Не отрекаются, любя...
Пусть жизнь кончается не завтра ...
Я перестану ждать тебя -
А ты придешь совсем внезапно.
Не отрекаются, любя...
Телефонный звонок упорно стучался в отключенный сном мозг. Сначала он прикинулся комариным писком, который я пытался отогнать, не просыпаясь. Поняв, что так со мной не справиться, он превратился в сигнал будильника, который я засунул под подушку, опять же не просыпаясь. В конце концов, он решил остаться телефонным звонком. Ворча что-то, я попытался разбудить жену и отправить ее разобраться с телефоном, но моя рука наткнулась на ее холодное небытие рядом со мной. Только тут я начал приходит в себя. Уже две недели, как я живу один. Я открыл глаза. Часы показывали начало третьего. Shit. Кому я понадобился в это время? Холодно... Телефон замолчал. Я с облегчением закрыл глаза, но он зазвонил снова. Кто-то явно меня хотел. Поеживаясь, я вылез из-под одеяла, натянул халат, сунул ноги в тапочки и устремился к телефону. Подошел… но вместо того чтоб взять трубку, взял сигареты и закурил. Что-то много я курю последнее время. Телефон звонил, а я стоял, курил и смотрел на него. Наконец, включился ответчик.
- Пожалуйста, перезвони мне, как только сможешь. Очень важно и срочно. Телефон ...
Голос показался мне отдаленно знакомым. Я напрягся, потом постепенно до меня дошло. Когда-то это был мой самый близкий друг. Там, много-много лет назад, еще в Ленинграде. Блин, Ленинграда уже давно нет, а я все никак не могу перестроиться на Питер. Я записал номер. Достал из холодильника пиво и холодную сосиску, загрузил все это в себя, и только потом набрал номер.
- Привет. Извини, не смог взять трубку. Никак не проснуться было. – Без энтузиазма сообщил я.
- Привет. Спасибо, что перезвонил. Давно не разговаривали... – он запнулся.
No shit. Двенадцать лет. После того, как ты женился на Нике, а я уехал в Америку – это первый разговор.
- Да, давно... – промямлил я и стал ждать продолжения.
- Как дела? – он явно не мог собраться с силами сказать то, для чего звонил.
- Нормально. Ты ради этого позвонил полтретьего ночи? – раздражение появилось из ниоткуда. Какого черта... У меня ушла жена, unemployment кончается, машина разваливается, а он сейчас начнет объяснять, что они выиграли Green Card и скоро приедут, и не мог бы я им помочь обосноваться, или что-то еще в этом духе.
- Нет. Понимаешь... тут такое дело... - мямлил он, а я совершенно не собирался ему помогать. Стоял в распахнутом халате, курил и ждал.
И тут я все понял. Есть только одна причина, по которой Димка переступил бы через себя и набрал бы мой номер.
- Я все понял. Приеду как смогу. Ты меня встретишь?
- Конечно. Спасибо. – С явным облегчением поспешно выпалил он, как будто боялся, что я передумаю. – Я тебе очень благо...
- Я позвоню. Пока – отрезал я и положил трубку.
Резко расхотелось спать... Сварил кофе... Включил телик... Полистал каналы... постель, стрельба, реклама... Ника... Как это было давно... В той жизни... Еще в Ленинграде...
... Начало лета. Сессия в полном разгаре, а я уже все сдал... Свобода, солнце, тепло... Я иду по Невскому и улыбаюсь, как идиот. Я все могу, мне море по колено. И тут мой взгляд выхватывает из толпы милое заплаканное личико, очень короткую, под мальчика стрижку, детские припухшие щечки и большие покрасневшие глаза. Как атомный ледокол, я устремился сквозь толпу.
- Принцесса, Вы плакали? Кто посмел Вас обидеть?
Недоверчивый, испуганный взгляд. Потом слабая виноватая улыбка.
- У меня украли все деньги... – ели слышно прошелестела она – Я совсем одна и не знаю, что мне делать.
- Ну, теперь есть я. У меня до стипендии еще куча денег – я порылся в кармане и достал червонец – целых десять рублей. А делать мы, Принцесса, будем следующее – идем в Лягушатник есть мороженное.
Обняв ее несколько более вульгарно, чем подобает обнимать принцессу, я увлек ее в мороженицу. Потом в кино. Потом в парк. И когда вечером я провожал ее в общежитие, мои финансы составляли только три рубля, но зато я уже знал, что зовут ее Ника, что она приехала поступать в институт (следовательно, на четыре года младше меня, быстро посчитал я) из ... (название города я никогда не слушал и тут же, как услышал, позабыл), что она живет в общаге в одной комнате с еще тремя такими же перепуганными курочками, и что самое главное, я ей очень нравлюсь (а как могло быть иначе?!).
Делать мне было нечего и я целыми днями болтался в общежитии, помогая всем девушкам подряд готовиться к вступительным по математике, физике и всему остальному, а вечером утаскивал Нику в город, или в кино, или в лес, или на озера, или еще куда... В такое-то вот утаскивание я и познакомил ее с моим лучшим и единственным Другом – Димкой. Димка сессию еще не сдал, и охмурять курочек у него времени не было, хотя к нашим с Никой прогулкам он присоединялся весьма охотно и даже часто без особого приглашения.
Ника вполне освоилась в нашем обществе, строила глазки обоим, чем доводила Димку по состояния вареного рака. Димка явно страдал, но мое право провожать Нику домой и целоваться с ней на крыльце оспаривать не смел.
Так прошел месяц. Ника поступила. Димка сдал сессию. Мы решили поехать на несколько дней в лес. Поехали в Карелию. На одолженном у знакомых трехместном Салюте переплыли на какой-то необитаемый островок и разбили лагерь из одной палатки и одного костра. Погода стояла замечательная, комары не особо доставали. Я мастерски сварил макароны. Димка не менее мастерски бухнул туда тушенку, и мы сели пировать. Ника от водки отказалась, поэтому мы пили вдвоем. Потом пели под гитары. Димка играл, а мы подпевали. Костер, луна, звезды... Романтика, в общем. Ника прижалась ко мне, а я начал поглаживать ее по голой руке. Она посмотрела на меня, и я прочел в ее взгляде то, что мне хотелось прочесть, то, что мне подсказывало мое, подхлестанное алкоголем, воображение...
Не знаю, сколько времени мы целовались. Димка давно деликатно свалил спать. Мы пошли бродить по острову, потом Ника замерзла, я взял ее на руки и понес в палатку. Стараясь не шуметь, чтоб не разбудить Димку, мы забирались в наш спаренный спальник. Не шуметь, конечно, не получалось, мы натыкались друг ан друга, на какие-то вещи, хихикали и шикали друг на друга, что вызывало очередные взрывы безуспешно заглушаемого смеха. Наконец, мы забрались внутрь.
Ника прижалась ко мне. Сквозь тонкую футболку я ощутил касание ее сосков, и меня не могло остановить уже ничто. Димка проснулся и ворочался рядом, делая вид, что спит. Я ему был благодарен, но его присутствие все равно злило меня, у меня не получалось ничего. Ника смеялась над моей неловкостью, пыталась помочь, но от этого получалось еще хуже. Никогда еще я не ощущал себя таким идиотом.
Утро было пасмурное. Ника безмятежно спала. Димка встал, собрался и сказал, что хочет домой. Будить Нику не хотелось, я отвез его на большой берег и вернулся. Ника проснулась к полудню. Узнав, что Димка уехал, она устроила скандал, кричала, что я поступил не по-товарищески, что его нельзя было отпускать, и что надо было ее разбудить. В конце концов, разрыдалась, сказала, что сама во всем виновата и хочет домой. Мне ничего не оставалось, как вернуться.
Приехали под вечер. Настроение гадкое, особенно по сравнению с тем, с которым уезжали. Подошли к общаге. Ника отстранилась от поцелуя, а я не стал настаивать. Кивнула, - “Я тебе позвоню”, и скрылась за дверью. Домой идти не хотелось, я сел в соседнем скверике и стал наблюдать за воробьями. Они барахтались в песке, предвещая дождь, который вскоре и пошел. И тут я увидел Димку, он подошел к общаге и стал ждать. Скоро отварилась дверь и вышла Ника. Димка стал что-то бурчать, а Ника объяснять. Потом она взяла его руку и стала ее гладить. И тут Димку как прорвало, он схватил Нику и стал целовать, а она закрыла глаза и влилась в этот поцелуй. Мне стало гадко и обидно, и я ушел.
Ника не позвонила ни в этот вечер, ни в следующий, ни через неделю. От девчонок я узнал, что она каждый вечер гуляет с Димкой, и вроде как у них большая любовь. Девчонки смотрели на меня с жалостливым любопытством, готовые утешить меня по моему первому сигналу. Сначала, я подумал, что надо бы воспользоваться – пусть Ника придет и увидит меня в постели с одной или двумя девчонками. Но тогда цинизм еще не стал моей второй натурой и я ушел, поклявшись себе, что ноги моей больше не будет в общаге.
Какая банальная история... И как в любой банальной истории, я решил банально утопиться в Неве, банально не нашел в себе силы прыгнуть с моста, банально напился в сквере у дома, и был банально проэскортирован домой нашим дворником.
Следующую неделю я валялся на кровати. Пока папа не нашел мне работу в кочегарке и не привел меня туда силой. Прошла неделя, потом другая, потом третья. Ни Ника, ни Димка не проявлялись, и я стал остывать.
Я знал, что Ника собиралась уехать к маме до начала учебного года. Тем неожиданней был ее звонок в дверь, в десять вечера, за неделю до начала учебы. Я открыл. Она стояла, тупо глядя в пол. “Можно к тебе?” “Да. Проходи”. Она зашла, подошла к кровати и стала медленно раздеваться. Я не стал ее ни о чем спрашивать, а просто взял ее, почти изнасиловал, стараясь не доставлять ей удовольствия, и как только кончил, тут же уснул. Проснулся посреди ночи оттого, что Ника целовала мою руку, по ее щекам текли слезы. Увидев, что я проснулся, она посмотрела мне в глаза и прошептала: “Прости меня” и разрыдалась в голос, уткнувшись лицом в мою грудь.
Мы стали жить вместе, и нам было ХОРОШО. Или мне так только казалось. Потом она так же внезапно опять ушла к Димке. Потом вернулась. Каждый уход и приход сопровождались слезами и истериками. Так прошло два года. Я закончил Политех, и у меня появилась возможность уехать в Америку, учиться дальше.
В тот день я впервые постригся в Салоне Красоты за целых десять рублей. Купил цветы, Алазанку, и таким вот принцем ввалился в дом. “Давай поженимся и поедем в Америку” - выпалил я прямо с порога. Ника помолчала, потом говорит – “Замуж я бы пошла, но только если мы никуда не поедем”. Дальше начала мне вешать лапшу про Родину с большой буквы, да про отчизну и предательство и так далее. Короче разругались в хлам, она ушла, хлопнув дверью, и больше я ее не видел. Через положенный по закону месяц они расписались с Димкой. На свадьбу меня не позвали, да я и сам вряд ли бы пошел. Потом я уехал в Америку. Поначалу, в периоды ностальгии написал два длинных письма, но через три месяца ностальгия вытиснилась суетой с работой и учебой, и я писать перестал. Потом жена, ребенок, INS, IRS...и “прошлая” жизнь отошла на задний план.
... За окном уже серел восход. А я все смотрел восьмимиллиметровый фильм моих воспоминаний. Сигареты кончились. Кофе варить не было сил. Засыпал растворимый, залил кипятком. Перекосило после первого же глотка. Чертыхаясь, вылил его в раковину и полез в душ. В душе опять вспомнилась Ника, ее тело, маленькие упругие, абсолютно круглые груди, кучеряшки на лобке, огромные глаза и красные, как будто нарисованные фломастером, губы. Двадцать минут интимных воспоминаний пронеслись как одно мгновение, я кончил и опустился на дно ванной в полном изнеможении. Закрыл глаза. Как я устал... С трудом нашел в себе силы не поддаться баюкающему шумы воды.
Завершив с утренним туалетом, направился в банк. Снял все деньги. Их оказалось не так много, как я рассчитывал, но делать нечего... Потом в Российское консульство. Вдоволь наругавшись и оставив на пятьсот баксов больше, чем стоила виза, я покинул этот гостеприимный дом. Потом в аэропорт. Очередная порция ругани, очередные сотни, и, наконец, билет с открытой датой (кто знает, что там будет...) у меня в кармане. До самолета еще четыре часа, которые я провел на подобии пивопьющего овоща. Вот и самолет, кресло, пытаюсь уснуть, но сон не идет, показывают какое-то дерьмовое кино, приходится пить джин с тоником и тупо смотреть на карту полета.
Вещей у меня не было, проблем с визой тоже, так что через полчаса после приземления я уже шел Димке навстречу. Он сильно сдал, постарел, посерел и осунулся.
- Хорошо выглядишь.
- Спасибо. Как долетел?
- Нормально
- Ника в больнице. Поедешь прямо к ней или хочешь отдохнуть?
- К ней.
Димка подвез меня к входу и остался в машине курить. Онкологическое отделение я нашел без труда – здесь когда-то лежал мой дед, и с тех пор ничего не изменилось. Ника лежала в отдельной палате. Когда я вошел, она спала или просто лежала с закрытыми глазами. Только тут я вспомнил, что не догадался захватить ни цветов, ни просто шоколадку. Я постоял немного и коснулся ее руки. Она тут же открыла глаза и улыбнулась.
- Я знала, что ты приедешь. Сам почувствуешь и приедешь. Спасибо. Я тебя так ждала.
Я не стал говорить, что Димка мне позвонил.
- Ты совсем не изменился...
- Ты тоже, - глупо соврал я.
Лицо сильно похудело, от девичий припухлости не осталось и следа. Губы уже были не фломастеровые, а скорее как-то подтертые ластиком. И только два больших глаза по-прежнему святились наперекор раку.
- Ну, садись, рассказывай.
- А что рассказывать... Ты то как? Что врачи говорят?
- Я ничего. Уже лучше...- судорога боли через все лицо - Только иногда очень больно, - еле слышно закончила она. Долго сдерживаемые слезы рванулись двумя ручьями. – Почему ты так долго не приезжал? Я тебя так ждала... Я даже детей не заводила... все ждала и ждала, а ты не ехал и не ехал...
Ненавижу, когда плачут при мне, сразу теряюсь и не знаю что делать. Я пересел к ней на кровать и стал гладить по руке, по облысевшей после химии голове. Постепенно она успокоилась и даже улыбнулась. Виновато, как тогда, в первую нашу встречу.
- Закрой дверь.
- Она закрыта.
- Нет, закрой так, чтоб никто не вошел.
Я встал и пошел закрывать дверь. Ручку пришлось подпереть стулом. Получилось довольно надежно. Я повернулся. Ника лежала голая, скинутое одеяло валялось на полу, из всей одежды на ней были только провода, которыми ее подключили к осциллографу и другим, неизвестным мне, приборам. Странная смесь желания и жалости заполнила меня. Вот она Ника, которую я любил, о которой мечтал, которую порой вспоминал в душе. Миниатюрная, с красивой грудью, стройными ногами и маленькими забавным пальчиками. Я помнил каждую родинку на ее теле... Она была по-прежнему хороша, не смотря на землистый, как бы подернутый плесенью цвет, на отсутствие волос, на сильную худобу.
- Я хочу тебя. Пожалуйста...
Я испугался, что она опять заплачет. Я сел на кровать и поцеловал ее. Мы целовались долго... я начал гладить ее, шею, лицо грудь... Вот так вблизи, казалось, что ничего не изменилось за эти 12 лет – та же бархатная кожа, тот же вкус у губ, та же упругая грудь. Возбуждение возрастало с каждой секундой. Я вдруг вспомнил, что уже несколько месяцев не гладил девушку, это меня подстегнуло.
- Только не останавливайся... Чтоб не произошло – не останавливайся
И я не останавливался. Ника постанывала, явно сдерживаясь, чтоб никто не услышал.
- Я люблю тебя... мне так хорошо... как бы мне хотелось умереть, прямо сейчас, у тебя в объятиях...
А я не останавливался. Я уже не понимал, чем вызваны судороги девушки у меня в руках: оргазмом или болью... Я кончил, но не останавливался, кончил еще раз, и опять продолжал, в каком-то диком неистовстве. Ника уже не отвечала, а только глядела на меня своими огромными глазами полными слез, боли и счастья. Я не знаю, сколько это продолжалось... наконец, обессиленный, я упал рядом с ней.
- Мне никогда не было так хорошо...
Я только согласно кивнул. Очень хотелось курить...
- У меня к тебе есть одна, очень важная просьба... обещай только, что не откажешь.
- Конечно.
- Помоги мне.
Я приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза.
- Не бойся, я все сделаю сама. Просто будь рядом... И... сделай так, чтоб меня не откачали потом.
Сначала я подумал ее отговорить. Потом мелькнула мысль: “А зачем?..”
- Хорошо.
Она улыбнулась мне все той же слегка виноватой улыбкой. Я приготовил ей стакан воды и лег рядом. Аккуратно переключил все проводки с нее на себя. После этого она пошла в душ. Дверь она не закрыла, и я любовался, как она моется, чистит зубы, накладывает какой-то крем... В тот момент мне это казалось так естественным, таким домашним, и таким уютным... Потом она надела чистую сорочку и легла рядом со мной, достала какие-то таблетки, высыпала в ладонь всю баночку и закинула в рот. Несколько глотков, и таблетки уже где-то внутри.
- Ну, вот и все...
Вскочить, закричать, позвать на помощь... Я не пошевелился.
- Я тебя очень люблю. Всегда любила... только тебя одного.
- И я, - соврал я. Любил ли я ее когда-нибудь вообще?
- Правда?
Она посмотрела на меня в упор, и я поспешно кивнул. Она улыбнулась, закрыла глаза, обняла меня одной рукой и положила голову мне на грудь.
- Расскажи мне что-нибудь....
Я лежал, смотрел в потолок и рассказывал о том, как зеленый четверокурсник встретил на Невском заплаканную, заброшенную девочку с огромными глазами и мальчишеской прической. Как они пошли в Лягушатник, а потом в кино, в парк. Как он провожал ее домой и как поцеловал в первый раз. Как радостно он несся домой и не спал всю ночь. Как он мечтал о новой встрече и снова встречался и снова целовал и снова ждал. Ника лежала рядом со мной. Ее глаза были закрыты, а на лице застыла блаженная улыбка. Все, и белые чистые простыни, и дверь в туалет, и Ника рядом со мной, создавало ощущение какого-то нерасторжимого покоя и счастья, и даже мерно постукивающие приборы не нарушали домашность обстановки. Почему ж у меня текли слезы, голос дрожал и я боялся перестать рассказывать историю, которую уже никто не слушал.
Наконец, я взял себя в руки лежать дальше смысла не было. Более того, это становилось опасно. Я аккуратно встал, оделся, стараясь не отключить провода. Укрыл Нику. Поцеловал ее последний раз, а она первый раз не ответила. Сорвал провода и вышел в коридор. Я слышал, как нервно запищал осциллограф, как забегали люди у меня за спиной. Я замялся на секунду у лифта, а потом сломя голову побежал по пожарной лестнице.
- Как она? – Димка нервно курил. Такое впечатление, что он курил, не останавливаясь, с того момента, как я вошел в госпиталь.
- Думаю, ей стало лучше.
- Я схожу к ней...- то ли спросил, то ли сообщил он.
- Хорошо. Я не буду тебя ждать. Созвонимся как-нибудь...
Он вошел в здание. Я подозвал такси и поехал в аэропорт.