Она родилась в конце лета.
С первыми лучами солнца по степи рассыпался звонкий, детский крик.
Единственная дочь могучего хана, кричала о своем приходе в этот мир. Она кричала о своей свободе, о том, чтобы сильные мира сего потеснились, освобождая место ей - дочери великого степного народа.
Хан устало прикрыл тяжелые веки.
Воспоминания легко вытекали из памяти. Он гордился своей единственной дочерью также как и десятью сыновьями.
Тогда, пятнадцать лет назад, шаман долго крутился над новорожденным ребенком, пытаясь предсказать ее судьбу. Качал головой, косился в сторону хана единственным глазом. Говорил загадками:
« - В глубокой норе вырастит дикий лис и, уходя в ночь, будет искать добычу в степи, обходя ловушки. Он всегда будет сыт. Его ловкость будет вызывать страх врагов и уважение стариков. Но луч солнца, упавший на землю его предков будет столь горяч, что прожжет сердце и подпалит степь и лис выйдет из норы, и встретит вечность. И прольется на степь соленый дождь, и красное солнце озарит память о нем. А имя тому лучу будет . . .
- Ты все напутал старик, - сказал он тогда, - у меня родилась дочь, а ты говоришь о воине».
И отрубил шаману голову.
* * *
Шли годы, и все чаще хан вспоминал слова шамана. На его глазах росла не дочь, а воин. Лишь старшие Батый и Зарух могли одолеть Земфиру на мечах, но никто из его сынов не мог обогнать в степи эту девчонку, которая, шутя, играла в салки с ветром, она стреляла из лука, как самые лучшие лучники в его войске, а хитрости ее порой удивлялся он сам.
Почему она выросла такой не похожей на других девушек. Ее сверстницы уже были замужем и рожали детей.
Когда он заговорил с Земфирой о ее замужестве, он увидел, как гнев залил краской ее лицо, а рука потянулась к ножу, как будто от слов отца надо было защищаться как от врагов. Но она быстро справилась с собой и, минуту подумав, хитро прищурясь спросила.
- Отец разве может муж рубить мечом, стрелять из лука и скакать на коне хуже, чем жена. Покажи мне такого воина, который лучше меня во всем и тогда я подумаю.
- Женщина должна быть за мужем, таков закон, а то, что занимаешься не своим делом моя вина. Я слишком баловал тебя потокая твоим причудам.
- Хан может быть выше закона. И я буду жить, так как хочу, потому что я единственная и любимая дочь хана. – Земфира змеей юркнула к отцу и доверчиво прижалась к его широкой груди. – Не выдавай меня замуж, ты же не хочешь сделать меня несчастной.
- Ну почему несчастной.
- Потому что для меня брак это рабство, а я слишком ценю свободу. Не сердись. Внуки у тебя уже есть и еще будут, твои сыновья во всю стараются между походами. Чего тебе еще надо?
- До меня доходят странные слухи, что …
- Ерунда, - не дала договорить отцу Земфира, порывисто поднялась и, поцеловав отцу руку, выбежала из палатки.
«Значит правда», - подумал хан, качая своей большой головой, с упреком и нежностью, смотря в след убегающей девчонке.
«Все-таки доложили, - думала меж тем Земфира, от злости стегая нагайкой вокруг себя воздух. – Ну и пусть….»
- Ворона, - крикнула, казалось бы в никуда, дочь хана, но невесть откуда появившиеся слуги тут же подвели вороного красавца, тонконогого, высокого ахалтекинца - подарок отца.
Коня купили в далеких землях и везли специально для нее. Конь был с норовом. Долго косился на новую хозяйку, грыз удила, и не раз скидывал ее на землю, прежде чем Земфира привыкла к высокой лошади, ходившей чудной иноходью. Но их обоюдная любовь к просторам и долгим скачкам сблизила и породнила два диких характера, и теперь Вороной не давался никому, кроме свой невысокой хозяйки с крепкой рукой и сильными ногами.
Земфира легко вскочила на коня, и заливисто свистнув, понеслась в степь, забыться, развеяться, заглушить смущение охотой на зайцев.
* * *
Уже четыре дня были в пути «Лисы», кружа меж селений ночью. Днем отходили в степь.
Земфира искала добычу, как зверь, принюхиваясь к добыче. Искала кусок пожирней, да побогаче.
Переодевалась в русское платье, садилась на Ворона и молодым ратником заезжала в небольшие города, что близ Чернигова. Слушала на базарах, как петушась, хвалясь, друг перед другом ратными подвигами и богатством своих князей задиристые дружинники.
Слушала, как собирается караван в славный город Киев.
«Хорош караван, да большой, не увести такой в степи, догонят», - прикидывала в уме воительница.
Уже уезжать собиралась из города, когда случайно, остановившись у колодца напоить коня, подслушала разговор двух возниц. У одного стояли на телеге два бочонка, которые он заливал водой.
- Здорово сват. В дорогу собираешься.
- С солнышком тронемся.
- Ты же ведь у князя служишь, так нешто наш князь Митрофан Афанасьевич уезжать собрался. Не слыхал.
- Дочку князь замуж выдает, за Козельского князя Василия.
- Так он дитя еще.
- Дядька его, Давыд Ростиславович, хлопочет. Василий то молод, да простодушен. Почитай, что дядька за него и думает, и правит. Да слышал я, когда Давыд Ростиславович прошлым летом гостил у нашего князя, приглянулась ему старшая дочка нашего князя, Злата. Хвалил красоту ее, да печалился, что женат уже. Жена то его Булгарского князя дочь. Оскандалится боится если вдруг с ней чего. Токмо ж видно запала ему Злата на сердце. Всю зиму, почитай, думал, да и надумал Василия женить на Злате. По весне сватов заслал, уже свадьба близко. Да только видать девоньке судьбинушка не сладкая будет. Она сама то ох как мается, видать чует, да против воли родителя - куды.
- А Митрофан Афанасьевич то наш чего ж, аль не видит, что Давыд Ростиславович чудит. Куда клонит.
- Думаю и ему девку жаль, да куды деваться. Дружина то у нас сейчас не то, что ране, други нужны, от тати отбиваться. Слыхал небось, опять татары шалят, так и перед первым нашествием было. И дань берут, и в полон ведут, вороги.
- Да, пришла беда открывай ворота. Ну, бывай сват. Спокойной тебе дороги.
Разъехались кумовья по своим делам, чуть погодя тронула коня и Земфира, пряча в рукав улыбку. «Вот она добыча. Сама в руки бежит. Чай невесту-то с приданым к жениху повезут. Да и за княжну выкуп неплохой взять можно и с отца, и с жениха со сводником».
* * *
Солнце еще не оторвалось от горизонта, когда небольшой караван вышей из ворот города.
И половину дня не проехали, а места вокруг уже стали дикими. Ни тебе селений, ни хуторов. Редко где видны сожженные при прошлых набегах поселения русичей. Уводили тогда татары полонян сотнями. Увозили скарб. Сжигали дома. Бояться теперь людишки селится вдали от городов, где сидят князья со своими дружинами. Вот и зарастают бурьяном бывшие села, пашни превращаются в луга, да степи. Дороги пусты, купцы теперь ездят только большими обозами под большой охраной. Да и то не всякий обоз добирается до места. Совсем одолели басурманы.
Караван меж тем стал на отдых у реки. Дружинники поили коней. Холопы варили похлебку. Все суетились, мешая, друг другу на небольшом пяточке земли, который от степи отгородили повозками.
- Дюжина воинов, да возчиков семеро, бабы не в счет, - перечисляла Земфира, осторожно выглядывая из-за кургана, поросшего высокой травой.
- Что-то княжны не видать, - зашептал Курбан - тургауд, личный телохранитель, поставленный к своей воинственной дочери самим ханом.
- Там она, видишь шатер за большой телегой. К телеге никто из простых людей не подходит, только начальник стражи, да служанки, что понаряднее одеты. А сидит она там и не выходит, потому что боится на солнце опалиться и к жениху с красным лицом приехать. – Земфира хохотнула, но тут же закрыла себе рот рукой и дала знак Курбану отползать назад.
За курганом стояли три лошади, которых держал под уздцы широкоплечий татарин.
- Днем их не взять, сторожаться. Дозорные постоянно впереди и сзади едут. Хорошие воины. Но их много, а телег мало, на ночь огородиться не хватит. Ночью к ним и наведаемся. А пока подальше отъедем, чтоб не спугнуть раньше времени.
* * *
На ночь караван остановился у заброшенного колодца, что остался от сожженного хутора. Как и предполагала Земфира телег, чтобы окружить лагерь плотным кольцом было маловато. Но начальник каравана человек бывалый, расположил свой лагерь умело. В центре шатры, потом редким кольцом повозки, а за ними велел разжечь костры, чтобы светло было и тати ночью не подкрались, да спустили с привязи собак.
«Лисы» зайдя с подветренной стороны, наблюдали за русскими.
- К собакам близко не подкрадешься, учуют, - высказал свое сомнение узколицый Хасиб, воин смелый, но осторожный.
Земфира прищурившись долго смотрела в сторону затихающего становища, как будто отгадывала загадку. Наконец улыбнулась, в глазах вспыхнули озорные огоньки, и ее небольшой отряд знал, что загадка отгадана и впереди самое интересное.
Через час, когда весь лагерь, кроме часовых уснул, вдруг залились нестерпимым лаем собаки. Они как сумасшедшие носились между телег и шатров, грызясь и наскакивая друг на друга.
- Держи, держи собак, неровен час, к княжне заскочат, напужают - кричал начальник воинов, - зайцы откуда-то взялись, целая стая.
Сторожа, что ходили вокруг лагеря, кинулись ловить собак, а за ними тенью в центр лагеря прошмыгнула тонкая фигура и скрылась за полог княжеской палатки, лишь лисий хвост на шишаке мелькнул средь мечущихся отблесков костра.
Злата не успела даже ойкнуть, как ощутила у своей шеи холодную сталь кинжала. Молодой татарин по-доброму улыбнулся ей и приставил указательный палец к губам «молчи мол» и так выразительно посмотрел на няньку, которая собралась уже было заголосить во все свое луженое горло, что та с испугу осела на пол.
Лагерь меж тем опять затихал, собак изловили и привязали к телегам.
- Миланья, - послышался снаружи мужской голос, - как там княжна не проснулась. - Злата и молодой татарин улыбнулись, «только глухой мог не проснуться от этого гама».
Миланья между тем сидела вытаращив глаза, не зная что ей делать. Татарин кивнул ей «отвечай» и убедительно покачал кинжалом у горла княжны.
- Миланья, - заволновался шептавший, - жива, аль нет, или совсем оглохла старая.
- Спим мы, - огрызнулась на «старую» Миланья, - поди прочь.
- Ну и ладно, - успокоился старший и пошел к кострам.
Что же будет дальше, дивилась Злата на странного татарина, который и на татарина то походил разве что одеждой.
А тот, не спеша, уже связывал своим пленницам руки. Княжне на рот повязал кушак, а Миланье для надежности вставил кляп и связал ноги.
Затем как у себя дома улегся на тюфяк, жестом приглашая княжну лечь рядом. От такой дерзости Дарьяна залилась краской, как спелое яблочко, гордо вскинула голову и уселась рядом с беспомощной нянькой, больше всего страдающей от невозможности поругаться на наглеца.
Которая впрочем, вскоре уснула сморенная долгой дорогой и непривычными нервными переживаниями.
Злата сидела тихо, обхватив связанными руками колени и положив на них голову. Она думала о своей судьбе. Думала как-то отрешенно, словно и не о себе вовсе, а о какой-то чужой девушке, которую везут выдавать замуж. В чужую сторону, чужим людям. И жениха то своего она ни разу не видала. А дядькой у ее будущего мужа противный старик, от которого теперь не скрыться в девичьих палатах. Злата помнила его нехороший, мутный взгляд. Плакала, умоляла отца не отдавать ее в этот чужой дом. Отец погладил по голове, посмотрел в глаза и сказал:
- Ты самая умная из моих детей, если бы ты родилась мальчиком, то можешь не сомневаться мой престол перешел бы к тебе, впамять о моем старшем брате, но… Союз с Козельским князем нам необходим как воздух, чтобы город наш не погиб в пучине междоусобиц и татарских набегах. Мне больно об этом говорить, но лучше правда, чем убогая ложь. Ты та монета, которой расплачиваюсь я за мир для своего народа. Прости меня. И да хранит тебя бог.
Злата вздохнула и осторожно оглянулась на татарина, казалось, что тот спит, но стоило ей привстать, как сзади послышался предупреждающий, цокающий звук. Охотник хорошо стерег свою добычу.
«Что теперь об этом горевать, - подумалось княжне, - не одна беда так другая».
А под утро, когда часовые от бессонной ночи, уже изрядно клевали носами, в лагерь вдруг ворвались четверо татар. Крупами лошадей они посбивали не пришедших в себя воинов и так же внезапно умчались обратно в степь, перекинув через седло хрупкое тело княжны, которую вытащил из княжеской палатки невесть откуда взявшийся там еще один татарин.
Старший каравана кинулся к палатке, но увидел там лишь связанную няньку, отчаянно пытающуюся выплюнуть изо рта.
- Чего стоишь, олух царя небесного, скачите, догоняйте и без княжны не возвращайтесь, - верещала освобожденная от пут нянька, бегая меж верховых, усиливая панику и пугая лошадей своими воплями.
Еще вилась пыль от умчавшихся в погоню воинов, как еще большая ватага татар обрушилась на незащищенный лагерь. Оглушив нескольких оставшихся на месте возчиков, напавшие, без потерь захватили обоз. Подгоняя нагайками пленников, покидали все ценное в повозки и покатили по степи в сторону орды, и скоро растворились меж курганов, словно их и не было.
Когда к полудню, уставший отряд, на взмыленных конях вернулся на стоянку, их ожидали лишь пустые шатры и выгоревшие костры.
* * *
Молодой татарин, дико улюкая и щелкая бичом, уходил по степи со своей пленницей от погони. От его отряда постепенно отделялся то один, то другой воин, отводя на себя погоню. Степные, быстрые кони легко выносили своих хозяев в безопасные дали. Татары, как зайцы путали следы, расходились в стороны и сходились снова. После долгих часов сумасшедших скачек русские поняли, что все бесполезно, они уже не знали где княжна и за теми ли татарами они гоняться.
Молодой татарин меж тем подходил большим кругом к месту стоянки лагеря.
Остановил уставшего коренастого коня и заливисто свистнул. Из-за дальнего кургана, радостно мотая гривой, выбежал прекрасный черный скакун. Подбежал к хозяину и ткнулся мордой, в протянутые на встречу руки, мотнул головой по его голове и тяжелая шапка с лисьим хвостом упала на землю.
Злата не поверила своим глазам, обнимая и гладя конскую голову на нее улыбаясь, смотрело озорное девичье лицо с короткими, спутанными и влажными от пота волосами цвета пепла.
- Сними меня, - попросила Злата охрипшим голосом.
- Что голова кружиться? – усмехнулась татарка.
- Кто ты, - спросила Злата, когда татарка усадила ее на землю, - ты русская.
- Нет, я дочь хана Батыра, мать у меня половецкая княжна, поэтому волос такой и глаза, но нутро у меня степное, отцовское. А ты теперь моя полонянка. Но я девушек не обижаю, не бойся. Хочешь, что-нибудь взять из шатра на память о прошлой жизни или о любимом женихе.
При упоминании о женихе Злата дернулась как от удара.
- Не любишь его, знаю. Ладно, не время сейчас еще разговоры разговаривать. Хоть ребята мои твоих охранников еще и покрутят, однако ж и нам поспешать надо.
* * *
- Замри, - крикнула ей Земфира, на ходу спрыгивая с коня и снимая с плеча лук.
Но Злата остановилась еще до ее крика. Она почувствовала, как что-то выпрыгнуло из-под толщи песка. Девушка остановилась как вкопанная, вдруг остро почувствовав смертельную угрозу. Она осторожно скосила глаза вниз и едва не закричала. На уровне ее колен злобно раскачиваясь из стороны в сторону и открыв пасть, из которого торчали страшные зубы, шипела большая змея.
Кобра чей покой был потревожен готовилась к пиршеству и было достаточно одного движения или звука и ее гибкое тело сделает свой молниеносный бросок, а острые зубы прорвав мягкую плоть впустят в рану яд. Ужас подкатил к самому горлу. Разгоряченная от бега девушка вдруг почувствовала, что начинает дрожать от холода, но несмотря на это она почувствовала как капли пота покатились по спине.
Змея чувствовала беспомощность своей жертвы. Она не спешила нападать, продлевая ужас обреченной. Она готовилась убить и не ожидала себе смерти. Поэтому лишь успела оглянуться на свист и стрела, нацеленная прямо в голову вошла в раскрытую пасть убийцы.
- Не двигайся, - еще раз крикнула Земфира.
Злата видела, как она осторожно подошла к границе песка. Посмотрела кругом, присев потрогала песок, кивнула головой как бы соглашаясь сама с собой и пошла к коню. Дикарка потрепала коня по гриве, что шепнула на ухо и, вскочив верхом, поехала назад.
- Что мне делать? - закричала Злата, - понимая, что змея здесь скорее всего не одна, поэтому каждый шаг может оказаться последним. – Не бросай меня.
Сзади раздался конский топот, и не успела Злата даже обернуться, как сильные руки на ходу выдернули ее из песка и перекинули через холку мчащегося во весь опор скакуна.
- Спасена, - мелькнула в голове мысль.
И тут же прямо в лицо ей выпрыгнула из-под песка змея, но в тот же миг копыто бегущего коня разбило хвостатой голову, да так что кровь брызнула девушке прямо на лицо. От неожиданности Злата зажмурила глаза, но тут же открыла и увидела, как следом за ними вырастает лес из упругих змеиных тел. Они стрелой слетели по песчаному откосу, который облюбовали себе змеи.
Лишь на противоположном холме Земфира остановила хрипящего и дрожащего коня. Она грубо скинула Злату на землю, спрыгнула с испуганного коня и начала его успокаивать, нежно гладя ноздри и похлопывая по загривку.
Злата, прикрыв глаза от солнца, смотрела на то место, откуда они с трудом унесли ноги. Песчаный откос словно ожил, забурлил как вода.
Песок вставал дыбом, качался и пересыпался в страшном танце, змеи извивались и сплетались в клубки, извергая вокруг себя страшный яд.
- Спасибо, - вдруг сразу охрипшим от пережитого голосом сказала Злата. – Ты спасла мне жизнь.
- Я спасала не твою жизнь, а свой бакшиш, - зло ответила Земфира, - еще раз надумаешь убежать, догоню и засеку нагайкой.
Злата зябко поежилась, вспомнив свое знакомство с татарской плетью. След от него до сих пор жег руку.
- Какая же ты глупая, - распаленная от только что пережитого не унималась Земфира. - Без коня, без воды, даже без сапог. Ты не продержалась бы в степи и дня. На что ты надеялась?
- А на что мне рассчитывать в плену? На милость хана, на твою милость, или на выкуп? Да я княжна, но отдавали замуж за долги. У меня еще трое сестер, которым тоже надо приданое. Отец не будет платить за меня выкуп, так что на бакшиш не рассчитывай. И все же я княжна и бесчестие в плену для меня страшнее смерти.
- Страшнее смерти, - Земфира смотрела на нее, улыбаясь, слегка наклонив голову и прищурив глаза, в которых вдруг заплясали озорные огоньки. – Там на откосе, когда смерть смотрела тебе в глаза, ты думала о своей чести, когда просила меня о помощи. Ну-ну. Что же поживем - увидим, как говорят у вас.
Злата отпустила голову, не найдя, что ответить дерзкой дикарке. Но, та, похоже, и не ждала ответа, и уже, словно забыв о разговоре, осматривалась кругом.
- Откос – это берег старой реки, которая текла здесь когда-то. По всему берегу гнезда этих гадов. Нам придется сделать большой крюк, чтобы вернуться в лагерь. Мы пойдем на закат солнца, где-то там река текла по каменному руслу, только там мы сможем перейти на свою сторону. Обмотай чем-нибудь ноги, а то порежешь ноги о камни и не сможешь ходить. А я пока отдохну, с самого утра из-за тебя покоя нет.
Земфира отпустила коня попастись, а сама опустилась на землю, по мужски скрестив ноги, и стала смотреть, где Злата будет искать себе обувку.
Злата посмотрела на свои ноги. Земфира права, ноги уже выглядели неважно, а от долгого перехода на них не останется не только кожи, но и мяса, это не ее родные места, где земля мягкая, как перина. Злата осмотрела себя. Сарафан, да нижняя рубаха. Можно было бы оторвать подол от сарафана, материя крепкая не сразу вытрется, но когда они вернуться в лагерь, как она покажется на глаза мужчинам с голыми ногами. «Хорошо, хоть рубаха длинная - подумала Злата, - есть от чего оторвать».
Она задрала подол сарафана и начала рвать рубаху, как вдруг ее словно ожгло чем-то, она обернулась и увидела горящие, каким то непонятным огнем глаза Земфиры, ее ноздри раздувались, дыхание стало тяжелым, взгляд мутным. Злата непроизвольно опустила сарафан и удивленно уставилась на дикарку. Земфира опустила глаза, перевела дыхание и вдруг вскочив, побежала к лошади, которая уже успела довольно далеко отойти.
«Чего это с ней, – подумала Злата, отрывая второй лоскут от рубахи. Вылупилась, как сова. Наверно у них не принято друг перед другом заголятся. Эх, дикие люди, в банях не моются, в реках не купаются».
Тем временем подъехала Земфира, такая как всегда, с вызывающе – дерзким лицом. Критически осмотрела то, что соорудила на ногах Злата, покачала головой.
Хмыкнула, но ничего не сказала, лишь тронула поводья и махнула головой «идем».
Какое-то время Земфира ехала молча. Злилась на себя зато, что не смогла сдержаться. Но эта русская была ох как хороша. Красивое лицо, мелодичный, спокойный голос, ладная фигура, длинные ноги. Земфира любила длинноногих рабынь. И поэтому когда та задрала подол и обнажила ноги, словно молния разорвалась у нее в голове, кровь отлила от сердца и собралась внизу живота. Ее плоть взвыла от любовного голода и требовала своего. Еще миг и она не справилась бы с собой. Что должно случится – все равно случится, но не здесь и не так. А Земфира никому не прощала перемены своих планов, даже самой себе.
«Главное, чтобы эра русская не догадалась раньше времени. Но благородным девицам о подобных грехах не ведомо», - эта мысль развеселила Земфиру, и она затянула одну из своих любимых победных песен.
Злата шла молча. Вкус неудачного побега, был солон, как пот что ручьем стекал по спине, Солнце жгло нещадно, страшно хотелось пить. После того, как слабые онучи превратились в лохмотья, каждый шаг стал отдаваться в голове болью. Да еще эта тать воет свои бесконечные песни.
Только к полудню отыскался каменный переход. После того, как перебрались по каменному руслу на другой берег, Злата кулем свалилась на землю не в силах больше шевелиться. Жесткая, степная трава и острые камни безжалостно резали нежные, привыкшие к сафьяну ноги. Земфира остановила коня, посмотрела на неподвижную пленницу и тяжело вздохнув, соскочила на землю. Покружила вокруг, прикидывая, как поступить лучше и вытащила и нож.
Сквозь пелену дурмана Злата видела, как Земфира достала нож и зажмурилась.
- Не трусь, - хмыкнула татарка, - разрезая по бокам сарафан.
Потом помогла Злате забраться на коня и заставила сесть по-мужски.
- Полы платья по ноги подсунь, пот у коня едкий, кожу сожжет.
Земфира схватила Вороного под уздцы и бодро зашагала рядом.
До лагеря добрались только под вечер. Еще издали увидели костры. Потянуло дымом и пищей.
- Странно, - сказала Злата, - нас нет в лагере с утра, а никто не волнуется, не ищет нас.
- А зачем нас искать. Войны поехали по нашим следам. Увидели откос со змеями, наши следы на другой стороне. Поняли, что мы там. Раз трупов нет, выходит - мы живы и пошли в обход. А раз живы, - значит придем сами.
«Умная», - не в первый раз подумалось Злате, да и люди у нее видать, не дураки.
Немного не доходя до лагеря, Земфира остановила коня, велела пленнице слезть. Связала ей руки, перекинула через круп коня, а сама села верхом позади.
Злата зло посмотрела на нее сверху вниз, но промолчала, сотрясая при каждом шаге Вороного.
Земфиру встречали победным кличем, на беглянку показывали пальцем и смеялись.
Земфира устало спустилась с коня, кивнула воинам. Те бегом отнесли Злату в палатку, и бросили там на ковер. Вскоре приковыляла нянька, увидела неподвижную Злату и схватившись за голову, заплакала. Принесли воды. Нянька умыла княжну, отлепила присохшие окровавленные остатки тряпок, с ног, натолкла какой-то травы и замазала раны.