Писатель был зол. Еще совсем недавно он думал о том, что будет после того, как его книга выйдет в свет. Теперь же Редактор, сунув ему в руки объемную, перетянутую шпагатом папку и произнеся что-то о том, что написанное Писателем нельзя печатать ввиду полной неактуальности, непробиваемой, как железобетонная стена, и ужасного языка, коим был написан его роман "Прозрение", захлопнул дверь редакции.
В первый день после отказа Писатель ничего не мог соображать, казалось, в его голове сломался какой-то механизм, связывающий причины и следствия, он так и шел под дождем из редакции, неся папку с рукописью в руке, хотя в другой у него был пустой дипломат.
Утро следующего дня можно было назвать хорошим: солнце во всю светило в окна комнаты Писателя, пели птицы, легкий ветер шелестел листвой вековых деревьев, окружающих писательскую дачу.
Писатель подумал о самоубийстве, но, не найдя патронов для ружья, выбросил эту идею из головы. Вообще, он считал себя гением прозы, хотя ничего кроме детективов не читал, а они, как известно, не могут дать почувствовать, что такое настоящая литература.
Удивительно, почему Писатель обратился к жанру, далекому от детективного – может быть, как автор-книжек-про-сыщиков-и-воров от бы завоевал авторитет у крупных издателей, а так его книгу просто не поняли.
Через неделю, когда была допита последняя бутылка водки, писатель решил посмотреть свою рукопись в надежде найти объяснение отказу Редактора.
Разрезав бритвой шпагат, Писатель открыл папку и, перелистнув несколько страниц увидел пометки Редактора: "Такого быть не могло", стояло напротив фразы "Берия, подобрав разбитое Сталиным пенсне, достал пистолет и хотел было застрелить Иосифа, но передумал – на шум могли прибежать охранники"...
* * *
Москва,1951 год
Берия проснулся в ужасном настроении: танки армии Южной Родезии вошли в Египет, а это могло лишить смысла сделку, которую он хотел вместе с Насером совершить Насер мог просто не оплатить доставку в его страну тридцати самолетов Миг-29, которые, как знал Берия, сейчас на подлете к Египту.
Деликатно постучав, дверь комнаты Лаврентия Павловича открыл генерал Корнилов.
– Добрый день, Лаврик, – тихо произнес он голосом, сравнимым разве что со скрежетом наждака по стеклу. – Как спалось?
– Здравия желаю, товарищ генерал, – вскочив с кровати, надев на нос генералу пенсне и скинув ночной колпак, протараторил Берия. – Чем могу быть полезен?
– Где Иосиф – этот диссидент и провокатор?
– Я не знаю. Он хотел зайти к Владимиру Ильичу, но сейчас у Владимира Никита, а он раньше десяти вечера обычно не выходит из Мавзолея и предпочитает говорить с вождем наедине...
* * *
В Мавзолее было тихо. Владимир Ильич сидел на крышке гроба и, болтая ногами, смотрел на Никиту, на лысине которого поблескивали отсветы неоновых реклам, висящих под потолком.
– Слушай, Никитос, перенеси Мавзолей за стену, в смысле, внутрь Кремля. А то люди все ломятся сюда, охрана еле справляется, а выстрелы мешают мне думать. Да и сны, батенька, ду'гные снятся, – произнес Ленин, сняв кепку и, подбросив ее вверх, увидел, как она растворилась в воздухе.
Затем он, вытащив из кармана еще одну кепку, добавил:
– З'гя они скульптора, изваявшего меня с двумя кепками, расстреляли, я всегда с собой две ношу.
– А Берия никогда тебя с двумя кепками не видел, вот и подумал, что это была провокация.
– Эх, Никитос, будешь ты здесь хозяином, хватка у тебя есть. Давай, что ли, по второй?
– Давай, Вова, – ответил Хрущев, разливая водку по стаканам. – За мое светлое будущее...
***
Сталин зашел в туалет, увидев краем глаза слежку из пяти мордоворотов в бронежилетах и со снайперскими винтовками в руках.
"Надо сделать вид, что я их не заметил, а то Берия совсем расслабиться, думая, что я настолько слаб, что не могу приказать убрать слежку, – подумал Иосиф, отклеивая усы и снимая парик. – Пускай они думают, что я в туалете, а я незаметно выйду".
Сталин снял мундир генералисимуса и, напялив на себя генеральскую гимнастерку, вышел в коридор.
– Здравия желаем, товарищ Жуков! – прогавкали пятеро с винтовками.
– А хули вы тут делаете? – в свойственной Жукову манере спросил Сталин, про себя улыбнувшись: слава богу, не узнали.
– Нас послал товарищ Сталин подстрелить к обеду кабана, – вновь загавкали убийцы. – Он, вроде, тут пробегал.
– А, кабан бля. Слюшай, дарагой, он туда побэжал, – вдруг перешел на грузинский Сталин. – Я сам выдэл – бальшой, бэжал, крычал антикоммунистические лозунги, и еще он обгадил дверь кабинета берии (фамилию Берии он специально произнес с маленькой буквы, дабы выразить свое к нему презрение).
– Товарищ Жуков, спасибо, что рассказали о кабане. Мы за ним сейчас побежим, – прогавкали ему в ответ. – Между прочим, Берия говориться с большой буквы, а еще вы неплохо знаете грузинский.
– Слюшай, да у мэнэ папа грузин, арбузами торговал, мама грузин, арбузы растил, и я чистый грузин. Я нэ могу нэ знать, дарагой, своего родного языка, – ответил Сталин и, распевая интернационал, пошел по коридору.
* * *
Молотов был весел: оставалось еще больше половины бутылки. Молотов, подойдя к стене, снял с нее турецкую саблю и метнул её в дверь кабинета, скрипнувшую и вывалившуюся в коридор, чуть не прибив пробегающего мимо его кабинета кабана, который, взвизгнув и произнеся: "Да здравствует космополитизм, даешь Ахматову!" кинулся прочь, вглубь коридора, в конце которого виднелся бледноватый свет.
Через минуту к дверям Молотова подошел Сталин. Он нагнулся и, постучав в валяющзуюся на кафельном полу дверь, спросил:
– Можно?
– Можно! – властно ответил Молотов. – Иосиф, захвати там саблю, она в дверь воткнулась.
* * *
Вырвав из рукописи лист, исписанный отборной матерщиной Молотова, Писатель выкинул его за окно.
***
– Чего ты так на меня орешь, Молотов? – спросил Сталин, пытаясь понять, что хотел сказать Молотов своей матерной тирадой.
– Говорю, когда заходишь, дверь закрывай за собой, не май месяц...
– Да, ты прав, уже июнь, – подняв с пола дверь, сказал Сталин. – Только ты учти, за такие слова я теба на Соловки отправлю, если еще раз такое от тебя услышу в мой адрес.
– Я больше не буду, – упав на колени и высморкавшись в штанину Сталина, прохрипел Молотов. – Кажется, я умру, если ты меня не простишь, или застрелюсь.
– Лучше второе, так интереснее, – промурлыкал в усы Сталин. – Ну ладно уж, прощаю. Ты бы, кстати, елку бы убрал, а то скоро сыпаться начнет.
– Спасибо за совет, я-то думаю, чего бы такого сделать, чтоб обстановку в кабинете поменять, да и надоело, что хвоей пахнет.
Сталин принюхался – действительно, хвоей в кабинете Молотова пахло чересчур сильно, от этого запаха хотелось курить.
Иосиф достал из-за голенища своих сапог трубку и, набив ее табаком, закурил.
* * *
Читая эти строки, Писатель тоже захотел курить. Вытащив из кармана рублевую бумажку и пятидесятикопеечную монету с Лениным на обороте Писатель вышел из дома.
До магазина, в котором продавалось "Мальборо", было метров тысяча двести тридцать пять, но это не могло заставить писателя раскошелиться на такси, он решил идти пешком.
Он шел мимо огромных, из красного кирпича, дач, возвышавшихся английскими крепостями вдоль дороги. Писателя всегда удивляли дома его соседей, несмотря на все внешнее величие, в них нельзя было шагу сделать, чтобы не наткнуться на какую-нибудь сауну, или не упасть в бассейн, что менее приятно. чем войти в наполненное паром помещение, в котором сидит несколько членов правительства, обернутых полотенцами.
Как ни странно. магазин был закрыт, но это не помогло Писателю избавиться от желания выкурить пару-тройку прибалтийских сигарет.
Подобрав с земли камень, чем-то похожий на двухтомник Соложеницина, Писатель вышиб витрину магазина и, хрустя стеклами, валявшимися под ногами, вошел в помещение, наполненное запахами дорогого парфюма и дешевого лука. Как Писатель и ожидал, людей – продавцов и покупателей – в магазине не было. ничуть не удивившись этому обстоятельству (кто ходит по магазинам в три часа ночи?) он прошел к прилавку с сигаретными пачками, изолентой прикрепленными к холодильнику с мороженым, который, во избежании пожара, как всегда отключили на ночь.
Отодрав красно-черную пачку сигарет и пришпандорив на ее место свои полтора рубля, Писатель вышел на улицу. Светало... Косые тени от зданий указывали на запад, что помогло писателю – он знал, что его дом на западе, но всегда, когда он выходил из магазина, приходилось спрашивать, с какой стороны от запада находится искомая сторона горизонта.
Где запад, он знал: над крышей магазина висела громадная выпиленная из фанеры, фига, выкрашенная красной краской и украшенная белыми буквами, складывающимися в слова: "Покажем фигу Западу, пускай знают наших".
Придя через полчаса домой и, наконец, закурив, Писатель вновь углубился в чтение, а Молотов, увидев, что Сталин запалил трубку, закричал:
* * *
– Иосиф, нафиг ты сотовый поджигаешь? Курительная трубка у тебя в другом голенище!
– Ах. да, – проговорил Сталин, потушив телефон и положив его в соседний с сапогом с трубкой сапог. Он достал из кармана револьвер – курить расхотелось.
– Я к вам, товарищ Молотов, – вновь заговорил Сталин, – пришел вот по какому делу: за мной Берия установил слежку.
– Вот гад! Я бы на вашем месте его фамилию с большой буквы не произносил бы, он не достоин.
– Это мелочи, – улыбнулся Сталин. – Я все-таки вождь народа и должен пакостить по крупному. Я уже вчера сорвал ему сделку с египетским президентом, сказав командованию Южной Родезии, что Северная Родезия находится в Египте.
– А они?
– Они напали на Египет, чтобы сделать одну целую Родезию.
Тут в дверь Молотова кто-то постучал.
– Входите! – чуть не упав со стула, крикнул Молотов. – Не занято!
Дверь, скрипнув на петлях, открылась: в дверном проеме появились пятеро мордоворотов, одетых в бронежилеты и сжимающих в руках снайперские винтовки.
– Товарищ Молотов, – обратился один из них к Молотову. – Вы не видели, тут Сталин не пробегал?
Посмотрев на Сталина, который приспокойно чистил свой револьвер, издали похожий на водосточную трубу, Молотов ответил:
– Вождь народов не бегает, он ходит.
– Ну, не проходил?
– Не проходил.
Пятеро мордоворотов, посовещавшись, одновременно прогавкали:
– А у вас нету его фотографического портрета? А то нас Берия послал за ним следить, а мы даже не знаем, как он выглядит.
– Как же вы следите? – улыбнувшись, вмешался в разговор Сталин.
– Вот так и следим – за всеми сразу. Вдруг да и выследим этого диссидента.
– А фотография у меня есть, – произнес Молотов, протягивая мордоворотам рентгеновский снимок своей правой руки. – Вот он, красавчик.
Повертев снимок в руках, один из мордоворотов, вытянувшись по стойке смирно. сказал:
– Именем партии мы конфискуем у вас это фото для дела, необходимого РКП(б) и всего Советского Народа!
– Да берите, берите, мне не жалко, – ответил Молотов.
Пятеро вышли из кабинета, захлопнув за собой дверь, с которой от удара упал портрет Сталина, в пяти местах пробитый турецкой саблей.
– Сволочь ты, Молотов, – прокомментировал увиденное Сталин. – Хотя, мы квиты: у меня в кабинете на дверях твой портрет висит. Давай, что ли, выпьем?
Молотов молча вылил в два стакана содержимое бутылки и, выкинув ее в открытое окно, за которым гудел зеленый трамвай, протянул один из стаканов Иосифу.
– Слюшай, дарагой, – перешел на грузинский Сталин, – давай Бэрию изловим и чего ныбуд с ным сдэлаем.
– Давай, – выпив свой стакан, согласился Молотов. – Сейчас, я только ружье возьму.
* * *
Корнилов молча смотрел телевизор. Через полчаса смотрения он его включил – показывали новости. Взъерошенный и небритый диктор вещал:
– Танки армии Южной Родезии уже форсировали Нил, но во время переправы половина машин была выведена из строя – на нее напали крокодилы, и теперь уже один танк движется к столице Египта. Мы получили эксклюзивную киносъемку, сделанную нашим репортером.
Лицо диктора исчезло с экрана, картинка сменилась на вид пустыни Сахара. Песчаные барханы, по которым бегали ящерицы, уходили вдаль к горизонту, на котолром маячила какая-то зеленая точка.
Перекрывая завывание ветра, заговорил журналист:
– У горизонта вы видите половину армии Южной Родезии, выжившую после форсирования Нила.
После этого кадр с танком сменился кадром с журналистом, похожим на мокрого пикенеса. Поправив пробковый шлем на голове у оператора, который по понятным причинам не попал в кадр. он сказал:
– Мама, папа, привет из Египта. Кормят тут неплохо, а говорят, загнивающий капитализм. Тебе я колготки купил, еще стриптиз видел. Привет дяде Моне, дяде Мойше и тете Соне.
В кадре вновь появилось лицо диктора, который уже успел побриться.
– Итак, это был специальный репортаж нашего собкора Исаака Розенберга, который в данную минуту, находясь в опасной близости от места проведения боевых действий, ведет оперативную съемку. Как выяснилось, крокодилы, напавшие на войска Южной Родезии, были приписаны к Национальному Египетскому заповеднику с труднопроизносимым названием, что говорит о том, что Египет использует против оккупантов биологическое оружие. С вами был Василий Стрельников, доз-з-з-звиданья.
Корнилов выключил телевизор и, вытащив из ящика стола черный телефон, набрал номер Берии.
– Да, я вас слушаю, – раздался сонный голос Берии.
– Лаврик, это я, – заскрежетал наждаком по стеклу Корнилов. – Ты чего, опять спишь?
– Никак нет-с, – ответил Берия уже не сонным голосом.
– Ты телевизор смотрел, новости?
– Смотрел. Кажется, моя сделка накрылась. Самолеты мои уже сели в аэропорту города Асуан, а люди с деньгами их не встретили.
– Вы же с Насером договаривались в Ком-Омбо встретиться.
– Выяснилось, что там аэропорта нету, к тому же там танки Южной Родезии. Опасно.
– Слушай, давай слетаем в Египет, разберемся на месте, что к чему.
– Давайте!
* * *
Троцкому было пофиг, что за его дверьми, ведущими в коридор. кто-то бегает и кричит антикоммунистические лозунги. Ему даже было пофиг, что он читает "Архипелаг ГУЛАГ", ему вообще все было пофиг...
Зазвонил телефон.
Отложив книгу, Троцкий снял трубку.
– Аллоу? притворяясь американцем, сказал Троцкий.
– Привет, рожа еврейская! – услышал он голос Сталина.
– Привет, антисемит несчастный, – отозвался Лейба, – вас вообще, черных, гнать из России надо.
– Пошел нафиг, – сказал свою привычную фразу Сталин. – Я к тебе по делу.
– На пол-литра, что ли, не хватает? Так у меня денег нету!
– Да нет, мы тут с Молотовым решили Берию изловить, он совсем обнаглел, – тихо сказал Сталин.
– Давайте изловим, сейчас я к вам зайду, – ответил Троцкий и, положив трубку, вышел из кабинета и постучался в соседнюю дверь.
– Войдите! – послышался властный голос Молотова, – Не занято!
Троцкий, открыв дверь и чуть не наступив на портрет Сталина, лежащий на полу, вошел в кабинет Молотова, который топил буржуйку, сжигая секретные протоколы пакта Молотова-Рибентропа.
Сталин, сидя на корточках рядом с Молотовым, читал вслух один из листов протокола:
– ...В случае победы Германии Китай передается СССР-у, а китайцы переселяются в Соединенные штаты Америки, а все американцы переселяются в Гандурас, где им и место. Германии отдается три квадратных метра Красной площади для постройки памятника Гитлеру высотой полметра, длиной три метра, шириной один метр.
Сталин, подняв глаза от протокола, спросил:
– Слушай, Молотов, а как это – памятник три на один на ноль целых пять десятых?
– В лежачем положении, – ответил Молотов, бросив в буржуйку еще несколько листов пакта. – Там где-то чертежи памятника были, Церители сам его проектировал
– Я уже пришел, – подал голос Троцкий.
– Очень рады, – сказал Сталин. – Давай, что ли, чай пить.
– Давай, – ответил Молотов.
Сталин достал из сейфа утюг и, воткнув его в розетку и перевернув рабочей плоскостью вверх, поставил на него лейку, которую Молотов использовал вместо чайника.
***
Корнилов и Берия вошли в здание аэропорта Внуково-1, похожее на собрание сочинений Мандельштама, лежащее на полке между медицинской энциклопедией и пособием по ОБЖ для поступающих в ПТУ и техникумы.
Открыв деревянную дверь, сделанную из стекла, Корнилов, пропустив вперед Берию, вошел в зал ожидания, в котором ожидали своей участи несколько человек, чем-то неуловимо похожих на президента Нигерии.
Купив два билета до Египта и обратно, двое из Кремля вышли на взлетно-посадочную полосу. Из динамика, укрепленного над входом в аэропорт, послышалось: "Прибывает самолет Москва–Сиди-Баррани, отлетающим просьба подойти к первой полосе!"
Самолет, поблескивая свежей краской, сел и, прокатившись по полосе, замер в метре от здания аэропорта.
Берия, пропустив вперед Корнилова, вошел в салон самолета и уселся в кресло рядом с открытым иллюминатором. Корнилов сел рядом и, достав газету, стал решать кроссворд.
Самолет взлетел.
* * *
Хрущев, достав пятую бутылку водки, поставил ее перед Лениным.
– Вот что я тебе. Никита, скажу: Сталин – мужик умный, но не русский. Есть такая песня, – произнес Ленин и, встав, пропел:
– "Аггессия слабых, спокойствие сильных,
Россия дгя кгасных, для белых и синих"... –
Затем добавил:
– ...но не для черных.
– А Иосиф не совсем и черный, он ближе к коричневому. Вот Берия – да, он плохой.
– Я не говорю, что Иосиф плохой, – поминутно забывая картавить. Ответил Хрущеву Ленин. – А Берия очень даже белый, даже лысый, но не в том суть.
– Слушай, Вова, я чего-то не понимаю тебя...
– А я – тебя, – улыбнулся Ленин. – Но я знаю одно – мы все вечны, дорогой. Идем...
– Слушай, Вовик, а ты правда написал: "Учиться, учиться и еще раз учиться"?
– Конечно, правда. Я это слово написал восемь раз. Я ручку расписывал.
– А, ну тогда все понятно. Лучше бы ты написал десять раз слово "ничегонеделать".
– Действительно, – одобрил его идею Ленин, разливая водку по стаканам. – Если бы не ты, я бы не сохранился, а так вечно заспиртованный...
– Пока, Вова, живы твои идеи, жив и ты, живее всех живых. Давай, что ли, споем?
– Давай: "И Ленин такой молодой..."
* * *
Самолет сел в Египетском аэропорту, и Берия с Корниловым вышли на улицу. Было тепло, даже немного жарко. Воды Средиземного моря, похожие на компот из сухофруктов, медленно наплывали на берег и тут же откатывались назад, захватив с собой часть египетского песка.
Солнце чем-то напоминало двухкопеечную монету, только большую, но такую же круглую.
– Надо пива купить – сказал Берия и, достав деньги, зашагал к ларьку, стоящему на соседней взлетно-посадочной полосе.
Через минуту он вернулся с двумя амфорами, полными пенящейся и пахнущей дрожжами жидкости.
– Эх, пропиваем деньги партии, – произнес Корнилов, в два глотка осушил свою амфору, и по русскому обычаю кинул ее о бетон взлетной полосы.
Берия свою амфору бить не стал. Выпив пиво, он убрал ее в чемодан, – какой никакой, а сувенир.
– Ну, пошли, что ли, танк ловить? – проговорил Берия.
– Сейчас я попутку поймаю, – сказал Корнилов и действительно поймал машину, едущую в Ком-Омбо.
Сняв с пойманной машины сеть, Берия и генерал сели в автомобиль. Лаврентий про себя отметил, что это русская "Победа".
* * *
Сталин в маскхалате и с гранатометом в руках крался по темному коридору, из глубин которой раздавались повизгивания кабана, которые складывались в слова: "Даешь Пастернака на страницах Пионерской правды!"
За Иосифом в не менее экзотичных нарядах ползли Троцкий и Молотов, распространяя вокруг себя запах перегара. Идти они уже не могли.
Дверь кабинета Берии показалась внезапно – в нее ударился лбом Троцкий.
– Вот она, – слившись со стеной, обитой линолеумом, сказал Сталин и, разбежавшись, хотел ее вышибить, но промазал, попав в стену.
На Сталина с жутким скрежетом обрушилась мемориальная доска, на которой было выбито: "Здесь 3-его января 1921 года с 15-05 до 15-07 находился В. И. Ленин".
– Ты жив? – подползая к Сталину, спросил Молотов.
– Жив, – ответил Сталин и, встав с пола, вновь кинулся на штурм двери.
На этот раз он попал в стену с другой стороны. На него, слава Богу, ничего не упало.
– Чего-то какая-то дверь не такая, – сказал Сталин. – Ускользает и ускользает. Может, надо в стену целиться?
Отойдя, Сталин прицелился в стену, но в этот раз он попал именно туда, куда целился.
В этот момент в коридоре появились пятеро в бронежилетах.
– Вы случайно не видели этого человека? – наклонившись к стоящему на четвереньках Троцкому, спросил один из мордоворотов, протягивая ему рентгеновский снимок правой руки Молотова.
– Нет, – коротко ответил Троцкий и заснул, а пятеро мордоворотов удалились вглубь коридора.
– Слушай, – сказал Молотов Сталину. – а чего ты мучаешься? У меня ключи от его кабинета есть.
– Понимаешь, – вновь прицелившись. Произнес Сталин, – в скважину попасть труднее – она меньше.
Седьмая попытка увенчалась успехом, и дверь вместе с куском стены рухнула в кабинет Берии.
Войдя в кабинет и проследив, как вполз, втащив спящего Троцкого, Молотов, Сталин поставил на место дверь, которая без стены, обломки коей валялись на полу, смотрелась довольно странно. Затем Иосиф оглядел помещение и, не обнаружив в нем Берии, со злостью плюнул в свой портрет, стоящий в углу на полу. Но, узнав самого себя, тут же обтер портрет рукавом.
– Где он? – умудрившись-таки принять вертикальное положение, спросил Молотов.
– Без понятия, – ответил Сталин.
* * *
Машину то и дело подбрасывало вверх – дороги в Египте так и не заасфальтировали.
Водитель-египтянин включил приемник, настроившись на "Маяк".
– Еще раз здравствуйте! – послышался жизнерадостный голос диктора Стрельникова. – Наш собкор Исаак Розенберг умудрился-таки взять интервью у танкиста из Южной Родезии.
В динамике послышался шум ветра и голос собкора.
– Здрасте!
– Салям! – ответил ему танкист.
– Как жизнь?
– Бам бармия!
– Куда едите?
– Хаба-хаба!
– Спасибо большое за ценную информацию! Мама! Папа! В Египте здорово! Скажи Изе, что я купил ему кусок сфинкса!
– Итак, это был наш собкор Исаак Розенберг, – проговорил Стрельников. – С вами был Василий Стрельников. Доз-з-звидания!
Корнилов протянул руку к приемнику и выключил его.
– Все, приехали, – сказал водитель.
Берия, убрав автомат от затылка шофера, вышел из машины. Корнилов вылез следом.
"Победа" тут же исчезла в клубах пыли.
Корнилов первым увидел танк, медленно ползущий по песку. Рядом шел собкор Розенберг, о чем-то болтающий с наводчиком из Южной Родезии.
Берия и Корнилов встали на пути танка, взявшись за руки, но танк, лишь на секунду замерев, объехал внезапно возникшее у него на пути препятствие.
– Здрасте, товарищ Берия, – проходя мимо Берии, поздоровался Исаак Розенберг.
Догнав танк, Корнилов взобрался на броню и постучал в люк.
– Да-да? – послышался оттуда приглушенный голос.
– А чего это вы тут делаете? – спросил генерал.
– Завоевывают они Египет, – ответил Корнилову собкор Розенберг.
Тут подбежал Берия и, взгромоздившись на танк, спросил Корнилова:
– Ну, как?
– Об косяк... – многозначительно ответил генерал, – они, кажется, не намерены отступать.
– Слушай, Исаак, а куда они вообще едут?– спросил Берия Розенберга.
– А они сами не знают. Карта осталась в том танке, на который напали крокодилы, – ответил собкор. – Кстати, про вас в новостях говорить?
– Да ну! – махнул рукой Берия. – Нафиг?
– Ладно, не буду.
– Слушай, собкор, – обратился к Исааку Корнилов, – а где твой оператор?
– Да на него варан напал, – ответил Розенберг, – теперь без него приходится на радио выступать.
– Исаак, а они, южнородезийцы, нас до Ком-Омбо не подкинут?
– Не подкинем, – ответил танкист. – Идите на восток, дойдете.
Корнилов и Берия пошли на восток. На горизонте белели стены города Ком-Омбо.
Солнце катилось на запад.
* * *
Хрущев и Ленин перепели все, что знали наизусть, и Никита достал песенник. Теперь они пели по бумажке.
* * *
Кто-то постучал в дверь Писателя и он, встав со стула, пошел в прихожую.
– Кто там?
– Сто грамм! – ответили ему из-за двери. – Милиция, открывайте!
Писатель открыл тяжелую, похожую на том большой советской энциклопедии, дверь.
– Вы где были час назад? – спросил милиционер.
– Здесь.
– Где здесь?
– Дома.
– А поконкретнее? – не отставал милиционер.
– В гостиной.
– А свидетели есть?
– Нету, – коротко ответил Писатель и закрыл дверь.
Милиционер пошел прочь, фальшиво насвистывая "Во саду ли в огороде..."
* * *
Троцкий проснулся, а Сталин и Молотов во всю рассовывали по ящикам Берии компрометирующие этого самого Берию вещи.
В верхнем ящике стола Берии появился любезно предоставленный Троцким том Солженицына, на портрете Сталина появилось пенсне и борода, хотя на то, что эта манипуляция с портретом здорово подорвет репутацию Барии, Сталин не надеялся – Лаврентий мог сказать, что на картине изображен Чехов, но от Солженицына он никак бы не отвертелся.
– Жалко книжку отдавать, – пожаловался Троцкий, – хорошая...
– Ничего, – успокаивал его Молотов, – мы при обыске изымем, тебе вернем.
Сталин, чтобы показать халатность Берии, открыл настежь сейф с секретными документами, чем тут же воспользовался американский шпион, который, схватив часть кипы документов, улетел в Вашингтон. Иосиф Сталин не стал ему препятствовать – чем больше пропадет из сейфа Берии, тем больше будет поводов арестовать Лаврика, а арестовать они решили его минут пять назад, когда Молотов открыл об угол стола бутылку пива, найденную в ящике этого самого стола.
* * *
В Ком-Омбо было прохладнее, чем за стенами города. Кое-где виднелся иней, но это ничуть не огорчило Берию и Корнилова, даже наоборот, а то жара совсем замучила.
Резиденцию президента Египта они нашли сразу.
Громадный кирпичный дом со множеством балконов, окон и дверей стоял в самом центре города, занимая собой весь этот центр. Стекла окон были разных цветов, и это озадачивало. Над крышей барахтался на ветру египетский флаг, кружили вороны. Резиденция была обнесена деревянным забором с колючей проволокой наверху и вышками с пулеметчиками по углам.
– Прямо как в "Архипелаге ГУЛАГе", у Соложеницына, – высказался Корнилов. – Может, он имел ввиду эту резиденцию, а не концлагерь?
– Может быть, – пробормотал Берия, читая надписи на стене, говорившие о том, что "Берия – лох", а "Сталин – светоч египетского коммунизма".
– Слушай, генерал, – обратился к Корнилову Берия, – а разве в Египте коммунизм?
– Да нет, вроде, – ответил ему Корнилов. – Хотя хрен его знает. Я как-то не задумывался об этом...
Берия подошел к огромным воротам, крепившимся на ржавых петлях, на которых был виден пятиугольный знак качества, и постучал.
– Кто там? – раздалось из-за ворот.
– Нам бы Насера, – ответил Берия. – Он дома?
– Дома, а вы кто? – вновь послышалось изнутри.
– Его друзья: Берия и Корнилов, – ответил подошедший генерал Корнилов.
– А, вот, значит, кто! Он вас ждет, вернее, ваши МИГи-29, – ответили генералу, и ворота открылись.
Генерала и Лаврентия Павловича встретил бородатый мужичек в телогрейке с номером на спине и в ушанке. В руках он держал лопату для уборки снега.
– Мужик, а ты чего это так вырядился? – недоумевая, спросил Корнилов.
– Дык Несер начитался вашего Соложеницына, ему понравилось, вот он и решил тут подобие ГУЛАГа организовать.
Берия поморщился, услышав фамилию Соложеницына.
– Такое ощущение, что его читали все вокруг, кроме меня, – сказал вслух Берия. – Чего в нем такого?
– Да так, ничего, – ответил Корнилов и вошел во двор, заваленный белым снегом. – А откуда тут снег?
– Из Арктики завозят, – услышал он в ответ голос Насера.
Египетский президент был одет в русскую военную форму и сжимал в руках опять-таки русский наган.
– Привет, мой друг Насер! – обняв президента, воскликнул Берия. – Самолеты уже сели в Асуане.
– Да? А почему не здесь? – спросил Насер, но, хлопнув себя по лбу наганом, добавил: – Ах, да, в этом же городе нет аэропорта. Поехали в Асуан, что ли? Посмотрим на эти русские чудо-самолеты.
* * *
Пьянка шла к своему логическому завершению. Ленин уже с трудом стоял на четвереньках, а Хрущев никак не мог схватить стоящую на крышке гроба одинокую бутылку водки – постоянно промахивался.
– Чертова бутылка, – вопил он, – почему она от меня убегает?
– Может быть, ее сначала кепкой надо накрыть? – спросил Ленин. – Я могу!
Но вот Никита схватил бутыль и, открыв ее, разлил водку по стаканам.
– Ну давай, что ли, за... м-м-м... – запнулся Хрущев, – За что бы выпить? Давай просто выпьем?
– Давай, – согласился Владимир.
Они чокнулись стаканами, и Ленин, выпив, заговорил:
– Во всем, я знаю, виноваты чукчи. Они там сидят в этих, ну, как их?..
– Вигвамах? – подсказал Хрущев.
– Нет, в вигвамах индейцы, а чукчи – в чумах. Так вот. они сидят в своих чумах и радуются, что у них коллективизацию с индустриализацией не проводят, – заплетающимся языком прошамкал Ленин. Слова индустриализация и коллективизация он произнес только с четвертой попытки. – Они, как неохваченный элемент, живут там на Чукотке, и радуются жизни, а мы тут чего-то строим, булку печем, книги читаем...
– А я думаю – перебил его Никита, – вот к власти приду, всю Чукотку с тундрой засею чем-нибудь экзотическим, чтобы они не расслаблялись, а то хлеб-то чего – зернышко кинул, а оно уже само растет...
– Кукурузой надо все засаживать, – посоветовал Ленин, – и сослаться на меня. Мол, у Владильича в изречении "Учиться, учиться и еще раз учиться" три буквы у, а в слове "кукуруза" – тоже три. Вот так...
– Сейчас, подожди, запишу, – вытащив из кармана блокнот, сказал Хрущев. – Как, говоришь, эта фигня называется?
– Ку-ку-ру-за, – по слогам продиктовал Ленин.
– Какая девятая буква? – спросил Никита.
– Никакой девятой. В этом слове восемь букв, – сняв кепку, сказал Ленин.
– Да? – не поверил Хрущев, но пересчитав, кивнул головой. – Действительно восемь, и как это я сразу не догадался?
Хрущев вылил остатки водки в два стакана, а бутылку бросил в угол, в котором уже валялось еще штук пятнадцать стеклянных емкостей из-под водки.
* * *
Молотов думал: какую бы еще пакость сделать Лаврентию Павловичу, и решил намазать его стул клеем.
–Иосиф, у тебя клей есть? – спросил он Сталина, подпиливающего ножовкой ножку стула Бреии.
– Есть. В правом кармане, – не поднимая головы, ответил Сталин.
Молотов, достав из кармана вождя народов тюбик с обувным клеем, выдавил полтюбика на стул Лаврентия Павловича, а вторую половину использовал для дверной ручки, обмазав ее густой беловатой слизью.
***
Троцкий тихо сидел в углу, дочитывая "Архипелаг ГУЛАГ".
Насер и его русские компаньоны сидели в зеленого цвета УАЗике, который то и дело подпрыгивал на кочках.
– Я, знаете, даже писал Соложеницыну, – рассказывал Насер. – Спрашивал у него рецепт самогона.
– Ну и как? – спросил Корнилов.
– Соложеницын не ответил. За него ответил охранник из лагеря. Он пожелал мне счастья и прислал тетрадку, в которой было более ста рецептов лагерного самогона, плюс перечень блюд, даваемых в лагерях. Я там все понял, кроме слова "тюря". Что оно означает? Что это такое?
– Тюря – это такая штука, – заговорил Берия.– Это всего понемногу, все перемешать и подогреть.
– А туда бананы класть можно? – спросил египетский президент.
– Ну, в принципе-то можно, но это уже будет не лагерная тюря, а просто тюря.
– О, а вот и наши друзья из Южной Родезии, – указал за окно рукой Насер.
Танк стоял у дороги, рядом сидели четверо южнородезийцев и пекли в костре картошку, чуть поодаль что-то вещал в микрофон Розенберг.
Корнилов настроил приемник на "Маяк" и услышал знакомый голос Исаака:
– ...даты Южной Родезии полны решимости идти до победного конца, правда, они сами не знают, где этот самый конец, и есть ли он вообще. Репортаж вел Исаак Розенберг. Мама, папа, у меня все хорошо. Враги Египта накормили меня печеной картошкой и покатали на танке. Передавайте привет моей троюродной сестре Саре.
– Итак, – послышался голос Василия Стрельникова, – это был наш собкор Исаак Розенберг с репортажем из Египта, а с вами был я, Василий Стрельников. До-з-з-звиданья.
Насер выключил приемник и попросил шофера остановить машину у танка.
– Привет оккупантам, – по пояс высунувшись из окна УАЗика, крикнул Насер.
– Привет, привет. А ты кто? – спросил его наводчик.
– Я тут так, друзей в Асуан везу.
Берия и Корнилов помахали руками танкистам и Розенбергу, который внимательно смотрел в их сторону, и узнав Лаврентия и генерала, помахал им в ответ.
Машина тронулась, на горизонте замаячили здания аэропорта Асуана.
* * *
Когда солнце засветило в окна, писатель выключил свет и, выкурив еще одну сигарету, углубился в чтение.
* * *
Асуан встретил машину президента жарой. В машине, несмотря на то, что все окна были открыты, царила неимоверная духота.
До аэропорта Насер и Берия с Корниловым добрались за несколько минут и сразу же увидели несколько десятков русских МИГ-ов-29, выстроившихся на парковой стоянке возле здания аэропорта.
УАЗ президента остановился, генерал, президент и Берия вышли из автомобиля.
– Красавцы! – сказал президент, глядя на самолеты. – И глаз радуют, и на душе спокойно. Эта сделка, разумеется, проходит без ведома грозного горца?
– Да, Сталин о ней не знает, – ответил Берия. – Вы оплатите самолеты сейчас, или...
– Или, – перебил его Насер. – Я расплачусь, когда мы вернемся в мой маленький ГУЛАГ.
– Три миллиона долларов умножить на тридцать истребителей МИГ-29... – начал считать Корнилов, – плюс доставка, плюс то, что мы сами сюда прилетели, в общем, я думаю, сойдемся на ста миллионах зеленых.
– Я примерно на столько и рассчитывал, – улыбнулся Насер, залезая в машину.
Когда они возвращались, танк стоял на прежнем месте, а четверо членов экипажа и собкор Розенберг беззаботно спали у затухающего костра.
* * *
Ком-Омбо снова встретило Берию, Корнилова и Насера необыкновенной прохладой.
Резиденция президента вновь занимала весь центр города.
Ворота открыл все тот же мужик в телогрейке, только сейчас Берия разглядел, что было написано у него на спине. Это был номер Щ-854.
УАЗик остановился у дверей в дом, и президент, Лаврентий Павлович и генерал поднялись на второй этаж, почти весь застекленный зелеными стеклами.
Вдоль стен стояли кожаные диваны, на стенах висели всевозможные лозунги, начиная со "Вся власть советам!", заканчивая "ЗЭК – экономь кирпич, он казенный!". Полы были застелены коврами, в одном из которых Берия узнал американский, а в другом – советский флаг.
– Сейчас я принесу деньги, – сказал Насер, – а вы пока располагайтесь.
* * *
Сталин, Троцкий и Молотов сидели в кабинете последнего.
– Я надеюсь, мы услышим, когда Берия войдет в кабинет, – произнес Иосиф.
– Думаю, да. Ты же ножки у стула на совесть подпилил, – ответил ему Троцкий.
– Это точно. Грохоту будет! – улыбнулся Сталин. – Ну что, выпьем?
– Выпьем, – ответил Молотов, доставая из ящика грелку, наполненную самогоном. – Мне один товарищ из деревни самогончик прислал.
Троцкий достал из сейфа Молотова алюминиевые кружки, и спросил:
– А это ничего, что у Берии найдут только последний том ГЛАГ-а? Я ему только последний оставил.
– Да ничего, наверное. Как думаешь. Иосиф? – спросил Сталина Молотов.
– Какая разница, какой том? Книга-то запрещенная. Ты бы лучше налил, – ответил Сталин.
В дверь постучали.
– Входите, – вновь заорал Молотов, – не занято!
Дверь открылась. На пороге стояли пятеро в бронежилетах.
– Это опять мы. – сказал один из мордоворотов. – Мы услышали, что вы самогон пьете, вот и решили присоединиться. Никак этого Сталина не можем найти, да еще в коридоре темно и какая-то свинья бегает и орет: "Свободу Соложеницыну!"
* * *
В этом месте редактор сделал приписку: "Да что вы к этому Соложеницыну пристали? У нас других что ли запрещенных не было? Булгаков, например..."
Писатель исправил Соложеницына на Булгакова, но получилась полная галиматья. Глупо было бы орать "Свободу Булгакову", особенно если учесть, что он в то время вообще сидеть в тюрьме не мог. Но, коли редактору надо, пусть будет Булгаков.
* * *
Троцкий достал еще пять кружек и разлил самогон.
Пятеро мордоворотов, выпив свои порции, тут же выскочили из кабинета Молотова.
– Слушай, Лейба, а что мы будем с этими пятерыми после поимки Берии делать? – спросил Троцкого Молотов.
– Да ничего, славные ребята. – ответил Троцкий. – Пусть живут.
– Действительно, – добавил Сталин, – может, потом пристроим куда-нибудь.
* * *
В Мавзолее водка кончилась. Хрущев запихнул храпящего Ленина в гроб и вышел на улицу. Неровной походкой, то и дело налетая на елки, он направился к воротам Кремля.
Смеркалось...
Подойдя к воротам, Никита постучал.
– Кто там? – послышалось из Кремля.
– Джон Бабл Гам, американский шпиён! Открывай, это я, Никита Сергеевич.
Заскрежетал засов, и Хрущев увидел, как раскрылись тяжелые створки.
Поздоровавшись с охранником, Никита пошел в здание, где разместился его кабинет. Поднявшись на второй этаж, он пошел по коридору. Остановившись у двери Берии и увидев, что стены вокруг двери нет, а мемориальная доска лежит рядом, на полу, он икнул:
– Они что, совсем сдурели тут?
Тут вдруг из тьмы коридора выскочил здоровенный кабан, который, чуть не сбив Хрущева с ног, завизжал: "Даешь Булгакова "Мастер и Маргариту" на первой полосе "Советской России"!!!"
– Не дам, – проворчал Хрущев, посмотрев вслед убегающему кабану.
В то же мгновение он увидел пятерых ползущих по полу и распространяющих вокруг себя запах перегара молодчиков в бронежилетах. Винтовки они забыли в кабинете Молотова.
– Здрасте, – поздоровался впередиползущий. – Вы не видели этого человека?
Впередиползущий протянул Хрущеву снимок руки Молотова.
Хрущев дрожащими руками взял рентгеновский снимок и, посмотрев его со всех сторон, отдал обратно.
– Не видел, – ответил он. – А что тут за кабан бегает?
– А хрен его знает, – ответил впередиползущий, и пятеро в бронежилетах поползли дальше.
Опираясь о стену, Хрущев пошел к своему кабинету, но сначала он решил зайти к Молотову.
Постучав в дверь Молотова и услышав "Входите, не занято!", Хрущев ввалился внутрь помещения..
За столом, форму которого можно было бы назвать круглой, если бы она не была квадратной, сидели трое: Троцкий в шляпе и штанах, Молотов в измятой военной форме и Сталин в тельняшке и семейных трусах. Самым поразительным был галстук, болтающийся на шее Иосифа. Хрущев как-то потерял точно такой же звездно-полосатый галстук в кабинете Сталина.
– О, Никита! Привет! – снял шляпу Троцкий. – А мы вот тут сидим!
– Да вижу! – воскликнул в ответ Хрущев. – А чего это у Берии с дверью?
– Да так, ничего, – ответил Сталин. – Мы просто ему ловушку сделали, чтоб изловить его. Ну, мешать он нам стал.
– А!.. – сделал умное лицо Никита. – Давно его пора.
– Ну как там Владимир Ильич? – поинтересовался Молотов.
– Хорошо, – ответил Хрущев. Живее всех живых.
* * *
Нессер вернулся с пятью саквояжами, набитыми деньгами.
– Будете пересчитывать? – спросил президент.
– Будем, – ответил Берия, поправляя пенсне.
Корнилов принялся за один из саквояжев, шепча себе под нос:
– Сто, двести, триста... это, как его... – запнулся он. – Лаврик, что идет после трехсот?
– Триста один, – ответил Берия.
– Может быть, что и триста один, – произнес Корнилов, – но я имею ввиду, что вот не после трехсот в частности, а после трех сот вообще, в натуре, так сказать.
Берия заходил по комнате, то и дело наступая то на полосы США, то на серп и молот СССР. Он думал.
– Может, четыреста? – предположил Нассер, который, глядя на болтающегося туда-сюда Берию, сам стал сомневаться в правильности своего предположения.
– Точно! – одобрил Нассера Корнилов. – Так... м-м-м... четыреста. А дальше?..
– Может, четыресто одын? – подражая Сталину, предположил Лаврентий Павлович.
– Может быть, что и четыресто одын.
– Пятьсот, – сев в кресло, перебил Корнилова Нассер. – А потом шестьсот, семьсот и восемьсот.
– Я знаю! – обидевшись, сказал генерал. – В школе все-таки учились.
– Вы же в гимназии, еще при царе-батюшке учились, а не в школе, – показывая свою осведомленность, вставая с кресла и подпрыгивая до потолка, пробубнил Нассер.
– Тем более, – ответил на реплику Нассера Корнилов. – Это вы тут в своей Африке сидели, ничего не делали, а мы вона какую хунту в семнадцатом устроили!
– Давайте, что ли, за эту хунту и выпьем! – открыв бар, заставленный банками с самогоном, предложил президент Египта.
– С удовольствием, – ответил Берия, – а то что-то ножки стали зябнуть.
– Не пора ли дерябнуть? – продолжил Нассер.
– Что-то стало холодать, не пора ли нам... – вновь застихотворил Лаврентий Павлович.
– Поддать. – тихо добавил Корнилов.
Выпили по первой, по второй...
– Нет, ты мне объясни, почему коммунизм должен победить? – пристал Нассер к Берии.
– Ну я не знаю, чего ты пристал? – ответил ему Лаврентий Павловичв.
– Потому, что в коммунизме сила, – добавил Корнилов, который, несмотря на то, что пил уже третий стакан, продолжал пересчитывать зеленые хрустящие бумажки.
Через полчаса Насер достал из-за шкафа аккордеон и запел матерные частушки:
– А денег ведь нам платят, как кот наплакал, – танцуя вприсядку, орал Нассер, – такой, бля, шоу-бизнес, ****ый motherfaker.
– Это вам-то денег мало платят? – разозлился Берия, кидаясь на Нассера с кулаками. – Особенно тебе, рожа египетская!
Смешались люди, кони, а Берия с Корниловым очнулись уже в самолете, летящем в Москву. На их колеях лежали по два с половиной саквояжа с деньгами. Один Нассер решил распилить, дабы никого из своих дорогих гостей не обидеть.
– Ё-моё! – очнувшись, произнес Корнилов самую здравую за свою жизнь мысль. – Где это мы?
– Вы находитесь в самолете египетских авиалиний, – ответила ему стюардесса, замотанная в паранджу, – летящему по спецмаруту "Нассер-Москва".
Корнилов растолкал спящего Берию.
– Где это мы? – спросил Берия.
– В самолете. В Москву возвращаемся!
– Слава богу. А то в Египте надоело, да и президент какой-то бешеный попался.
– Это точно, – потирая фингал под правым глазом, пробормотал бывший некогда бравым генерал.
* * *
Зазвонил телефон.
– Да? – поднял трубку писатель.
– Это ведь вы написали роман "Прозрение"? – послышался в трубке незнакомый баритон.
– Ну да, – осторожно ответил писатель. – А вы кто?
– Вам бы следовало спросить, откуда, а не кто, – забаритонил незнакомый голос.
– Нет, ну я же должен знать, как вас называть!
– Зовите меня Ксенофонтом Галактионовичем Булупкиным, – назвал свое ФИО незнакомец в трубке. – Сокращенно КГБ.
– Чем могу быть вам полезен? – сев на пол, вернее, не сев, а промахнувшись мимо табуретки, спросил писатель.
– Вы знаете, у нас сейчас гласность – уведомил КГБ писателя. – Но это не значит согласность...
– Кого с чем? – поинтересовался писатель.
– Нас с вашим романом, – ответил Ксенофонт Галлактинович. – Могу вам как россиянин россиянину сказать – вы не правы.
– И что вы этим хотите сказать?
– Не сказать, а предложить...
* * *
Корнилов с Берией, поминутно натыкаясь на ползающих по полу людей в бронежилетах, продвигались по темному коридору к кабинету Лаврентия.
Как не странно, Берия знал, куда идти, и шел более или менее уверенно.
– Открой дверь, – подойдя к дверям кабинета, сказал Берия Корнилову. – Я знаю, что у тебя ключ есть.
– Естес-сно, – ответил генерал, вставляя ключ в скважину. – Я же твой начальник.
Взявшись за ручку двери и, войдя в кабинет, Корнилов понял, что он приклеился. Дабы не показать своего унижения, генерал спокойно встал, держась за ручку, и произнес:
– Лаврик, входи.
Берия, войдя в кабинет, включил свет и, сев на стул, вместе с ним упал на пол.
– Черт побери! – произнес классическую фразу Лаврентий и, попытавшись встать с пола, понял, что стул приклеился к его заду.
* * *
Сталин, Молотов, Троцкий и Хрущев услышали грохот из соседнего с соседним кабинетом кабинета.
– Пора, – сказал Иосиф, снимая парик и отклеивая усы. – Где моя маршальская гимнастерка? Я буду Жуковым!
– А вот она, – обтерев гимнастеркой руки, протянул Иосифу его одежду Троцкий. – Я думал, это чтоб руки вытирать.
Прячась друг за друга, Иосиф, Лейба, Никита и Молотов вывалились в коридор.
Разминувшись с настоящим Жуковым, фальшивый Жуков скомандовал:
– За мной! – и увидев настоящего Жукова, зачем-то добавил: – А вас, товарищ Жюков, прошю на этот приказ не реагировать.
– Не больно-то и хотелось, – произнес маршал и зашагал по коридору.
Дверь в кабинет Берии была открыта, рядом с ней, держась за ручку, стоял генерал Корнилов.
Пнув Корнилова и отдав его на растерзание Молотову, который кинулся на генерала с кулаками крича: "Я тебе еще припомню корниловский бунт!", Сталин ворвался в помещение, занимаемое Лаврентием Павловичем.
– Вы есть арестованный, – обратился он к Берии, лежащему на полу.
– А ты как здесь оказался? – спросил Лаврентий и потерял сознание.
– Я его расколол! – выкрикнул, подскочив к лже-Жукову, Молотов. – Они с Берией толкнули Нассеру тридцать МИГ-ов-29 за 100 лимонов баксов, а вот и деньги.
Молотов протянул Сталину пять набитых деньгами чемоданов.
Достав из-за голенища сотовый и набрав нужный номер, Сталин произнес:
– Алло, НКВД? Киров? Привет, как дела? Да и у меня тоже ничего!
– Но я же еще ничего не ответил, – удивился на том конце провода Киров.
– Я знаю наперед все, что ты скажешь! Иди сюда с охраной, мы тут разоблачили двух политических преступников, Берию и Корнилова.
– Сейчас будем!
* * *
Когда Берию и генерала увели, а увели их довольно интересным образом: Берию пришлось тащить вместе со стулом, а Корнилова – с дверью, Сталин, успевший приклеить усы и надеть парик, Молотов, Троцкий и Хрущев склонились над саквояжами с деньгами.
– Ну, на что потратим? – спросил Сталин.
– Владимир Ильич просил Мавзолей внутрь Кремля перенести, – ответил Хрущев.
– Н-да? – удивился Молотов. – А нафиг он нам тут?
– А давайте на эти деньги купим большущую бочку пива! – предложил Троцкий.
– Не, лучше вагон водки, – внес свою коррективу в предложение Троцкого Хрущев.
Тут свет в Кремле погас, а на пороге кабинета появился какой-то рыжий мужик. который, светя фонариком в лица, смотрящие на него. произнес:
– Лучше оплатите счета за электричество!
* * *
Вообще, КГБ любят предлагать по формуле "или-или". Вот и Писателю предложили: или он остается на родине и сидит в тюрьме где-нибудь в Сибири, или он, собрав все свои пожитки, а главное, рукопись злосчастного романа, отправляется зарубеж.
Писатель, как человек здравомыслящий, выбрал второе.
Через три часа он стоял в международном аэропорту Пулково с двумя чемоданами в руках и двумя сопровождающими за спиной.
– И главное, – говорил Писателю один из них, – не говорите там – он сделал многозначительную паузу, – что у нас в магазинах нет туалетной бумаги.
Самолет с Писателем на борту перелетел границу, а уже через месяц Писатель сидел на кухне у Соложеницына, который дочитывал его роман.
– Ну что ж, – произнес Александр Исаевич. – неплохо, неплохо, правда, муть несусветная, но здесь, за бугром, это обязательно напечатают.
– Вы думаете? – спросил Писатель.
– Уверен.
Потом Соложеницын подарил ему пятитомник "Архипелаг Гулаг" с дарственной надписью на форзаце.
Даже через двадцать лет после этой встречи, Писатель любил, лежа на диване, перечитывать этот автограф.
Красивым, но довольно неровным почерком на форзаце было выведено:
"Дорогому Тебе от не менее дорогого Меня. А. И. Соложеницын. 1986 год".
От автора
Это произведение родилось само по себе из одной строчки, ставшей первой строкой рассказа: "Писатель был зол".
Собственно, на что он был зол, мне и пришлось придумывать. Не скажу, что я получил то, что задумал. Изначально "Иосиф Сталин..." виделся мне как произведение об авторе, который, чтобы написать гениальный роман, стал принимать наркотики, а потом, находясь под кайфом, поймал редактора и заставил его учить наизусть отвергнутый им первый писательский опыт этого самого автора.
Так бывает, что герои произведения начинают жить самостоятельно, именно это произошло с героями моего рассказа. Они что-то делали, а я старательно описывал их действия.
Может, кого-то удивили книжные метафоры.
Я никогда не задумывался над метафорами и их природой. Можно написать: "пароход кубической тумбой с полотна Пикассо плыл, рассекая синь речной ленты", а можно по-другому, например: "демоническим скальпилем вспарывал пароход синюю вену реки". Откуда может такое браться в голове? Я не знаю.
Может, вы задались вопросом – а что, собственно, такое то, что вы только что прочитали?
Ответ готов – это политический детектив.
Я не стремился выразить какие-либо политические взгляды, я, конечно, и сам не верю в то, что написал. Я не верю, что Ленин с Хрущевым глушили водку в Мавзолее, не верю, что Нассер пел матерные частушки на чисто русском языке...
Еще я могу заверить вас, что я не алкоголик. Да и с головой у меня тоже, вроде, все нормально.
Одним из симптомов сумасшествия является то, что человек свое сумасшествие отрицает.
Скажите, а вы псих?
27-30 августа 2001, Санкт-Петербург