Антиутопия в миниатюрах, размышлениях и монологах
Начало (The Beginning)
Если однажды люди смогу создать искусственный интеллект или синтетическую жизнь, которая сможет уничтожить человечество, то мы, творения Господа, по аналогии можем убить его, нашего творца…
От автора
На фоне современного прогресса науки и областей исследований человечества меня все чаще посещают странные мысли. Конечно мой интеллект и образ мышления – не более чем продукт современного общества и воспитания, но я пытаюсь относить это к своему сознательному «я». Я знаю, что я не одинок в своих размышлениях и вопросах, так как почти уверен, что тысячи, миллионы людей во все времена и во всех странах на разных языках говорили и думали об этом…
Это обрывки хаотичных мыслей, которые однажды обрели плоть. Их суть вселилась в тело потока электронов, мечущихся по кремниевым этажам и медным проводам моего компьютера. Моя душа материализовалась в двоичный код импульсов тока, в мерцание диодов и покрытия экрана под действием магнитного поля. Мои чувства вливаются в русла всемирной сети, они кодируются, пакуются, пересылаются, хранятся, они ждут своего часа. И снова через тысячи мониторов тысячи глаз разкодируют их, и хаос букв и знаков опять превращается в мысль, будто чья-то душа соприкасается с моей.
В темных лабиринтах несвязных мыслей голодным минотавром сознания бродит память. Каждый поворот, каждый тупик – еще один миг прожитой жизни, которого в тщетной надеже найти желанный выход ощупывают кровоточащие пальцы. Шаг неровен, дыхание сбивается, страх терзает душу и в затылок дышит горячим дыханием монстр памяти, съедающий каждый миг настоящего.
Я подымаю трубку.
Я слышу голос.
Через тысячи километров ржавых проводов, оптоволокна, спутники и комутаторские станции я слышу у себя над ухом самый родной и близкий мне голос, будто он шепчет мне на ухо самое сокровенное и желанное. И в этот миг я чувствую, будто я рядом, будто моего лица касаются нежные пальцы, ощущая на щеке горячее дыхание в паузах между словами.
Но рука нажимает рычаг, и все это исчезает в монотонном гудке из трубки.
Я вешаю трубку.
Я ухожу.
Если наши сны отчасти реальны, и наша фантазии создает на какой-то миг своеобразную реальность, в которой живут наши выдуманные персонажи, не подозревая о своей аморфности, то, возможно, что и мы все – лишь чей-то странный сон.
А если мне присниться тот, кому снюсь я?
Если любая мысль, облеченная в слова, теряет частично свой смысл и становиться неполноценной, то молчание – самая лучшая форма мыслеизъяснения. Я стараюсь чаще молчать, доверяя не изменчивым словам, а покою тишины, ее стабильности и неизменности.
Но тогда все наши потуги выразить что-то, сказать, быть понятыми заранее обречены на неудачу. И в тщетной бесконечной попытке высказать свои мысли и чувства мы кричим на перекрестках бытия и времени, срывая голос и дожидаясь ответа. Мы придумываем новые слова, языки, диалекты, мы придумываем формы и виды общения, прозу и поэзию, песни и молитвы, бессмысленно крича в бездну вечности пустые, придуманные слова, надеясь услышать эхо.
Но у тишины не бывает эха.
Подымая свой взгляд к звездам, и думая о чем-то романтическом или поэтическом, мы даже не задумываемся, что тот свет звезд, что будоражит наши фантазии, летит к нам сотни и тысячи световых лет. Что от видимых белых точек на ночном небе до нашего маленького синего шарика бездонные пространства космической пустоты. И уж подавно не каждый осознает, что та завораживающая картина, которую мы видим на небосводе, далеко не всегда отвечает действительности, и пока свет далекой звезды преодолевает свой долгий путь к нам, сама звезда уже погасла или превратилась в сверхновую, или была поглощена черной дырой. И свет мертвых звезд льется на нас с небес, даря вдохновение и призрачный смысл нашей жизни.
Пассивное насыщение информацией и поглощение ее из многочисленных внешних источников сжимает нашу субъективную память, вынуждая нас прессовать наши эмоции и ощущения пластами терминов и технологий. Современный прогресс заставляет нас приспосабливаться и адаптировать к постоянно изменяющимся и усложняющимся условиям выживания и правилам современной жизни и общества. Развитее точных наук, коммуникаций, цифровых технологий ускоряют темпы нашей жизни, вытесняя из повседневности короткие минуты философских размышлений и чувств.
Будто все человечество превращается в некое дополнение к своему творению, духовно- эмоциональный блок в механизме самодостаточности и само обеспечения современного общества. И бьющийся в технократической агонии перегруженный информацией мозг вливается своим криком в немое многоголосье всей планеты, превращаясь в безликую ячейку по строгим характеристикам и критериям. И бесконечный конвейер холодной сварки, печатающий многослойные платы, выбивает кремнием и медью девятизначный код на еще одной душе.
Старый, седой Посейдон лижет усталыми волнами Эгейского моря бесконечные километры пляжей и заливов, завидую самой глубинной завистью синекожему титану Океанусу, бродящему штормами и течениями от скалистых берегов Японии до пляжей Сан-Франциско, и только поздним вечером в старой полуразвалившейся таверне, пропахшей кислым молодым вином и рыбой, где между грубо отесанных дубовых столов мелькают белые фартуки аппетитных официанток и грубые мозолистые руки портовых рыбаков, а под потолком стоит гул хрипящих голосов, споров, песен и смеха, где густой дым дешевого табака, тлеющего в бесчисленных трубках, мешается с запахом горячей рыбной похлебки с фасолью и душистым кукурузным хлебом, пахнущим самим детством, где старый одноглазый хозяин, что будто гранитная глыба стоит возле покосившейся стойки даже после двух десяток кружек неразбавленного вина и рассказывает молодым посетителям старые, забытые всем миром сказки и истории о морях и океанах, а на выщербленных временем лицах моряков и рыбаков под смехом и улыбками прячется зависть к молодости, и соленые брызги воспоминаний серебрят виски и вырезают морщины, наполняя горечью сердца и души детей Одиссея и Ясона, блуждающих бесчисленными морями в поисках желанного и далекого дома, где обязательно ждут и помнят, наполняя сердца светом далеких маяков надежды, и заставляя, стиснув зубы, тянуть непослушные канаты оснастки и до боли в суставах рвать руль на себя, несмотря на бури и шквалы, вжимающие скрипящие деревянные скорлупки лодок в бездну морских глубин, но сейчас, возле потрескивающих в очаге поленьев под истории одноглазого хозяина, с кружкой вина и миской горячей похлебки, только в сердцах слушателей звучали печальные крики береговых чаек и свист северного ветра в парусах, а старый, седой Посейдон безудержно смеется ревом прибрежных волн, что разбиваются об стертые самим временем камни пирсов и причалов маленького клочка суши затерянного на задворках Эгейского моря, а захмелевшие дети Олимпийцев и бескрайнего моря орут во всю глотку проклятия и песни на радость всех демонов морской бездны под прохудившейся крышей маленькой таверны.
Незаметный тестовой файл на рабочем столе с малоприметным названием temp наполняется моими словами и мыслями, обрастая шелухой эмоций и чувств, будто немой крик души становится трудно читаемым набором печатных символов в кодировке кириллицы. Появляются абзацы и разметка страницы, меняются размеры и параметры шрифта Times New Roman, страницы принимают свою очередность, и будто сам хаос души обретает систему и логику.
Грешно не верить, верить – не грешно,
И веру потерять на веке – не смешно.
Но что поделать, в нашем сумасшедшем веке,
Когда нет места вере в человеке?!
Простые предложения вызывают сложные ассоциации. Сложные предложения вызывают недоумение и неприязнь. Яркий пример потребительского восприятия, когда на короткие рекламные реплики и название фирм-производителей наводит на более глубокие размышления, чем строки Достоевского или Шекспира. Но вместе с тем, многие знают их имена и названия произведений, никогда не прочитав ни одного из них.
Является ли это показательно для современного поколения и современного общества в целом?
Благодаря кисти кинематографистов Голливуда в фантазии зрителей оживают целые миры великих авторов, чьи романы и книги пылятся на бесконечных полках. И у великих героев и злодеев, живущих на желтеющих листах бумаги, будто стуком печатного сердца и эхом типографской души, звучит немой крик. Король Лир, Тиль Уленшпигель, Геркулес, князь Мышкин и многие другие тихо спят, спрессованные тоннами типографской бумаги и видят один и тот же сон – им снится, что их читают. И их подвиги и подлости, свершения и ошибки, сомнения и уверенности, чувства и мысли оживают в умах благодарных читателей бескрайними мирами и далекими горизонтами, за которыми рождаются чудеса.
Ведь без чудес эта жизнь не имеет смысла.
Кит от Вейста
05.03.2004.В.П.