в промысел. Поэтому каждое Его посещение Храма сопровождалось тем, что Он изгонял оттуда торговцев и менял.




6

    Особо дурную роль сыграли неправильно истолкованные слова Иисуса «Вам говорили…, а я говорю…». Слова эти были восприняты как противопоставление одного Закона, Закона Моисея, новому Закону, который якобы принёс Иисус Христос. Мало того, что это породило совершенно ложное представление об этике иудаизма, но вместе с этим лишило практической этики и само христианство, сведя её к нескольким недостижимым морально-нравственным идеалам.
    В словах Иисуса усмотрели противопоставление оттого, что Евангелия составлялись уже в пору зарождения антииудаизма, который с годами усиливался. Поэтому мысль об отрицании этики иудаизма воспринималась легче, чем призыв к её более глубокому осмыслению. При этом были проигнорированы слова Иисуса о том, что не отменять, а исполнить Закон Он пришёл. Именно для того, чтобы правильно исполнить его, Он пытается его усилить, привлечь внимание к его внутренней, глубинной сути. В словах Иисуса «Вам говорили…, а я говорю…» не противопоставление Закону Моисея, не введение нового Закона, не отмена прежних заповедей, не превращение их в «Ветхий Закон», а усиление всё того же вечно живого Закона, стремление перенести центр тяжести с буквы Закона на его Дух.
    Как можно было подумать, что Иисус предлагает приравнять наказание за «вожделение в сердце» к наказанию за прелюбодеяние, т.е. за одно только желание, за мысль наказывать так же, как за распутство? Или как можно было предположить, что Иисус призывает наказывать того, кто гневается так же, как того, кто совершил убийство. В словах Иисуса «всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…» содержится лишь предостережение против гнева, которое неоднократно повторяется в поучениях древних. Под судом же подразумевается суд исключительно нравственный, а не уголовный, т.е. ничего, кроме желания придать ветхозаветному иудаизму полемически заострённую форму, во всех этих словах Иисуса нет. Резкость же Его высказываний объясняется лишь стремлением усилить воздействие на Своих слушателей, учитывая степень духовного падения народа в то время.
    В словах Иисуса о любви к врагам речь идёт о любви их высшей, божественной составляющей, что может быть применимо лишь к очень духовно продвинутым людям. Например, польский монах Максимилиан Кольбе, основатель учения о Пречистой Деве Марии, замученный в концлагере, любил даже немцев «во Христе как гадов пренепорочной». Но разве всеми людьми достижима такая любовь? Поэтому иудаизм требует только не ненавидеть врага. Буквальное же понимание призыва любить врага больше самого себя подобно мазохизму и способно лишь привести мир к полнейшей безнаказанности.
    Аналогичным образом слова Иисуса о подставлении щеки, оторванные от иудаизма, превращённые в абсолютный идеал, не только не стали исполнимыми, но и вообще лишились всякого смысла. Слова же эти служили напоминанием хорошо известной всем Его ученикам ситуации из книги Иеремии, ситуации, связанной с необходимостью осознания Божественного наказания. Сидя на развалинах разрушенного храма, Иеремия силился постигнуть смысл этого Божественного наказания. У него не было сомнения в справедливости наказания, поэтому не было и стремления к противлению. Было лишь желание как можно полнее понять смысл этого наказания, отсюда и готовность подставить и вторую щёку, считая, что по одной щеке он уже получил.
    В усилении Иисусом древних заповедей с особой очевидностью просматривается связь с исторической обстановкой того времени. Так, в условиях расширявшейся эллинизации, когда привычным становилось смотреть на женщину как на предмет похоти, с особой актуальностью звучало предостережение Иисуса о том, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с ней. В условиях стремительно нараставшей в стране нетерпимости к римлянам, когда борьбе с ними за освобождение от власти язычников был придан статус «священной» войны, лишь призыв Иисуса не враждовать, не вооружаться, не воевать мог стать спасительным. Только мир мог спасти и сохранить Иудею пусть не в качестве независимого государства, но хотя бы как место компактного проживания иудеев. И только эту одну единственную цель – сохранить мир – преследуют все заповеди Иисуса. 
    Неправильно понятое отношение Иисуса к безбрачию, безбрачие, возведённое христианством в принцип, наложение запрета на вступление в брак для определённой категории священнослужителей привело в конечном счете к разному роду извращений. Иисус, в первую очередь, своим безбрачием стремился сплотить Свою общину, чтобы она стала настоящей семьёй для Его учеников. На том этапе, на этапе становления общины как Новой Церкви это было особенно важно.
    Иисус Христос видел, что дух моисеевых заповедей повсеместно искажается; благочестие фарисеев грозит окостенением религии; основное внимание людей привлекают ритуал, регламент, а суть веры при этом выхолащивается. Поэтому Иисус стремится перенести центр тяжести из сферы внешних церемоний в область духовно-нравственную, стремится обратить внимание на внутренний смысл заповедей Моисея, усилить требования Закона, а не заменить его другим Законом.
    Ложно понятый полемический характер высказываний Иисуса Христа породил иллюзию о том, что Он предложил новую концепцию, создал новое учение. На самом же деле всё, что проповедовал Иисус существовало в иудаизме. Он лишь усиливает запрет некоторых заповедей, пытаясь предостеречь даже от приближения к их нарушению, ибо в то время оно было гибельным.
    Сами иудеи не находили особых расхождений между проповедями Иисуса и иудаизмом. Для фарисеев неприемлемым был не смысл Его учения, а Его мессианские стремления. Садукеи же вообще не хотели признавать простого галилеянина. К тому же многие Его проповеди, как например, проповеди о Царстве Божием, о Воскресении и др. выходили за рамки канонизированной Библии – Писаного Закона, и поэтому ими отвергались.
    Несмотря на то, что евангелисты неоднократно подчёркивают «Ему жалко народа», и эта любовь Иисуса к своему народу пронизывает всю Его проповедническую деятельность, христианством полностью отвергается Его роль как национального лидера. Впрочем, это и не удивительно, так как Церковь с самого начала сконцентрировала свои усилия на постижении Его тайны. Правда, предпринимались попытки понять и смысл Его проповедей (последним было, наверное, исследование Льва Толстого). Но осуществлялось всё это, конечно, в полном отрыве как от конкретной исторической обстановки, так и от связи с иудаизмом тем более. И вопреки Его собственным словам «научите все народы, уча их соблюдать всё, что Я заповедал вам», учили и продолжали учить о Нём.

7

    Если первоапостолы при жизни Иисуса часто не понимали смысла Его высказываний, жалуясь друг другу «трудно слово Его, кто может понять», то как же через поколения могли правильно дойти Его слова до евангелистов? Кроме того, под влиянием уже сформировавшегося к тому времени антииудаизма часто сознательно искажался смысл моисеевых заповедей. Как известно, в иудаизме существуют два уровня требований к поведению человека: уровень законодательный, обязательный для всех, и уровень благочестия, доступный лишь праведникам. В христианстве же принят только один уровень – уровень морального идеала, недоступный обычным верующим. Это несоответствие способствовало формированию и закреплению в христианстве искажённого представления об иудаизме. Примером такого рода искажений может служить трактовка заповеди «око за око…» как призыва к мщению, в то время как иудаизм вообще отрицает мщение. Эта заповедь как раз из разряда законодательных, юридических норм, в которой речь идёт о соответствии меры наказания тяжести преступления, о необходимости возмещения нанесённого ущерба. И поэтому  неправомерным является сопоставление этой юридической нормы с моральным призывом «не противься злому», который несёт в себе так же и мистическую составляющую. Другим примером явного искажения евангелистами иудаизма могут служить слова о любви к ближнему и ненависти к врагам. Тора осуждает ненависть как таковую. В книге «Исход» приводится прямое осуждение тех, кто радуется гибели войска фараона в водах Красного моря.
    В глазах христиан иудаизм представлен как собрание огромной массы мелочных и совершенно никчёмных предписаний. При этом никак не отмечается их роль в период эллинизации народов. Именно соблюдение этих предписаний позволило сохранить самобытность народа. (К слову сказать, в исламе этих предписаний чуть ли не на порядок больше). В результате всех этих усилий, начатых евангелистами и «успешно» продолженных христианской Церковью, даже весьма продвинутым людям иудаизм предстал как «безобразное учение», «вонючая грязь», из которой были извлечены жемчужины христианских истин. Даже Толстой, споривший с Церковью, оказался подспудно подготовленным ею к восприятию иудаизма по тем же полемическим высказываниям Иисуса, которые приводят евангелисты. Именно превратное представление об иудаизме убедило христиан в том, что Иисус принёс Новый Закон, заменив им моисеев закон.

8

    Иисус выступил как национальный лидер, обеспокоенный судьбой Своего народа, и этого не могли скрыть евангелисты. Когда Иисусу рассказали о галилеянах, убитых Пилатом, Он призвал соплеменников одуматься, пытался удержать их от войны с римлянами, сознавал, что в противном случае их постигнет та же участь. Христиане утверждают, что евреи не поняли учение Христа. На самом же деле они просто не приняли Его наставления. Народ, восставший из рабства, не смог воспринять призывы Иисуса Христа терпеть зло и делать добро всем. В той обстановке им казалось, что это станет для них путём в новое рабство.
    Цель Иисуса оказалась не достигнутой отчасти ещё и из-за выбора учеников. Иисус говорил, что «пришёл призывать не праведных, но грешных». Он приближал к себе грешников, точнее, Он их просто не отталкивал от Себя. Однако ближайшими Его учениками стали не грешники, а просто люди малообразованные – те, которых фарисеи считали невеждами и говорили про них: «невежда не боится греха и не может быть праведным». Могли ли такие люди понять Его? Отсюда и заговор апостолов, и предательство, и лжесвидетельство, и сговор против Иуды, и т.д. Евангелисты умышленно не делают различия между понятиями «грешник» и «невежда». Но раскаявшийся грешник становится угодным Богу. А что невежда? Они не поняли возвышенного смысла в Его словах ни при Его земной жизни, ни после Его смерти. Более того, не поняв смысла Его высказываний, они не смогли исполнить Его наказ нести народам то, чему Он их обучал. Вместо этого они понесли в мир чисто человеческое учение о Нём, не содержавшее в себе Божественного откровения. Таким образом, второй заговор против Иисуса, состоявший в подмене Его «учения» учением о Нём, можно считать удавшимся. (Первым заговором был заговор Амана, который хотел спасти человечество от евреев, а заодно предотвратил бы рождение Иисуса. Тот заговор провалился ещё за 350 лет до рождества Христова.)
    Христиане, пусть и не «церковно-верующие», каким, например, был Лев Толстой, негодуют от того, что всё в мире: и спокойствие граждан, и безопасность государства, и собственность, и многое другое – всё держится не на заповедях Христа, а на моисеевых заповедях. Возмущаются тем, что Церковь стала учить, будто бы можно быть христианином, не исполняя учения Христа. Но Церковь то давно поняла, что нельзя исполнять несуществующее. Можно следовать примеру Его жизни, и такие течения в монашестве существуют, но нельзя следовать Его учению, просто потому, что Он его не создавал, и нет другого Закона, кроме закона Моисея, которого Христос не отвергал. И в этом состоит ужасное, непреодолимое противоречие христианства, разъедающее его подобно раковой болезни. С одной стороны христианство взращено на антииудаизме, ненависть к которому с годами, столетиями только крепла. С другой стороны христианство не могло создать собственного, независимого от иудаизма учения о жизни, так как оно неминуемо вошло бы в противоречие с тем, чему учил Христос, ибо Он учил иудаизму и ничему другому. Церковь, понимая это, развивала и распространяла учение о Христе. В жизни же христианского мира следование моисеевым заповедям, определяющим путь нравственного развития, вопреки всякой логике сочеталось с непрерывным ростом антииудаизма, в конце концов переросшего в свою безрелигиозную форму – антисемитизм.