Все было плохо.
Все было еще хуже, чем как всегда.
Ночные наряды должны были меняться на месте.
Но одни снялись и ушли на заставу пораньше и нижней тропой.
А другие пришли попозже и верхней…
А во временном разрыве, как в черную дыру, как мыло в анус, на нашу территорию проникли-проскочили два афганца. Контрабандюги. С грузом. С наркотой. На «закладку».
И уже при возвращении напоролись они на доблестных советских пограничников. На новую смену, свежую. Незадача, однако…
Один сразу рванул обратно и попер, попер, родимый, в горы.
А второй метнулся к воде, сиганул рыбкой в мутные Пянджские воды, плюхнулся на камеру автомобильную, и поплыл… Ихтиандр, мать его…
Старший наряда, ефрейтор «залупкин», отличник боевой и политической подготовки, видя, что вражина уходит, принял грамотное решение и открыл огонь на поражение. Он выпустил двенадцать пуль… Всего двенадцать. Маленьких злобных металлических ос. Глухой ноябрьской ночью.
Потом уже было много всего: большой поиск, резерв пограничного отряда, прожектора, собаки, утром вертолеты, куча задействованного народа. Нашли и взяли живым полузамерзшего в горах второго. Нашли и тело первого. Его прибило к нашему берегу километрах в десяти ниже по течению.
Позже была встреча пограничных комиссаров и официальная передача одного тела и одного живого иностранного гражданина. На историческую родину. Протокол, мля…
Увидев два маленьких пулевых отверстия – во лбу и в глазу своего подданного, – афганский пограничный комиссар в небольшом шоке только и смог спросить:
– У вас все ТАК стреляют?
– А как вы думали? Все как один! – не моргнув глазом, отчеканил наш комиссар, и, вздохнув, добавил, – Извините, конечно, уважаемый, что так вышло именно с вашим, э-э, гражданином… Служба, что поделаешь… М-да…
А живой «нарушитель» стоял в наручниках под автоматными стволами с глазами затравленного волка, судорожно сглатывая слюну и медленно замерзая на холодном ветру.
О чем он думал в тот момент?
Может о том, что лучше б ему было тоже умереть, сдохнуть, той ночью от рук неверных? А может о том, что он скажет своим хозяевам? О глотке горячего чая, о детях, если они у него были? Хотя, скорее всего, он просто тихо молился своему мусульманскому богу и не думал ни о чем. Лишь бы все закончилось поскорее.
А еще в этот же день на Памирской земле высадился целый десант проверяющих, «товарищей из Центра» (Святое дело!), во главе с хмурым и неприветливым полковником.
И пошло расследование. Обычное гнусное дело. Опросы, допросы, эксперименты… Писались и переписывались по десять раз объяснительные, составлялись рапорта, справки, акты. Рыли носом землю штабные (крысы не крысы, но на проверках всегда очень противные и вредные), трясли местных, языкастые, таджикоговорящие разведчики. Серыми тенями мелькали то тут, то там проницательные особисты, и крутились у всех под ногами вездесущие политработники. А как же без партийно-политического контроля?
Умаялись все, измучались, устали страшно.
Мишке Варламову, начальнику заставы безобразно хотелось выпить и поспать хотя бы часок. Он уже третьи сутки был на ногах. Или на том, что от них, стертых до жопы, осталось. Но он был крайним и его последовательно, хотя и без злого умысла, лишали сна, горячей пищи и жены.
Вообще офицер границы у нас всегда крайний. Всегда первый под танки и всегда последний к пирогу. И он не в обиде. Он все понимает. Он может не спать сутками, он может не есть, не пить, не курить. И «тащить» эту службу. И всегда готов отвечать за свой участок границы. Вот только хамства он терпеть не может, не хочет и не умеет…
А полковник, смею вам заметить, был самым настоящим, классическим, трамвайным, я бы сказал, хамлом. Три дня Оно (хамло в смысле) ходило по заставе насупленным ПАПОЙ с откровенно-брезгливым выражением морды лица. Оно то неожиданно неприятно кривило уголки рта, то ни с того ни с сего, недобро и ехидно усмехалось, а то вдруг нарочито громко и, вроде бы ни к кому особенно не обращаясь, начинало недоумевать и поражаться увиденному «бардаку». Такой, знаете ли, большой начальник, холеный. Целый Полковник! Такие всегда думают, что подавляют волю и сознание подчиненных одним своим присутствием. И часто, как мы увидим ниже, ошибаются…
Наши бойкие тыловики изгибали позвоночник как женщины-змеи, превосходили самих себя и прыгали выше собственных пупков, умасливая грузную и грозную начальственную тушу: бани-веники-парилки, горячие серные источники, источники радоновые, и, конечно, столы-застолья-угощенья. Но уж то ли они перестарались, то ли «клиент» сам перевозбудился от горячего, только к исходу третьего дня вызвал он Мишу в канцелярию. Типа на подведение итогов, на разбор. Тет-а-тет, один на один.
И заревел, и зарычал, и заорал раненым в пятую точку опоры носорогом, пузырясь соплями и фекалиями:
– Достукались?! Су-у-ки-и… Ублюдки вы, недоноски сопливые!!! Стрелки ворошиловские, мать вашу! Допрыгались? Доигрались?! Это что? Это так вы службу несете? Это вы так границу охраняете? Нет, это – не застава, это – одно большое недоразумение! Что вы смотрите?! Хотите что-то сказать? Может, прикажете вас в попу целовать за содеянное? Что, нет?! Молчать!! Я вас спрашиваю, арестанты! Вы что себе позволяете? Вы что, страх потеряли? Стрелять, значит, любим? Стрелять, постреливать? Вы что хотите, лицо Родины в жопу превратить? Международного скандала хотите? Да я вас!… Я вам не позволю!… Вы у меня!… Да из вас такой же начальник заставы как из козла балерина! Вы – пустое место, капитан! Негодяй! Преступник! И замы ваши, уроды! Мерзавцы! Идиоты, кретины безмозглые! Мальчики-одуванчики, нецелованные ни разу ниже пояса! Вы – убийцы, между прочим! Все!! Вы хоть это понимаете? Или у вас мозги отсохли давно? Или вы уже вообще ни о чем не думаете? Да у вас у всех руки! …по локоть!! …в крови!!! Вы все у меня в тюрьму пойдете! В тюрьму-ууу! Пожизненно-а-а!… Вот так-то вот, каторжники вы мои иркутские. И жены вам будут письма жалостливые писать на зону! А молоденькие красивые мальчики будут их в ваше долгое отсутствие тра…
И вдруг на самой высокой ноте крик неожиданно оборвался. Метко пущенная твердой рукой начальника заставы увесистая связка ключей попала высокому гостю точно в середину лба.
– Честь имею, господин полковник!… Начальник заставы, капитан Варламов, стрельбу закончил…
И что характерно, о, мой внимательный читатель. Как-то сразу восстановилась в мире тишина и спокойствие. Вернулась в мир гармония. Гомеостаз, так сказать. Равновесие.
И Мишка служить остался на той же заставе. И ефрейтор сержантом стал, и на «дембель» уехал, как положено - весь в знаках отличия и в первый «замес».
И контрабандисты потом целый год туда нос не совали - кому ж охота башку под пули подставлять?
И Боченов туда больше ни ногой с тех пор…
А Мишке вся наша разведка еще долго руки жала, мяла, тискала со словами:
– Мишаня, молодец то какой! Ты - Мужчина! И боец твой каков, а? Гвардеец! Супермен, млин, правнук Вильгельма Теля, внук Ли Освальда, просто Лимонадный Джо, наконец, еп-т, дай бог ему здоровья. Настоящий воин! Спасибо, Миша! С нас - литр! Да какой – что там литр! Считай, что ты почетный гость отдела, постоянный член клуба. И твоя пожизненная привилегия - сто грамм на халяву в любое время суток! Слово! Теперь, гады, сюда долго не сунутся… Все поспокойней. А на козлов - не обижайся, брат. Хрен с ними…
Вот что значит удачный выстрел.
А что руки в крови? Так то ж во славу державы и токмо спокойствия России для…