Голубая Дымка 2

Дана Давыдович
               
                *  *  *
              Мне нужно было с ним поговорить. И я пошел его искать. Возвращаясь от Лиатриса, я не поехал в усадьбу, а вместо этого направился напрямую в ту шахту, где, мне казалось, и был Гранимер. Дейн сказал про шах-мат... И потом «поступай как предписано». Знаете, что? Пошли они все со своими предписаниями. В этот раз я сделаю то, что считаю нужным. Хватит смертей, хватит мучеников, хватит, хватит.
              У входа в шахту стояла охрана. Я сказал им, что я – посланник из второй шахты, и что у меня письмо к их лидеру. И меня провели внутрь. Этот карьер был одним из двух закрытых, и хотя они оба залегали неглубоко, тут было достаточно душно. Наверное, потом привыкаешь. Я помню, как я нашел эти залежи. Это было поздней весной, еще до встречи с Дорилином.
              Он не спал, сидел на каком-то бревне. Просто сидел, ничего больше не делал. Я вошел, и мы остались одни.
              - Посланец с соседней шахты в кардаране? За кого меня держат? – Его голос был мелодичным и переливчатым, как быстротечный лесной ручей. – Вы от Лиатриса, что ли?
              - В какой-то степени да. – Я снял платок с головы. – Добрый вечер.
              В его глазах я увидел не удивление, что было бы в этом случае к месту, а что-то вроде «наконец-то!». Но он быстро скрыл все эти чувства.
              - Господин Лио, нам нужно поговорить.
              - Нам не о чем говорить, лорд Гидеалис. Я все изложил в моем письме. Вы впустую рисковали жизнью, пробираясь сюда.
              Его бледное лицо маячило почти в полной темноте, при свете единственной свечи. И тут я заметил, что у него над головой был сардаран, да еще в голубом сиянии. Так, ладно, лидера спасти не удастся. Быть может, удастся спасти всех остальных. Я больше не буду ничьей марионеткой. Я сделаю то, что одобрит Миамори. Хм, получается, тогда я буду ее марионеткой. Но пусть лучше так, нежели ненавидимый всеми тиран.
              - Я пришел сказать, что согласен на все ваши условия. Вы выпускаете моих людей, я отпускаю всех рабочих. Но за это мне придется взять всего одну жизнь – вашу. - Я сделаю вашу смерть легкой.
              - Вы и Герондесу это обещали. - Он взглянул на меня устало.
              И, как горная лавина, на меня обрушились видения. Гранимер Лио оказался одним из советников Герондеса Орна-Дорана. Он был одним из тех, кого угнали на рудники после захвата города, плюс какая-то темная история, в которую в тот момент я не стал вдаваться. Получается, что он здесь уже восемь лет.
              Откуда-то прорвался порыв ветра, и в нем мне почудился запах меда и трав. «Поступай как предписано». Я не знаю, как предписано, и я не знаю, что со мной сделает Дорилин, когда узнает, что я отпустил с рудников всех рабочих. Мне также глубоко наплевать на оба эти пункта.
              И сейчас мы не будем обсуждать, что и когда я обещал Герондесу. Даже не могу себе представить, при каких обстоятельствах я мог обещать ему смерть. Пусть даже легкую. Но, наверное, когда восемь лет подряд сидишь в этом душном помещении, начинаешь вспоминать то, чего не было. Что, собственно, уже не важно.
              - Скажите, что все свободны. Хотя я и зол на вас за то, что вы парализовали всю мою работу.
              - При том невежественном быдле, который у вас за управляющего, и при том, как он организовал управление производством, это было очень нетрудно. Вы все, включая Его Величество, висите на одной экономической веревочке, и не нужно большого ума, чтобы пережать ее где надо. Я был о короле лучшего мнения. Мне бы посидеть тут еще с месяц, чтобы посмотреть, как вы все на ней удавитесь. Нельзя так безалаберно подходить к управлению бизнесом, юноша, нельзя.
              - Я металлург, а не менеджер. – Неожиданно для себя я стал оправдываться, ибо сидевший передо мной бледный человек в в разорванном подобии одежды говорил спокойно, с веским авторитетом. – А вы, собственно, кто такой?
              - Это не важно.
              - Вот тут я с вами согласен. Вы едете со мной.
              На выходе из шахты у охраны нашлась вторая лошадь для Гранимера, и мы уехали в поместье. Там, пока Литтирен запрягал мою карету, я вкратце объяснил потрясенному Сармалитару, что восстание не столько подавлено, сколько распущено, никто из его людей не пострадал, а также, что с завтрашнего утра ему нужно будет сделать что-то, чтобы начать искать новых рабочих на шахты. Сколько это займет, и сколько ушатов проклятий выльет на нас Дорилин из-за того, что будет простаивать его ненаглядный завод, не важно уже хотя бы потому, что ругаться он будет по-пеневельски. Спасибо, тара гакум.



              Мы ехали в Дейкерен. Аскетическое лицо Лио вырисовывалось темным силуэтом на фоне окна кареты. Мне хотелось с ним поговорить, но я даже не представлял, о чем. Почему-то пришла в голову глупая мысль о том, что потом, в самом конце, нужно будет сделать две версии Книги моей Жизни – легкий, быстрый и развлекательный вариант для всех, и долгую, грустную и тяжелую правду для своих.
              Ибо людям неинтересно вдумываться в твою жизнь и твое страдание. Если они хотят о тебе читать, то чтиво должно быть развлекательным. А я даже на площадь никогда не выходил для развлечения толпы. Я выходил туда, потому что верил, что это моя миссия. Глупо? Еще как знаю, что глупо.
              А свои, они там были. И Книга эта пахнет и их слезами, и терпкими травами поздней осени, и горечью неизбежной потери, и красотой безмятежного заката, и хмурым занавесом зимних туч. На каждой странице они узнают себя, чтобы душа снова наполнилась неизбывной тоской, и неумирающей надеждой на то, что все это было не зря.
              На душе было нехорошо. Я знал, что Миамори, хотя и будет рада, что я сумел разрешить ситуацию бескровно, вряд ли одобрит факт того, что я собираюсь отнять жизнь у лидера восстания. Но у него над головой висел черный цветок. Этот даже искрился изнутри голубым сиянием. Черный цветок в голубом сиянии до этого я видел всего один раз, много лет назад.
              Мне почему-то вспомнился Адаар Двенадцатый, и то, что я никогда не мог быть с теми, кого любил. Все время что-то мешало. Что мешает теперь?  Почему я никогда не могу принять собственного решения? Почему я такой трус, и всегда должен заглядывать в «сценарий»?!
              К этому моменту мысли Гранимера, и вобщем-то вся его жизнь, начали плыть передо мной чередой величавых картин в золотых рамах. Все было очень праведно и гладко, но только, в основном, напоказ. А на самом деле душа человека томилась в этих красивых рамах.
              У него было все, чего только можно пожелать, но это не приносило ему счастья. В одной из золотых рам промелькнула Миамори. Чем дальше я шел, тем тусклее становилось золото на рамах, но тем больше надежды появлялось в мечущейся в них душе.
Что-то случилось. Что – я не смог увидеть. У следующей картины была уже более чем простая рамка, забрызганная высохшими пятнами крови. Душа успокоилась, и прогнала сомнения. Еще рамка – Иннир, супруг Мерелиса, он стоит на краю ямы, а я – внизу. Иннир протягивает мне руку, и помогает выбраться. 
              Я оказался в очередной рамке, и увидел вдали холмистую равнину, а вокруг – изможденные лица людей. Я услышал свой голос, убеждавший их мужаться, и потерпеть еще немного. Я вселял в них надежду на освобождение, и они мне верили.
Но для себя я свободы не видел, хотя это меня вовсе не огорчало. Вокруг струилась голубая дымка. Она убаюкивала меня холодными ночами, она лечила мои раны, и облегчала мою боль. Моя прошлая напыщенная и высокомерная жизнь казалась мне такой далекой, и такой глупой. Я шел от тьмы к свету, и чем тяжелее было моему телу, тем легче становилось моей душе.
              Видения отпустили меня легко. Вопрос оставался только один – если он попал на рудники восемь лет назад,  и вобщем-то ему не составило труда быстро разобраться, как грамотно заблокировать поставку руды на завод, то почему он не сделал этого сразу?
Дымка исчезла. Я снова ехал в карете с героем из золотых рам. Какая потрясающая судьба. И этот человек заслужил смерть от моей руки? Почему? Где логика? Если я – Жнец Платы за грехи, то какие у него грехи?
              Еще какое-то время мы ехали молча, и тут он прервал молчание странной фразой, которая не лепилась ни к чему вокруг нас. И ни к чему из того, что сейчас с нами происходило. И уж тем более она никак не лепилась ко мне. Именно такие сцены навсегда врезаются в память. Все остальное стирается, а эти моменты остаются, как островки суши в затопленной забвением долине.
              - Твое имя звучит, как маленький колокольчик.
              Я сначала подумал, что это просто мои вечные слуховые галлюцинации, а поэтому даже не обратил внимания, что он перешел на «ты». А, быть может, и не перешел, потому что разговаривал вовсе не со мной? Поехал мозгами, и обращается к воображаемому собседнику? Это объяснение вписалось в ситуацию удовлетворительно, и потому я ничего не ответил.
              - Ну вот, между нами, наконец, больше нет никаких препятствий. И, хоть мы и не «вместе», но я все-таки с тобой.
Неужели он собирается болтать всю дорогу?
              - Домиарн, ответь хоть что-нибудь. Я не думаю, что ты злишься на меня из-за причиненного ущерба. Тебе это не важно. – Я почувствовал на себе его взгляд.
Я пододвинулся поближе, и взглянул ему в глаза. То самое сияние, окутывавшее всю его жизнь, вдруг взорвалось изнутри, и обдало меня мириадой сверкающих брызг.
              - Уже начинаю сомневаться в слухах о тебе. А тут даже не нужно быть ясновидящим. Я люблю тебя. Позволь мне взять тебя за руку.
              Он сделал то, о чем попросил, без разрешения. Потом обнял меня. А я безвольно сидел, оглушенный этими брызгами информации, вмиг заполнившими пробелы в видениях. Владелец золотых рам, так сказать, оставил самое главное на потом.
              - Я помню тебя худым подростком, полным смятения, и вызывавшим жалость. Увидел тебя, и потерял и покой, и сон... Так грешил в мыслях, что пришлось расстаться с женой. Твое имя – это все, что у меня было почти двадцать долгих лет. Часто, копаясь в грязи на твоих рудниках, я повторял его себе, и оно звучало, как твой смех в доме Герондеса, когда ты был еще совсем юным. А иногда оно звучало, как маленький колокольчик... Это мне особенно нравилось.
              Он привлек меня ближе к себе и поцеловал в губы. Я попытался отстраниться.
              - Господин Лио, вы совсем сошли с ума?!
              - Да, да, да, в этом-то и счастье... – Шептал он, зарывшись лицом в мои волосы.
              На ночлег мы остановились, как обычно, в Смолокте у Абината.
              - Здесь все свои. Я останавливаюсь здесь с моим супругом, и поэтому мне нужно будет им что-то сказать. Я скажу им, что вы просто мой любимый мужчина. Они не полезут в душу, и ничего не скажут Сармалитару.
              Бледное лицо Гранимера побледнело еще больше, если это было вовсе возможно.
              - Нет. Не выдавай нас.
              - Господин Лио, нам нечего бояться, это люди Северного Альянса. Это наши.
              Наверное, он не понял, что это означало, ибо все его существо окуталось таким плотным туманом страха, что мне стало практически не видно его лица.
              Он приложил дрожащую руку к моим губам.
              - Пощади меня.
              Ну ладно. Нам навстречу вышел Кравиару. Я судорожно придумывал, что соврать. Даже восемь лет подневольного труда в жутких условиях не смыли с Гранимера ни благородного выражения лица, ни интеллекта в глазах, ни статной осанки.
              - Кади керме, дорогой друг. Я сегодня с гостем. Это управляющий одной из моих шахт. Мы едем в Дейкерен по делам.
              - Добро пожаловать. Я предоставлю вам две разные комнаты.
              - Благодарю.  –Я кивнул.
              И ночью долго не мог отогнать от себя все еще висевшее в воздухе облако страха, вылетевшее из Гранимера. И этот человек организовал восстание, спокойно принес себя в жертву ради общего дела, а тут испугался какого-то селянина, даже не вняв моим объяснениям о том, что мы тут в безопасности?!