реинкарнация...
– Салам алейкум, кумондон саиб! Хуб асти, читур асти, джон тон джур аст? (1)
– Салам, Нури. Меша, ташакор. Ту хам хуб асти, бугу? Сехат у кави? Хона? Че дар кор? Чизи буда? (2)
– Бале, саиб. Як мардак-е риш сафед аз кишлок-е мо мариз шуд, мемурад. Ман бисьёр афсус микунам. Шойад, дуктар-е ту митавон чизи кунад? (3)
– Намидонам,.. амо… хош, мебиним, чиро ни? Гуш ку, Нури, куджо аму риш сафед? Инджо? Хош, дар хол-е хозир, саиб, як дакика (4) … Доктор, а ну, давай-ка, подгребай сюда. Васенька, тут вот тебе работка подвалила. Вон, видишь того «бабая»? Это нашего старосты «бабай». Нури говорит, что дедок помирает. Ты глянь там что-чего, давай, прямо у себя там его определи и осмотри. Если что можно сделать – постарайся. Надо помочь… Давай-давай, «Ибн Сина» ты наш, в темпе вальса…
Нури, староста ближайшего к мангруппе кишлака, частенько приходил к начману – поделиться новостями, да заодно угоститься чем-нибудь из наших припасов. На прощание Николай Иванович всегда давал ему несколько банок мясных консервов, хлеб и разные лекарства, в основном жаропонижающее, обеззараживающее – йод, «зеленку», что-нибудь от расстройства желудка и различный перевязочный материал. Нури не злоупотреблял гостеприимством, но посещал это гнездо «неверных» по меньшей мере один раз в неделю. Ибо…
Ибо местные афганцы жили весьма и весьма бедно. Пожалуй, бедно – это мягко сказано! На мой взгляд – это была последняя грань нищеты. Сам-то Нури по местным меркам считался очень богатым человеком. Ходил в чистом пирохане и шальварах (5), простой чалме и красиво вышитой жилетке. Правда, я ни разу не видел его обуви. Он почти круглый год ходил босиком. А что уж говорить о простых смертных дехканах?
Чувство голода у них, у всех этих смертных, было реальным, наглядным и непреходящим.
В рейдах мы в разведцелях опрашивали редко встречающихся нам путников или чабанов. Как правило, толку от этого было с «гулькин нос». Если не сказать, что практически – шиш с маслом. Но все же по многолетнему опыту нашего здесь присутствия кое-что в этом пустынном радио могло оказаться полезным. И потому мы упорно, раз за разом, «напрягали» своих бойцов-переводчиков языковой практикой.
До сих пор помню, как все наши интервьюируемые, с удовольствием и воодушевлением рассказывая нам кучу разных дутых «секретов», поминутно тыкали себя пальцами в живот или показывали нам своих маленьких, чумазых и беспредельно худющих детишек.
Жрать охота, командир!!!
И мы давали им хлебушка, «тушенки», каши, таблеток…
А они потом, укутанные белой пылью, долго махали нам вслед, что-то крича и провожая наши колонны тугим тоскливым взглядом…
Пока начман со старостой местного кишлака пили чай, Васька с фельдшером осмотрели «риш сафеда».
– Николай Иванович, на минуточку!
Коля колобочком выкатился из-за стола:
– Ну чего там, Василек? Как «бабай»?
– Плохо, Николай Иванович. Помирает «бабайка»-то. И что характерно – видимых причин нет. Не пойму. Такое ощущение, что просто от старости угасает. Прямо на глазах. Ему по всем физическим показателям лет двести. Думаю часа два, максимум три еще протянет. Но без гарантий. Может ему «промедольчику» (6) вколоть? Успокоится, заснет, а там, глядишь, во сне и отойдет тихонько?
– А что, сильно мучается?
– Да нет, в общем-то. Но жалко как-то, черт…
– Ну ладно. Сейчас с особистом переговорю, подожди тут. – Начман с кислым лицом взял трубку «ТАшки» (7): – Алле, Слава, такое дело, переговорить надо…
После небольших формальностей вопрос был решен, и начман выдал санкцию доктору на использование промедола. Нури он сказал:
– Нури саиб, гуш ку. Мутаасефона, нафар-е ту хатман аз мо рафта меша… Агар ту михохи, мо ба аму нафар чизи микуним, чун ке вай ором меша, ва пас мебиним, чашм? (8)
– Чашм, саиб. Бисьер моташакерам. Амо друст мегуи, ке мебиним че меша. Ходо хоста, иншалла! Бийё, дуст-е ман, фардо вомебиним. Ба омон-е ходо. (9)
– Ходо хафиз, ходо хафиз… (10)
Доктор вколол «бабаю» «промедольчик», и старик заснул. Проинструктировав дежурного фельдшера, Вася быстро покидал в пакет мыльно-пузырьные принадлежности и помчался в баню.
Суббота, блин, она и в Афгане суббота. И баня, братцы, это святое!
...В Ташкургане, в русской бане
...Русских веничков душок,
...Не понять вам, мусульмане,
...Как кафирам (11) хорошо…
В предбаннике уже допивали третий чайник чая. После «парилки» морды у всех розовенькие... Умиротворение. Хорошо. Веничками пахнет. Как дома.
Когда все это строили, начмана материли-костерили все кому не лень. Это ж был Турксиб, ДнепроГЭС какой-то! Кирпичики вручную, точнее «вножную», дневная норма – пятилетка в три года, блин! Но Коля был неумолим как дедушка Ленин! И народ, скрипя зубами и изощряясь в ненормативной лексике, месил глину ножками, колотил формочки из досок, сушил, носил, таскал, делал кладку – строил, строил и построил – баню, блиндажи, столовую… Сейчас мне кажется, что если бы Коля захотел, то возвели бы и пирамиды. Пирамиды Начмана. А что?
Но как бы там ни было – баня в «четвертой» была лепшая на все загранобъекты погранвойск. И особенно, «Большой колодец»! Так ласково называли мы наш маленький бассейн…
Алик Мишин, сплюнув воду, блаженно улыбался, медленно шевеля руками в прозрачной воде «Большого колодца» и разглядывая звезды в черном чужом небе через натянутую маск-сеть:
– Вась, а помнишь, в прошлом месяце тебе старшего сына Фархада привезли с ранением в голову? Ну, я в рейд уходил тогда как раз, помнишь?
Фархад – командир ополчения одного из договорных кишлаков, а по сути – тот же бандит, только играющий по одним с нами правилам.
И куда ж ему деваться? Он – глава рода, а род надо кормить, поить и охранять. Время суровое, неспокойное. После ракетного обстрела Пянджа наши спецподразделения практически сравняли три приграничных афганских кишлака с землей. Не разбирая, кто там был прав, кто виноват. Война штука жестокая. Ну а жить то аборигенам как? Придут «духи» не местные, «набедокурят» – обстреляют пограннаряд на советской территории, например, или мирных советских граждан, или еще какую-нибудь пакость устроят. И смоются. А местным достанется всей мощью советского оружия. Лучшего в мире. Вот и стали приграничные племена сами свои территории от чужих охранять. Чтоб не попасть под «раздачу».
Мухаммеда, старшего сына Фархада, ранили где-то в ночном бою с «залетными» моджахедами. Привезли его к нам еще живым…
– Ну, помню, у него «входное» было где-то в районе лобной кости, а «выходное» за ухом. – Вася закурил, – Я такого в жизни не видел – парень в сознании, бинты стали снимать – смотрю первая дырка! Думаю, так не бывает. Спрашиваю Фархада, сколько времени прошло. Он говорит, что часа три уже, или четыре. Мы, говорит, его несем только вот последний километр, а так он сам, мол, шел. Ну, я бинты снял. Да там и не бинты были. Так, тряпки какие-то грязные. Смотрю, а «выходное» – за ухом! Фантастика! Короче я раны промыл, перебинтовал нормально, вколол «промедольчику». В общем, до бортов его «додержал». А там его по согласованию с округом уже в Союз…
– Так, а чем там все закончилось?
– Точно не знаю. Начмед говорил, что вроде помер парень в Ташкенте.
– Мать моя женщина! Силен мужик был. Жалко. И Фархада жалко…
Ночью Вася пошел проверять больных и на входе столкнулся с дежурным фельдшером.
– Товарищ старший лейтенант! Дед пропал!
– Солдат, ты в уме? Куда пропал? Как?
– Ну, я пошел в столовую, за сахаром, на пять минут. Вернулся, а его нет…
– Когда?.. Так, дежурному по мангруппе доложили?
– Да я вот только…
– Бля… ну ты и тормоз… Аллё! Дежурный? Володь, у меня пациент, афганец, ну, «бабай» этот пропал из расположения…
«Шухер» был большой. Старика искали по всей базе до утра. Но он как сквозь землю сгинул. Бойцы дежурных смен, обливаясь потом и «кровью» от поисковых и «противосонных» мероприятий, клялись и божились, что не спали, и что никаких посторонних тел по территории мангруппы не проходило-проползало-пролетало… И что всё-всё-всё и на самом-самом деле было все тихо… Ни следов, ни, само собой, прощальных записок. Однако, факт остается фактом – деда в расположении не было. В конце концов ничего ж не пропало кроме пожилого гражданина чужого государства, и все дружно решили, что дед просто уполз в пустыню… помирать. Негоже мусульманину-то среди «неверных» уходить в мир иной...
А раненько утречком я с «группой товарищей» уходил в рейд, и, покачиваясь на «ресничке» БэТээРа, в полудрёме тихонько мурлыкал себе под нос:
...«Группа крови на рукаве,
...Мой порядковый номер на рукаве,
...Пожелай мне удачи в бою,
...Пожелай мне…»
Саперы доложились – под кишлаком чисто. Трогаем дальше. Спокойно. Колонна – марш-марш! Вытягиваем её родимую до походного интервала. КэШээМка (12)? Ага, вижу, ползет. Нормально. Водовозка? Коптит, старушка. Набираем скорость, дистанция… Блин, что за черт?..
На бархане сидел наш знакомый «бабай». Он, закрыв глаза, ритмично покачивался и тихо пел что-то на своем… Глюк? Мираж? Да нет же, точно он! Ну, зараза – вот тебе и реинкарнация наяву! Долгожитель хренов…
Потом уже Васька мне рассказал, как разведчики наши выяснили, что дедушка, оказывается, был законченным наркоманом, анашистом со стажем. А бедность, хоть и не порок, но иногда порог пороку. Не нашлось у него, брат, грошей ни на дозу, ни на косяк. Обычно ему сын привозил. Да в тот раз пропал где-то с караваном, застрял. Вот старик и помирал в синдроме. Ломка – она и молодому – аут, а «бабаю», староста сказал, под девяносто. Он, можно сказать, уже почти ТАМ был! А тут мы по доброте душевной ему, ой не могу – «промедольчику!… О-о-о! До-оо-о-о-зу. Он и ожил, бродяга…
Реинкарнация, блин…
1. Здравстуй, командир! Как дела, как здоровье? (дари)
2. Здраствуй, Нури. Нормально, спасибо. Как сам, скажи? Здоровье, самочувствие? Дома? В чем дело? Что-то случилось? (дари)
3. Случилось, да. Один старейшина (букв. – «белобородый») из моего кишлака заболел, умирает. Мне очень его жалко. Твой доктор может что-нибудь сделать? (дари)
4. Не знаю…, но давай посмотрим, почему нет. Слышь, Нури, а где твой старик? Здесь? Хорошо, сейчас уважаемый, одну минуту… (дари)
5. Пирохан – длинная афганская рубаха, шальвары – простые штаны (дари)
6. Промедол – обезбаливающее (антишоковое) средство, наркотик, шприц-тюбик с промедолом входит в комплект АИ (аптечка индивидуальная), которая выдается на боевые операции, списание по расходу производится комиссионно с участием офицеров особого отдела.
7. «ТАшка» - аппарат полевой телефонной связи, ТА-57
8. Послушай, Нури. К сожалению, человек твой нас действительно покидает… Если хочешь, мы ему кое-что дадим, чтобы он успокоился а там посмотрим. Согласен? (дари)
9. Согласен. Спасибо тебе. И ты верно говоришь – потом посмотрим. Аллах велик! Давай, друг, завтра увидимся. До свиданья… (дари)
10. До свиданья, до свиданья… (дари)
11. Кафир - неверный, представитель другой, немусульманской веры (дари)
12. КШМ - командно-штабная машина
Заранее прошу читателей извинить за возможно излишнюю перегруженность текста языковыми пассажами...