Мы плавали уже целых два дня, ни разу не остановившись, не бросив якорь, у нас было полно еды, воды хватило бы на две бригады спасателей… Но этого было мало: нас никто не спасал, а есть не хотелось. Иногда казалось, что мы не помнили, сколько продолжается наше путешествие: день, два или неделю… Твёрдой земли мы не видели, а любую точку, которая, по предположениям, могла бы иметь хоть какую-ту опору, мы принимали за берег. Уставшие, изруганные, мы, казалось, исчерпали уже все бранные слова, которыми могли бы покрыть друг друга. Но к общей грусти добавилось ещё и осознание того, что мы всё равно вернёмся. И тогда нам здорово попадёт!
Я знаю, что каждому из нас снился один и тот же сон: ты идёшь по какой-то подозрительной и однородной массе, ноги увязают в трясине, ботинок нет – они застряли в болоте несколько метров назад. Руки изодраны о траву, которая мешает твоему движению, в глаза залетают мошки и другие мелкие насекомые, считая, что наконец-таки нашли безопасное место для кладки яиц. Долго так идёшь… И страшно одно сделать: нет, не оглянуться назад, не остановиться, а поднять голову: перед тобой солнце и единственное дерево, похожее на сосну. Продолжаешь путь, прикладываешь к губам окровавленные пальцы, снова поднимаешь голову, смотришь на дерево и понимаешь: ты не приближаешься к нему, а лишь ходишь кругами по трясине, из которой состоит остров. И тебе никогда отсюда не выбраться, потому что разомкнуть круг можно лишь, стерев небольшую часть его дуги, что рисуется на бумаге.
Мы попеременно подходили к борту, чтобы излить ту горечь, которая назрела в нас. Мерзкая неоднородная масса текла изо рта, морская болезнь не страшна только тем, кто живёт в море, а не катается по нему.
Вскоре на этот запах плохо переваренной еды стали стекаться рыбёшки. Мелкие, всех цветов радуги, сияющие, улыбающиеся и играющие друг с другом, они подъедали эту массу, ничуть не морщась. А вслед за ними приплывали другие, побольше, и сжирали тех, первых. А потом появлялись другие… и так до бесконечности. Рыбы сменяли друг друга, меняясь в окраске, в лице, в размерах… Как геометрическая прогрессия увеличивались с определённой частотой. Они начинали плавную атаку, окружая плотным кольцом, шипели, морщились, а маленькие будто просили о пощаде, складывали блестящие плавнички и, казалось, молились.
Бесполезно. Вскоре большие замыкали круг, воссоединяясь и сталкиваясь нос к носу со следующими хищниками…
Пока не пришла она.
Огромная, быстрая, с гладкой кожей, без единой морщинки, с длинным ртом, который всегда улыбался, с острыми зубами, крепкими, белыми, отточенными. Китовая акула. Она была королевой. Никто толком не знал, как вести себя с ней. Убежать означало позором, за «остаться» следовало пройтись по её жемчужным зубам… Она была легендой. Китовая акула, чьи намерения и повадки до сих пор не изучены. Она питается небольшими рыбёшками, которые сами заплывают ей в рот, когда огромная пасть открывается, чтобы зевнуть. Она не любит обманывать, не любит льстить, как лиса из известной басни. У неё нет врагов, сама себе хозяйка, она путешествует в одиночестве и не любит компаний. Кажется, что давным-давно её изгнали за проступок или, следуя своей гордости и непокорному характеру, она ушла сама. Никто не знает, откуда приплывают китовые акулы, где оставляют детёнышей, куда держат путь. Единственное, что может её погубить – винт корабля или рыбацкие сети. Знаю наверняка: она не любит несправедливость. И приплыла, чтобы наказать тех, кто настиг маленьких рыб во время их послеобеденного сна. Убивать во время еды, вонзая зубы в спину, – дело нарушенной чести.
Китовая акула изящно извивалась, лепеча себе под нос песенку.
Three blind mice, see how they run!
Она пела медленно, выговаривая слова как-то мягко, по-матерински. Рыбы пятились назад, бешено оглядываясь.
They all ran after the farmer’s wife,
Китовая акула подплывала ближе. Видны были полукруглые складочки от вечной улыбки.
Who cut off their tails with a carving knife,
Она надвигалась как туча – и вдруг резко разинула рот, словно решила зевнуть. Образовалась воронка, и все гости, находившиеся за бортом, ускользали к ней в желудок. Акула закрыла пасть и всё также по-доброму улыбаясь смотрела на нас:
Did you ever see such a thing in your life,
As three blind mice?
Она проплыла вокруг корабля, а затем скрылась под водой. И вот она выплыла в нескольких метрах от корабля. Она плыла куда-то уверенно и быстро. Давно сбившись с пути, мы ухватились за неё как за последнюю надежду, и плыли по её следам. Часто животные помогают людям – сколько литературы можно найти о подобных случаях. Взять достаточно дельфинов, которые позволяют кататься на своей спине и как водяные пони устраивают аттракционы. На душе уже было не так паршиво, мы прекратили ругаться, прекратили озираться по сторонам. Мы все столпились у носа корабля и бешено пепелили глазами нашего единственного проводника.
Так мы плыли за ней пол дня. Иногда она скрывалась под водой и всем казалось, что корабль опрокинется. Но китовой акуле не нужны люди. Она одна из самых миролюбивых акул. Никому не известно, что у неё на уме.
Солнце заходило, скрывалось за круглой землёй. Небо и наш огромный солёный пруд были красного цвета. Привычка относиться ко всему с иронией снова вспомнилась нам. Мы шутили, трепали друг друга за волосы и строили планы, что будем делать на берегу.
И вдруг мы остановились. Корабль пошатнулся, издал жалобный стон и остановился. Риф. Мы задели риф.
Берега не было видно, мы замерли, не в силах и слова вымолвить.
Наша проводница обернулась всё с той же улыбкой. Но теперь в ней было хладнокровие и безразличие. Она долго смотрела на нас, а потом навсегда скрылась в красной воде.
Быть может, она пошутила или плыла по своим делам, а мы вовсе не нужны были ей.
Мы совсем забыли, что китовая акула любит одиночество. Она направила нас на риф, чтобы мы больше не плавали за ней как вереница мелких рыбёшек за вожаком. Она любит одиночество. И мы за ней увязались, прицепившись в надежде к её хвосту. Мы не так поняли её намерения.
Вот солнце садится, красное, вопиющее скрывается оно в неведомой нам стороне, расплываясь по океану, жадно вдыхая его соль, засасывая, зовя и оставляя ядовитый след безмятежной глупости на чёрно-синей лужице…
Февраль 2004