Неотправленные письма. Предисловие второе

Алексей Головко
От автора. Я люблю своих героев за то,  что они очень  искренние  люди.  Они расскажут  о себе сами,  и вы, надеюсь, тоже полюбите их. Вначале они представятся вам,  а затем мы с вами откроем их письма и странички из дневника.

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ : Мне сорок пять лет, я - физик, научный работник.  Женат,   семья  дружная,  трое  детей.  Много приятелей  и родственников.  Одно время мой дом стал приютом  для  Ксении,   студентки-первокурсницы.  Ксению,  или  попросту  Сеню,  или ласково  - Ксюшу,  я знаю давно,  ещё девочкой. С её родителями мы дружим домами,  живут они недалеко от Москвы, и поездки туда в село Стрешнево всегда были для меня  праздником!
     Тон нашей  дружбе  задавала  Софья,  мать  Ксении.  Эта невысокая, полная, красивая  брюнетка,  всегда  энергичная  и  весёлая, обаяла и держала  в  своей  власти  нас  всех.  Она  приходилась  троюродной сестрой моей жене Маше.  Будучи женщиной весьма практичной, Софья понимала,  что дать своим девочкам образование в Москве  -  дело весьма нужное. И вот в июне девяносто второго Сеня появилась в нашей квартире - сначала сдавала экзамены в  Тимирязевскую академию, а потом начала учёбу.
Софья была решительно  против  того,  чтобы  Сеня  сразу после  школы  поселилась  в  общежитии.  Сама Софья закончила ту же Тимирязевку и прожила  все  пять  студенческих  лет  в общежитии;   кроме   того,   подрабатывала   секретарём-машинисткой  в деканате. Потому, видимо, и оберегала Сеню, которая характером была не столь бойкая, как она.
Теперь о письмах.  Не мог ожидать от себя такой  глупости - писать письма юной девушке, живущей в моём доме, не отправляя их, а засовывая поглубже на дно ящика стола - но вот они,  я листаю их и они снова  бередят  мою  душу.  Почему они жгут мне глаза ультрафиолетовым блеском  своих  слов,  словно  электросварка,  увлажняя   их?   Больше вопросов, чем ответов...
КСЕНИЯ: На  квартиру  тёти  Маши  и дяди Саши я переехала окончательно в августе,  когда меня  зачислили.  У них  такая великолепная квартира с окнами на Главный ботанический сад, и метро рядом.  Мне всегда у них жутко нравилось,  а теперь  я  просто счастлива,  что мама всё так устроила.  В общежитии у девчонок я бываю, но мне там не нравится.
Мы с  Мариной  (это  дочь  тёти Маши,  мы с ней одногодки) делили комнату на двоих,  и нам не было тесно. Только когда я занималась, мне приходилось  подставлять  к  кровати передвижной столик,  но всё равно было нормально.  Правда, мешала их младшая дочь Алёнка: она забиралась мне на спину и дурачилась. Приходилось с нею "воевать",  потому что она не понимала, что у меня зачёт.  Есть ещё  их сын  Андрей.  Он-то  не  мешал,  а  наоборот мы с ним  дружны.  Ему  четырнадцать лет,  но он такой умный и воспитанный  джентльмен и "ходячая энциклопедия",  с ним интересно было.  Он то  сидел  за  своим  маленьким компьютером,  то  готовил уроки,  то читал,  то помогал отцу - они всё что-то пилили,  красили,  благоустраивали. Когда сильно стучали, я просила их быть потише.
Тётя Маша...  с ней у меня как-то не сложились  отношения. Она то слишком старалась для меня, будто я в гостях,  то требовала сделать то-то и то-то по дому,  когда мне  не  с руки.  И с дядь Сашей она как-то...  надоели они друг другу за двадцать лет,  что ли? С Мариной тоже иногда бывали осложнения. Вообще-то она общительная,  но иногда находит на неё что-то,  сердится из-за пустяка, и мы ссоримся.
ДядьСашу я  люблю  с детства.  Он часто приезжал к нам,  иногда с семьёй,  иногда один, привозил что-нибудь интересное, рассказывал. И в Москве  ходил  с нами в цирк.  У меня как-то получалось,  что я иногда будто разговариваю с дядьСашей, особенно вечерами перед сном. Он такой же интересный и хороший как папа,  и когда они вместе строили баню, всё у них так здорово получалось,  но всё же сильно  от  него  отличается: культурный,  говорит складно. Типичный москвич, как у нас говорят. А у нас в Стрешневе часто бывала такая скука,  что хотелось сбежать куда-нибудь.
С восьмого класса я стала  вести  дневник.  Есть  там  такие странички,  которые посвящала дядь Саше,  вроде как с письмами к нему обращалась.  Но  я  никому  эти странички  не  показывала.  Они  у  меня лежат отдельно,  под клеёнкой обложки.  И никому  их не покажу. Я тогда как бы лучшей частью своей души обращалась  к  дядь Саше,  а  это  со стороны может показаться смешным. Когда я их перечитываю,  мне как-то и страшновато и  приятно,  -  будто тает что-то в груди...