Сначала куклы. О них разговор особый.
Как и у всех советских детей, у меня были вполне обычные куклы. Хотя нет, была одна немецкая. Большая кукла, чуть ли не в мой рост. Её купили сразу же, как только я родилась. Предполагалось, что я буду её любить. Но я считала эту куклу дурой. Во-первых, это была на самом деле огромная дура, притом с короткими волосами. Это решало всё. Короткие волосы я ненавидела. Когда я немножко подросла, я объяснила это родителям. Таких кукол мне больше не покупали.
А кукол с длинными волосами я всегда немножечко стригла. Потому что советские кукольники придумывали им идиотские причёски – волосы на макушке бодро торчали в разные стороны. И я слегка их укорачивала.
Самой моей любимой куклой была Элька. Её я любила как человечка. И в знак этой огромной любви я выстригла ей макушку почти начисто. Я всячески старалась выставить её напоказ, чтобы все обомлели от такой безумной красоты. Когда мне было девять лет, я участвовала в конкурсе «Маленькая мисс», номером тринадцатым. А Эльку я притащила с собой на конкурс причёсок. Представляю сейчас, как смотрелась пластмассовая, наполовину лысая кукла среди аккуратных немецких девочек. У Эльки были наглые зелёные глаза и очень нахальная рожа. Думаю, именно поэтому её и не смутила такая ситуация.
Её не смутило и то, что я притащила её на свадьбу моего дяди. А как вы думаете, какая ещё кукла сидела вот так запросто на свадебной машине? Я не знаю, как это стерпели остальные. Моя мама, например. Мой дядя. Не знаю. А может быть, все и вправду млели от Элькиной красоты?
Я теперь понимаю, что такое женская красота на самом деле. Это просто уверенность самой женщины в своей неотразимости. И наглые зелёные глаза :)
Буратино. Он стал кошмаром моего детства. Буратино достался мне от самой себя в сильно подпорченном виде - без ног и без глаз. Ноги где-то потерялись, а глаза стёрлись. Наверное, когда-то этот Буратино много бегал и много плакал.
А потом он набегался, наплакался и постарел. И плакать начала я. Если в доме кто-то был, я его не боялась. Но стоило мне остаться одной, как я начинала всячески избегать его. Если Буратино сидел в детской, я туда не заходила. А если и заходила, то старалась не смотреть в его сторону и, быстренько взяв нужную игрушку, с жутким холодком в груди выскакивала из комнаты.
Потом Буратино потерялся. Наверное, умер от старости.
Мишки. Можно я буду писать «Мишка» с большой буквы, ведь так звали всех моих игрушечных медведей?
В Советском Союзе детей воспитывали мастерами. У меня был Мишка, которому я сама пришивала хвостик, потому что по сценарию он вроде бы должен был быть, но почему-то отсутствовал. Этого неполноценного серого зверя мне подарили в день рождения. Мне тогда исполнилось три года. С того времени я начала шить, и, соответственно, кроить и резать всё, что попадётся под руку.
Но стоп… я же хотела про Мишек…
Ладно, про Мишек. Хотя и про шитьё тоже…
Так вот, ещё у меня был белый Мишка. Вообще-то он был не совсем белый. Я объясню. Он жил у бабушки, в Обшаровке, и там на него пролили брагу. Нормальное явление, тогда там все «ставили брагу и гнали самогон».
А потом белого Мишку прислонили к печке. Просто прожжённый алкоголик какой-то получился. А так, в общем-то, это был вполне нормальный Мишка.
И был ещё Мишка-рукавичка. Совсем как настоящий, бурый. Единственный бурый Мишка, милый Мишутка. Но он был театральный, с тяжёлой головой и тельцем-варежкой. И я однажды захотела сделать из него полноценного медведя. Я выкроила ему ножки – просто надрезала его шубку, потому что ручки у него уже были. И стащила из аптечки всю вату, и прибавила лоскутков, чтобы как можно туже Мишку набить. А потом зашила ему ножки. Но голова всё равно перевешивала. Получился Мишка-даун.
Ещё был красный пластмассовый Мишка. Он пищал, когда я нажимала ему на глаза. Получалось вполне натурально.
А жёлтый пластмассовый Мишка? Я его очень любила, потому что он был пупырчатый. Это и вправду была большая любовь. Я так его любила, что потеряла куда-то его ногу.
Когда я говорю о жёлтом пупырчатом Мишке, я обязательно вспоминаю Джульетту. Кто такая была Джульетта? Кукла с длинными волосами. Был такой подвид советских кукол – резиновые голова и руки, пластмассовые ноги и тело.
Судьбы жёлтого Мишки и куклы Джульетты переплелись настолько тесно, что погубили обоих. Это было печальнее, чем у Шекспира.
Как я уже говорила, у Мишки была всего одна нога. И мы с сестрой в шутку оторвали руки у Джульетты и поставили Мишке вместо ног. Временно. Но, думаю, он всё равно обрадовался. Хотя и стал похож на страуса.
А моя мама любила всё ненужное выбрасывать. Или сжигать, что ей нравилось ещё больше, потому что как раз у нас в детской и стояла голландка.
И когда она взяла Мишку за ноги, чтобы отправить его в пылающую топку, за его прекрасные длинные ноги, то есть за Джульеттины гладкие руки, она даже не поняла, кто это. "Что за странный урод?" - подумала она. Или не подумала, совсем даже не поинтересовалась. В такие моменты она особенно не задумывалась о сложностях отношений мужчин и женщин.
Так Мишка погиб, оставив Джульетту инвалидом на всю жизнь. И где-то затерялась его жёлтая пупырчатая лапка.
Как странно, почему я вспоминаю именно ЭТИ игрушки? Почему мне хочется писать об этих милых и дорогих сердцу уродиках, о потерянных ручках и ножках, о неровно постриженных волосах, о стёршихся глазках? Почему я не вспоминаю чистеньких, пушистых (нет, условно пушистых, ведь как советские игрушки могли быть пушистыми?) собачек и котиков? Потому что мне нечего о них сказать, потому что они были у меня, но не со мной. Их не было в моём мирке.
Зато теперь я люблю Буратино.
А про розового Фильку я напишу потом.