Быль

Ингви
Вам знакомо беспричинное, всеохватывающее чувство ужаса? Которое особенно неприятно тем, что не имеет видимых причин? Мне знакомо. Дело в том, что я очень боюсь одну собаку. Нет, обычно я собак не боюсь. Но эта, о которой пойдет речь, вгоняет меня в неописуемый ужас. И, в то же время, интригует до бессонницы. Что-то не от мира сего есть в этой чертовой псине; что-то запредельное; что-то эдгароповское.
Увы, я не обделен соседями. Не обделен ими сверху, снизу, справа и слева. Издержки многоэтажек. Собаку, о которой идет речь, держат соседи справа. Вообще-то, я из тех, кто живет годами, не зная в лицо живущих за стенкой. Тех же я знаю из-за собаки. Она – ротвейлер, сука. Во всех смыслах. Мощная, с вечно слюнявой мордой и свинячьими сиськами. Хромает на одну лапу. Н И К О Г Д А не слышал от нее ни звука. Она не просто молчит; это похоже на сосредоточенный обет молчания. Ощущение, будто она беседует с кем-то, кого видеть мне не дано. Всюду, где она проходит, воцаряется могильная тишина.
Я изредка встречаюсь с ней, выходя из квартиры. Я – на работу, она – на прогулку в сопровождении рыжей девчонки. У девчонки 15 лет, веснушки, многообещающие гормональные вулканчики на лбу, слой белил и помады, локти и коленки в комариных засосах. Заикаясь, она здоровается, я киваю. Псина вразвалку, даже слегка игриво подступает ко мне, симулируя радость встречи обрубком хвоста. Но я знаю, что это камуфляж. В лифте я не в первый раз узнаю, что: 1) псина не кусается; 2) псина весит 70 кг; 3) псина очень любит шнурки. Шнурков я не ношу, и она сверлит меня мрачным взглядом, словно сегодня я нарочно одел обувь без шнурков. Один глаз у нее черный и глубокий, как омут, в котором полно чертей, в другом мутнеет белесое бельмо. Ее сатанинский взгляд заставляет меня нервничать и я едва дожидаюсь первого этажа, чтобы вылететь из лифта вон.
Как-то, возвращаясь с работы и подойдя к своему дому, я услышал странный, от которого волосы встают дыбом, чавкающий звук, с хриплым придыханием, наводящий на мысль о чем-то слизком, лоснящемся и ползающем. Завернув за угол, я вижу псину, укрывшуюся за деревом, и что-то жадно пожирающую. Жрет она отвратительно, сопя, хлюпая, судорожно вздыхая, похрюкивая от жадности и царапая землю. Невольно сделав пару шагов, я вижу, что ЭТО. ЭТО - зеленые, уже начавшие гнить яблоки. Псина заметила меня, она смотрит мне в глаза, в ее взгляде – безумие. С явным отвращением на морде, она хватает пастью яблоко за яблоком и давится ими, отрыгивая семечки и сердцевину. Я, не в силах сбросить оцепенение, стою и смотрю, пока она не съедает все дочиста. Затем она прыгает в сторону и исчезает.
В ту ночь я не смог заснуть. Сквозь стену меня оглушал грохот ее молчания, как звон колокола.
Когда неделю спустя мы снова едем в лифте и снова она пялится на меня своими зенками, я понимаю, что был свидетелем чего-то жуткого и необъяснимого.
И сегодня меня, метавшегося в холодном поту, озарило - я догадался, отчего она молчит! Я разгадал ее страшную тайну!


Это розовый кролик.