Два колоса в рамке

Вера Боголюбова
Глава 18, роман "Два колоса на одном стебле"
В этот вечер все были заняты Семеном и Анной. Их рассказы о круи-зе слушали с большим вниманием, задавали путешественникам много во-просов, снова и снова рассматривали фотографии, находя на них новые де-тали, которые не заметили при первом просмотре. На меня никто не обра-щал внимания, это дало мне возможность расслабиться и почувствовать себя членом большой и сплоченной семьи. Я незаметно присматривалась к каждому из них, изучая тонкости их характера, делая свои выводы. Что мне бросилось в глаза с первой минуты, так это особое отношение к Гри-горию. Лидером в этой семье был именно он. Здесь прислушивались к ка-ждому его слову и неукоснительно выполняли все его советы и замечания. С ним никто не спорил.
В какое-то время я отвлеклась от рассказов Анны о круизе. Мой блуждающий взгляд заскользил по окружающим меня предметам. По от-рывочным сведениям, которые я получила от Григория, эта семья доволь-но состоятельная. Уже одно то, что Григорий с такой легкостью потратил на меня почти тридцать тысяч (к этому времени миллионы потеряли свои нули), говорило о многом. Но в квартире, где мы сидели за роскошно на-крытым столом, показной роскошью и не пахло. Интерьер квартиры был прост, без каких-либо излишеств. Видать, в этой семье духовные ценности ставили превыше материальных. И тут на стене, среди многочисленных эстампов и картин небольшого формата я заметила позолоченную рамку, в которой под стеклом на голубом фоне были два колоса на одном стебле. Мое сердце учащенно забилось. Я непроизвольно, с благодарностью, по-жала руку Григория.
— Что, моя ласточка? — нежно спросил он. Я бросила взгляд в сто-рону колосьев. Он проследил за моим взглядом. — Это те самые колосья, — сказал он. — Тебе снять их? Я не забыл твоего совета, беречь их, как талисман.
— Не надо. Я потом подойду к ним, посмотрю.
— Гриша, давай сюда гитары, — услышала я голос хозяйки дома.
— Извини, я сейчас, — сказал мне Григорий и поднялся. Из соседней комнаты он вышел с двумя гитарами. Одну из них взяла в руки Любовь За-харовна, тронула струны. Из-под ее пальцев возник незнакомый мне мо-тив. Григорий только подыгрывал ей приглушенными аккордами. И все запели:
Лист березовый кружится
Желтокрылой легкой птицей.
Это листопад.
Мое сердце сжалось. Они пели песню на стихи моей тети. Моей род-ной тети, которая серьезно занялась поэзией, когда ей было уже за сорок лет. Я слушала, а глаза мои невольно наполнялись слезами. Если бы автор этих строк могла услышать свое произведение, положенное на музыку, то испытала бы большое счастье. Она так мечтала об этом. Человек удиви-тельной судьбы, дочь кадрового офицера, погибшего в первый месяц Ве-ликой Отечественной Войны, жена кадрового офицера, дослужившего до полковника, мать кадрового офицера, который уже подполковник. А сама она шесть лет торговала на кольце девятого трамвая всякой мелочевкой и книгами со своими стихами, которые издала на собственные деньги. Те-перь она пишет романы. Человек неуемной фантазии, произведениями ко-торой игнорируют все современные издательства, отказывая ей в издании ее книг. А она все пишет и пишет. И откуда все берется у нее в голове, уму непостижимо. Она живет только своими героями, их судьбами. Когда при-дешь к ней, то у нее только и разговоров о новых героях, которые только зарождаются в ее сознании, обретая необыкновенные биографии, напол-ненные невероятными событиями.
— Анюта, что вас так расстроило? — спросила Любовь Захаровна, увидев слезы в моих глазах.
— Нет, нет, ничего, — стала оправдываться я. — Просто вы поете песню на стихи моей тети. Она мне читала их много раз, и поэтому я знаю наизусть слова песни, которую вы сейчас поете.
— Что вы говорите? — удивилась Любовь Захаровна. — Надо же, как мир тесен. Я немного знаю о ней. Мне ребята о ней рассказывали. Она торговала на кольце девятого трамвая бусами из натуральных камней.
— А вам тетя ничего не говорила о Лебедушке? — внезапно спросил Семен.
— Как же, говорила. Она уже написала роман, который называется «Российская лебедушка». Моя тетя мне очень много рассказывала о моло-дой женщине с трагической судьбой, которая нашла свое большое счастье.
— А вы не знаете, почему она свою героиню назвала Лебедушкой? — снова задал вопрос Семен.
— Не знаю. Так ей подсказало ее сердце. Она у нас большая выдум-щица.
— Почему она больше не торгует? Я давно уже не вижу ее на рын-ке,— не унимался Семен.
— Просто устала. Она ведь не молодая уже.
— Да. Простите! Передайте ей от нас большой привет. Мы у нее ку-пили две книги с ее стихами, некоторые из них стали у нас прекрасными песнями.
— Спасибо! Непременно передам. Она очень обрадуется, что ее сти-хи стали песнями. — Все замолчали на некоторое время. Поднялась Лю-бовь Захаровна и стала собирать со стола грязную посуду.
— Объявляется небольшой перерыв. Можете петь песни, разговари-вать, а я сменю посуду и подам десерт.
— Я помогу вам, мама, — поспешила ей на помощь Анна и тоже стала собирать посуду.
— Можно, и я помогу вам? — поднялась я.
— Что вы, Анюта, — остановила меня Любовь Захаровна. — Вы у нас первый раз в гостях. В следующий раз я непременно не откажусь от вашей помощи. — Я беспомощно глянула на Григория. Он взял меня за руку.
— Присядь, моя ласточка. Ты еще успеешь здесь наработаться. Пой-дем, я покажу тебе, как я оформил два колоса на одном стебле. — Он снял со стены позолоченную рамку и протянул мне.
— Рамка сделана по моему заказу, — начал пояснять он. — Все ос-тальное я сделал сам.
Фоном для колосьев служил голубой шелк, скорее атлас. На голубом фоне колосья смотрелись очень эффектно. Я погладила по стеклу ладонью.
— Нравится? — спросил Григорий и посмотрел в мои глаза, надеясь увидеть мою реакцию.
— Нравится, — ответила я. — Ты просто молодец, что так красиво оформил. — Я протянула колосья Григорию. — Повесь на место. Ты про-сто чудо. Я мысленно целую тебя.
Он покраснел и невольно облизал губы.
— Анюта, я люблю тебя, — прошептал он.
— Я тоже люблю тебя, мой рыцарь из сказки.
К нам приближался Семен.
— Григорий, что это у тебя в руках? Неужели отыскал новую ориги-нальную миниатюру неизвестного художника?
— Подойди, посмотри, — Григорий протянул ему рамку с колосья-ми.
— Что это? — удивился Семен. — И зачем ты эту ерунду здесь пове-сил, да еще в позолоченной рамке.
— Что ты, Семен, это же новый шедевр, созданный самой природой, — видя, что Семен довольно скептически рассматривает содержимое рам-ки, добавил, — да ты только посмотри внимательно. Видишь? Это два ко-лоса, которые выросли на одном стебле.
— Ну, и что из этого следует, — в недоумении пожал плечами Се-мен.
— А ничего, — улыбнулся Григорий, — ты просто ничего не пони-маешь в настоящем искусстве, или просто не хочешь понять.
— Так объясни, — Семен готов был обидеться. Пришлось вмешаться мне.
— Семен, присмотрись внимательней? Что ты видишь? — Я взяла рамку в руки.
— Два обычных колоса, и ничего больше, — в недоумении пожал он плечами.
— А ты присмотрись еще внимательней, — настаивала я.
Семен пристально вглядывался в колосья. Потом неуверенно произ-нес:
— Они, вроде бы, на одном стебле, как вы утверждаете, или их так искусно соединили.
— Правильно, Семен, — обрадовалась я. — Они на одном стебле, только их соединил не кто-либо, а сама природа. Они так выросли. Это два колоса на одном стебле. Понимаешь?
— Понимаю. А что это дает? И почему они здесь в позолоченной рамке?
— Это тебе Григорий сам объяснит на досуге.
— Нет, Анюта. Вы уж давайте до конца говорите, — попросил Се-мен. — Мы сейчас с Григорием редко видимся. У меня семья, мы ведь с Анной совсем недавно поженились и живем отдельно довольно далеко от-сюда в центре города.
— Хорошо, я вам расскажу. Понимаете, еще в детстве я узнала, что если кто найдет два колоса на одном стебле, тот не будет обманут в любви — начала пояснять я.
— Что вы говорите? — искренне удивился Семен. — Тогда, понятно. И кто нашел эти колосья?
— Григорий.
— Гриша, а откуда ты узнал об этом?
— От Анюты.
В это время в комнату вошла Анна с подносом, на котором стояла чайная посуда. Следом за ней шла Любовь Захаровна с огромным тортом на хрустальном подносе. Все засуетились, Светочка захлопала в ладошки, уселась на колени к Семену и протянула пустое блюдце.
— Мне первой! Мне первой! Первый кусочек самый сладкий. Я хочу самый сладкий кусочек. Бабушка, положи мне его на тарелочку скорее.
— Семицветик, а кто сегодня должен кушать самый сладкий кусо-чек? — спросила Любовь Захаровна. Девочка потупилась.
— Самый сладкий кусочек дают гостю. А у нас в гостях сегодня тетя Анюта.
— Что вы, — смутилась я, — пусть ребенок кушает.
— Нет, Анюта, — настаивала на своем Любовь Захаровна, — вы у нас сегодня гость, вам положен самый сладкий кусочек. — Светочка наду-ла губки.
— У тети Анюты может попка слипнуться, а я уже привыкла к слад-кому. — Все расхохотались. Я не поняла смысл сказанного ребенком и пе-респросила у Григория.
— Что со мной может случиться? — От моего вопроса все так и лег-ли от хохота.
— Света, как ты можешь так говорить, безобразница, — возмутилась Анна.
— Светочка, — обратилась я к девчушке, — что может со мной слу-чится, если я съем самый сладкий кусочек? — Она потупилась, посмотрела на мать.
— Да, мамочка, я же хочу, как лучше. Тетя Анюта у нас гость. Она добрая, вон какого медведя мне подарила.
Я была в полной растерянности, все смеялись, а я не знала, над чем. Тогда я поманила пальчиком Светочку, она спрыгнула с колен Семена и подбежала ко мне.
— Скажи мне на ушко, что со мной может случиться, если я съем самый сладкий кусочек?— спросила я.
— У тебя может попка слипнуться, — довольно громко прошептала она прямо мне в ухо.
Я так расхохоталась, представив себе такую картину, что долго не могла остановиться.
— Любовь Захаровна, — сквозь смех проговорила я, — мне не надо самого сладкого кусочка, я отказываюсь от него в пользу Светы. Я совсем не привыкла к сладостям. А то, не дай Бог, — тут я снова расхохоталась. — Ну, у вас не ребенок, а ходячий анекдот, — наконец, успокоилась я, утирая слезы.
— Вот видишь, мамочка, как тетя Анюта испугалась, — моргая ог-ромными глазками, серьезно проговорила Светочка. — Теперь у нее все будет в порядке, — она, хитро улыбаясь, отправила в рот приличный кусо-чек торта. Ее настроение заметно улучшилось, а я продолжала сотрясаться от смеха. Но торт был выше всех похвал! Я такого еще ни разу в жизни не ела. Постепенно этот курьезный инцидент забылся, и трапеза продолжа-лась еще довольно долго.
После такого прекрасного вечера в гостях мы с Григорием почти до рассвета гуляли по ночному городу. Он обнял меня за плечи, а я шла опья-ненная выпитым шампанским и его близостью. Я слышала гулкое биение его сердца, которое билось в унисон с моим. Он целовал мои волосы, шеп-тал нежные и ласковые слова, мне хотелось, чтобы этот путь никогда не кончался. Он проводил меня до самых дверей, теперь уже железных, кото-рые сам поставил. У дверей он взял в ладони мое лицо, посмотрел в мои глаза.
— Ты все еще боишься меня, мое солнышко? — спросил он, и едва касаясь губ, поцеловал.
— Я не боюсь тебя, любимый. Я же тебе говорила, что боюсь себя.
— Мы с тобой уже столько времени встречаемся, неужели в тебе ни-чего не изменилось?
— Изменилось. Я еще сильнее люблю тебя. Я постоянно думаю о те-бе. По ночам ты снишься мне. Когда тебя нет, я очень скучаю по тебе.
— Хочешь, чтобы мы с тобой никогда не расставались?
— Хочу. Очень хочу.
— Выходи за меня замуж.
— Ой, нет! Нет. Подожди еще немного. Это решение во мне еще окончательно не созрело.
Он снова поцеловал меня.
— Спокойной ночи, любовь моя! Созревай скорее, — он повернулся и стал быстро спускаться по лестнице, и, когда он был уже на первом эта-же я сделала большую глупость.
Продолжение в главе "Все страхи позади"