Он шел по улице, полностью погрузившись в свои размышления, – он думал о том, что будет завтра. Улица, по которой он шел, была тихая, узкая, и крыши нависали сверху, будто края ущелья. Мимо проплавали старинные дома с облупившейся краской, какого-то неприятного серо-желтого цвета. Несмотря на то, что здания редко были выше пяти этажей, они полностью затеняли улицу, даже в солнечные дни создавая мягкий, сырой полумрак. Окна их, в основном, были грязными, запыленными, и создавалось впечатление, что дома, как подслеповатые старички, близоруко щурились на одинокого путника. Было раннее утро, розовый рассвет рассыпал легкое золото по мостовым, просеивая его через изумрудные кроны деревьев, блестящие лучи еще только начинали пригревать. Дымчато-голубые тени, пока не приобретшие дневной летней контрастности, лениво растянулись на земле, все еще не давая до конца рассеяться ночи. Время от времени он нырял под их прохладные спины, и тогда мороз пробегал у него по коже, заставляя тихонько вздрагивать. Он шел и нес с собой знание, которым не обладал никто, кроме него. Он старался запомнить каждый угол, каждую трещинку в стене, каждый смутный отблеск в мутном окне. Ему казалось, что там, за каждым окном скрывается чья-то жизнь, чья-то история. Будто каждое окно – чья-то душа, и будто все они сейчас сосредоточили свои взгляды на нем, и невидимые глаза неотрывно следят за каждым его шагом. И это чувство он постарался запомнить.
Улица вышла на широкий, шумный и необычно солнечный проспект. Звуки просыпающегося города окружили и оглушили его. Он вскинул ладонь, прикрываясь от неожиданно яркого солнца, резко ударившего ему в глаза. Несмотря на ранний час, проспект был заполнен людьми. Все они спешили по каким-то своим делам, не желая замечать ничего вокруг. Шумели многочисленные машины, отравляя воздух выхлопными газами, которые придавали новые краски городскому воздуху. Все эти машины работали на двигателях внутреннего сгорания, и он это запомнил. Многотысячная, разноликая и единая в своей массе толпа слитным, шумным потоком двигалась мимо него. А он стоял и смотрел. И знал. А никто не знал, и никто ни на кого не обращал внимания. Он отвлекся от молчаливого и сосредоточенного созерцания и поднял голову: сухой асфальт, угрюмые люди, серые здания – все это резко уплыло вниз. На секунду у него закружилась голова. Затем взгляд заполнило, полностью захватило яркое, голубое небо, с легкими, нежно-розовыми облаками. Потом пришло солнце – недавно проснувшееся, но уже посвежевшее, а потому такое же яркое как и небо. Солнце слепило глаза, на них выступали слезы, но он все равно смотрел, заставляя себя запомнить это солнце. Потому что он знал, что будет завтра. Он медленно опустил взгляд – перед глазами еще долго плавали оранжево-радужные круги. Теперь он смотрел на людей, шел и заглядывал в глаза каждого встречного и с каждым здоровался. Люди изумленно оглядывались на него, провожая его непонимающими взглядами, они будто пробуждались от какого-то сна, а главное – они запоминали его лицо. А он старался запомнить их лица. Разные лица – красивые и не очень, злые и добрые, сосредоточенные и открытые, мужские и женские.
Так, не спеша, он прошел весь проспект и остановился на автобусной остановке. Рядом высился огромный плакат с навязчивой рекламой кофе. И он запомнил его. Тихо катилось время в ожидании. Рядом с ним уже скопилось множество людей. Он слышал их разговоры или молчание, чувствовал их дыхание, видел их лица и фигуры. Вдруг он подумал, вот сейчас они все не знают, что будет завтра. Они сейчас переговариваются, делятся переживаниями, ссорятся, мирятся, объясняются в любви и не знают. Они сейчас счастливы или подавлены, они на кого-то сердятся или кого-то ждут, с кем-то встречаются или расстаются и не знают. Зато знает он. Поэтому он хочет запомнить как можно больше.
Пришел переполненный автобус, где люди жарко дышали друг другу в лицо, наступали на ноги и злились. Он втиснулся в автобус, наступив при этом на ноги как минимум пятерым. И даже это он запомнил. Старенький автобус надрывно вздохнул, прокашлялся черным дымом и покатил по хорошей, только что переделанной, асфальтовой дороге.
Через две остановки он вышел. Все такой же переполненный автобус покатил дальше. Он вышел к вокзалу, где торопливые и суетливые люди бегали туда сюда с огромными чемоданами, тележками и ящиками. Он подошел к кассе, где очередь была поменьше и купил билет до одного из довольно многочисленных пригородов. С трудом среди вечно спешащих людей сел в электричку. Был уже час дня, и потому в электричке было невыносимо жарко и душно, места ему не хватило и пришлось стоять. Но это не беспокоило его - и это он старался запомнить.
Через пару часов электричка подошла к его остановке, через мутное, давно не мытое окно, он прочел милое и очень знакомое название станции, выведенное белой краской на черном фоне.
С толпой его вынесло на перрон. Раскаленный черный асфальт словно печь испускал жаркие пары. Деревья стояли в изнеможении, ни один листок на их изнуренных ветвях не шевелился – даже слабенького ветерка не было, и ничто не могло освежить удушливую жару. Он сошел по стальным ступенькам с перрона и не спеша направился к лесу. Там оказалось удивительно свежо и непривычно тихо. Сухие ветки и мягкий покров хвои хрустели под его ногами. Порой ветви молодых деревьев цепляли его за одежду, словно чьи-то руки. Яркая зелень, чуть приглушенная горячим летним солнцем, радовала глаз. Сладкий аромат ягод, свежесть земли и мха, запах прелой листвы и сосновой смолы наполнял полуденный, недвижный воздух. Он ходил и любовался родной природой, где все было прекрасно.
Неожиданно ему в голову пришла мысль о том, что разные люди на его месте поступали бы по-разному. Кто-то попытался бы убежать от судьбы и уехал бы куда-нибудь в Арктику, а может и еще дальше. Кто-то захотел бы забыть о своем Знании и отправился бы развлекаться, с целью «получить от жизни все». Кто-то не сумел бы удержать такое бремя на своих плечах и предпочел бы уйти из жизни – эта идея тоже приходила ему на ум, но он отверг ее и теперь просто старался запомнить как можно больше. Сейчас его не пугало одиночество – везде он был бы не одинок.
Он бродил по лесу до наступления сумерек, когда все вокруг потеряло четкость, яркие краски сменились мягкими полутонами, а утомительный жар уступил место вечерней прохладе. Тогда взглянув на часы, он направился к вокзалу, чтобы успеть на последнюю электричку.
Теперь вагон был почти пуст, но в нем было как-то по-ночному уютно. Вновь отправились в прошлое два часа неторопливой качки. Он вышел на по-прежнему довольно шумном вокзале – никто его не встречал, но так и должно было быть.
На метро он доехал до центра города и, миновав дорогу, через маленький парк прошел к роскошному фонтану. Сейчас там было совсем пусто. Все оставшееся до полуночи время он сидел на скамье и смотрел то на черно-синее небо, то на беспокойную черную воду фонтана, на каждую маленькую, бледную звезду или на ее отражение, называя каждую каким-то именем.
Он запоминал. Потому что память, только память вечна. Она хранит мгновения и жизнь в целом. Ее существование бесконечно, даже если некому вспоминать.
Так он и заснул на скамье у фонтана. Он знал и никто кроме него не знал, что завтра война, что завтра атомная катастрофа, что завтра конец света, что завтра Армагеддон, что завтра все погибнет, что завтра все жизни оборвутся разом, что завтра не останется того мира, что знаем мы, что «завтра» уже не будет…