Она пришла ко мне в знойный летний день, в начале июля, когда жара еще не измучила уральских жителей, а пока лишь доставляла радость. Листья на деревьях были еще свежие и не собирались увядать, хотя кое-где можно было заметить золотые крапинки их гибели. Природа цвела, люди радовались, и я тоже. Зачем же она явилась…
Сначала была такой робкой, наивной и беспомощной. Попросилось поселиться у меня. Что оставалось делать, уделила ей место в моей комнате. Она не была навязчивой, лишь вечерами не давала мне спать с разговорами. Но меня это не беспокоило, с ней было велело и легко. Мы рассказывали друг другу разные глупости и тихо смеялись среди ночи. А днем я уходила по делам и забывала о ней до вечера. Но лишь только я заходила в свою комнату, она нежно обнимала меня, заставляя рассказывать, как прошел день, о чем я сегодня думала, куда пойду завтра. Так летели месяцы. Я их не замечала. Просто радовалась, что мы есть друг у друга. Я гордилась этим, рассказывая о ней своим подругам. Они снисходительно улыбались. Может завидовали, может знали, к чему всё приведет…
Она переставила в моей комнате мебель на свой лад, поместила на полочки какие-то фотографии, книги, альбомы. Когда я приходила домой, она уже стояла на пороге, а не лежала в комнате на диване, как раньше. Что бы я ни делала, она всегда ходила за мной по квартире, приставая с расспросами. Было дело, я хотела «поставить ее на место», но она только рассмеялась мне в лицо. На следующий день она вышла из дома со мной. Она не давала мне сосредоточиться. После того, как я поняла, что в этот день мне ничего не удастся сделать, я сдалась. Тогда она повела меня по городу. Где мы только не были: в парке, в магазине нижнего белья, в кофейне, даже в церкви. Домой вернулись поздно. Я жутко устала и сказала ей, что сегодня ночные разговоры отменяются, но она снова рассмеялась.
С тех пор она ходила за мной по пятам. Куда бы я ни пошла, куда бы ни уехала. От ее постоянной болтовни у меня болела голова. От бессонных ночей стали пошаливать нервы. Она не давала мне расслабляться ни на минуту. Вскоре я стала ее рабыней. Не понимаю, чем она меня держала, как заставляла делать то, что она хочет. Одно я точно знала – не скоро я смогу прогнать ее. Нахальная девчонка с темно-рыжими волосами и голубыми глазами. Она даже купила для меня поводок. Когда она видела, что мне совсем плохо, она ослабляла его. Но лишь понимала, что я вот-вот вырвусь, притягивала к себе и била. Била больно. У меня вся спина была в шрамах, которые не успевали как следует зарубцеваться, как она снова находила повод ударить.
И что я в ней нашла!.. Ведь были же лучше. Наверное были. Но я не могла без нее. Только она понимала меня, как никто другой. Только она была со мной в минуты боли, которую сама же причиняла.
Я перестала чувствовать мир. Я перестала чувствовать других людей. Только она. Говорили, снова наступила весна. А я не знала. Для меня было вечное лето. То лето, когда она пришла ко мне. То лето, что связало нас. Каждый раз, когда я писала свои рассказы она стояла за моей спиной и чутко следила за всем, что я делаю. Она знала, что каждое мое слово посвящено ей одной. Она знала, что если б не она, я бы вообще не начала писать. Я многим ей обязана. Столько узнала, прочувствовала, только благодаря ей..
Нет, я не отказывалась от нее. Я была согласна на подобное рабство. Согласна на боль. Если хотите, считайте меня безумной. Но ничто мне не заменит мою ненаглядную, огненнокудрую и капризную красавицу.
Но она неожиданно заболела. Может потому, что мне всё чаще удавалось убегать от нее, прячась в чужих квартирах, за стопками книг в библиотеке, в темном кинозале. Сначала мне показалось, что это ее очередная уловка, чтобы покрепче связать меня по рукам и ногам. Но я стала замечать, что она уже не выходит меня встречать, ее розовые щечки побледнели, а ярко-голубые глаза смотрели мимо меня. Я не на шутку обеспокоилась. Мысль о том, что я вот-вот могу потерять ее сводила меня с ума. Я начала ухаживать за ней. Носила в постель теплое молоко с медом, кормила мороженым. Но она ничего не хотела, а только тяжело вздыхала, отвернувшись к стене.
Шли дни, но ей становилось всё хуже. Тогда я поняла, что ей уже ничем не помочь. Я день и ночь проводила в слезах, стоя перед ней на коленях. А она только вздыхала и качала головой.
В тот день выпал первый снег. Я проснулась, открыла глаза и тут же по привычке повернулась к ней. Она не спала. Она смотрела на меня и улыбалась, но мне почему-то не хотелось улыбнуться ей в ответ. Я осторожно коснулась ее щеки. Тут она звонко рассмеялась и откинулась на подушку. Последний вздох, и она застыла навсегда.
Похорон не было. Да и хоронить было нечего. Она просто исчезла, оставив после себя кучку уже ничего не значащих фотографий, пустые безделушки, толстый исписанный от корки до корки дневник, который мы вели вместе. И какую-то пустоту в сердце. Не то чтобы я скорбела, но, знаете, всегда неприятно, когда в твоем сердце умирает такая прекрасная рыжеволосая ЛЮБОВЬ…