Юлька в декабре вышла из тюрьмы. Это была уже вторая ее отсидка, включая малолетку.
– Вот, тебе справка, – девушка, младший лейтенант секретариата колонии склонилась к Юле: – Доедешь до Гомеля, там пойдешь в кассу вокзала, там по этой справке дадут проездной билет до следующего областного центра. Куда едешь? Где родители?
Юлька посмотрела на тщательно прилизанную с маленькой косичкой прическу младшего лейтенанта.
– Мама живет в Витебской области.
– Вот там, в Витебске, пойдешь на... там, станцию и тоже дадут проезд до дома. Сейчас пойдешь в кассу на втором этаже, по вот этой бумажке получишь деньги.
Деньги. Юлька получила положенные восемь тысяч – потрепанная фиолетовая бумажка пятитысячной купюры и три голубоватые по тысяче. У нее даже никакой идеи не было насчет этого богатства. В тюрьме ходят деньги среди тех, кому их посылают, или потихоньку передают на свиданиях, вкладывают в полиэтиленовом пакетике в консервы или продукты. У Юльки никогда не было такого богатства. Мама с пьющим отчимом и двумя сестренками живет бедно в провинциальном городке в ста километрах от Витебска.
У Юльки нет паспорта – просто никогда не было.
Неизвестно где, может быть, есть свидетельство о рождении.
Дома Юльку не ждали.
Юлька должна ехать домой, найти свидетельство о рождении, потом идти в паспортный стол, заполнить форму для получения паспорта, заплатить деньги за паспорт... Деньги... Эти восемь тысяч – это один обед на вокзале и немного на ужин. Где взять деньги, чтобы стать «на путь исправления?». Нужно работать. А как работать, если нет паспорта? А если подтвердится, что свидетельство о рождении где-то затерялось в ее скитаниях по колониям? Тогда нужно делать запрос туда, где она родилась. Проблема в том, что родилась Юлька за границей. В Эстонии...
Что может быть хуже, когда нет дома? Бродишь вечерами по городку, заглядываешь в окна. Там тепло, по-домашнему тускло светит лампочка на кухне. Иногда слышатся раздраженные крики. Ну и ладно. Помирятся. Зато есть дом. Выйдя из малолетки в семнадцать лет, Юлька вернулась домой с мамой, и в первый же день пьяный отчим набросился на нее со скандалом: что, мол, еще одна дармоедка появилась. Тогда она и сбежала из дому во второй раз.
Юлька выжидала, пока в большинстве окон дома погаснет свет. Тогда она заходила в подъезд, забиралась по металлической лестнице с пятого этажа на чердак, устраивалась в углу спать. Еще иногда, когда не могла согреться, наблюдала из маленького окошка за окнами квартир напротив. Неужели ей снова придется жить на чердаке, как и четыре года назад?
Почему у этих людей все сложилось в жизни? А у нее нет. И уже не сложится. Нет никого, кому бы я была нужна. Может быть, эти люди, которые грязные ходят по улицам и лазят по мусорным бакам, хотят только дать понять, что никому не нужны? Может, Раиса Сергеевна сможет мне теперь помочь?
– Ну что? Долго здесь стоять будешь?
– А что, нельзя?
– Да нет, просто я тебе могу помочь.
– Как это?
– Ну, кормежку дам и все такое...
– И что я должна делать?
– Пацанов наших поддерживать.
– Как это?
– Ну, так… Ты что, дура?
Юля пошла в глубину вокзала. Парень шел за ней следом.
Откуда они знают, что я беспомощна? Так было и в прошлый раз. Я приехала к пареньку, с которым переписывалась, так они с братом принялись меня насильничать и тыкать своими членами куда попало. Придурки.
– Ну что ты бегаешь? – Парень сильно схватил Юльку за полу куртки.
– Я не бегаю, я иду в туалет.
– Так туалет в другой стороне, дурочка!
– ...
– Ну что, согласна?
– Пусти! – Юлька вырвалась и побежала. Парень следом.
Она бежала вдоль железнодорожной насыпи, хотела прыгнуть между колесами вагонов, но мимо проходил поезд. Парень оказался проворным, настиг Юльку ногой по ноге. Она споткнулась и беззвучно рухнула в снег. Парень прыгнул на нее сверху.
– Что ты, дурочка дикая, что? – Он навалился всем телом. Юлька чувствовала, что он щупает своей рукой ее тело, лезет под куртку.
– Пусти меня, – тихо произнесла Юля.
– Да не трепыхайся ты, все будет хорошо. – Он уже лез своими руками в колготки и пытался что-то делать между ее ногами.
Почему мужчины всегда так грубо все делают? Неужели ничего не может быть по согласию. Лежать здесь, на снегу, в нескольких шагах проходят товарные составы.
– Валера, теперь ты!
…Юльке тогда еще даже не исполнилось семнадцать. Было лето. Она устроилась жить в деревенском заброшенном сарае. У нее было маленькое хозяйство, она ходила на колхозное поле, собирала овощи. Тем и жила. Знала, что где-то рядом живет парень, с которым переписывалась.
– Ты ведь хочешь любви? – Не унимается Сергей, парень, с которым она переписывалась из колонии для малолетних.
– Хочу, – Юлька посмотрела на него затравленным взглядом.
– Тогда давай, показывай.
– Что?
– Показывай, как ты хочешь любви. Я тоже хочу и писал тебе об этом.
– А этот пусть выйдет.
– Валерка, выйди!
Юлька приблизилась к Сергею, закрыла глаза, попробовала прикоснуться к щеке Сергея. Потом вдруг он пустил в ход свои руки-ручищи, она очень быстро оказалась без одежды. Было стыдно, как в душе, когда на тебя смотрит большая жлобиха Куцова из охраны. На тебе ничего нет, а ее взгляд пронизывает насквозь, хочется прикрыться, Куцова ухмыляется. «Давай-давай, сцикушка, мойся быстрее!»
– Валерка, теперь ты! – Из другой комнаты выглянул Валерка.
– Бля, вы что наделали?
– А че, бывает. Наверное, она целка была.
– Эй, ты целка?
Юлька не знала куда деться. У нее все болело внутри.
– Ладно, иди мойся.
– Серега, че мне мать скажет? Слышь, давай убирай за собой!
Юлька не знала, что это было с ней. Что делать, где искать тряпки, чтобы вытереть себя и убрать здесь.
К осени в сарае жить стало невозможно. Было холодно, заканчивались продукты. Юлька поехала к родителям. Ее приняли, но как обычно отчим затеял скандал. Пришлось убраться. Теперь Юлька жила на чердаке.
– Пойдем!
Это Валерка. Он увидел Юльку на улице и теперь не отставал. Они с Сергеем выследили ее.
– Никуда я не пойду!
– Что, совсем оборзела?
– ...
– Ну-ну. Будет хуже.
Юльку брал озноб. Было страшно. Они могут прийти в любую минуту. Неужели меня не могут оставить в покое. Почему нельзя человеку просто жить, даже если он нашел убежище на чердаке. Я – Юлька Карлсон, которая живет на крыше.
– Ты опять съела все варенье? – фрекен Бок, похожая на отчима, злым лицом приблизилась к лицу Юли. Отчего лицо фрекен Бок–отчима исказилось в ужасную гримасу.
– Ничего страшного! – говорит Раиса Сергеевна, взявшаяся неизвестно откуда в свадебном платье, – она просто хотела кушать. Она же может хотеть кушать?
– Кушайте, кушайте, это подарки от иностранцев! – приговаривала Раиса Сергеевна.
Морда фрекен Бок сначала засуетилась, потом начала дергаться из стороны в сторону в испуге, раздался хлопок. Появились Лена, Маша, вдали сидела Ира Касторкина, задушившая свою мать-алкоголичку в 12 лет. Девочки перебирали подарки. «Это что?» – спросила одна из девочек, измазавшись чем-то белым, липким, похожим на манную кашу.
– Это? – Раиса Сергеевна с недоумением на лице посмотрела на Иру. – Боже мой, девочка. – Раиса Сергеевна присела возле Иры. Ее глаза стали влажными. – Это – мороженое.
– И мне, и мне, и мне, – закричали девочки, разрывая упаковки, откуда на них выскакивала белая масса. Они слизывали языками эту массу ото всюду – с пола, стульев... Взялись за руки и с радостными криками увлекли Юльку в хоровод. Юлька улыбалась, чувствовала сладкий вкус мороженого, радость и удовольствие...
Юлька чувствовала, что ее трясло. «И мне...» – донесся до ее сознания чей-то голос.
Ее трясло по-прежнему, она не танцевала. Она лежала на спине, кто-то держал ее за руки, с нее снимали одежду. Рейтузы уже были спущены, но зацепились за кроссовки. Этот второй, которого она не видела, с силой сорвал кроссовки и рейтузы с одной ноги. Сильно прижал ее к себе. Хотелось кричать. Но что будет? Ее уже однажды выгнали с этого чердака. «А вдруг они меня убьют?!» Она почувствовала знакомый запах, который проникал сквозь приторный запах алкоголя и табака.
– Ша, ша, ша, – сказала тень. Они увидели, что Юлька проснулась. Все происходило так быстро, что она ничего не могла предпринять. Повиновалась даже тогда, когда эти ребята сменяли друг друга, наполняя ее смесью липкого страха и стыда.
Это были Сергей с братом Валеркой и еще какой-то долговязый парень в форме солдата. Они, похоже, выследили Юльку, и теперь тайна ее убежища разрушена.
Сколько может стоить дубленка или транзистор? И продукты нужно взять для себя. Сколько же можно унести?
Юлька залезла через форточку в дом напротив своего чердачного убежища. Ей было удобно наблюдать по вечерам благополучную жизнь этой семьи, состоящей из немолодого мужчины, моложавой женщины и ребенка лет четырех. Она знала расписание жизни этих людей.
Было ужасно стыдно. Но было и любопытно. Хотелось потрогать своими руками их жизнь. Юлька ходила по квартире. Присаживалась на большую двуспальную кровать, трогала игрушки. Потом собрала сумку и пакет. Оставалось все это где-то пристроить до полуночи.
Было такое место – возле мусорки. Юлька прикрыла входную дверь, не закрывая на замок. Вернулась. Залезла в то место в шкафу, в которое иногда лазила хозяйка, то ли отдавая долг соседке, то ли расплачиваясь со слесарем.
– Сколько Вы говорите?
– Пятьдесят тысяч!
– Да. Считайте вся зарплата, – сказал следователь, что-то помечая на листе бумаги.
– Вы что? Какая зарплата? Это мы копили на машину.
– Понятно.
– Где, вы говорите, тайник?
– Товарищ майор, такое место... Странно, никто не знал.
– Я старший лейтенант Бусыга, покажите.
– Вот здесь, в шкафу. Никто этого тайника не знал и не видел.
Следователь прошелся по комнате. Посмотрел на тайник в стенке верхней части шкафа, закрыл-открыл. Да, на быстрый взгляд – совсем не заметный тайник.
– А шторы Вы закрываете?
– При чем тут шторы, товарищ следователь? – Женщина говорила немного раздраженно. – Мы живем на последнем этаже.
Следователь еще раз посмотрел в окно. Действительно, даже верхние квартиры соседнего дома были намного ниже. На него смотрело только одинокое окошко чердака с выбитым стеклом одной створки. Смотрело угрожающе.
Вообще все, что смотрит на милиционера, сначала несет угрозу и лишь через некоторое время имеет шанс стать лояльным. Но для этого нужно милиционеру рассказать либо анекдот, либо вывернуть карманы. Тогда, может быть, он признает в вас «своего парня» или «свою подругу», от него отступит утренняя накрутка начальства о нарастающей угрозе, исходящей от переодетых марсиан.
– Сколько? – мужчина смотрел на свою жену.
– Пятьдесят тысяч.
– Ты что, с ума сошла? Это же надо будет говорить под присягой в суде.
– Ну и что?
– Что, что... – Мужчина замялся.
Да, неглупо придумала. Теперь и долг можно списать на ограбление. Только, как бы так получилось, чтобы бы не нашли грабителя или не всплыла реальная сумма.
Они надвигались кучей зеленой массы. В обойме заканчивалась синтез-масса. Бусыга стоял один на крыше здания, похожего на башню маяка. Его оружие, гиперболоид инженера Гарина усовершенствованной конструкции, изрыгал луч, который озарял массу подбирающихся к башне марсиан. Периодически он проверял воздух, где продолжали подлетать транспорты – пятиэтажные летающие тарелки.
Зеленая масса марсиан в местах, куда упирался луч гиперболоида, становилась сначала оранжевой, потом чернела. Наконец пораженные зеленые человечки начинали объединяться со здоровыми, они слипались на мгновение, забирая здоровые клетки и увеличиваясь в размерах.
Луч освещал небо, Бусыга был лучшим стрелком уголовного розыска. Без труда находил летящий транспорт, поражал какую-то его часть, временами концентрируя луч. Иногда нужно было нанести просто тепловой удар, чтобы войско десантников-марсиан изжарилось внутри.
Тем не менее Бусыгу начинала раздражать бесконечность притока марсиан. Было не понятно, когда все это кончится. Он устал. Хотелось поесть, отдохнуть, покурить.
В довершение всего пятиэтажные летающие тарелки в какой-то момент начали пристраиваться поближе к башне маяка. Эта конструкция росла, и было непросто теперь ее разрушить.
Он уже различал странные зеленые морды марсиан, последний из транспортов удачно приземлился с обугленным боком. Бусыга увидел в окошке кабины марсианку-девушку, у нее были лисьи глаза, она нагло улыбнулась, двинула чем-то тяжелым по стеклу кабины, посыпались искры, и старлей увидел такой же, как у него, гиперболоид, направленный на него.
Вспышка. И все.
– Товарищ майор, товарищ следователь, вам плохо? – это Кузьмин, он пригласил Бусыгу в баню. Бредит какими-то супермаркетами, которые собирается открыть в деревне.
– Кузьмин, я не майор, хотя по возрасту...
– ... мог бы быть, правильно?
– Правильно. А что было-то?
– Мы просто увидели, что ты падаешь в обморок.
– И что? Да, немного тошнит, мало воздуха было в бане, да и пить не нужно было. Есть мобильник?
– В доме. Сходить?
– Да.
– Стой. Куда бежишь?
Юлька посмотрела на хорошо одетого мужчину. Она узнала его. Это был следователь, который вел ее дело.
– За мной гонятся.
Бусыга посмотрел в ту сторону, откуда она бежала. Там был парень, который выпрыгивал из стыка железнодорожных вагонов, покрытых белым порошком, похожим на известь.
– Стой здесь.
Бусыга пошел в сторону парней.
Кузьмин принес мобильный телефон системы «Кварц», которым он раньше пользовался в системе КГБ. Теперь эта система перешла на коммерческую основу, хотя кому попало пользоваться «Кварцем» не давали.
– Дежурный? Это Бусыга. Дай мне Проценко. Что? Да. Скажи ему, что через полчаса сбор по Пролетарской восемнадцать. Что? Да, сошел. Ну и что, что день рождения? Нет, не подождет.
Бусыга повернулся к Кузьмину.
– Слушай, выручи еще.
– Иваныч, не вопрос.
– Нужно меня подбросить на Пролетарскую.
– Подбросить так подбросить.
– Раиса Сергеевна, зачем Вам все это?
Наташа смотрела на Яблокову без вызова, с искренним любопытством.
– Вы что, думаете, первая задаете этот вопрос? – Яблокова улыбнулась уголками губ.
– Думаю, нет. – Наташа достала диктофон, но ничего не записывала.
– А как Вы думаете сделать собственную жизнь безопасной, если рядом живут такие девочки? Сажать при первом случае их в тюрьму?
– Ну-у, если они что-то совершили.
– А как ей не совершить? Она ведь без паспорта, без работы, живет с девочкой, которая тоже может лишь продавать себя и этим как-то жить. Без образования, с совершенно неадекватным представлением, что такое жизнь и зачем она ей нужна.
– Значит, Вы думаете и о себе.
– О таких, как мы с вами. Но первый раз я туда попала почти бессознательно, по миссии нашего общества «Дети Чернобыля».
– Познакомились с ними в женской колонии?
– Нет, мы познакомились в малолетке. А уже потом кто-то из них попал во взрослую колонию. Мне жена германского посла сказала, после того как я рассказала о судьбах некоторых девочек, что у них в Германии НИ ОДНА не попала бы при таких обстоятельствах в колонию.
– Хорошо, давайте я включу диктофон, и Вы расскажете про свой проект «Тюремный шепот»…
Это опять они.
Неужели нельзя оставить меня в покое. Совсем нет никаких сил. Может, откупиться от них? Хотя нет. Они отберут деньги и опять будут в меня голую тыкать своими членами, изрыгая на одежду белесые пятна, от которых потом невозможно отстираться.
Юлька метнулась по чердаку. Легкая мебель накрыла крышку, потом она, выбиваясь из сил, потащила какую-то бадью, наполовину заполненную высохшим цементом…
Они сначала тихо рвали крышку, потом начали каким-то металлическим орудием бить по деревянной крышке.
«Неужели они теперь, если рвутся с таким грохотом, оставят в живых? Прошлый раз я сказала, что все расскажу маме, а она сдаст их в милицию. И он знает, что я несовершеннолетняя. Такое делать со мной нельзя. Можно попасть в тюрьму. Они точно меня хотят убить!»
Юлька забилась в угол чердака, прикрылась куском брезента, ее била дрожь по всему телу. «Нет! Нужно шуметь, сопротивляться!»
Юлька бросилась к крышке, от которой уже отвалился кусок, и слышались голоса, была видна часть лестницы.
Она взяла старый стул, замахнулась и ударила по тому месту, где кто-то пытался вытащить или подвинуть препятствия на своем пути.
– Уходите, уходите, уходите, уходите... Не трогайте меня, не трогайте... Уходите...
Юлька уже не соображала. Стул сломался. Она продолжала бить по просвету, по мебели, бросала какие-то вещи, пододвигала старый таз с цементом, закрывая дыру в ее мир, в ее тайну, в ее дом...
«Здравствуйте, дорогая Раиса Сергеевна!
Не бросайте нас. Мы никому не нужны. Вы единственный человек, который однажды появился в моей жизни. И мы часто, засыпая, думаем о Вас, о тех вещах, которые Вы привозили к нам в колонию, как о волшебных, чудных вещах, которые спасут нас. Мы никогда не выбрасываем упаковки, от того, что Вы привозили. Мы храним все эти серебряные, золотые бумажки с иностранными надписями. Это наш билет на поезд. Мы засыпаем и представляем, что когда-то откроется одна из стен камеры, покажется вагон, возле него будет стоять проводница, одетая в белые одежды, она будет улыбаться, а рядом будет играть духовой оркестр. Я сброшу с себя некрасивую одежду, достану свой блокнотик, там у меня вырезанное платье из обертки новогодней конфеты, я взмахну, и маленькое платье превратится в настоящее. Я подойду к проводнице, она спросит: «Ты, Юлька, от Яблоковой?» Я скажу: «Да, это я». Она ответит: «А мы здесь столько стоим и ждем тебя. Вот эти все люди в вагоне хотят познакомиться с тобой. Только давай билет». А я протяну красивую упаковку от иностранного йогурта. А она скажет: «Ну, теперь я вижу по-настоящему, что ты та Юлька, которую когда-то любила Раиса Яблокова. Теперь и я буду тебя любить, носить тебе чай и помогать стелить белые простыни, пока ты не приедешь в иностранную страну, откуда нам помогали и откуда мы тебе привозили в колонию знаки их любви...»
Может быть, эта камера никогда не откроется для меня. Но я хочу и верю, что Вы где-то есть, Раиса Сергеевна. Я никогда не знала людей, которые спросили у меня что-то обо мне. Вы первая это сделали, и даже больше – вы угадали мои желания. Вы дали мне билет. Я его храню всегда.
Ваша, Юля Тамперэ»
– А почему у нее такая фамилия? – Наташа посмотрела на Яблокову.
– Потому что она этническая эстонка и родилась в другой стране. Оттого и куча проблем с восстановлением паспорта. В загсе она заполнила форму, которая предназначена для обычных запросов по нашей стране. Для эстонцев это будет другая форма. Знаете, я боюсь ее отпускать. Она ведь совсем ребенок, инвалид социальный. Ей нужно помогать. Она не справится.
– Да, знаете, мы обсуждали эту проблему с главным редактором. Она говорила, что мы таким образом рождаем иждивенцев.
Наташа сделала паузу. Посмотрела на Яблокову.
– Конечно, иждивенцев. Вы хоть понимаете, что говорите? Эти люди, девочки, которые всю свою жизнь просидели в тюрьме за социальные проступки, да, да – за проступки, они совсем не знают правил жизни. Они не знают, что им положено, а что нет. Они часто уверены, что все, что можно добыть бесплатно, – либо родственные связи, либо наглость, либо постель, либо преступление. Они уже усвоили, что ничего не бывает бесплатно. За все нужно платить, и граней этого они совсем не знают.
– Скажите, а как же быть со специальными кризисными фондами? Ведь это, возможно, именно такой случай.
– Да, но они принимают по месту жительства или прописки. Это нужно ехать в Витебск, а там нет такой социальной помощи, как у нас. Короче, бюрократы решили, что кризис может быть только по месту прописки.
– Свети сюда. Тихо, тихо... Тихо, – Бусыга сжимал ее хрупкое тело своими руками. Она дергалась.
Проценко светил фонариком. Все это напоминало видение с зелеными человечками. Луч выхватывал потный лоб юной девчушки, перепуганные бесцветные глаза, черные зрачки ослепленно бегали из стороны в сторону. Она дернулась, пытаясь вырваться. Бусыга оступился, и, не выпуская ее из рук, они упали.
Бусыга больно ударился локтем о цементный пол. На него нашло возмущение, и он ударил ее со всего размаху по лицу. Брызнула кровь из разбитого носа, она вскрикнула и затихла, только сопя себе под нос.
Наташа и Василий лежали на тахте в темной комнате. Василий повернулся к стенке и, похоже, уже спал. Наташа смотрела какой-то сериал по Первому каналу. Наташе не спалось, она все еще не могла отойти от интервью с Яблоковой. Неужели так может быть с человеком? Неужели при определенных обстоятельствах она могла родиться с судьбой Юли?
«Только до первого марта Вы сможете подать декларацию...» – который день шла реклама налоговой службы в перерывах между телепередачами.
– Вася, а если человек работал на двух работах, тоже надо подавать декларацию?
Муж Наташи, юрист общества потребителей, дал квалифицированный ответ.
– Да, конечно.
– В любом случае? Даже, если доход составил меньше тысячи долларов за год?
– В любом.
– Блин, а я совсем забыла про это.
– Про что забыла?
– Ну, что я на радио «Свобода» еще деньги за передачу получила. Сорок долларов.
– Получила и получила, дашь поспать?
– Слушай, но мне их дали наличными, я только там в какой-то ведомости расписалась. Они эту ведомость где-то показывают?
– Может, да, а может, нет. – Вася повернулся к Наташе уже без раздражения. – Ну, если обвинят тебя, заплатишь семь долларов налога, пеню и штраф.
– И все?
– Нет. Тебя в тюрьму посадят.
Наташа повернулась к Василию, он улыбнулся, но заметил на лице Наташи пробежавшую на мгновение тень.
– Дурак. – Она локтем поддела Васю под одеялом.
– Да ладно, я тебя дождусь… – Вася сгреб Наталью в охапку руками и ногами. Наташа ощутила его сильное тело, беспокойство начало проходить, его запах, несмотря на ненавистную примесь «бутылочки пива на ночь», проник в нее, она вдруг представила море, пустой пляж, и они с Васей обнимают друг друга, целуются до изнеможения, приходит летняя ночь…
Вася взбирается на камень, Наташа трется лицом о его живот, потом игриво расстегивает его джинсы. Она уверена в нем, они соединяются одним порывом, желанием принадлежать друг другу... Все произошло спонтанно и чувственно, она кладет свои трусики ему в карман. Потом они идут по кромке моря. Ей хорошо, прохлада врывается ей под платье, ее разгоряченная плоть остывает, принося радость и тишину. День кончился. Кончились его беспокойные мысли.
Неожиданно из темноты вырастают металлические пруты, похожие на неаккуратную, запущенную арматуру пирсов, обнажившуюся под ударом волн Черного моря, или забор закрытого пляжа. Иногда такой забор можно обойти. Наташа поворачивается, Вася отстал, не видно огней набережной, она протягивает руку и нащупывает серую, неокрашенную стену. Боже, что это такое?
– Это налоговая тюрьма, – говорит голос диктора из телевизора. – Вы не справились с вашим гражданским правом платить налоги и жить спокойно! Теперь Вы будете жить абсолютно спокойно.
– Но я же совсем не хотела, у меня, у меня... было много работы.
– Вопрос первый: что Вы умеете?
– В смысле?
– Мы должны теперь дать Вам работу в неволе. Что Вы умеете делать?
– Я… я... журналист. Я умею делать репортажи, писать статьи…
– Понятно. Вопрос второй: Вы умеете делать тяжелую физическую работу? Например, бросать лопатой торф в машину, которая прессует кирпичи?
– Но я девушка, то есть женщина.
– Понятно. Значит, будете сидеть в камере.
– Вы что, как можно?! – Наташа бросилась туда, где еще недавно был пляж, море, ее Вася, больно ударилась о стенку. С другой стороны были решетка и мрачный туман коридора тюрьмы. Она ступала босиком по цементированному полу, в легком платье, ей казалось, что по полу бегает какая-то липкая мразь, которая может заскочить к ней под платье и может найти себе новую норку. И ничего она не сможет с этим поделать, потому что она ненавидит Васю, она ненавидит весь Мир – ей не подсказали, не уберегли, не защитили, когда это нужно было сделать вовремя. Теперь она сама будет изменять всему Миру со всякой мразью. «Ешьте меня, ешьте, лазьте по мне, я теперь вся в вашей власти, моя душа была открыта. Почему бы в ней теперь не справлять нужду...
– Наташ, ты что?
– Вася?
– Ну а кто же? Ты руками билась во сне о стенку.
– Вась, ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
– Почему?
– Потому что только ты меня можешь защитить, когда мне плохо.
– Что с тобой, деточка? Ты так говоришь, как будто завтра Потоп.
– А завтра не может быть Потопа?
– Нет. Я построю лодку и вывезу тебя, двух зайцев, двух тигров... Меня зовут Ной.
Наташа улыбнулась. У нее есть Вася, неотесанный романтик, помогающий «неопределенному кругу потребителей», страдающих от несладкого, с добавлением химии сахара из сырья от колумбийской сахарной мафии. Вот круг такого круга потребителей и содержит так его, борца. Неопределенно.
Но это не важно. Вася человек нравственный. Он никогда не бросит человека в беде.
– Давай спать.
– Да, я выключаю телек. Спокойной ночи, Васенька.
– Спокойной, любимая...
– Сколько, ты говоришь, там было денег?
– Пятьсот.
– Пятьсот чего?
– Рублей, чего еще? И двадцать долларов.
– Слушай, Юленька, деточка, у тебя нос зажил?
Юля посмотрела на Басыгу с испугом.
– У нас совсем другие сведения.
– Ну не брала я ничего больше, все было на чердаке и только один кулек бомжи-помойники забрали. – Юля всхлипнула. Ее глаза и так были красные, она грязными руками терла щеки. Басыге было ее жалко. Семнадцать лет – а такая никчема.
– Говорю тоби, шо вона нэ брэшэ. – Проценко уперся своим бычьим взглядом в Басыгу. Проценко был неисправимый упертый хохол.
– Да я и сам вижу. Тогда зачем этим было так загибать украденную сумму?
– Ну, то я нэ знаю, мало шо?
– Так. И что мы напишем?
– Не знашлы остальное.
– То есть она скрыла, потеряла или что?
– Ну, может, в том пакете бомжи унесли, какая тоби разница? Закрывай дело, и усе.
– Проценко, но ты же понимаешь, что тогда она пойдет по полной. И все у нее будут забирать, чего она там заработает.
– Зато не будэ по помойкам лизыты, нихто нэ будэ ее насиловаты. Шо и требует от тебя закон – обеспечить порядок!
– Может, ты и прав…
Кузин подъехал к вокзалу на своем серебристом «БМВ».
– Ну, привет!
– Здорово майор! Садись.
Басыга сел на заднее сиденье.
– Шутишь, да? Благодаря тебе я теперь майор по размерам долга своим сослуживцам. Бывшим причем.
– Слушай, но я же тебе говорил, что бизнес – дело рисковое. Говорил?
– Ну, допустим.
– И кто виноват, что уполномоченный по области засунет в наши колеса палку?
– Кто виноват?
– Сам знаешь, кто виноват.
– Скажи еще, что президент!
– А, по-твоему, кто?
– Уполномоченный, как оказалось, просто исполнял его волю. Ему понравилось это место, и все тут.
– А этих, которых посадили, разве нельзя обвинить в срыве наших дел?
Кузин повернулся к Басыге, сделал музыку немного громче.
– Ты, я смотрю, совсем отбился от системы. Как вернуть? Их посадили, и все дела, с концами. Система их охраняет, а все, кто решает, по-прежнему решают все тихо, по-деловому, без суеты. Ты хочешь на суд деньги тратить? Я, например, нет.
– Так, а что делать?
– Может, придумаю тебе что?
– Что?
– Чтобы жить и детей растить.
– Как же долги? Я хочу смело смотреть в глаза ребятам, с которыми ходил под пули. Ты понимаешь это! …Это ты понимаешь! Басыга сорвался в голосе, схватил пластиковую упаковку, швырнул о панель, вторую разломал руками и бросил в Кузина…
Тот отклонился, спрятался за сиденье. Басыга потянулся к Кузину, но в этот момент его руку перехватила чья-то рука со стороны, и в ребра больно уперлось что-то металлическое…
– Слышь, спокойно выходишь, улыбаешься, прощаешься. Говоришь: спасибо, что оставляете жить и работать на благо…
Голос доносился справа, почти на ухо. Хотелось вывернуться, дать по морде. Вдруг совсем громко голос крикнул:
– Пошел!
– Пошел, пошел... – Басыгу грубо вытащили из машины. Давай, давай… – Это был голос одного из «крепких орешков», к парню присоединились еще пара ребят. Басыгу не били, а просто грубо толкали, и голос уже по-актерски: «Ходют тут, пристают к нормальным гражданам...»
– Нажрался, да? – «Орешек» рукой взял кусок грязи и размазал по джинсам Басыги. – Валяешься где попало, а потом от тебя, попробуй, отмойся... Да?
На привокзальной площади несколько человек начали обращать внимание на происходящее.
Какой позор! Меня, старшего следователя, хоть и бывшего, знает каждая собака. И так со мной…
«БМВ» рванулся с места. Басыгу больно ударило дверцей.
– Придурок обморочный! – донеслось из приоткрытого окна.
Захлопнулась дверца. «Орешки» прыгнули в красную «сотку» «Ауди». Басыга, обсмеянный, униженный, остался стоять посреди площади.
Через час Басыга стоял там же. Он пошатывался от принятой в вокзальном буфете дозы. Степановна иногда наливала ему даже в долг. Сегодня у Басыги трудный день, но не настолько. Он привык платить за себя и отвечать за себя. Он никогда не теряет контроль, ему приходилось делать свое дело следователя днем и ночью, в праздники и будни. Он привык быть на посту всегда. Такая дурацкая работа переросла в привычку.
– Девушка!.. Девушка, девушка… Зачем же так спешить?
Со стороны железнодорожной насыпи товарной части вокзала быстро бежала девчушка лет двадцати, в вязанной шапочке и расстегнутом осенним пальто.
– Холодно ей! – Басыга криво улыбнулся. – Вот и бегает. – Он наблюдал за происходящим.
Девушка пробежала мимо, на мгновение как будто споткнулась об Басыгу взглядом.
– Стой! – Басыга протянул руку в сторону преследователя. Это был молодой парнишка.
– Отстань, придурок пьяный, это моя девушка.
«Придурок пьяный». Это мне сказали? Пьяный, допустим, согласен. Но почему придурок?
Басыга не любил обидные, несправедливые слова. Тем более от людей младше себя. Он приноровился и маленько задел рукой парня. Тот потерял равновесие, но удержался. Но Басыга попал туда, куда надо. Через пару мгновений парнишка потерял ритм дыхания и повис на привокзальном заборчике, чтобы отдышаться.
Неожиданно сбоку Басыга получил затрещину.
– Кто там? – нашелся он и боковым зрением заметил тени сбоку...
– Ну, не пристало мне с малолетками драться.
– Придется, дядя…
Сколько же их было? Пять, десять?..
Непонятно. Они как туча наваливались на Басыгу, а он – выученный когда-то защищать мир от нечисти, доставал гиперболоид своего учения, рубился на смерть. Это были не качки, «крепкие орешки», это было новое племя. У них была игра без правил. Они могут и убить почти без причины. Скинхеды что ли называются?
Железнодорожная милиция – это совсем другая милиция. В прошлом году на переезде, недалеко от дома Басыги, аккурат в Новый год погибла молодая девушка. Водители рейсовых пригородных автобусов, раздраженные жизнью и женами ребята, почти никогда не останавливаются не на остановке. Еще больше они не любят пьяных. Как можно? Он не пьет, а они ужранные лазят, еще и в автобус с этим запахом и громкими разговорами вваливаются. Поубивал бы!
Басыга на своей «восьмерке» уже почти подъехал к переезду. Слева на остановке толпились люди, которые добирались в город предпоследним восьмичасовым автобусом. Загорелись красные огни светофора на переезде, Басыга остановился, решил позвонить жене по мобильному: мол, еду, не беспокойтесь. Позвонил.
Краем глаза заметил приближающийся к переезду автобус, людей машущих водителю, но автобус проехал мимо, не остановился. Люди пробежали вдоль автобуса, еще раз помахали водителю и побежали через переезд к остановке...
– Алло, я уже еду. Что? Да, купил. Ну. Да. Бля-а, бля-а...
Один из парней проскочил через переезд, а второй бежал рядом с нетрезво шагающей девушкой в белых не по сезону джинсах. Прямо на глазах у Басыги второй парень посмотрел вправо, засуетился, почти рефлекторно протянул руку и с силой дернул девушку за рукав...
– Бля, бля-а-а, – Басыга сразу даже не понимал, что произошло. Вдруг девушки не стало, она как будто растворилась в одно мгновение. Через мгновение состав начал торможение и перегородил переезд, не дотянув несколько товарных вагонов с лесом.
– Что, что? Такое сча видел. Ладно, я перезвоню.
Он не перезвонил ни через час, ни через два. Он занимался привычной оперативной работой. Вызывал «скорую». Девушка еще дышала, когда они подходили к ней. У нее был болевой шок вследствие обширного ушиба грудной клетки, потом она начала замерзать. Кто возьмет ее в машину? «Скорая помощь» из района приехала только через час. Она на порядок хуже вооружена по сравнению с городской, но обслуживает селения по диаметру города, который составляет почти шестьдесят километров.
– Что делать теперь?
– Ничего.
«Скорая» констатировала смерть за пару минут. «РАФик» даже не глушил мотор. Может, стартер поломан или аккумулятор сел? Быстро развернулся, доктор вскочил в машину, и видели мы его... Новый год. Все спешат.
Девушка осталась лежать возле полотна железной дороги, ее белые джинсы были на удивление чистыми, рядом валялась черная сумочка.
– Если человек погиб на железной дороге, его обязана забирать труповозка железнодорожной милиции. Мы передали по рации, они приедут на электричке в десять часов.
Работник железной дороги стоял возле переезда со вторым парнем, который пытался вытянуть девушку из-под поезда. Он был не очень трезвый, но после такого какой человек не протрезвеет. Парень был без паспорта, из другого района, Басыге стало его жаль.
– Ладно, ребята, и я буду свидетелем, а то еще парнишку посадят ни за что. Я бывший милиционер.
В дежурной комнате милиции на вокзале было избыточно тепло.
– А-а, Басыга? – Навстречу шел тот дежурный, который под Новый год составлял протокол, приезжал на переезд вместе с другими.
– Ну, здравствуй, лейтенант.
– Опять Вы попали в ситуацию?
– Да. Наверное, слишком активно живу!
– Шутите? У Вас кровь.
– Где? – Басыга потрогал лицо. Действительно, в запале «сражения» не чувствовал, что разбит лоб.
Капельки крови на руке подсказывали, что рана неглубокая.
– Ладно, до свадьбы заживет.
Через полчаса Басыга вышел из дежурки в боковую дверь вокзала. Вдали показалась знакомая фигура.
– А, девушка.
– ...
– Видишь, добегалась. Солидному дяде раскроили лоб. Благодари, что не смертельно.
– Вы меня не узнаете?
Басыга по глубине дыхания понял, что девчушка совсем не беглое знакомство перед дракой имеет в виду. Он посмотрел на нее. Да, он узнает ее.
– Понятно.
– Что Вам понятно?
– Мне понятно было еще тогда, что мы встретимся.
– Но я Вас не боюсь!
– Конечно, что меня, бывшего мента, бояться?
– Почему бывшего?
– Так получилось. А ты как?
– А я неделю, как...
– Понятно.
– Что Вам понятно?
– Идти некуда. Есть нечего.
– Да, понятнее не бывает.
– И что, эта Раиса может тебе помочь?
– Может, и может, я не знаю.
Они сидели на кухне у матери Басыги.
– А есть телефон или что?
– Есть.
– Тогда давай!
– Вот…
Юля протянула старый, затертый клочок бумаги, похожий на письмо, в конце было написано «Если что, звони..» и номер телефона.
Бывший следователь по делу Юлии, засаженной почти на четыре года за кучу мусора и пачку несуществующих денег, набрал номер телефона.
На том конце раздался голос женщины. Это была Раиса Сергеевна...
– Конечно, пусть приезжает.
– Деньги? Да, найдем... Кто я?
Бусыга помялся:
– Да так, знакомый.
– Хорошо, тогда завтра ждем ее, скажете с какого поезда встречать. Стойте, стойте, а у нее же нет паспорта…
– Ничего. Поможем.
2004–03–18
Спонсор, реферальная ссылка, которой можно воспользоваться:
Если Вам по делу или по жизни нужен дополнительный источник дохода и оборота средств - рекомендую "кошелек" по ссылке.
https://kuna.io?r=kunaid-brcs5mk0poti