Однажды в летний день, когда солнце ослепительно светило над Петербургом, превращая гладь Невы в фантастический ковер, украшенный сверкающими драгоценными камнями, я выбрался через чердак на крышу своего дома, что на набережной Мойки, рядом с Конюшенной церковью, в которой некогда отпевали русского пророка африканского происхождения.
Я лег на горячие металлические листы, покрывавшие крышу, и стал обозревать красотищу, раскинувшуюся у моих ног. Город, казалось, дремал в сладкой истоме жаркого июльского дня, все кругом было наполнено магическим покоем, от которого, казалось, гудит в ушах, и это несмотря на бурную городскую жизнь буднего дня, которую я мог наблюдать где-то далеко внизу, но здесь на крыше, на своем Олимпе я, казалось, был оторван ото всего суетящегося мира. Время приостановило свой бег, а затем и вовсе остановилось и устало присело рядом со мной, глядя на золотой шпиль Петропавловского собора.
По Неве гонялись друг за другом катамараны, и под далекий убаюкивающий рокот их моторов я вскоре уснул...
Я проснулся от громких голосов, открыл глаза и обнаружил себя сидящим на скамейке в Летнем саду. Рядом со мной расположалась компания подвыпивших студентов. С радостным гомоном они пытались открыть бутылку портвейна, но без штопора сделать это было весьма сложно. Сперва они пытались протолкнуть пробку внутрь бутылки, но потом не долго думая отбили горлышко о чугунную ножку скамейки.
Я посмотрел на часы, было ровно три часа .
- Так, значит, я проспал почти час. Когда я входил в Летний сад, часы показывали два.
Я неторопливо поднялся и зашагал через Марсово поле к Дворцовой площади. Я решил пройти через Дворцовый мост, а потом линиями Васильевского острова дойти до станции метро "Василеостровская", а оттуда доехать к себе на Новочеркасскую.
Солнце пекло по-прежнему, разморенные раздетые до трусов люди лежали на лужайках Марсового поля.
Проходя мимо Конюшенной церкви, я заметил толпу , собравшуюся у дома напротив. Тут же стояла милиция и машина скорой помощи. Заинтригованный я подошел поближе и через головы зевак, увидел распростертое на тротуаре тело юноши, одетого в коричневые джинсы, залитые кровью, и красную рубашку. Голова его была разбита, и вокруг тела на асфальте растеклась большая лужа темно-пурпурного цвета. Лицо юноши показалось мне до боли знакомым. Я замер в замешательстве.
- Может быть, это один из моих сокурсников или соучеников, из тех, что видишь чуть ли не каждый день, с которыми не знаком, но лица которых навсегда остаются где-то в подсознании, - подумал я.
Из разговоров стоявших вокруг людей я узнал, что парень этот десять минут назад выбросился с верхнего этажа шестиэтажного дома. В толпе был пожилой мужчина, который взахлеб рассказывал и пересказывал историю о том, как бедняга, кричал падая на асфальтовую мостовую. Были и такие, которые утверждали, что парень спрыгнул с крыши, а не из окна последнего этажа.
- Третий самоубийца за последний месяц, - причитала старушка в синем платке.
Тело накрыли простыней, которая сразу окрасилась кровью, положили на носилки и увезли. Народ начал медленно расходиться, оставались только малочисленные энтузиасты, с жаром пересказывавшие незамысловатую историю смерти вновь прибывающим зевакам, с тупой задумчивостью разглядывающим черное пятно на асфальте.
Постояв еще немного и я пошел прочь.
В ту ночь я долго не мог уснуть, меня преследовали воспоминания о несчастном самоубийце, образ которого так и стоял у меня перед глазами. Почему лицо его показалось мне таким знакомым? Где мог я его встречать? Кто был этот юноша, что заставило его свести счеты с жизнью: несчастная ли любовь или глубокая депрессия?
В пятом часу утра стало светать, я поднялся с кровати, чтобы выпить снотворное. Проходя по заставленному книжными шкафами коридору, я случайно увидел в зеркале свое отражение...