Тени.
«Да как так можно? Посмеяться человеку в лицо, когда он всю душу тебе нараспашку. Разве это справедливо? Нет же, какая тут справедливость». Абсолютно никакой, и нет ни капли благоразумия. А ведь вроде существа мы разумные. Мы топчем всегда тех, кто слабее нас – это вечный и нерушимый закон всех времен и народов. Он ужасен и, кажется, более свойственен временам мрачного средневековья, но, тем не менее, так соответствует сегодняшней нашей жизни, хотя во временном отношении мы уже далеко оторвались от средневековья. Можешь защищаться – пожалуйста, нет – ну что ж, тогда не обижайся. Здесь каждый сам за себя, оступишься – никто тебя не подымет…
Стыд и жалость к себе брали вверх над остальными чувствами. Да и что делать человеку, когда плюют ему в душу? Он не знал ответа… Обиженный на весь мир, Он жаждал мести… поначалу, затем гнев прошел, растаял как дым, и теперь опять бесконечная пустота, которую ничем не заполнить. Насколько, Ему было одиноко мог понять только Он сам. Ни одна человеческая душа не может понять другую до конца. Как бы близки по духу не были люди, все равно остается что-то недопонятое, недосказанное между ними. Понять Его же, вообще никто не сможет…
Усталый, разбитый и телом и душой Он медленно брел домой. Сначала бежал, с благородными слезами возмущения на глазах, весь дрожал от злости, хотелось даже кого-нибудь прибить. Потом выбился из сил от этого бешеного напряжения в мозгу и дальше побрел, волоча за собой отяжелевшие уже ноги. Ужасно болела голова, каждый шаг в ней гулко отдавался. «Только бы дойти до своей постели, только бы никого не оказалось дома.… Не должны быть дома, еще вчера должны были уехать…» Но Он не знал точно, потому что не ночевал дома - весь день провел на улице, а ночь просидел на скамейке в парке, продрог до костей…, и ради чего? Да уж было бы ради чего, а тут смешно сказать, ради презрительной усмешки в лицо. Он вытерпел бы тысячи таких усмешек от кого угодно, но видеть на ее губах – это было выше его сил.
«…Ну вот, наконец-таки пришел». Трясущимися от холода руками достал ключи, открыл дверь. Комнаты пустые, везде погашен свет, сумок несколько дней лежавших в прихожей, уже нет. «Теперь уже точно уехали. Хорошо, что удастся побыть одному».
Совершенно без сил Он тяжело опустился в кресло. Откинулся на спинку, затем сжал больную голову, упираясь локтями в колени. Отчаянно, из последних своих сил Он пытался собрать воедино, разбежавшиеся в разные стороны, мысли. Ему это удавалось с трудом. Пытаешься ухватиться за одну мысль, и тут выплывает другая, хочешь связать их и не можешь, потому что уже что-то совершенно противоположное упорно лезет в голову. Лицо Его исказилось болезненной гримасой. Бешено вскочив, со всего размаху Он швырнул попавшейся под руку пепельницей. Она разбилась вдребезги, рассыпалась на маленькие блестящие кусочки. «Совсем как моя жизнь…»
«Зачем нужно было все Ей рассказывать, зачем это было нужно? Ждал сочувствия и жалости, или помощи, может, хотелось поплакаться…? Нет, просто любви и понимания. Дурак! Какая тут любовь, какое понимание в твоем-то положении?»
Она - последняя тоненькая ниточка, связывающая Его с этим миром, оборвалась. Ну и что ж, в этом мире теней появилась еще одна. Плакать, мстить или просто смириться…? Зачем плакать, кому мстить и с чем смириться? Ответ на все один: несбывшимся надеждам и мечтам… Но стоит ли? Больнее и страшнее всего умирать, когда у человека столько надежд, благородных целей, бесконечное множество желаний, и мечты…прекрасные, заветные, на осуществление которых нужно всего-навсего – время. А этого у Него как раз таки и нет. Человек начинает ценить время, когда его начинают беспощадно отнимать. Как стала дорога теперь каждая пройденная секунда, прошедшего не вернешь, оно уходит безвозвратно и навечно. Было бы у Него еще немного времени…
Как было тяжело видеть и в Ее синих глазах точно такое же равнодушие. Это жестокая реальность в Ее глазах неприятно Его кольнула, напомнив о себе. Он отмахнулся, решив, что это больное воображение и продолжал говорить ей о том, что боялся, не успеет сказать. Но нет, увы, не показалось, презрение во взгляде и Ее словах бросалось в глаза. Чем больше он говорил, тем холоднее и надменнее становился ее взгляд, хотя, может, ему все показалось. «Да, конечно теперь можно и потоптать ногами, посмеяться вдоволь». Она больше молчала, чем говорила, но это молчание сводило с ума. Может, не хотела говорить обидных слов, но лучше б сказала. Затем Он совершил абсолютно немыслимый и безнадежный поступок. Впоследствии, каждый раз вспоминая и перебирая в памяти все события этого вечера, Ему становилось невероятно стыдно за себя, за сказанные сгоряча слова и необдуманно совершенные поступки. Он как во сне подошел к Ней, и крепко схватив за плечи, глядя обезумевшими глазами, сильно встряхнул. Что было дальше, Он припоминал как в тумане, потому что хотелось быстрее все позабыть. Только отрывками перед глазами промелькнули чьи-то сильные руки, наверное, ее отца, Ее испуганное лицо. Он почувствовал сильную боль, затем упал. Его выволокли на улицу, вышвырнули как собаку. Страшно за спиной хлопнула дверь. В холодной темноте январской ночи на промерзшей насквозь земле, схватившись руками за голову, сидел человек, лия слезы о чем-то неисполненном, непонятом и отвергнутом.
Вся Его жизнь уже не имевшая смысла, превратилась теперь в какое-то переходное состояние между жизнью и смертью. Ты еще не мертв, но уже и не живешь. Трудно жить, зная, что не сегодня так завтра тебя не станет. Какой страшный приговор вынесли эти равнодушные создания в белых халатах. СПИД – смерть, два вечных синонима. Эти врачи, наверное, сами не понимают весь ужас этих слов. Одно для них - просто медицинский термин, второе – естественный результат износа человеческого организма или следствие неизлечимой болезни, как в его случае. Это неминуемая близость смерти так страшит, как ничего на свете. Все можно пережить и ко всему привыкнуть, но жить осознавая, что смерть стоит у тебя за спиной… а это слишком близко, так близко, что невозможно не чувствовать ее смертельную близость - это невыносимо, это страшнее всех самых страшных мук. Ты все время в мучительном ожидании ужасного и неизбежного, все время до назначенного тебе срока. Казалось бы, «живи, пока живется», сказали, что жить остался месяц – так проживи как следует, возьми все, что успеешь взять от этой жизни. Но нет, увы… И вообще, какая это все-таки глупая мысль…
Теперь весь мир был полон равнодушных созданий, именно равнодушных, и именно созданий. Людей уже не было, только создания, или даже скорее существа, или просто твари. Все они, сочувственно, качали головами, улыбались, глупо шутили, а некоторые даже, особо религиозные, смиренно твердили, что на все воля божья. «Да уж точно не моя, была б моя…» Вокруг ходили только бестелесые тени. Что им было до Его страданий, все думали о чем-то, о своем. Умрешь завтра, они и забудут, что был такой человек. Это естественный и неизбежный процесс, и ты не в силах ничего сделать.
Как ни ужасна эта жизнь, за двадцать с лишним лет можно и привыкнуть к ней, и даже привязаться и полюбить ее. «Счастливцы кругом, ходят и даже не осознают своего счастья. Вечно они чем-то недовольны, чего-то им всегда не достает. Зимой – лета, летом – зимы, не любя – хотят любить, имея любовь – страдают и проклинают ее, просят хоть капельку счастья, хотя и имеют его вполне... разве что, кто-то больше, а кто-то меньше. Да разве это важно!? Важно одно – жить! Жизнь не представляет ценности – какое наивное утверждение, лишенное всякого основания. Ведь большей ценности и не может быть».
«Даже Она не понимает этого. Такая чудная, прекрасная, нетронутая и далекая, воздушный образ еще из счастливого детства, а все равно не понимает. Превратиться в равнодушную тень – только это и смогла сделать, на большее была не способна. Отвергла то, что так боготворил».
«Что я сделал? Открыл глаза на твой идеально-розовый мир? Может в этом моя вина, а нет ли твоей вины предо мной? Ответь, скажи…любимая. Почему ты молчишь? Ну что ж прости, что потревожил Твое Величие. Не этого хотел, да неважно чего…»
«Кто-нибудь, помогите… я не в силах терпеть эти муки. Мне больно, я словно один во всем белом свете, кричу и не могу дозваться… Мрак и страшное безмолвие кругом, рядом никого… Нет друзей, нет любимой, нет смысла в оставшейся жизни, все отвергли и без того уже отвергнутого жизнью…» Так Он пролежал весь день, и еще следующее утро…пока не вернулись родители.
В дверном замке повернули ключ. Он вздрогнул.
- Сынок, мы приехали. Ты дома? – послышался еще из прихожей милый голос матери.
Слышал, как громыхали дверями соседних комнат, наконец, добрались и до той, где Он лежал.
- Опять спишь, неужели за два дня не отоспался? Ты плохо себя чувствуешь? – улыбаясь, спросила мама, входя в комнату.
- Да ему дай волю он всю жизнь проведет в своей постели, - отозвался веселый голос отца. Он что-то складывал в прихожей.
«Хорошо, хоть они еще не превратились в тени… Хорошо, что им ничего не рассказал». Больше жалел себя, чем их. «…Ведь если узнают, неизбежно превратятся в бездушные тени». Он приподнялся и сел на кровати, надо было крепиться, ломать глупую комедию жизни.
- …Привет мама. Как доехали?