- Ма, можно я еще телик позырю? Ну пожалуйста! Ну хоть децл!
- Я сказала «спать»! Быстро!
- Да лана, ну чё ты бакланишь по мизеру?
- СПА-АТЬ!
И Ванюшка, понурив голову, поплелся в ванную.
- Никакого сладу с ним нет! – пожаловалась мать.
Бабушка, сидевшая в кресле и гревшая костлявые синие руки в меховой муфте, скорбно покачала седенькой головой:
- Ужас, это просто ужас! А лексика, Катя, какова лексика! Кошмар!
Мать вздохнула:
- Ну, они сейчас все так говорят…
- Это-то и ужасно, Катя, это-то и ужасно! Сущая эпидемия, этакое тотальное культурное захламление: мусор в головах, мусор в речи… Конвоиры в Ропче – и те интеллигентнее выражались, что ли…
- Ты все же драматизируешь, мам…
***
Ванюшка ворвался в комнату, как метеорит в атмосферу:
- Ма, отстегни ловешики: мы тут с пацанами замутили в Инет-кафе почалиться!
- А теперь – то же самое, но человеческим языком! – строго приказала мать, раскрывая, впрочем, кошелек.
- Ну, это, типа, денег дай, пжлст!
Бабушка поджала сухие губы, как бы говоря: «Слов нет!»
***
- Ба, тут на столе мой «вагон-вилз» лежал!
- Возможно.
- Ну и где он? Ты, что ли, закрысила?
- Что?! Да как ты…
Ванюшка поморщился:
- Уй, ну не баклань только…
Старушка промолчала – но было в ее молчании нечто такое, от чего Ванюшка моментально осекся.
Старушка подняла глаза и опустила их на внука: тому сделалось не по себе, колени подогнулись, будто бабкин взгляд и впрямь обладал физической тяжестью.
Старушка смотрела долго и пристально, а потом вынула руки из муфты и заговорила, очень спокойно и ровно, без какого-либо сенильного дребезжания в голосе:
- Значит, так, дружочек! Я долго терпела, но теперь вижу, что в наших отношениях следует кое-что прояснить и расставить точки над гласными… Я даже промолчу о том, что твоя манера выражаться – омерзительна. И с эстетической, и с лексической точек зрения. Это возрастное, это дань моде, это дело объяснимое. Хуже другое: ты употребляешь слова, смысла которых не понимаешь. И если мы, родные тебе люди, простим все, то другие могут отнестись к иным твоим репликам с крайним недоумением…
- Я… - начал было оправдываться Ванюшка.
- Хлебло закрыл! – бабушка чуть повысила тон. – Стоять и впитывать!
Дальше она говорила очень жестко, акцентируя каждое слово – и будто заталкивала их в детское сознание узловатыми длинными пальцами.
- Итак, ты предлагаешь мне «не бакланить». Я не стану даже доказывать, что «бакланить» - не в моих свойствах. По жизни никогда не «бакланила», другую масть держу! Но дело в том, что ты реально сам не понял, что сказал! С тобой реально никто не «бакланит»: тебя реально пальцем никто не трогал, после акушерки! А базар и бакланка – это как день и ночь или как «мытое» и «мокрое»! Но ты слаб в понятиях и не фильтруешь ни грамма. Именно по этой грустной причине ты, фраерок, оборзел до того, что сказал, будто я «закрысила» твой голимый крендель плющенный! Я не стану даже втирать за безосновательности этой гнилой предъявы, однако ж напомню главное правило разборы: «За любое предъявлялово ставится отвечалово!» И чем же ты, лошарик, ответишь за накат?
- Я… - снова пискнул Ванюшка.
- Ты? Я тебе сейчас растолкую, кто ты такой! Имя тебе – Лох, а фамилия твоя – Никто! – бабкин голос загремел во всей своей риторической силе. – А у меня – роспись законная по телу, и вот этот вот перстенек, «отказной» (бабка постучала ногтем по безымянному пальцу левой руки) – Дунька Седая подарила! У меня – чирик крытых и пятнашка строгача на Крюках! Тебя вааще под луной еще не ходило, и батяня твой только-только первый срок поднял, за паленый разгон, по малолетке – а я уже на кичмане, как на троне сидела, и Резо Темрюкский мне отписывал, совета спрашивал! А теперь возьми мои слова себе в череп и прикинь, кто я – и кто ты, щеня, чтобы мне предъявлять?!
Бабушка выдержала паузу – Ванюшка стоял красный и такой маленький, будто уже начал проваливаться со стыда под землю и ушел примерно по пояс.
Бабушка решила вколотить его в пол окончательно и резюмировала:
- Рамсы ты попутал конкретно, штуцерок, вот что я тебе скажу! Растопырился с понтом «бродяга правильный», а то и будто при звездАх… Да только по жизни ты фраер – потому голимо не на свою ты шконку уронился и чужие колки на лоховский свой организм пишешь! Что палево по всем понятиям! Попутал масть – под шконку слазь! И не надо мне тут включать, а то если я в обратку включу – мало не покажется! Накидаю – хрен унесешь!.. И единственный фарт твой, босота, в том, что я тя в упор не вижу, сявка!
И старуха замолчала, гордо откинув голову и всем своим видом выражая крайнее презрение.
- Бабушка, извини… - пролепетал Ванюшка. – Зуб дам: не вподляк и не спецом задвинул, а чисто по юмору!
Старушка засмеялась, добродушно и снисходительно:
- Скажешь тоже: зуб! Они ж у тебя молочные ишо… Кстати, вон твой «вагон-вилз», под столом валяется.
- Точно! – Ванюшка тоже улыбнулся, видя, что прощен, и проворно подобрал отыскавшееся лакомство. – Поделимся?
- Молодец, что в одно рыло не хаваешь! – похвалила бабушка, принимая половинку бисквита. – Старшаки грев любят! Ладно, иди-ступай понятия учить! Сегодня – от «крысятничества» до «пацанского подгона». Чтоб на «из»! А то ж ведь брякнешь иной раз – слушать срамно…