Раз, два. Раз, два, три, четыре.
На улице льет дождь. То есть, на заднем плане старыми обоями зависли очертания города, посредине движется слой посеченной параллельной воды, а затем - мое окно. Где-то посреди дождя появляется изображение человека. Пока еще невнятно-темная фигура. Я дотрагиваюсь пальцем до кнопки музыкального центра – FM. Фигура сгущается в высокого человека с длинными волосами. Он как-то проламывается посредине и кричит. Срывается на хриплый фальцет. Глотает воздух и кричит. Гитарный фуз подтверждает его правоту. Дождь течет мимо. Случайный прохожий остановился, слушает. Подходит ближе. Длинноволосый орет еще пуще и резко выбрасывает вперед кулаки. Слушатель повторяет его движения. Он уже выучил слова. Эти два человека теперь синхронно проламываются навстречу друг другу. Прежде, чем я перестала их различать, длинноволосый подходит к слушателю и сворачивает его в трубочку, как бумажный плакат. Потом бросает в мусорный бак. В баке трубочка немного раскручивается, появляется половина лица с открытыми глазами. В эти глаза бьют крупные капли дождя, рассыпаясь фонтанчиками брызг.
По радио объявляют новую песню. В комнате звонит телефон. Я отхожу от окна.
Останавливаюсь прикурить сигарету. Очень неудобно прикуривать, когда в руке раскрытый зонт. Рядом на лавке сидит алкоголик. В одной руке – сотовый телефон, в другой – бутылка пива. Он пьет пиво из горлышка бутылки. Затем говорит длинную фразу, начиненную матом, о том, как его все измучили, и бьет телефоном по скамье. При этом смотрит на меня. Ветер и дождь. Я все никак не могу прикурить, не хватает пальцев. Странно, но этот человек совершенно сухой под дождем. Дождь его не трогает. Если бы не зонт, я бы вымокла. Что, вобщем-то, хорошо. Пьяный опять повторяет фразу слово в слово. И два раза стучит по скамье. Глотает из бутылки. Смотрит на меня. Я решаюсь поддержать разговор. Спрашиваю, хорошее ли пиво. Он отвечает, что пиво такое же, как и вся остальная жизнь. То есть очень плохое. И его все замучили. Тут у него звонит сотовый. Он прикладывает телефон к уху. Я закурила сигарету и иду дальше. Из-за спины слышу все те же слова. Он говорит не мне.
Поднимаюсь по лестнице. На третьем этаже, заслышав шаги, лает собака. Но я живу на седьмом. Звоню в дверь, захожу, включаю радио. Подхожу к окну. Алкоголика уже нет.
Стемнело, но дождь продолжается. Где же я нахожусь, в конце концов? Я стою на углу квартала, под козырьком серого здания. В руках у меня раскрытая карта. Я сличаю буквы на табличке, обозначающей название улицы, с картой. Не получается. Я оглядываюсь в поисках какого-нибудь ориентира. Мимо идет парень.
- Вам помочь? - Он говорит на понятном мне языке.
- Я не знаю, где я.
Он заглядывает в мою карту, тычет пальцем. Парень – высокий, похож на индейца. Его волосы слиплись и блестят. Сначала мне показалось, что он тоже вымок под дождем. Потом я рассмотрела – нет, волосы просто жирные. На его грязной майке – все тот же трафарет Че Гевары.
- Это арабский квартал. Не лучшее место для прогулок.
Чуть дальше по улице бледно светится витрина ремонтирующегося магазина. Вокруг него полно мусора и известки. У магазина стоит небольшой зеленый грузовик, в котором громко играет радио. Какой-то парень, наверное, араб, выгружает из машины ящик с бутылками и несет его внутрь. По дороге он спотыкается, падает. Бутылки разбиваются об асфальт, звеня и блестя под дождем. Из магазина выскакивает огромный человек с усами и кричит на араба, растянувшегося посреди битого стекла. Он пинает его ногой и яростно жестикулирует. Индеец с Че Геварой желает мне удачного вечера. Потом он подходит к грузовику, достает еще один ящик. Вынимает бутылки по одной и швыряет их в витрину. Осколки попадают в араба и усатого и протыкают их. Из них тут же выходит воздух. Остатки стекают на тротуар, увеличивая и без того большие маслянистые лужи. По радио из грузовика объявляют новую песню.
Надоело это все. Я выключаю радио и ставлю диск. Наконец-то, отличная музыка. Наконец-то, за окном никого нет. Я чувствую, что устала. Вдруг в квартиру набиваются какие-то люди. Они заходят один за одним, но конца им не видно. Родственники, соседи, друзья, служба социальной поддержки. У них в руках – полезные предметы. Пироги, шарфы, пузырьки с лекарствами.
- Мы пришли тебе помочь. Очевидно, что тебе нужна помощь.
Я поливаю их водой из чайника. Я прокалываю их разбитым стеклом. Я просто ору на них. Ничего не помогает. Они даже не намокают. Их становится все больше.
Тогда я беру пачку десятирублевых бумажек и по одной выбрасываю их в окно.
Масса добрых людей начинает волноваться.
- Так нельзя. Деньги, конечно, зло, но так же нельзя. Нам-то кое-как хватает, но, в конце концов, раздай их нищим или отдай в детские дома.
Пачка десятирублевок заканчивается. Я достаю сотенные.
Самые нервные не выдерживают и бегут на улицу под дождь.
- В такое тяжелое время, когда пенсионеры и инвалиды еле сводят концы с концами…
Упоминание пенсионеров и инвалидов действует на всех. Через секунду в квартире уже никого нет. Я включаю музыку погромче.