Ясный день, запоздалой весны, с кусочками прессованного чёрного снега и тёплого, южного ветра, ласкающего мягкие волоски набирающей силы зелёной травы. Двое, вышли на песчаную дорогу, он был выше нее, сутулый, твёрдые скулы вылезали из монголоидного лица, в правой руке он держал прямую узорчатую палку, одет для дальней дороги. Им предстоял пеший переход в город, его жилистая рука тянула её за собой, она смеялась шуткам, передразнивая его не по-мужски звонкий голос, пытаясь играючи подтолкнуть, это было в её характере, характере: с полочками книг о театре, кино и большим портретом Американского президента, над разобранной кроватью, спизженный на одном из приемов в посольстве, где ей частенько приходилась бывать по работе, на закрытых, корпоративных вечеринках, это был там в Москве. Песок под ногами сухо потрескивал, иногда мягкие кеды проскальзывали, он удерживался за посох, она прыгала вокруг него, хохотала, падая на колени, что-то быстро - быстро говорила, он улыбался в ответ, но как маска, лишь губами, не всем восковым лицом, боясь порвать, треснуть, осыпаться наземь, в нём тогда не было глаз, глаза исчезали, оставляя зрителю закрытые, немного подёргивающиеся веки. Они шли дальше по траве и снегу, песку и топи по щиколотку, шли дальше… Она не стеснялась своего роста это нормально, часть её профессии, зато очень волновалась за других, искала их комплексы и врачевала души, болезненные, скрюченные души, разбежавшиеся по углам черепных коробок, дрожащих и нервно реагирующие на свет её специального фонарика, с фразочкой – интересненькое, вот ты какой малыш иди сюда, больно не будет, рука в латексной перчатке надвигалась, после этих слов большинство дёргалось, и умирало, в основном от страха, она очень переживала, долго плакала, пока их не уносили в холодильник, в подвал, затем воздух, прозрачный воздух на веранде дачи, в сосновом бору, чистое голубое небо, запах скошенных трав, клубника со сливками, бильярдный стол, богемные гости, дорогие алкогольные напитки, яркий вечер, тёмная ночь, любимый мужчина. – Журнал GQ признаёт вас самым модным психологом года. Снова за стол, помогать людям и искать в них себя, своего запуганного червячка, наблюдающего за миром из укромного уголка, материнского подола, убежища. Сейчас она отдыхала. Вскорости они перемахнули курган, повесив на каменного идола, воля спутника, по красной тесьме, заготовленной заранее, он долго подбирал сторону, творя молитву, и слушая своё прерывистое дыхание, землю, ветер заговорит их, получим добрый знак дороги, коль вдвоём вернёмся, верь в Бога, дура, верь. Так я же верю… обида была слышна в ней, звучный голос затих, опустился куда-то на дно, на дно души, на дно колодца. Спуск был легче он впереди она за ним, иногда сшибая его с ног из-за крутости полога, ноги заплетались, скользили, он ничего не говорил, кряхтел не оборачиваясь, резко постарел, сгорбился ещё сильней, закашлялся и у самого спуска велел начинать готовить привал, здесь заночуем, скала защитит от ветра спину, рядом родник, живая вода бегущая под курганом, по белым косточкам, по нашим косточкам, в виде предков. Где Киммериец умирал, Скиф умирал, Сармат умирал, Славян умирал, Хазар умирал, Гунн умирал, Варяг умирал, Алан умирал, рождался я, беспризорный сын человеческий, хозяин и раб земли святой, этого милосердного мира, сила родящая кровь и слёзы, и не возможная накормить, напоить, сделаться сыном, вернуться прощённым домой, даже если предстоит умереть в муках телесных и страданиях души моей копеечной, вернуться блудным или убийцей, но вернуться к любви твоей, к вере чистой как молоко небесное прийти, обойти сад твой, прижаться к ногам твоим и обрести покой, покой души израненной навсегда, навсегда исцелённой. Он смотрел на огонь, угольки трещали, брызгались искрами, показывая как в проектор его детские картинки, законсервированные кусочки жизни. Ночью стало холодней, дул рваный северный ветер, борей, залипая глаза острым песком, я накинула себе на плечи его телагу, легла, мягкий деревянный дым укрыл лоскутным одеялом, скоро она заснула… «выход из лабиринта, хочешь открыть дверь, залезть ко мне в голову, увидеть начало и конец, ведать свою душу, стать частию, частицей Бога, хочешь». Хочу – голос его дрожал, где явь? где сон? где… он? Голос исчез, секунда тишины… резко порвалась надвое, в степи раздался звук, звук хлопнувшей двери… Она тихо посапывала носиком, мирно спала, лёгкий ветерок ласкал белёсые волосики её розовых щёк, она осталась одна, одна перед закрытой дверью.