Если праведники, всю жизнь свою соблюдавшие заветы Твои и чтившие заповеди Твои равны грешникам преступающим законы и сеющим зло, что перед смертью покаялись и обретут прощение наравне с праведными, то не все ли равно: жить праведно или грешно?
От автора
Глава 2
Если же у кого из вас недостает мудрости, да спросит у Бога, дающего всем просто и без упреков, - и дастся ему. Но да просит с верою, не мало не сомневаясь, потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой: Да не думает такой человек получить что-то от Господа.
Послание Иакова 1:5-7
Человек шел по узким улицам. Улицы петляли и пересекались без видимого смысла и плана. Древние постройки и здания хаотично мостились по обеим сторонам улицы, оставляя узкий витиеватый проход, именуемый улицей. В немногих городах можно было найти подобные кварталы со схожей архитектурой, где даже сами камни мостовой пахли не просто временем или старостью, они пахли вечностью, а сверху, между крыш домов горели звезды. Говорят нигде больше нет такого неба, как над вечным городом, и это действительно так, просто в этом надо убедиться самому, прогулявшись по вечерним улицам старого Иерусалима, по которым ступали греки, римские легионеры, сарацины, крестоносцы, турки, арабы, англичане и многие другие, задирая голову вверх, рассматривая звезды над вечным городом.
Каждый камень, каждый дом, каждая ступень многочисленных лестниц дышала многовековой историей и тайной. Начинало казаться, что твоя никчемная, скоротечная жизнь вообще теряла свое значение рядом с вечностью этого города.
А по петляющим кривым улочка шел человек. Он был не молод, но хорошо выглядел, скрывая возможно десяток годов, только седые пряди выдавали его истинный возраст, который не всегда совпадает с цифрой в паспорте. Его одежда европейские черты лица выдавали в нем туриста, столь редкого в это время в вечном городе. Но он не был туристом, как и не местным жителем, он не был военным или политиком, приехавшим в Израиль по делам.
Он приехал за ответами.
Его звали Алекс.
Он то спускался, то вновь подымался улицами города, построенного, как гласит легенда, на семи холмах. Его взгляд блуждал по пестрым витринам бесконечных лавок и дверям синагог. А в витринах магазинчиков и лавок лежали рядом распятия и ханукальные подсвечники, лики святых и пасхальные блюда, мусульманские четки и кипы, тома Торы, Корана и Святого писания, нательные крестики, молитвенные ковры и тфилин. Вечный город – перекресток трех религия, трех вечных врагов, что будто зеркало отражают друг друга. Но эта несуразная безбожность не пугала идущего улицами старого города. Он не был сторонником кокой-то из религий или последователем религиозного учения, не то, что бы он был атеистом или ненавистником богопоклонения, просто так сложилась его жизнь, в семье, в школе, среди друзей или близких вера в Бога обходила его стороной. Многочисленные вопросы детства и юношества так и остались без ответа, а после сорока трудно было говорить о каких-то отношениях с Богом, когда ты даже с ним знаком только понаслышке. Но время идет, вопросов становиться все больше, и все чаще начинаешь задумывать о смысле всего окружающего тебя и происходящего. Быть может это лишь отражение внутреннего страха перед смертью, в котором себе так нелегко сознаться, а свет веры ослепляет и отодвигает этот страх в стороны, заставляя забыть о нем? Человек, идущий вечерними улочками старого Иерусалима не боялся смерти, да и других причин для веры у него не было. Он был психологом по профессии, и видел причины и истоки человеческой веры в самих людях, а не в чем-то божественном.
Но вот впереди уже замаячил пропускной блокпост, и узкая улочка вывела на широкую лестничную площадку, ведущую вниз на площадь, а половина неба уже загораживала огромная стена. Котель. Более известная во всем мире как Стена плача, остатки второго храма, разрушенного римским генералом-императором Титом Андронием. Огромные каменные глыбы в человеческий рост фундамент некогда огромного и прекрасного храмового комплекса, расположенного в центре Иерусалима. Сейчас остались только потертые временем и ветром желтые глыбы, будто огромный мавзолей одно из самых древних богов на земле. А наверху храмовой горы стоит, красуясь золотым куполом мечеть Омара, третья по значимости святыня всех последователей Аллаха. Как-то смешно и нелепо, что две столь ненавистные друг-другу религии сошлись на этом холме, и на руинах храма бога с пяти тысячелетней историей стоит мечеть бога пятнадцати столетий от роду. Своеобразность приемлемость поколений, конфликт отцов и детей среди богов. А на вершине стены пограничные заставы и колючая проволка разделяет два народа, две эпохи и две веры.
Пройдя короткую проверку и рамку металлоискателя, он выходит на площадь, огромное открытое пространство, где высокая стена похожа на занавес театра. Примерно на середине стена разделена ширмами, мужчины и женщины молятся отдельно, в древности не были знакомы с движением феминизма, и не боялись суда за половую дискриминацию. Хотя эта традиция и перекочевала во многие другие религии, включая Ислам, и только «демократическое» христианство отбросила этот предрассудок, наделив в восьмом веке женщину душой.
Бескрайнее звездное небо бездонной крышей укрывало своды театра и кулис. Подойдя ближе он увидел нескольких сонных раввинов, выдающих кипы и тфилин, но в столь поздний час кроме них никого больше не было, а из-за обостренной обстановке и начала интифады Аль Акса в стране туристы редко решались на такие прогулки в столь поздний час. Так как на нем была рубашка с длинным рукавом и берет на голове, то бородатые дедушки в черных шляпах не особо обратили на него внимания, тоскливо провожая безучастным взглядом незнакомца. Подойдя почти вплотную к стене человек поднял взгляд к небу, которое загородила громадина Котеля, рассматривая сверкающие звезды.
- Здравствуй. - Почти шепотом произнес он, обращаясь то ли к небу, то ли к безжизненной стене. – Я думаю, ты не против, если на «ты», мне так проще. Если ты вообще меня слышишь. Если ты вообще есть. Извини, что вот начинаю так, с богохульства, но я ведь только начал. Ты только выслушай.
- Я знаю, что это смешно, но я хочу поговорить с тобой, хотя даже не поговорить, ведь говорить буду только я, ты только слушать. - Он замолчал, будто собираясь с мыслями, и опять продолжил, - Я не умею молиться или каяться, никогда не делал этого, и не знаю, буду ли делать. Я не знаю, слышишь ли ты меня, но я надеюсь, что слышишь. С чего бы начать. Я не знаю, что грех, а что нет. Наверно, я грешник, нет, не подумай. Я не пришел сюда каяться, просто я не могу так дальше. Это трудно объяснить, но я попробую. Я никогда в Тебя не верил, даже сейчас я просто надеюсь, но не верю. Я знаю, что я не один такой, но мне очень хочется верить.
Он опять замолчал и закрыл глаза. А тысячи звезд над вечным городом пристально смотрели на человека обращающегося к богу. Будто они пытались подслушать, из любопытства спускаясь ниже обычного.
- Я не буду у тебя что-то спрашивать, нет, не оттого, что боюсь не услышать ответы. Просто я боюсь не услышать ничего, я боюсь твоего молчания, ведь ты промолчишь? Ну вот, видишь, молчишь. Вот и не спрашиваю. Я просто буду говорить, а ты выслушай. Это смешно, что я пришел именно сюда, но если ты есть, ты знаешь, я уже год езжу по всему миру. Да, я ищу тебя. В Индии, Мексике, Перу, Египте, Китае, на Тибете и вот сейчас здесь. Я даже не знаю, куда я пришел, к мечети или Стене плача. Но если ты есть. Разве есть разница?
- Ты знаешь, везде, где я был, во всех этих святых местах я почти повторяю одно и тоже. Если ты слышишь меня, я уже наверно надоел тебе, но откуда мне знать – слышишь ты меня или нет, ведь ты всегда молчишь. Извини, я отдаляюсь от сути, просто и ты пойми меня – трудно говорить с кем-то, когда тебе не отвечают. Начну с начала, я уже не молод, у меня есть дом, семья, дети, работа, я живу не здесь, и далеко отсюда. Всю свою жизнь я не верил в тебя, да и сейчас не верю, возможно, когда найду что-то, что сможет убедить меня, тогда… а пока не верю, хочу верить, но не верю и ищу. Я уже целый год ищу тебя, а ты все молчишь, не знаю, может, ты испытываешь меня или проверяешь. Я пришел сюда не просить тебя о чем-то, не умолять, не каяться, я просто хочу поговорить с тобой, а ты все молчишь.
Человек опять замолчал и снова поднял свой взор к небу, большую часть которого загораживала стена. Сверху на стене были установлены многочисленные прожекторы блокпостов и смотровых пунктов как израильских, так и палестинских военных. Откуда-то издалека, со стороны Оливковой рощи, раздавался звон колоколов, наверно в одной из христианских церквей или храме начиналась вечерняя молитва. А вслед за звоном бронзовых колоколов привезенных из далекой России вновь пришла вечерняя тишина, вторившая молчанию стен разрушенного храма.