(из невыброшенных подражаний Кортасару)
Gli automobilisti accaldati sembrano non avere storia….
Arrigo Benedetti, L’Espresso, Roma, 21, 6, 1964
(Считается, что об этих оголтелых
автомибилистах рассказать нечего...)
Дорога. Дождь. Новая машина – БМВ – бежит весело, мерно гудя. Деиствительно, не врет реклама – “It’s fun to drive”. Он чувствовал это каждой клеткой своего тела. Чувствовал мощь, которая мчит его вдаль, чувствовал нежность и заботу, с которой машина несла его сквозь мерзкий, холодный дождь. Это порождало радость, спокойствие и то пресловутую уверенность в завтрашнем дне, «о которой столько говорили большевики». Он опять улыбнулся этой дурацкой фразе.
Он хорошо знал эту дорогу – уже два года он ездит по ней на работу и обратно. Казалось бы, он мог ехать по ней с закрытыми глазами. Тем более, что машина так хорошо «держится» за дорогу. Да, спортивная подвеска – это класс. Вот знакомый поворот, и... Что это там впереди? Под дождем, в сумерках, явно промокшая до нитки и замерзшая, стояла девушка.
Вот оно. Наконец то. Сколько дождей, сколько снегов, сколько ветров и холодов он мечтал об этом, ездя в пустой машине мимо соседнего Университета. Вот, так вот встретить девушку, промокшую под дождем. Посадить в машину, обогреть, угостить коньяком (полная фляжка всегда под рукой), улыбнуться ободряюще, добиться улыбки неожиданной шуткой. Два раза он уже был близок к воплощению свой мечты. И оба раза не находил в себе силы остановиться и открыть рот. И каждый раз, глядя в зеркало на быстро удаляющуюся девушку, он пытался найти в ней следы оправдания своей нерешительности. То он говорил себе, что ему не нравятся блондинки, то убеждал себя, что у нее большая задница, то придумывал что-то совсем несуразное...
Все, сейчас он остановится. И тут он вспомнил любимый рассказ Кортасара. Рассказ о коммивояжере, который подвез девушку. Где-то, в углу подсознания, закопошилась мысль – «Ты помнишь, чем все кончилось?» «Помню, ну и что? Это же рассказ – он должен кончится плохо. Это закон жанра, ето стиль Кортасара. Отстань.» И подсознание отстало, предоставив мозгу оставшиеся доли секунды полелееть мысль о мокрой, соблазнительной красавице.
Все эти мысли промелькнули у него в голове за те несколько секунд, что он ехал от поворота до группки деревьев, приютивших бедную девушку. Девушка устало, и, похоже, без надежды, чисто механически, подняла руку. Сколько она уже здесь стоит? Сколько машин она уже проводила обиженным взглядом? Он сразу вспомнил свою молодость, как он путешествовал по своей огромной Родине авто-стопом. Как он вот так же стоял, и никто не останавливался часами. Как он матерился про себя вслед незатормозившим машинам и орал проклятия тем, которые, притормозив и выплесныв из приоткрытых окон скабрезные шутки, пролетали мимо. А в этой чужой стране, в которой вот так стоящий человек является «persona non gratа» никто не остановится, чтобы подвезти, обогреть бедную девушку, угостить ее коньяком, сказать ласковое слово, улыбнуться. Он просто не мог не остановиться.
Нога сама нажала на тормоз. Машина послушно остановилась...
«Выходи, папаша, приехали.» На него смотрели три черных глаза – два здоровенного парня, резко открывшего дверь, и один – дуло пистолета. Он посмотрел на девушку, она не шевелясь стояла под деревом и, вроде, не сильно интересовалась происходящим. Он вцепился в руль. Как? Как они смели растоптать его мечту? Он даже не понял, что пистолет все еще был направлен на него, а верзила был готов просто выкинуть его из машины.
Он вдавил педаль газа в пол. Машина прыгнула, рванулась вперед всеми своими 220 лошадьми, и ... предательски заглохла. Он не слышал или не обратил внимание на звук выстрела, на боль от входящей в тело пули. В затухающем сознании еще успели пробежать две мысли: «Опять бросил сцепление, плохо...» и «...резко переключая скорости, пятьдесят, восемьдесять, сто десять, путь открыт для агентов по продаже сборных конструкций, путь без Копенгагена, полный только прогнивших парусников, что громоздятся в кюветах,..., тени одинокого платана на повороте дороги, ствола, в который он врезается на скорости сто шестьдесят, уткнув лицо в руль...»