Зимняя
Переводим доллары на ваш счёт. Для этой процедуры откройте своё личико и сплюньте три раза через левое плечо. Извините, ваша попытка не удалась. Пароль не верен. Прошу вас уйти отсюда!
- На хрен отсюда и побыстрее – пролепетала Барышкина, и быстро поскользила в своих коричневых сапожках в сторону универсама «Ленинский». Упав пару, раз по дороге и больно ушибив копчик со слезами на глазах, перед ней распахнулись стеклянные двери «Ленинского» и она захромала внутрь. Ей тут же стало жарко, и она сдала свою детско-розовую шубу в гардероб. Гардеробщик, пьяный в умат, неразборчиво обругал её и снова заснул.
- Наверное, ещё и номерок не тот дал - пошептала Бобрушкина и просочилась сквозь галдящую толпу у резинового дед мороза к эскалатору. Сверху, с эскалатора дед мороз почему-то казался живым. Его глаза страстно смотрели на Бобрышкину. Бобрухина перекрестилась и захромала к лифту, попутно мигая глазками мужикам. В конце коридора, у лифта упёрлась взглядом в табличку, изучила её, и кое-как протиснувшись в битком набитый пьяными грузчиками лифт, хотела тыкнуть кнопку «32», но, получив от кого-то из толпы по руке, она пустила слезу и уткнулась в чью-то воняющую рыбой телогрейку с номером «735» на потёртом рукаве. Лифт спустился в подвал и грузчики, матюгаясь и что-то напевая из «Сектора Газа», гурьбой побежали к фуре, на борту которой была белая пучеглазая рыбина. Нажав наконец-то нужную кнопку, Бобрыхина снова пустила слезу, глядя на свои грязные сапожки. Ноги гудели от пробежавших по ним десятка пар кривых мужских ног в сапогах и валенках. Лифт открыл двери, глухой, непонятно какому полу принадлежавший голос сказал:
- 32, выйди с лифта на!
- Опять послали! – пролепетала бедняжка Бобрушина и, споткнувшись о лежащую на этаже елку, упала на кафельный пол, ударилась головой и потеряла сознание. Очнулась она на улице, лежа на парапете около метро «Юго-восточная». Рядом с ней лежала кривая, ободранная елка с пятью ветками, а к ней была прилеплена записка. Нащупав шишку на лбу, Бобрыкина присела и прочитала записку: «Ленинский приносит вам извинения за случившийся с вами казус, и чтобы загладить свою вину дарит вам елку. С Новым Годом». Снизу был приписан стих:
Если ты совсем несчастен
Если пьян как рулевой!
Подари детям ты елку!
И иди к Бобышкиной!
- Сволочи! – сказала Бобрылина и сняла шубу, одетую на нее задом наперед.
От шубы воняло рыбой. Пихнув ее под мышку, она зашла в метро. Поезд пришел через полчаса и за это время, Бобрышина успела вздремнуть, сидя на скамейке между двух здоровых мужиков. Поезд приехал, и она заскочила в вагон, плюхнулась на сиденье, положив елку на пол и удобно положив на нее ноги. По вагону летали надувные снегурки, носимые потоками воздуха, врывавшегося порывами ветра в разбитые окна вагона. Их уносило через окна в тоннель, но машинка по надуванию снегурок, подвешенная под потолком, тут же восполняла потерю. В конце вагона сидели три калеки и то и дело, падая с сидений, пытались поймать снегурок беспалыми руками.
- Отвратительно! – фыркнула Бобрукина и отвернулась от них.
Напротив сидел весьма солидный господин. И сначала Барыкина даже удивилась, что бы это такой делал в метро, но вообще-то под Новый год может, что угодно быть. Пару раз, пристрелив его взглядом, она закатила глазки и надула губки. Поезд подъехал к станции и открыл дверь. Господин как-то странно подскочил на сиденье, хлопнул три раза в ладоши, сделал оборот налево и на глазах удивленной Бобыркиной, ловко сорвал с нее шляпку с синей лентой и выскочил из вагона через уже закрывшиеся двери. Калеки заржали и принялись кубарем кататься по вагону. Бобрынина укусила себя за нижнюю губу и скосила глаза. Проехав так три станции, она вышла на «Беленькой», попутно пнув ногой какого-то замешкавшегося в дверях карлика с длинной бородой. Тот что-то пискнул, но кто-то из вагона схватил его за ногу и дернул, карлик застрял по пояс между поездом и платформой и жалобно заверещал. В вагоне дико захохотали. Двери закрылись, поезд тронулся, и послышался приглушенный вскрик. Бобрулина отвернулась и встала на ступеньку эскалатора. Держась одной рукой за поручень, а другой, держа елку, Бобрунина выехала в надземный вестибюль. По вестибюлю носились веселые скоморохи и приставали к людям с пошлыми шутками про зарплату. Кто-то не вытерпел и дал одному из шутов в ухо и вся команда в цветных костюмах и колпаках с бубенчиками, только этого и, ждав, кинулись на обидчика с кулаками. Бобинина сильно перепугалась и опрометью кинулась из метро. Кто-то из скоморохов подставил ей «ножку», и она вылетела из вестибюля, в прямом смысле этого слова и приземлилась уже на улице, на троллейбусной остановке. Тут же подъехал троллейбус и Барыхина, растолкав всех, влезла первой и забилась в угол, прячась за елкой. Слезы градом катились по ее красному лицу, а елка тряслась в ее оцарапанных пальцах. Через громкую связь троллейбуса мужской басовый голос читал рекламные объявления под музыку Вадима Фадеева, и на Барышнину никто не обращал внимания. Пока она доехала до своей остановки, в троллейбус пару раз врезались какие-то иномарки и один раз на крышу сбросили бронзовую голову Лермонтова. В крыше сияла дыра, а голова лениво перекатывалась по полу. Быстро выскочив из троллейбуса, Бобришина перебежала в хромую припрыжку дорогу, подметя всю проезжую часть своей ёлкой, волочащейся сзади как веник и через пару минут оказалась у своего подъезда. Поднявшись на лифте с симпатичным соседом, она отперла дверь и, отпихнувшись от длинных наглых рук соседа, захлопнула дверь, села на пол и тут же уснула.
Проснулась Барухина без десяти Новый год, и нехотя зевая и потягиваясь, разделась и умылась. Ноги гудели, руки болели, спина ныла и в голове кавардак. Включила Барулина телевизор. Оставалось пять минут.
Кое-как воткнув елку между подушками дивана, и нацепив ей наверх пробку от шампанского, Боширина села в кресло и уставилась в экран, где магические стрелки отсчитывали секунды, и когда Бахурина уже хотела отхлебнуть вчерашнего выдохнувшегося шампанского - время остановилось и в глазах у нее как-то все потускнело и померкло, а потом вообще все смотрелось в черно-белом варианте. Не на шутку испугавшись, Бобылина зачем-то подбежала к телевизору и начала бить по нему рукой. В результате появился дядька молодой и симпатичный, как будто уже знакомый Бобыриной, он весело махал ей рукой и что-то шептал. Шептал так тихо, что Бобыхиной пришлось приложить ухо к самому динамику транслятора, чтобы хоть что-нибудь услышать.
- Надя, вставай, вставай, мое солнышко, просыпайся – шептал приятный мужской голос, - проснись, любовь моя, через пять минут Новый год.
Симпатичный дядька вынул из экрана руку и погладил ее по голове, все так же нежно нашептывая. Надя открыла глаза и сразу бросилась мужу на шею, не замолкая, объясняя, какой ей приснился сон. А он гладил ее по голове и мысленно отсчитывал секунды до Нового года.