Сталин сидел у окна наблюдая за весенним, московским небом. Было хорошо и тепло и ничего его не тревожило. Все новости сегодня были хороши, просто отличны. В узбекистане была обезврежена группа восточных кулаков-душманов, которые целый месяц держали в страхе аул кара-тугмыз, богатый аул, в котором в обилии произрастали дыни. Однако, лучше всего было то, что душманы искренне раскаялись в своих злодеяниях, сами умоляли себя изничтожить, но, были отпущены с миром местными активистами. Это особенно обрадовало Иосифа Виссарионовича. Его радовало то, что люди в советском союзе становятся более добрыми, менее обозленными, что идет примирение классов, что крестьяне уже не поднимают уцелевших кое-где помещиков на вилы и не топят кулаков в быстрых речках.
Другой хорошей новостью было то, что был наконец-то построен образцово-показательный исправительный концентрационный лагерь ГУЛАГ; новый лагерь тщательно охранялся, однако, заключенные там жили в хороших, маленьких домиках и работали в организациях, наподобие общин. По вечерам им должны были показывать поучительные фильмы или читать классиков.
Сталин вспомнил, в каких бесчеловечных условиях держали его в центральной грузинской тюрьме, вспомнил спертый ее воздух, ужасные стоны, бичевание, гомосексуализм и каннибализм, ежедневные казни и вздохнул.
Но, в такой прекрасный день он не мог думать о грустном. В самом деле, чего грустить о прошлом? Ведь сейчас в советском союзе все хорошо. Люди, конечно, конфет и мяса каждый день еще - еще! - не едят, на собственных машинах не ездят, интернет тоже только пока-что в красных клубах только - да, все равно, голодных нет, все накормлены, напоены, с ужасающей безграмотностью и женской эксплуатацией покончено, почти покончено...А там...От видения сияющих, грядущих перспектив Сталин по-детски, трогательно-радостно улыбнулся. Во-первых, нужно чтобы люди больше заботились о здоровье. Чтобы каждый ребенок получил бесплатные коньки и лыжи...и велосипед...хотя бы на время...
Сталин встал и подошел к окну. Свежий ветерок трепал красивую, тонкую занавеску, вышитую самим Сталином - когда-то он любил заниматься рукоделием. Он отвел занавеску, поглядел на мощеную камнем красную площадь. Вдоль противоположной стены бежал бегун; Сталин залюбовался ловким, продуманным бегом и со стыдом подумал: "А я все курю". Присмотревшись к бегуну он обнаружил, что это совершает ежедневную пробежку Буденый. "Вот если бы каждый бегал ежедневно, то коммунизм наступил бы гораздо быстрее..." - подумал Сталин и рука его сама потянулась к перу с обгрызенной, черного дерева ручкой - писать указ. "А я то сам не бегаю! " - тут же упрекнул себя он и даже покраснел.
Внезапно в дверь постучали. Сталин кашлянул и, стыдясь, спрятал трубку в ящик письменного стола:
- Войдите!
крикнул он с едва уловимым мягким, приятным акцентом. Вошел высокий человек в черном костюме и черной же жилетке; загорелый, несколько плотный, с большими усами и безумным взглядом. Сталин с первого взгляда узнал Николая Ивановича Вавилова, который, некогда, был уличен в предательстве и шпионаже. Что же, то было по молодости, а генетиком Вавилов был неплохим, уж сам Сталин, некогда увлекавшийся генетикой, даже сделавший несколько открытий, в чем-то предвосхитивших достижения Томаса Моргана и, также, выдвинувший еще до работы Крика и Уотсона предположение о том, что молекула, способная к самоудвоению, должна иметь вид двойной спирали, да и теперь на досуге любивший побаловаться с микроскопом и дрозофилами, сам Сталин признавал, что Коля, хоть и государственный преступник, но ученый ценный. Вавилов был перевоспитан в Саратовской, комфортабельной тюрьме для врагов народа, и никто уже после не порицал Сталина за излишнюю мягкость к шпиону, потому что Вавилов, испытывавший стыд перед родиной, совершил в ее благо много полезных научных достижений, несколько искупивших его вину. Сталин приветливо протянул руку ученому, которую тот незамедлительно пожал:
- Ну что, Николай? Опять новый сорт мне принес показать?
спросил Сталин улыбаясь и в который раз думая, что как хорошо то, что в советских тюрьмах так хорошо перевоспитывают; ведь был шпион, предатель, Иуда, на все ради денег готовый, а теперь - милейший человек, беззаветно преданный советскому союзу, народу...Вавилов вытянулся, точно перед генералом или царем, даже ногой топнул и сказал:
- Никак нет, товарищ Сталин! Это лучше, чем новый сорт пшеницы!
Сталин неодобрительно покачал головой:
- Что это ты, Николай? Что я тебе, царь что ли? Ногой топчешь, чуть ли не честь отдаешь? А что может быть лучше нового сорта пшеницы, этого я не знаю...сейчас, Николай, нам новый сорт пшеницы - дороже новогй нефтяной скважины! Хлебушек, Николай, стране нужен! Много хлебушка!
Вавилов заговорил и голос его был то тихим и вкрадчивым, то звенящим от восторга:
- Наша группа, Иосиф Виссарионович, под моим руководством вот уже два года проводила особые эксперименты...мы пытались скомбинировать ДНК животных и растений...работы шла очень быстро и, начав работать с утками, лишайниками, печеночниками и папоротниками мы перешли наконец-то, уже на второй год, к работе с приматами и высшими растениями.
Сталин нахмурился:
- Надеюсь, ты не делал ничего незаконного?
несколько обескураженный таким вопросом Вавилов смутился, но, потом еще более вкрадчиво спросил:
- Знаете ли вы, Иосиф Виссарионович, какое существо является венцом, так сказать, творения, лучшим продуктом эволюции, вершиной экологической лестницы?
Сталин чуть насмешливо улыбнулся:
- Знаю ли я? Ну, можно конечно сказать, что это человек. Ты ведь имеешь в виду человека? Но, знаешь ли, Николай, иногда мне кажется что и другие твари нас не хуже. Олени например. Или собаки. А вот у моей дочери котенок есть. Так он ее точно брат любит, я его глаза видел...так что животные, Николай, в чем то тоже не хуже людей...
- Это непринципиально.
воскликнул Вавилов, но тут же испуганно извинился и, затем, продолжил, но уже менее вкрадчивр:
- А известно ли вам, какое растение является наилучшим?
- Ну уж здесь все ясно.
улыбнувшись отвечал Сталин:
- Конечно кактус, об этом и в библии сказано. Да и именно кактус скрашивает одиночество многих людей; кактйс - это божий цветок. Одинокому в пустыне Моисею явился кактус, который пылал, в образе огненного цветка. Помню, когда я был маленьким и бедным, то у нас с мамой был дома кактус. Однажды он расцвел прекрасным, золотистым цветком и мне, маленькому бедному мальчику, и моей матери, простой грузинской женщине, стало так хорошо от этого цветка...
и Сталин улыбнулся еще шире, вспоминая день, когда расцвел тот незабвенный кактус и кивнул Вавилову, чтобы тот продолжал:
- Так вот, мы решили объединить кактус - это совершеннейшее растение - и человека; венец мира растительного и мира животного, конечно, мы упустили из виду царство грибов, но все еще впереди, все еще впереди...И, вот продукт нашей работы, существо совершенное и удивительное! Мы использовали ДНК покойного поэта Александра Блока с разрешения его вдовы и матери и получили человеко-кактус, конечно, его зовут Александр Блок, он умеет разговаривать, но, в то же время, он способен к фотосинтезу и обладает типичной проводящей системой покрытосеменных растений. Он разговаривает и он уже обнаружил незаурядные способности к стихосложению...
Сталин внимательно слушал; его глаза расширились, улыбка исчезла и выражение неподдельной скорби и ужаса застыло на его гордом, красивом, хоть и пожилом уже лице. Вавилов остановился, в недоумении глядя на огорченного Иосифа Виссарионовича.
Внезапно раздался тоненький, детский плач. Похоже, он раздавался из внутреннего кармана пиджака Николая Ивановича. Сталин тихо спросил:
- Что это?
- Да он видно проснулся...
забормотал Вавилов и неуклюже вынул из кармана глиняный горшочек, прикрытый клетчатым, тонким платком. Из-под платка и доносился этот тоненький, ужасно грустный плач. Вавилов поставил горшочек на стол и отдернул платок.
Сталин наклонился. В горшочке рос нежно-зеленый, игольчатый кактус; на его верхушке желтел неестественно большой, красивый, полузакрытый бутон. Сталин дотронулся лепестков бутона и кактус тихо пискнул:
- Больно!
Вавилов сурово крикнул:
- Открой бутон!
Сталин резко и сурово глянул на него и, уже обращаясь к кактусу тихо и ласково сказал:
- Не бойся, открой бутон, Саша. Тебя ведь Саша зовут?
- Да.
Нерешительно ответил детский голос и кактус робко распахнул желтые лепестки. На Сталина смотрело испуганное и заплаканное детское лицо с тонкими чертами, знакомыми каждому советскому школьнику из учебника по русской литературе. Сталин немедленно узнал Блока; несомненно, это было лицо Блока, только еще маленького, не выросшего; конечно это был не вполне Юлок, это был кактус, но это был мыслящий кактус, черт побери, это был Блок, Александр Блок, которого Иосиф Виссарионович когда-то близко знал и очень любил:
- Отчего ты плакал?
- Так, просто.
тихо ответил Саша взглянув на Вавилова и от Сталина не укрылся мгновенный ужас промелькнувший в детских светлых глазах. Сталин внимательно посмотрел на Вавилова:
- Вы его мучали, что ли, Николай?
- Ну нет конечно. Ну, там, эксперименты, конечно проводили...мы же ученые...
забормотал Вавилов и Сталин понял, что он бессовестно лжет. Сталин обратился к мальчику-кактусу:
- Ты боишься мне говорить? Не бойся, теперь ты останешься у меня и никто не будет тебя мучать.
- Правда?!!!
воскликнул мальчик и Сталин грустно улыбнулся:
- Конечно, Саша.
- Иосиф Виссарионович!
волнуясь воскликнул Вавилов:
- Он все врет! Он вам будет врать! Вы себе не представляете, какой он врун и испорченный ребенок! Такой же, как покойный Блок! Вы, кстати знаете, что Блок от сифилиса скончался?
Сталин поглядел опять на Вавилова. Серый его взгляд наполнился железом и он сурово, роняя каждое слово точно каплю свинца произнес:
- Нет, Коля. Врешь здесь пока что только ты. А Сашу Блока я знаю с тринадцатого года. И что он от сифилиса скончался еще не говорит, что он подлецом был. Он слабым был. И ранимым. Точно ребенок. А если с головы этого ... гм...ребенка...хоть волос упадет...не люблю угрожать...
Сталин замолчал. Вавилов испуганно кривил рот. Его гладкий, средней высоты лоб покрыли капельки пота. Кактус Саша попеременно смотрел то на Вавилова, то на Сталина. На Сталина - умоляюще и испуганно, на Вавилова - с ужасом. Сталин опять обратился к кактусу:
- Тебя там мучали, Саша?
- Только не отдавайте меня ему!
воскликнул Саша и залился слезами:
- Еще как! Читать вначале научили, а потом книжки отбирать стали! Проводки какие то вставляли...на солнце держали часами, как-то я думал, что умру от солнца...и не только меня...там есть еще ... Саша Пушкин, Дима Менделеев...а Саша...Саша Пушкин...Сашу Пушкина они на полу забыли и его бульдог...съел...
сказал Саша Блок и зарыдал. Сталин приподнял прядь сашиных светлых волос, похожих на тычинки и увидел след ожога. Вавилов дрожал мелкой дрожью
- Он лжет, этот гад лжет! Пушкин сам спрыгнул ночью на пол. Он вообще был очень непослушным!!! Иосиф Виссарионович! Вы же меня знаете!
- Да, Николай. Я тебя знаю.
сказал Сталин и голос его был грустен и тих:
- И досье твое читал. И знаю, сколько тебе заплатили в двенадцатом году, чтобы ты выдал жандармам своего учителя, профессора Кольцова. И знаю, как ты продавал англичанам в двадцать первом году новые сорта пшеницы, в то время, как на Украине маленькие дети умирали от голода. И это я знаю. И как ты суденток домогался. Тоже знаю. Но ты ученый, отличный ученый...потому я тебя прощал...
Вавилов воскликнул:
- Все не так... Кольцов...так меня заставили...а сорта пшеницы...я все возместил...а студентки...они сами...
- Помолчи!
грозно воскликнул Сталин и даже стукнул кулаком по подоконнику. Очень редко Иосиф Виссарионович выходил из вебя; Вавилов потупился:
- "Сами"
передразнил он его:
- - А малыш этот что, по своей воле кактусом стал? А знаешь ли ты, что это жестоко, из людей живых уродов делать? Богом себя возомнил? Да и не врет он, ты, я уверен, с удовольствием над ним издевался!
Вавилов молчал, потом тихо сказал:
- Простите меня, только не нужно смертного приговора...
- Боишься? Боишься? Ах, отчего же ты такой испорченный? И ведь, что обидно, умный! Гений и злодейство, две вещи несовместные, не правда ль?
Сталин подошел к телефону, набрал номер:
- Алло? Товарищ Михайлов? Начальник охраны? Приготовьте машину. Тут товарища Вавилова снова придется отправить в Саротовскую исправительную колонию...
- Спасибо, спасибо!!!
закричал Вавилов, бросаясь на колени и хватая Сталина за пиджак. Тот брезгливо оттолкнул его:
- Что же ты за тип такой? Спасибо! Последний шанс тебе даю...хотя и не верю. Горбатого могила исправит.
Михайлов с двумя молодыми милиционерами пришел быстро. Вавилова взяли под руки, надели на него наручники и вывели из комнаты. Сталин наклонился над человеко-кактусом и, глядя в его светлые, детские глаза вспомнил поэта Блока, которого он знал когда-то и с грустью подумал, что этот малыш еще и не подозревает, какая страшная, грустная участь инвалида, урода, получеловека его ждет. Что же, он постарается облегчить его участь, возьмет его под свою опеку, ведь в сосудах, господи, в чем там? В ситовидных трубочках и в сосудах этого ребенка течет кровь Блока.
Очнувшись от своих невеселых мыслей он увидел, что кактус Александр Блок радостно улыбается ему детским лицом из желтого бутона.