Дверь отделила, отгородила его от лавины оваций, криков, шума двигающих стульев. Тут, в гримерной было тихо и прохладно. Он вытребовал у дирекции, чтоб ему обеспечил абсолютно, “Вы понимаете – АБСОЛЮТНО”, звуконепроницаемую комнату. Он с размаху рухнул в кресло и только теперь позволил себе стереть беззаботную улыбку абсолютно счастливого человека. Глаза болели. Очень хотелось выпить и забыть обо всем, и о разговоре с женой, “Я не могу с тобой жить, от тебя пахнет говном на километр”, и об упреках дочери, “Я не хочу, чтоб ты был моим отцом... Я не хочу, чтобы знали, что ты мой отец”. И, не смотря на то, что жена, уже бывшая жена, и дочь с ним не живут уже три года, он каждый раз после программы два раза в неделю, три года подряд прокручивал в голове те два разговора. И с каждым разом становилось все труднее себя убедить, все труднее доказать себе, что то что он делает – это он помогает людям, заставляет их задуматься над своей жизнью, людей уставших от себя, от своих проблем, от тех ситуаций, в которые они себя загнали. “Мы же вместе все это придумали... мы же пытаемся их заставить поменять свою жизнь, пытаемся заставить искать путь к счастью...”
Вот и сегодня... Он выкопал, нашел эту девушку, он заставил ее понять, что ее boyfriend спит с ее матерью, он просто хотел, чтоб она перестала позволять себя обманывать... Почему ж сквозь, отполированную годами, профессиональную, “отключку” пробивались слезы, когда эта девочка смотрела на него, не замечая ни улюлюканья разогретой публики, ни света софитов, ни людей, которые еще пять минут назад были самые любимые на свете, она смотрела на него и ждала ответа от него и только от него на такой простой вопрос “Это правда?” И впервые он растерялся, он не мог произнести ни слова, он просто кивнул и отвернулся, чтоб не видеть, как у нее подкосились ноги, и она с тихим стоном упала к его дорогим ботинкам.
Не вставая, дотянулся до виски, отхлебнул прямо из горлышка, и, не выпуская бутылку, откинулся в кресле. Девушка не шла из головы... А может жена права... Он никак не мог привыкнуть, что жена теперь существует для него только в форме денег, которые регулярно вычитают из его дохода и постоянных скандалов по телефону. Он опять отхлебнул. “Какая гадость” – промелькнуло у него в голове. “Как странно, когда на душе хреново, то даже виски кажутся мочой”. После третьего глотка он встал, взял помаду и почерком жены написал поперек зеркала “От тебя пахнет говном”. Отхлебнул еще, осмотрел написанное и остался вполне удовлетворенным.
В дверь тихонько постучали. Так тихонько, что он едва услышал. Он никого не хотел видеть и не собирался открывать. Наоборот, он угнездился в кресле и закурил. Стук повторился. “Интересно, кто бы это был?” В студии все хорошо знали, что беспокоить его после передачи не стоит. Только директор студии мог пройти сейчас к нему, но директор бы скорее ломился, чем скребся под дверью. После третьего стука, он, заинтригованный, открыл дверь...
На пороге стояла недавняя девушка... Глаза красные... Грим размазан... Увидев его, девушка опустила голову, и нервно теребя распущенные волосы, еле слышно попросила разрешения войти. Он не был уверен, хотел ли он ее видеть, но не смог найти в себе силы отказать. Она вошла и села на кончик стула, низко наклонив голову. Он закрыл дверь и встал напротив. Минут пять они молчали, она сидела, собираясь с силами, а он ждал с бутылкой в руке. Наконец молчание стало слишком тягостным, он отхлебнул виски и предложил ей. Она мотнула головой – “Мне еще нет 21”. Он налил немного в бокал и кинул несколько кубиков льда. “На, я поделюсь с тобой несколькими годами. Тебе надо выпить”. Она слабо улыбнулась и взяла бокал – “Спасибо”. Пригубила и подняла голову. Он почувствовал себя неудобно в дурацкой блестящей рубашке, безукоризненных брюках и дорогущих ботинках. “Отдыхай, я сейчас вернусь”, и он пошел в душ. Из душа выходить не хотелось... Он боялся с ней оказаться один на один и безуспешно искал повод не выходить. Помыл голову, зачем-то почистил зубы, даже подумал подстричь ногти, но испугался загубить маникюр... наконец, ничего больше не придумав, он влез в халат и вышел из душа. Девушка все также сидела на кончике стула, нервно крутя опустевший бокал. Он подошел и плеснул ей еще.
“Извините...” – без предисловия начала она – “мне некуда идти... домой я не вернусь, в школе меня засмеют, а к подругам родители не пустят. Что мне делать?” Он удивился этим таким простым словам, произнесенным абсолютно бесцветным тоном. “И правда, что ей делать?.. Жить...” Совет показался ему слишком банальным, и он промолчал. Подогретая или подбодренная его молчанием, она продолжала уже увереннее - “У меня было все хорошо, мама, которую я любила, парень, которого я любила и который любил меня, школа, где, конечно были проблемы, но все было ОК, работа, хоть и скучная, но нормальная. А что теперь? – ее голос постепенно креп, он уже начал ощущать в нем нотки агрессивности, - Вы, такой умный и такой...- она замялась, подбирая слово, - блестящий... скажите мне, что мне делать?” Истерика разразилась неожиданно, как первая весенняя гроза. Девушка рыдала, нервно содрогаясь всем телом. Он растерялся, сначала он подумал позвать кого-нибудь на помощь, но вдруг простая мысль пронзила его, потрясла, пригвоздила к полу – девушка была возраста ее дочери, и она была похожа на его дочь всем, кроме лица. Нежность к ней охватила его теплой волной, ему захотелось обнять ее, согреть, защитить.
Он подошел к ней со стаканом воды. Ее тело еще конвульсивно дергалось, но кризис прошел. Он присел перед ней на колени, поднял голову, и, неожиданно для себя погладил ее по голове. Она не отвернулась, не отстранилась, вообще никак не отреагировала. Она протянул ей стакан, она взяла его и залпом выпила. Смахнула слезинку и посмотрела на него, как бы спрашивая – “Что дальше?“
Он ощутил приступ активности. “Так. Иди в душ. Потом пойдем, поедим. А потом будем думать...” Принцип отложенного решения... На удивление, она послушно встала и пошла в душ. Он поймал себя на мысли, что он уже минут пять смотрит на закрывшуюся за ней дверь душа.
Голова появилась неожиданно. “Извините, пожалуйста, - сказала голова, - где-то осталась моя одежда, не мог ли бы ее найти”. “Да, конечно”. Он позвонил помощнице и, сбивчиво излагая только что придуманные объяснения, попросил раздобыть одежду, не вызывая подозрения у матери и у ее друга. Помощница была девушкой сообразительной и, не задавая дополнительных вопросов, через пять минут протянула ему мешок. Он благодарно кивнул, глупо улыбнулся и скрылся за дверью. Помощница неодобрительно кивнула головой и пошла заниматься своими делами.
В джинсах, блузке и кроссовках, девушка была еще больше похожа на его дочь. Она казалась полностью овладевшей собой. “Я готова”. Успешно миновав все коридоры, они выбрались на улицу и поймали такси.
- Куда поедем?
- Все равно. Я не хочу есть...
- Поехали ко мне? – От неожиданности, он даже как-то внутренне сжался – Неужели я это сказал, - подумал он про себя.
- Можно и к Вам. Мне все равно...- голос не выражал ничего, похоже, ей действительно было все равно.
Такси домчало их до его дома за полчаса и, выпустив из своего нутра, оставило в полной темноте. Он ощутил близость ее молодого тела; желание, не посещавшее его уже три года, с тех пор как он расстался с женой, неожиданно захлестнуло его. Не контролируя себя, он обнял ее и начал целовать, лихорадочно, во все, что попадалось на пути его губ, в лоб, глаза, губы, нос, шею... Она стояла, бесчувственно, не отвечая, но и не сопротивляясь. Постепенно, неожиданно для себя, он начал осознавать, что она прижимается к нему все сильнее, что ее губы раскрываются на встречу его беспорядочным ласкам, и, наконец, долгий поцелуй соединил их в единый катающийся по трава клубок.
Позже, когда он нес ее, голую, расслабленную, в дом и наверх, в спальню, он подумал, что ничего на свете не сможет их разъединить, что он бросит свою программу, отмоется от говна, придумает что-то очень-очень хорошее... Девушка уснула моментально, как только они оказались в кровати. А он не спал. Он лежал и смотрел на нее, иногда нежно целуя, иногда тихонько дотрагиваясь пальцем...
Телефонный звонок вырвал его из состояния полудремы. Взгляд на будильник. Восемь утра. Только один человек мог ему звонить в восемь утра.
- Ты не просто воняешь говном, ты пропитался им насквозь. Как я могла с тобой жить? Как...
Регулярно, два раза в неделю он начинал свое утро с такого вот звонка. Хотелось, как обычно сказать что-нибудь в ответ. Например, что у него в кровати лежит очень хорошая девушка, которая его любит и понимает... не то, что некоторые... и ему с ней хорошо. Но стоит ли начинать день со скандала, раз девушка действительно есть, за окном светит солнце, и на душе праздник.
- И тебе доброе утро, - миролюбиво сказал он и повесил трубку. Впервые за последние три года он ощутил себя свободным и ... счастливым. Рядом мирно посапывает девушка... Он встал, подошел к окну. Вид разбросанной по газону одежды развесели его.
Телефон зазвонил опять.
- Ты – гений. Где ты нашел такое чудо? Как она играла, особенно, когда спрашивала тебя “Это правда”. Я был потрясен, я даже на какой-то момент подумал, что все это, и действительно, правда.
- Это и была правда...
- Ну... хватит меня разыгрывать... Что дальше?
- В каком смысле, что дальше?
- Какой следующий сюжет?
- Никакого. Я решил завязать.
- Ты серьезно? Но у нас же контракт. Я тебя не отпущу просто так.
- Серьезно...
- Ладно, подумай еще. Привет жене.
- Я с ней три года как развелся.
- Хм... Тогда еще и поцелуй ее от меня в придачу. – И директор, громко рассмеявшись, повесил трубку.
Он залез обратно в кровать, обнял сзади девушку и поцеловал в затылок. Она сквозь сон что-то промурлыкала и повернулась к нему. Он опять ее поцеловал, но уже в губы. Губы ответили невнятным бормотанием и счастливой улыбкой. Дальнейшие попытки вступить с ней в контакт не привели ни к чему - девушка спала крепким сном. Он гладил девушку по голове, целовал, гладил грудь, живот, между ног, но она только улыбалась, не открывая глаз. Наконец, он отчаялся, встал и пошел в душ.
Холодные струи контрастного душа постепенно вернули его к действительности. Что делать дальше?.. Можно попробовать организовать новую программу и вести ее вместе с девушкой, что-нибудь о доме и семье, о детях... Он всегда хотел сделать программу о детях... Или отправить ее учиться, а самому писать книжки, забирать ее колледжа, проводит вечера у камина или на веранде, наблюдая за угасающим закатом... Или....
Очередной звонок оторвал его от таких приятных мечтаний. Звонила помощница
- Ты уже встал?
- Да. В такое замечательное утро не возможно спать.
- Я нашла гениальный материал. Отец спит с двумя дочерьми, ни одна из них не знает про другую, а мать не знает про обеих. Ты их раскрутишь по полной программе.
- Нет. Я завязал. У меня есть другая идея. Программа о доме, о семье, о детях...
- То есть, как завязал? Ты охренел? Такой материал. Я тебе его факсану. Посмотришь, позвони. Кстати, вчерашняя девушка у тебя?
- А что?
- Ее разыскивает мамаша. Собирается звонить в полицию, я ее пока удерживаю. Девчонке, оказывается, еще нет восемнадцати. Так что если ты и впрямь решил завязать, то ты по уши влип, - и она повесила трубку.
Через минуту загудел факс. Листочки выползали и складывались аккуратной стопочкой. Он стоял завороженный этим потоком бумаги. Наконец, факс победно пискнул, сообщив, что прием окончен. Он очнулся и пошел в спальню.
Девушка все еще безмятежно спала. Он сел на кровать, посмотрел на разбросанные по подушке волосы, на полуоткрытый рот, на выглядывающую из-под простыни грудь, и решительно потряс ее за плечо.
- Пора вставать, - сухо сказал он.
- А мне не хочется... давай еще поваляемся, ты такой замечательный – девушка сладко потянулась, глаза закрыты, на губах безмятежная улыбка.
- Почему ты не сказала, что тебе нет восемнадцати?
- А ты не спросил. Тебе что-то не понравилось вчера, - она открыла глаза и посмотрела на него в упор.
- Нет... что ты, - он смутился, - но ведь... в общем... – он не находил слов, наконец выдавил, - Твоя мама скоро за тобой приедет.
- Но я не хочу. Я не хочу ее видеть. Я ненавижу ее. Я хочу остаться с тобой. Я никому не скажу, что спала с тобой, и все будет хорошо... Можно, я останусь?
Опять, не выдержав ее взгляда, он только отрицательно кивнул и отвернулся. Сглотнул слюну. Две маленьких ручки обняли его сзади, через футболку он почувствовал, как к нему прижимаются две молодые упругие груди. Очень захотелось все забыть и, сломя голову, окунутся в водоворот. Он закрыл глаза, девушка начала его целовать.
- У нас мало времени. Собирайся, и давай позавтракаем, пока никто не приехал.
Он произнес это, как мог, твердо, но голос предательски дрогнул. Девушка отпустила его и как вчера, рухнув всем телом, залилась беззвучными слезами. Наконец, он нашел в себе силы повернуться. Маленький скрюченный комочек по средине белой простыни судорожно всхлипывал. Почему-то вспомнилась пинкфлойдовская Стена. Он подсел поближе и начал ее успокаивать, гладить по голове, по спине, по плечам. Вдруг она повернулась к нему, по щекам текли слезы. Он потянулся, чтоб поцеловать ее в красные глаза, но она неожиданно схватила его за шею, притянула к себе, и ... больше не было сил сдерживаться. Через полчаса он сел. Девушка лежала без движения, отдыхала.
- Ладно. Иди в душ, а я пошел готовить завтрак. Мама скоро приедет...
Он вышел на кухню. Проходя мимо факса, заметил листочки, захватил с собой, чтоб пролистать пока готовится кофе. Кофеварка зашипела, в ванной полилась вода, стол покрывался приборами и едой... Иллюзия семейного завтрака наполняла душу покоем. Он пробежал листочки глазами. Аккуратный, ровный женский почерк рассказывал о происходящей в соседнем доме драме, смаковал детали, осуждал, и как обычно в конце просил два билета. Ему стало тошно. Захотелось сейчас же увидеть девушку. Не выпуская листочки, он вошел в ванную...
Полиция, вызванная помощницей, нашла в углу ванной комнаты седого старика, на его коленях, крепко прижавшись к нему, сидела голая мокрая девушка, из бледной, безвольно опущенной, руки уже не текла кровь. Старик мерно покачивался из стороны в сторону, бормоча что-то, как будто укачивал девушку, уже не нуждающуюся ни в любви, ни в ласке ... В розовой луже плавали листочки из факса....