Выхожу утром на крыльцо. Хрустящий от мороза, сверкающий мир слепит глаза.
Вот она, эталонная зима. Морозная и блестящая. Идем сосняками по рыхлому снегу. В кронах звенят синицы. По снегу стелятся синие тени можжевельников. Дорога от солнца полосатая, а сосны ярко рыжие, теплые. Падает снег с сосен: тяжелыми комьями или легкой сухой пылью, нарушая рисунки звериных следов. Чистое голубое небо наполнено февральским солнцем. Сухой морозный снег. Сосняки бесконечны. Сосны то выше, то ниже. То здоровый высокий вольный сосновый лес, то хилый строй молодых посадок. Свежие заячьи следы таинственно и уютно уходят под пушистые ветви молодых сосен, как к себе домой.
Возвращаемся домой. Солнце уже садится. Деревня в снегу – как в белой глазури. И из этой глазури торчат журавли-колодцы, кирпичные древние амбары, одинаковые четырехскатные крыши домов. Лес за полем кажется совсем голубым. Из снега торчит сухая серая полынь и желтые метелки вейника. Возле промороженного чертополоха круги мышиных следов. Ни одно движение жизни не останется незамеченным зимой.
Дома можно валяться на кровати за печкой, пить чай с душистым бальзамом и читать Пушкина. Быстро темнеет.
Днем на руке таяла сахарная нежная снежинка, а сейчас звезды застыли от мороза и луна просвечивает сквозь мглу далеким заревом. Темное тугое небо скрипит, как снег на тропинке. Дома оконные стекла покрыты морозными узорами.
На следующее утро снова все сверкало. Солнце врывалось в дом, сквозь замороженные окна и старые желтоватые занавески. Мне удалось рассмотреть узоры на окнах, пока они не растаяли. Одно окно плотно заросло диковинным плауном, а другое – роскошными папоротниками. Еще было стекло, затянутое тонкими изящными звездами. Морозная растительность неминуемо таяла под натиском февральского солнца.