Станислав Фурта
ПРАВИЛА ДОБРА
(размышления по поводу номинированной повести Николаева Максима "Снег в творчестве Гитлера или история одного вервольфа")
Хотели, как лучше, а получилось…
Виктор Черномырдин
Как ни крути, а где-то в самой-самой что ни на есть глубине души мы – христиане… Хоть и в церковь почти не ходим, и посты абы как соблюдаем, и оккультными науками интересуемся, и вообще живём совсем не по заповедям (в том числе и Ваш покорный слуга). Но христианство "въелось" в нас на глубинном, архетипическом уровне, проникав в наше подсознание через тьму веков шаг за шагом, послойно, медленно, но настойчиво, и поэтому присущий христианству Образ Мира невозможно вытравить из нас ни за семьдесят с небольшим лет господства большевизма, ни за последовавший за ними период пещерного капитализма. Из-за этого и возникает после прочтения повести Николаева Максима чёткое ощущение наступления последних времён…
Однако, стоп… Увы, я прекрасно знаю, что многие жители Прозы.ру читают тексты либо "по диагонали", либо ограничиваются парой абзацев. Поэтому сразу выставлю диагноз: повесть написана очень талантливым автором, но то, ЧТО написано этим автором, я не приемлю категорически… Если, уважаемый читатель, я Вам ещё не наскучил, и Вы хотите получить ответ на вопрос, ПОЧЕМУ я именно ТАК оценил произведение Максима, то читайте дальше…
Откуда же возникает ощущение апокалиптичности? Иди и смотри!
"Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их…"
(Матф.: 10:21)
"- А почто ты дедулю родного сожрал?"
(Николаев Максим "Снег в творчестве Гитлера…")
"По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же её - как лица человеческие; и волосы у ней - как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов. На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев её - как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах её были жала; власть же её была - вредить людям пять месяцев".
(Откровение Иоанна Богослова (9:7-10)
"В огромных алюминиевых баках, соединенных тончайшими проводами и капиллярами, зреет новое поколение беловолосых солдат… В каждой люльке – по двухметровому младенцу. У них бесцветные волосы. У них алые глаза… альбиносы наполовину мертвы и, потому, наполовину бессмертны. Эмбрионарий не может вырастить полноценных людей – на это потребовались бы годы. Непростительная роскошь для маленького Отряда…"
или:
"Зверолюди – позже фюрер назовет их вервольфами – росли очень быстро, достигая за четыре года уровня развития взрослого арийца. Они были проворны и умны. Передвигались со скоростью груженого мотоцикла и в одиночку, без оружия, расправлялись с ротой солдат".
(Николаев Максим "Снег в творчестве Гитлера…")
Ну, и так далее… В Апокалипсисе можно найти достаточно описаний всевозможных полулюдей-полуживотных-полудемонов, ниспосланных на Землю, дабы карать род человеческий за его грехи. Только КЕМ посланных, и у КОГО на службе состоящих? Так и зверолюди Максима Николаева, альбиносы ли, вервольфы – гомункулусы двух противостоящих друг другу злых гениев Адольфа-Давида Гитлера и Преподобного маршала Жукова сработаны для тех же целей.
Впрочем, текстологические аналогии между библейскими текстами и повестью Николаева Максима по большому счёту поверхностны. Модус их разный.
Итак, что же мы читаем? Обращусь за определениями к рецензентам, которые раньше меня высказали своё отношение к повести Максима. Кстати, а почему повести? Произведение "мощностью" чуть менее, чем 34000 знаков всё же следовало бы отнести к жанру рассказа. Но это так, к слову…
Птахх: "Удивительно изобретательная повесть! Давно думал, что в России не хватает современного, зрелого, литературного, а не документального, отражения последних гражданских (и не очень) войн".
Leap: "…никак не мог определиться: то ли текст – скрупулезный отчёт про обычное сумасшествие, то ли - часть, пока ещё рождающейся, легенды-гипотезы?"
А вот кусочек из текста внутренней рецензии Дмитрия Сабарова, процитированный в отзыве codrajona: "Касательно "фашистскости" текста: да какой, простите, к черту, фашизм! Самый что ни на есть откровенный, неприкрытый и даже воинствующий антифашизм и антимилитаризм. Почти что толстовщина. Коли сформулировать мораль, она такова: "Если твоё бытие - война, то твой дом - психушка"".
Ну, так давайте всё же разбираться. Я – рецензент весьма толерантный, ругаю авторов Прозы.ру крайне редко, только когда уж, как Нина Андреева, "не могу поступиться своими принципами". Попытаюсь подойти к рецензируемому произведению с тех позиций, что написал его автор из самых лучших побуждений, и что он – самый, что ни на есть "воинствующий антифашист, антимилитарист" и вообще толстовец. Пишу эти строки без тени иронии.
Да, перед нами чрезвычайно талантливо выписанный бред свихнувшегося на войне солдата, прошедшего все круги ада в Чечне. Убивать – работа тяжёлая, привыкать к ней непросто, если первично у тебя ещё есть хоть капля душевного здоровья – без "герача" не обойдёшься. Правда, и изначальное психическое состояние героя повести вызывает некоторые сомнения. Герой наш "с детства был хмурым, потешным мальчишкой…", потихонечку занимающимся "онанизмом, пачкая трусы и простыни". Ровесницы беднягу не возбуждали. Жевательная резинка с эротическими наклейками – самый трепетный образ детства. Эй, читатель мужеска пола! У кого ещё от детства в памяти не осталось ничего, кроме картинок с силиконовыми бюстами и розовыми губками, да воспоминаний о том, как не дала самая страшная одноклассница? Ох, уж это тяжёлое детство с чугунными игрушками…
А вот нечто похожее на первый сексуальный опыт, случившийся, скорее всего, прямо перед уходом в армию:
"Помнишь Алису? Последний вечер. Ты заказал для нее такси. А потом долго провожал взглядом "Шестерку". Вспоминал пряди волос. Пухлые щеки. Лживые рыбьи глаза. Кудри внизу живота. Влажное отверстие, которое исступленно целовал двадцать минут назад. А теперь ты провожаешь "Шестерку" взглядом и прикидываешь, сколько денег ушло в эту маленькую п…ду"
Ну, к женщинам у всех отношение разное… Эй, читательницы! Как бы Вы назвали мужика, подслушав случайно его мыслишки после соития? ТАКИЕ мыслишки? Ответ правильный…
Итак, мы читаем антимилитаристское, пацифистское произведение, о том, как проклятая война изувечила душу героя… Прошу, уважаемый Дмитрий Сабаров, пардону… Натяжка. Герой наш – психопат с самого начала. С пелёночек. И тогда никаких претензий на всеобщность. Его толстовство – миф, несмотря на отсылку: "вспомнил, что когда-то был пацифистом". Пацифизма хватило лишь на то, чтобы не стукнуть пленного кулаком. А некоторое время спустя наш миролюбец выпускает очередь в живот "убегающему чеченцу". Комбат усмехнулся не зря – спиной вперёд не бегают. Следовательно, пацифизм – это не то, что есть, а то, во что хочется верить. "Цветы и снег" наш толстовец полюбил, только побывав в "дурке".
И всё-таки, всё-таки, всё-таки… Давайте представим, что повесть Максима забирает несколько шире… "…виднеется мрачная, кроваавая, пахнущая порохом и муками жизнь россиян, какой её представляет себе молодое сознание" (cyberbond). А вот это уже гораздо ближе, потому что жизнь наша российская и есть ПОСТОЯННАЯ война, с фашистами ли, с террористами ли, с голодом, с безденежьем, с заполонившими СМИ потоками дерьма, с алкоголизмом, с наркоманией, с тёщей, с боссом-супостатом и много ещё с чем и с кем. Поэтому рецензию, написанную cyberbond'ом, я ставлю на первое место. Стало быть, и детство героя исковеркано войной, но войной другой, войной в обобщённом смысле. Но тогда неизбежно возникает претензия к автору. Кратенькая сносочка про "социализм с человеческим лицом и капитализм со звериной ж…пой" не впечатляет. Неубедительно, и всё тут! Кстати, а почему именно "ж…па"? Мне так кажется, что у любого зверя, человека, альбиноса или вервольфа, "лицо" пострашнее "ж…пы" будет…
А что дальше? А дальше была война со всеми присущими ей атрибутами, с пробивающими глаз пулями, с собиранием внутренностей из развороченного живота, с чеченцами, насилующими детей, и со "своими", собирающимися изнасиловать эстонку-снайпершу. Полный джентельменский набор писателя, на войне не бывавшего, но профессионально пытающегося скрыть этот недостаток за счёт квазинатуралистических описаний. И потому опять-таки выглядит страшненько, но неправдоподобно. Прокол с отрезанием головы десантным ножом (во пацифист-то!) Дмитрием Сабаровым выловлен чрезвычайно точно. Это общая беда. Например, Андрей Геласимов, раскрутившийся на Прозе.ру до респектабельного офф-лайнового писателя, в чеченских сценах тоже смотрится бледненько (повесть "Жажда"). И это общее счастье. Чем меньше народа там побывает – тем лучше. И всё же скажу пару слов про военную тематику. Ощущение правдоподобия порождают маленькие детали, которые никак не слямзишь ни из газет, ни с экранов телевизоров. На эти крохотные детали, как на гвоздики, вешается всё повествование.
Чтобы не быть голословным, приведу два примера.
Стивен Кинг "Сердца в Атлантиде". Настоятельно рекомендую почитать этот его роман о поколении, прошедшем вьетнамскую войну. В "Сердцах в Атлантиде" Вы откроете для себя нового Кинга, пишущего не денег и славы ради… "Мы вышли из зелени…" – один из рефренов. "Зеленью" называли Вьетнам те, кто там побывал. "Маленькие человечки в чёрных пижамах" – а это уже о вьетконговцах. Описание мук людей, сгорающих заживо в подбитом вертолёте, на фоне "зелени" и "маленьких человечков в чёрных пижамах" – уже абсолютное ничто.
А ещё советую почитать "Дневник" Юрия Нагибина, и не только из-за описаний войны. Но вот такая картинка: разведчик, сгоревший на броне танка, "…лежал кверху задницей. Штаны сгорели. Задница голая, вощёная и завиток кала. Распухшая мошонка. Мёртвые сраму не имут, но эта унизительно похабная смерть невыносимо отвратительна и гнусна, от неё тошнит, и нет никакой жалости – бешенство на то, что так унижают человека". Без комментариев.
Ну, а ещё дальше? А читатель попадает в бредовый мир съехавшего с катушек героя, мир, населённый Айболитами в "дурке", дедами-партизанами, являющими собой гибрид мерлинов и горлумов, альбиносами, вервольфами и прочей нежитью. Вот это всё прописано довольно-таки блестяще. И даже с неким знанием дела. Поначалу герой растителен, полюбил "цветы и снег". "Ты выбросишь третий окурок и, заметив тающие на синем члене снежинки, вспомнишь, что забыл одеться, покидая натопленный дом". "Дурка" – есть "дурка", запас транквилизаторов в крови определяет на первое время существование героя. Но герой-то наш – солдат! И потому не воевать не может, и потому, чуть очухавшись, находит и "за кого", и "против кого". Причём, и те, кто "за", и те, кто "против", одинаково омерзительны. И альбиносы, и вервольфы зачерпнуты из одной бочки. Преподобный маршал Жуков плюс Давид-Адольф – ни что иное, как двуликий Янус. Жестокость остаётся жестокостью, насилие – насилием, убийство – убийством, против кого бы они ни были направлены. Вот тут, и только тут я усмотрел "пацифистскую нотку", о которой писал Дмитрий Сабаров. Причём фантасмагоричность, ирреальность, гротескность происходящего ставит на этой "ноте" особенно сильный акцент. "Если бы врага не было, то его следовало бы выдумать", - позволю себе перефразировать известное изречение. Так дед героя превращается в вервольфа. Так совершается библейский по сути грех – уже ничем логически не оправданное убийство БЛИЖНЕГО, убийство Авеля Каином.
В этой части есть одно таки слабое место. История детства Давида Шикльгрубера и рождение первого вервольфа из ж…пы Геббельса. Ну, во-первых, это всё же эпатажная дешёвка, на фоне которой Сорокин просто отдыхает. Гитлер, как продукт подавления творческих инстинктов в детстве – тема интересная, хотя и не новая. Помнится, даже видел какую-то весьма толковую ВГИКовскую дипломную работу на эту тему. Чью – запамятовал. Но вот Гитлер, еврей и гомик, отправляющий в печи евреев и гомиков – это уже слишком… хотя по сюжету он их не в печи отправлял, а использовал для разведения вервольфов. Что-то мне напомнило моего преподавателя по философии в аспирантуре, который вполне убедительно вещал, что Гитлера к власти привели жидо-масоны, и что холокост устроили тоже они, дабы сплотить разбросанный по диаспорам "малый народ" и т.д. Сильно смахивает на историю про унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла. Если это юношеский стёб, то простительно, ежели убеждение, то жаль…
Уважаемые читатели, я вовсе не пытаюсь обвинить автора в том, что он фашист, психопат и т.д., и т.п. Потому что внутренний мир автора НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЖДЕСТВЕНЕН внутреннему миру героя. Если это тождество имеет место, то это очень плохая литература. В хорошей же, помимо собственной душевной боли обязан быть элемент лицедейства. И вообще, я бы никогда не взялся писать эту статью, если бы… повесть Максима Николаева не была хорошо написана. Автор, бесспорно, если пока и не является мастером слова, то имеет все задатки до мастера вырасти. А коли так, то и требуется от него со СЛОВОМ обращаться осторожно. Я в нескольких своих "опусах" уже упоминал о замечательном романе Умберто Эко "Маятник Фуко". Сюжет романа таков. Трое молодых, умных, ироничных, только чуть более, чем требуется, циничных литераторов начинают переписывать историю на потребу публике, представляя её так, как она, публика, хотела бы историю читать. И СЛОВО начинает материализоваться… История, в шутку нашкрябанная авторами, приобретает угрожающе реальные черты и, в конце концов, пожирает самих создателей. Не стоит играть со СЛОВОМ! Писатель, настоящий, хороший писатель, он никогда не существует сам по себе. Он как бы является проводником всеобщего информационного поля, по каналам которого и перетекает на бумагу СЛОВО. Выражаясь языком йоги, всё зависит от того, через какую чакру информацию скачивать: через сахасрару (что на макушке) – потянешься к свету, через муладхару (что в области копчика) – погрузишься во тьму.
И истинные мотивы, самые, что ни на есть благие, с которыми писатель задумывал своё произведение, оказываются не столь уж важны. Важно то, как их воспринимает читатель. Приведу не столько ПиАра ради (хотя покаюсь, этот элемент тоже присутствует), а в назидание, три случая, приключившиеся со мной лично, поскольку грабли, на которые мы, начинающие писатели, наступаем, общие:
1) В январе у меня номинировали повесть "Кто там идёт?":
http://www.proza.ru:8004/2004/01/11-120
Это повесть о последних 46 часах жизни Пушкина. Сюжет с определением вины Н.Н.Гончаровой не мог не возникнуть. И никакими силами не удалось мне убедить иных читателей, что ничего плохого я о Натали сказать не хотел – не поверили.
2) Написал я короткий рассказик с "ласковым" названием "Убийца":
http://www.proza.ru:8004/2003/11/19-119
Вроде бы задумывал его, как морализаторский: "Убийство, совершённое лишь в мыслях – всё равно убийство". Но было два отклика от уважаемых мною авторов Прозы.ру следующего толка: "Пишешь хорошо, но проповедь ненависти неприемлем". Опа!
3) То, что повесть "Джозеф"
http://www.proza.ru:8004/2004/02/20-124
о маленьком гареме в семье "нового русского" – скандальная, хорошо понимал, но считал, что это в ней не главное. Главное – трагедия человека, не способного осознать, ЧТО ему нужно от женщин, с которыми он живёт. Понёс я эту повесть сдуру в один толстый журнал, а мне редактор и говорит: "Обличая какие-нибудь социальные пороки (я-то, правда, ничего обличать не собирался), вы не должны забывать, что вы их пропагандируете (это он о гареме)". И надо признаться, что доля здравого смысла в такой позиции есть.
Привожу эти примеры с собой, родным, прежде всего для того, чтобы автор понял: я весьма далёк от морализаторства и специально подставляю собственные наиболее уязвимые произведения.
А теперь концептуально об ощущении наступления "последних времён", о том, о чём я упомянул в самом начале. Повесть Максима неимоверно жестока, жестока именно в библейском, апокалиптическом смысле. И пусть себе автор задался целью заставить читателя содрогнуться… Помните финальную фразу из "Рабы любви" Никиты Михалкова: "Господа, вы же звери…"? Да, мы содрогнёмся, прочитав эту повесть, мы осознаем, в каком страшном мире мы живём, но вот… станет ли этот мир лучше, и станем ли от этого лучше мы? Есть в физике такой третий закон Ньютона: действие равно противодействию. В жизни и литературе этот закон выполняется неточно: позиция активного сопротивления злу может вызвать к жизни ещё большее зло. По мере того, как наш уже не очень то уютный шарик всё больше вязнет в пучине ненависти, образ ненависти всё больше и больше проникает в литературу и изобразительное искусство. И процесс этот взаимный, и развивается спиралеобразно, и приведёт рано или поздно, если его не остановить, к тотальному господству насилия. Так что бороться со злом "калёным железом" натуралистического изображения зла – штука опасная.
Хрестоматийный пример. В прессе то и дело проскальзывают сведения об уголовных делах, заведённых на подростков, играющих… в телесериал "Бригада". Вот Вам и "волшебная сила искусства"…
В связи с темой "волшебной силы искусства" мне хотелось бы поговорить о некой общей тенденции в литературе и о том, что происходит у нас на сайте.
Чтобы читатель совсем не соскучился приведу один ребус. Я процитирую сейчас тексты трёх авторов. Назовём их условно Автор №1, Автор №2 и Автор №3. Предвижу гомерический хохот codrajona.
Автор №1: "ПДУМ! Старушка споткнулась, шагнула вбок. Её короткие ноги подломились, и она упала".
Автор №2: "ПО ПЛОЩАДИ БЕЖИТ ЧЕЛОВЕК. Этот человек – ты. Зачем ты взял автомат? Зачем пришел в этот город? Все очень просто. Война".
Автор №3: "Я – СЛЕПАЯ ЛОШАДЬ НА ДНЕ РУДНИКА. В мусорном баке напротив соседского дома – плюшевый медведь. Одна лапа заломлена за шею, бесшёрстный живот, глаза – треугольные пуговицы…"
Автор №1: "ПДУМ! Толстяк открыл рот, голова его запрокинулась, из небольшой дырки в середине груди забил кровяной фонтанчик".
Автор №2: "ПО ПЛОЩАДИ БЕЖИТ ЧЕЛОВЕК. Пуля пробивает глаз. Он падает в снег. Он плачет и засыпает".
Автор №3: "Я – СЛЕПАЯ ЛОШАДЬ НА ДНЕ РУДНИКА. На внутреннем стекле маршрутного такси – мотылёк. Бьётся изо всех сил, хочет спастись, выбраться на волю".
Автор №1: "ПДУМ! От фрамуги отлетела щепка, крик замер на губах женщины. Она поползла вперёд, словно собираясь выпасть, глаза её округлились".
Автор №2: "ПО ПЛОЩАДИ БЕЖИТ ЧЕЛОВЕК. Под ноги летит граната. Он хватается за живот. Пытается собрать внутренности. От тела идет пар. Он закрывает глаза. Он засыпает".
Автор №3: "Я – СЛЕПАЯ ЛОШАДЬ НА ДНЕ РУДНИКА. Что-то разрушилось в нашей круговерти… Страх, дикий страх внутри. Взры-ы-ыв!".
Ну, угадали, что за тексты? Автор №1. Владимир Сорокин "Утро снайпера". Автор №2. Николаев Максим "Снег в творчестве Гитлера или история одного вервольфа". Автор №3. Елена Зейферт "Слепые лошади" (http://www.proza.ru:8004/2004/01/17-106).
Одна и та же структура текста. Один и тот же литературный приём. Нехитрый рефрен, синхронизирующий описание мучений героев. На мой взгляд, все три автора талантливы. Разница в одном. Первый купается в лучах славы, двое других – пока нет. Причём здесь Сорокин? Да при том. Мы все чуть-чуть сорокины, и притянутая мною за уши аналогия не так уж абсурдна. Сорокин – это не столько писатель, для меня он, как писатель, кончился после того, как я, прочитав сборник рассказов "Утро снайпера" (AdMarginem, 2002г.), понял технику, по которой делается его проза. Сорокин – скорее явление. Сорокин возник, как реакция на вполне конкретное зло, зло господствовавшего в течение десятилетий фальшивого насквозь социалистического реализма. Сорокин – эстет? Душа сорокинская вынесена за скобки? Да полноте… Да он просто грозит человечеству со страниц своих чернушек эстетическим пальчиком: "А вот ужо я покажу вам, какие вы г…нюки…" И показывает на самые, что ни на есть затхлые дыры. Есть в человеке такое? Да есть, конечно, где-то в абстрактном, обобщённом смысле, а где-то вполне конкретно. Так и герой повести Максима Николаева. Есть такая партия? Есть такая партия!
Обращаюсь к Василию Шимберёву. Помните нашу дискуссию по поводу "Слепых лошадей"? Помните, что я довольно осторожно спросил Вас, почему Вы считаете, что это "кич"? Вы тогда ответили, что описание мучений героя направлено на выжимание слезы. А тогда описание мучений героев авторов за номерами 1 и 2 на выжимание чего направлено? Василий, к сожалению, это не "кич". Это вполне сложившееся направление в литературе. В чём оно заключается? Да в неприятии окружающего мира вообще и изображении такового в самом неприглядном свете. Дескать, ИДИ И СМОТРИ! И у всех трёх авторов эта первоначально гуманистическая идея неприятия зла невольно обращается в свою же противоположность, да ещё и в усиленную, поскольку написано хорошо.
Это настолько серьёзная тенденция, что на нашем сайте подобного рода произведения в состав номинированных прорываются с завидным постоянством. Хотите ещё пример? Да на здоровье! Рассказ "Зарница" автора polinezia (http://www.proza.ru:8004/2003/10/26-108). И даже рефренчик для ритму можно найти, смысловой, правда, не фонетический… про срываемые погоны.
Вот такие мысли родились у меня по прочтении повести Николаева Максима. Что хочется ему пожелать? Ну, творческой удачи, конечно. И чтобы, когда эта удача повернётся к нему лицом, никакой дядька не сказал бы: "Я понимаю, как это делается"…
Но если мир вокруг нас в канун "второго пришествия" a priori жесток, то о чём же писать? Мне кажется, нужно выработать для себя некие "Правила добра". В чём они состоят? Честно скажу, не знаю. Мучительно ищу, смутно что-то начинаю понимать, но другим навязывать не стану. Может, вместе подумаем?