Девушка и стриж

Элла Дерзай
Посв. В., натуральной блондинке

Рыжеволосая очаровательная девушка лет восемнадцати в коротком зеленом платье сидит с ногами на софе в своей комнатке и пишет что-то в толстую тетрадь в кожаном переплете. Почему рыжеволосая, спросите вы, сколько можно терпеть этих инфернальных красоток в мини? Но я возражу, и вполне резонно, что всякая роковая женщина, к тому же, мнящая себя личностью творческой, непременно должна обладать волосами либо огненными, либо медными, либо хотя бы оттенка гречишного меда. Гречишный мед коричневый? Ладно, уговорили. Девица эта выкрасила шевелюру "Ферией", потому что женщины сплошь лживые лицемерки.

И что же она там строчит, в своей бухгалтерской книге? Стихи небось сочиняет, как  все девчонки в этом возрасте. Не все? Да, у меня узкий круг общения. Одни молодые поэтессы и миниатюристки, все сплошь будущие Улицкие. Или Татьяны Толстые на худой конец. Меня вот только занесло, меня прельщает слава Марка Твена. Но кажется, тоже впустую.

А келья-то девическая, мамочка дорогая! Видали вы когда-нибудь такой густоты и яркости художественный беспорядок? Пыль десятка разновидностей: легкая сизоватая на разбросанных повсюду книгах, совсем тонкая, едва заметная, на вычурной формы розовом телефоне, толстые неровные, от
бледно-серого до почти черного груды по углам, под шкафом, на ковере... И повсюду ручки, чернильницы, кисточки, краски, листки бумаги, кассеты, диски, футболки, колготки, засохшие цветы, орехи, конфетные фантики, визитные карточки, огарки свечей - этот список можно продолжать до бесконечности. Прелестница младая явно не заботится о чистоте своего кабинетика, как она называет свое убежище.

Звонит телефон.

- Алло? Да, Данила, это Эльвина. Что ж ты притворяешься опять, ведь узнал меня! Нет, я занята. Пушкина читаю. Я не могу сейчас говорить. Тем более встречаться с тобой. Прощай.

Все это она произносит на одном дыхании, нервно покачивая ножкой и пытаясь сломать пальцами левой руки карандаш. Эльвину замучили поклонники, которые почему-то частенько активизируются именно в моменты, когда приходит вдохновение, и юной поэтессе нужно побыть одной в тишине.

Снова телефон. Эльвина с досадой бросает карандаш на пол и резким движением
выдергивает шнур из розетки, гневно бормоча:

- ****ь ёб твою мать какая прелесть! Если бы я могла матом их послать в открытую! Но нет, мне нужно беречь свою репутацию небесного создания! Данила этот уже в печенках у меня! Влюбленный осел!

Эльвина снова принимается кропать свои сонеты, но через четверть часа понимает, что порыв прошел.

- Опять настроение испортили, презренные дегенераты! Чем бы мне теперь заняться?

Она прохаживается туда-сюда по комнате, покачивая бедрами и любуясь на себя в огромное зеркало, висящее на желтой северной стене: ну, до чего ж хороша! Сюда бы рыцаря на белом Пегасе, на меньшее Эльвина не согласна.

Она открывает томик любимого автора и машинально пролистывает несколько страниц. Ах, все не то! Девушка теперь грезит о приключениях, желательно, эротических, раз уж творческие поползновения сегодня не увенчались успехом. В заоконной выси вызревает летний московский вечер, тихо и безветренно, где-то совершается любовная магия, но никаких особых событий не предвидится. Эльвина томно вздыхает: какая жалость! Но в этот момент раздается неожиданный стук в окно.

Да уж, событие неординарное, ведь Эльвина живет на двадцать четвертом этаже высотки в спальном районе. Неужто кто-то из кавалеров решился, наконец, на подвиг ради возлюбленной? У одной из подруг юной поэтессы был парень-альпинист, который регулярно забирался в комнату своей пассии через окно, держа в зубах красную розу или коробку с эклерами. Иногда он карабкался снизу, цепляясь за кирпичную стену, в другой раз довольно комфортно спускался по веревке с крыши. Недовольная подруга боялась гнева хозяев квартиры, которую снимала довольно задешево, или соседей, а потому быстро отучила ухажера от его экстремальных привычек, что вызвало гневный отклик Эльвины. Портить такую романтическую связь! Как можно? Эльвина завистливо вздыхала, не понимая скучной меркантильности и приземленности своей подруги. Вот ей бы так, уж она бы насладилась этим великолепным образчиком мужчины сполна!

Но надеждам красавицы на сей раз не суждено было сбыться. В стекло бьется всего-навсего стриж. Маленькая, ничем не примечательная птичка, налетает на невидимое препятствие с удивительной страстностью и яростью. Зачем стриж стремится попасть в клетку? Мог бы ли он ответить, объяснить свое горячее желание прорваться к Эльвине, если бы умел говорить? Неизвестно, но девушка чувствует этот сумасшедший жар и неожиданно для себя присоединяется к непонятному птичьему порыву.

- Ах,- воркует Эльвина, - Ведь вторая створка окна открыта! Отчего бы ему не влететь сюда? Или я недостаточно гениальна для этого? Я гений,
бесспорно! Даже птицы меня осаждают!

Конечно же, моментально случается чудо. Стриж, наверное, прекрасно понимает слова девушки, потому что он обнаруживает вход, меняет тактику и подается чуть влево, что позволяет ему впорхнуть в комнату.

- Как здорово! -восторженно восклицает Эльвина, хлопая в ладоши, - Привет, птаха!

Стриж ошарашенно мечется по комнате, задевая многочисленные стеклянные игрушки, стоящие на стеллажах, сбивая со стен картинки и фотографии и умножая хаос в тесном захламленном помещении.

Эльвина следит за его полетом в немом восхищении, едва дыша, но через пару минут ей уже хочется поговорить со стрижом. Она протягивает ему руку и нежным голосом просит:

- Эй, друг мой пернатый! Иди ко мне!

И удивительно - стриж ничуть не боится, напротив, сразу же опускается на ладонь Эльвины, будто бы позволяя ей делать с собой все, что угодно. Обрадовавшись, девушка сжимает птичку рукой, не сильно, не причиняя боли, а лишь для того, чтобы удержать, целует, тискает, шепчет ему какие-то глупостит. И ей чудится, что птица внимательно слушает.

Так ли это? Нельзя сказть, что слова Эльвины не достигали его сознания. Но сердце бедной птицы, не ожидавшей, что девичьи ручки окажутся настолько громадными и неуклюжими, бешено колотилось от ужаса. Стриж панически боится умереть в жутких объятиях очаровательной нимфы, а потому неистово рвется из ласковых ладошек Эльвины. Из этой проклятой комнаты, на волю, в пампасы, с тем же пылом, с каким он только что штурмовал стекло, но с одним отличием. Еще несколько минут назад он больше всего на свете мечтал попасть в таинственное пристанище Эльвины, причем хорошо обдумал свой поступок, а сейчас испуганный стриж лишен способности здраво мыслить, в его воспаленном мозгу стучит горячим рефреном: "Спасите! Спасите!"

Эльвина несколько секунд колеблется, ей жаль выпускать птичку, ведь
общение с ней так трогательно, но потом врожденная доброта перевешивает, поэтесса подходит к окну, и стриж взмывает ввысь, оставив девушке лишь несколько пестрых перышек на память.

- Прощай! - грустно сказала Эльвина, вернулась к своей тетради, декламируя с отстутствующим видом:

- И стриж влетел ко мне в окно...
И было мне не все равно...

А бедняга стриж, взяв курс на свой далекий район в другом конце Москвы, почти уже успокоившишь, размышляет в полете, точнее, громко и непристойно ругается.

- Как я мог любить это нелепое чудовище? Такие жертвы, чтобы ее только увидеть? Семьсот баксов! Бип! Метаморфозы, ёлки! Бип-бип! Жаль, мерзкая старушенция случайно не сделала меня ослом! Ведь я и есть осел! Или мул. Но идиот - точно! Бип-бип-бип! Говорила же мне ведьма: возьми отворот, дешевле обойдется, а эффект тот же. Так не поверил! Бип! Скучал, хотел ее! Эльвину-ангелочка... Трубку кидала, когда я звонил - тоже мне, трагедия! Бип-бип-бип-бип! Женщины - это моя погибель! Бип!

Потом он вспомнает об ее громадных волосатых руках, о лице, жирном, покрытом мелкими красными прыщиками, о грубом неприятном голосе, о резких неловких движениях.

- Кто бы мог подумать, что она способна вызвать такое отвращениие? У меня ж настоящая паника началась! Почти шок! Красавица Эльвина! Тьфу, бип-бип!

А сама виновница птичьего переполоха сидит себе по-прежнему на своем уютном диванчике, сочиняет великолепно-изысканную поэму о том, что гении и птицы крылаты, а потому должны дружить друг с другом. И Эльвина, углубленная в свое стихоплетство, не подозревает пока о том, что невзначай потеряла самого назойливого, самого одержимого, самого преданного и самого романтичного из своих поклонников.