... Чужой город. Пугал незнакомьем улиц, путаницей дорог, непроходимо широкими переходами,
рвущимися наехать машинами. Шла сквозь него, прорезая собой, цепляясь умом за указание дороги случайными прохожими. Хотя хотелось найти самой. Дойти. Добраться. Сказать. Успеть.
Узнавание наступило внезапно. Как родилось. Набережная. Мост. Дорога показалась ясной. Как родная. Ныли растёртые ноги, но она неслась, боясь не успеть. Не сказать. Ей так нужно было ещё сегодня увидеть!...
Порт.
Заскочила, глянула за компы. Нету. Значит, уезжает. Уезжает!!!... Сейчас уедет!.... Надежда, надежда..... и вера. Что успеет. И бег.
Вниз к реке - почти кубарем. Сквозь пивные ларьки. Уворачиваясь от без-весных пластмассовых кресел, так и норовящих вцепиться в ногу. От неспешно идущих пивных людей, разморенных теплом вечера и усладой летней жизни.
Вокзал - дальше.
Уже добегая, шарила испуганно по фигурам и лицам отъезжающих. Нету!!!
Где?...
Автобус. Возле него уже никого не было. Он весь был наполнен, он исходил желанием отправиться в дорогу так, если бы он был живым человеком, а не бездушным механизмом. Она поняла, что это Тот автобус и что до отправления его остались минуты. Что сказать она уже ничего не успеет. Только добежать.
Что и сделала.
Оббежала. И увидела в окне- рядом- за стеклом - печальное лицо, безрадостное лицо того, к кому так бежала. К кому всё же успела. Хоть так. Стукнула ладошкой по стеклу. Как будто прикоснулась. Тронула. Реакция была мгновенной - к ней обернулись, уставились во все глаза - не веря им... вернее, не совсем доверяя... и несмелая улыбка скользнула по губам. Стали показывать пальцами, что автобус вот сейчас отправится. Но это она-то знала. И закричала- Ты приедешь?... Ты приедешь?... -Да, да!- послушно закивали из автобуса, улыбаясь одними глазами. - Когда?- кричала она. - Через два-три дня - показывали пальцы. В это время автобус, которому надоело терпеть эти переговоры, заурчал, как сытый довольный кот, и мягко стронулся с места, опять отбирая у неё того, с кем всегда так больно расставаться.
- Но ты же вернёшься?.... - растаял в воздухе вопрос.
Вернёшься?....
........
Теперь пусто.
Ребёнка нет. Уехал.
Пустые руки. Пустой город. Ребёнка нет. А только что был. Говорил. Щупал руками сырое дерево скамейки. Сидел рядом, обняв коленки руками.
Слова- - как тяжёлая артиллерия.
И тусклая безысходность. И присутствие нелюбви. И попытки устоять.
И сильнейшее желание дорвать и немедленно навсегда уйти. Тупые мысли пьяного мозга. Неповоротливые жернова. Сочащиеся сквозь зубы, налипающие на них слова, пытающиеся принарядить собою голую глупую мысль. Делающую смешные неуклюжие попытки найти в себе правду. И отчаянье разрыва и потери. Такой любимый человек. И не любит. И не любит. Ведь не любит. Никак. Поэтому нет смысла оставаться здесь. Уехать от этой муки и забыть, выбросить из головы и сердца.
Как будто я умею это делать.
Как будто он умеет это делать.
И ботинок, в бессильном отчаяньи бодающий собой равнодушное железо скамейки. И страшный вопрос - Ну мы хоть общаться-то будем?..
И отчаянное - Я уеду.
И прощальные слова.
И вопль - стон в ответ - Боже, а как же хорошо всё начиналось...
Выхода нет.
Уйти.
Немедленно.
И она ушла. Ушла в противоположную сторону той, в какую ушёл родной человек. Она ушла в свою сторону, в свою дорогу, в незнакомый город, в неизвестно и всё равно куда, в неизбежность потери и ухода, в НЕ - ТУ - СТЕПЬ... По которой бежала потом в такой страшной спешке, чтоб - шлёпнуть рукой по стеклу и увидеть глаза, и крикнуть навсегда только что потерянному никого не умеющему терять -
- Ты приедешь?... Приедешь?...
.....
.... А всё началось, а всё продолжилось - вся эта неразбериха устремлений любви - ещё утром. Она не спала ночь, снедаемая желаниями, которым она никак не могла найти ни места, ни имени.
А ребёнок сторожко и чутко спал рядом, даже во сне держась подальше.
Под утро заснула. С точками, очень чётко в рядочек выстроенными над определёнными i в её планиде. Это не радовало, это закрывало двери, которые только пытались открыться.
(захваченная идеей, она как-то забыла подумать, с кем сейчас имеет дело, на кого полагается в таком сложном деле и в силах ли человек ей в чем-то помочь. И в силах ли она сама принять это именно от этого человека)
Проснувшись и раздирая собой ласковую радость солнечного утра, она бродила по дому отчаяно несчастная и расстроенная, старательно не замечая, что ребёнок ходит в параллелях пути примерно такой же. Равнодушно наблюдала, как он выцарапывает ножом какую-то бяку в ноге. А раньше тут же отобрала бы нож. А теперь взирала спокойно, думая- А какое мне, собственно, дело до всего этого?... Такая же реакция была, когда до того не куривший вообще ребёнок взял сигарету... смотрела, как выкурил одну... потом ещё одну... Решили ехать гулять в Академгородок. Ладно. Ей было всё равно, куда ехать, куда идти.
Всё уже было решено и понято. Дальше уже всё равно.
Чувствовала себя чужой ему. И его - чужим себе. И в автобусе. Отторжена. Оторвана. По разную сторону баррикад. По разную сторону прохода. Так далеко - напротив, лицом в лицо, глазами в глаза - порознь. Рядом, плечо к плечу - родной близкий друг - как скала, как последний приют, как единственная надежда и опора. Прислонившись к нему, спрятавшись за него от томящего безысходья, всей душой держалась, а глазами тщательно смотрела в окно, комментируя вполголоса увиденное. Не глядя, но видя, как люди выходят, автобус пустеет, как место пусто заполняет всё пространство вокруг ребёнка, как страшно одинок он сейчас- окружённый пустотой безлюдья рядом, он - маленький щуплый подросток, прячущий за солнечными очками свои печальные осенние глаза. Неизвестно куда и зачем смотрящие.
И вот доехали. Чужие и ободиноченные. И вот вышли. И вот зашли в магазин, чтобы купить всякие съедобные мелочи для усиления радости гуляния. Она равнодушно шарила глазами по витринам - собственно, ей ничего не хотелось.
И тут ребёнок подошёл и доверчиво ткнулся головой в плечо. И замер так. Сказал - Чтот голова так болит!...
И вся печаль сразу ушла. А ещё раньше, тут же, сразу же, первые - двинулись руки. Может быть, сердце рванулось-таки первым, но руки... руки... Они обняли, они прижали к себе. Родимое существо. И так замерли - среди магазина, в общественном месте, наполненном чужими людьми - они - вдвоём - родные - и в этот момент никого больше не существовало.