Ты опустился на мое окно как-то поздней ночью. Ты сидел по ту сторону стекла и недоверчиво смотрел на меня. Я окинула тебя мимолетным взглядом и подумала, что ты забавная птица. Потом ты иногда прилетал, но я все время чем-то была занята и не всегда тебя замечала. О чем думал ты, я не знаю. Мне всегда казалось странным, что ты вообще решился пролететь рядом. Ты же знаешь, я не люблю птиц, и они это чувствуют. Все чувствуют, когда их не любят. Гораздо сложнее порой заметить, что тебя любят…
Но ты продолжал прилетать. Я открывала для тебя окно. Ты сидел на почтительном расстоянии по ту сторону подоконника и разглядывал меня. Это было очень забавно. Честно сказать, мне тоже было очень любопытно. Со стороны, наверное, вся эта ситуация выглядела еще более занятно, только вот боюсь, за нами некому было наблюдать. Ко мне тогда совсем никто не приходил. Я сидела посреди своей комнаты на полу, обняв колени, и смотрела на тебя. А ты расхаживал на своих тонких ногах то в одну, то в другую сторону по моему подоконнику, изредка бросая на меня подозрительные взгляды. Вскоре мне даже начало казаться, что тебе понравился мой подоконник, уж очень собственнически ты каждый раз его обхаживал.
Позже я уже привыкла к твоим визитам каждый вечер и даже стала заранее открывать тебе окно. Но ты упорно не желал слезать с подоконника. Почему-то ты прилетал все время, когда я что-нибудь читала. Ты становился на самом краю подоконника и старательно вытягивал шею, пытаясь высмотреть, что же я читаю, но тебе не удавалось: ведь я сидела достаточно далеко, а ты никак не хотел спускаться.
Однажды ты переусердствовал и, не удержав равновесия, плюхнулся на пол. Я засмеялась, уж очень забавным ты мне тогда показался, а ты обиделся, я видела это по твоим глазам, но не улетел. Ты с безупречной осанкой стоял на одной ноге, нахохлившийся и гордый. Тогда мне стало стыдно, и я решила, что ты заслужил поощрения. Я начала читать тебе вслух. Ты слушал, чуть наклонив набок голову, и твои внимательные глаза были очень серьезными.
Прошло довольно много времени, прежде чем ты привык к обстановке в моей комнате. Ты ходил по-прежнему гордый и серьезный, поминутно останавливаясь перед каким-нибудь предметом в нерешительности, и принимался осторожно его изучать. Иногда меня злила твоя привычка замирать в одном положении и не двигаться ни в какую сторону. Иногда тебя раздражала моя активность. Я же не могу сидеть долго на одном месте. Ты громко хлопал крыльями и возмущенно на меня смотрел, когда тебе казалось, что я совсем перегибаю палку. Ты строго призывал меня к порядку и покою, хотя сам его воспринимал весьма двусмысленно.
Как-то раз ты слишком задержался и не успел улететь вовремя. Ты был очень рассеян в этот вечер и не уследил за временем, которое как назло именно в этот вечер почему-то побежало быстрее обычного. Мне стало жаль тебя. Я даже чувствовала себя немного виноватой, ведь именно заслушавшись меня, ты опоздал. Тогда я принесла тебе самую лучшую свою подушку. Она была очень мягкой. Ты как всегда ее изучил и уж потом с осторожностью секретного агента, прикасающегося к правительственным делам, взобрался на нее. Конечно, я догадывалась, что тебе будет не так уж и удобно на ней, ведь у тебя слишком длинные ноги и, хотя ты умеешь складывать крылья, тебе будет несколько не хватать места. Но все прошло хорошо. Когда я проснулась утром, тебя не было. Ты ведь так рано всегда встаешь и стараешься не шуметь, чтобы меня не разбудить. Знаешь, это очень мило с твоей стороны…
Постепенно ты привык оставаться у меня каждую ночь, и, дослушав очередную книгу, привычно складывал крылья и подгибал ноги на подушке. Ты даже стал считать эту подушку своей, я не сопротивлялась. Я привязалась к тебе и начинала беспокоиться, когда ты опаздывал. За несколько минут до твоего появления я вставала у окна и беспокойно заглядывала в вечернее небо, пытаясь различить твои очертания среди звезд. Но ты так пунктуален! Ты никогда не приходил раньше положенного времени.
Однажды я очень устала за день и, не дожидаясь тебя, легла спать. А твое место, как оказалось потом, заняла моя Кошка. Когда я проснулась, моим глазам предстала невероятная картина: Кошка, свернувшись калачиком, блаженно спит на твоей подушке, а ты взлохмаченный и чрезвычайно недовольный ходишь вокруг нее, что-то бурча. В следующую ночь я постаралась проследить, чтобы Кошка вела себя прилично. Но у нее такой вздорный характер! Она постоянно делает мне что-нибудь наперекор. Помнишь, как я обыскалась свою любимую книгу Хармса, которую так хотела тебе прочитать?! Так ведь ее стащила именно Кошка! Я обнаружила ее в шкафу с кружечкой горячего какао, которое я приготовила тебе. Кошка сидела, положив одну лапку на другую, попивала какао, довольно мурлыкала и, смеясь, шевелила усами. Когда я возмущенная попросила ее объяснить, что она делает. Она подняла на меня хитрые желтые глаза и расплылась в улыбке, протягивая мне книгу.
- Ай, да Хармс! – промурлыкала она, и я не смогла с ней не согласиться!
Вообще-то вы подружились с моей Кошкой очень быстро. Тебе сразу она понравилась, ведь ты так любишь все мягкое и пушистое. А ты ей приглянулся в тот момент, когда восхитился ее умением выпускать когти на ногах. Я всегда знала, что эта чертовка очень самовлюбленна, поэтому совсем не удивилась, что после твоего комплимента ее рыжему животу, она перестала подстраивать тебе разные козни.
День ото дня ты мне нравился все больше и больше, и я даже начала забывать, что ты птица. Знаю, ты очень гордишься, что ты Журавль, но я-то не вижу, чем можно здесь хвалиться, хотя после моего знакомства с тобой, пожалуй, я стала относиться к журавлям куда лучше. Теперь, когда я вижу, что летит клин журавлей, я всегда вспоминаю тебя. И хотя ты никогда не летал в караване, считая это ниже своего достоинства, мне все равно становится приятно от этих мыслей. Ты же в свою очередь, по-моему, перестал замечать, что я человек. И только иногда продолжал расстраиваться, что у тебя нет рук, а у меня нет крыльев. Было бы здорово иметь и крылья, и руки, но ведь нет в мире совершенства!…
Мы так много говорили, но я никогда не знала, о чем ты думаешь. Бывало, ты говорил какую-нибудь фразу, а потом замирал недвижимый и о чем-то долго думал. А я смотрела в черные бусинки твоих глаз, пытаясь угадать, что же твориться в твоей голове… А я говорила наоборот чересчур много. Ты терялся в потоке моих мыслей и очень сердился, говоря, что я тебя запутываю. Но это не так! Честно-честно! Я никогда не хотела тебя запутать. Я просто слишком часто меняла свое мнение по какому бы то ни было поводу.
А потом началась осень. Отвратительная пора. Стеной шли дожди, и ты прилетал мокрый и сердитый. У меня тоже портилось настроение. Вечера, мутные и грязные, не приносили больше никакого удовольствия. Ты критиковал город, я злилась на тебя, ты обижался на меня, а дождь становился закономерностью. Ты улетал все раньше, все меньше времени проводя со мной. Я грустила, но вместо того, чтобы объяснить тебе, как всегда все запутывала. И ты улетал. А я злилась. Кошка с укором смотрела на меня и оставляла остывать какао. Холодный какао – это ведь так противно, она знает, что я терпеть не могу холодный какао почти так же, как засыпать одна. С ее-то характером глупо было бы ожидать понимания, и даже новый сборник стихов Хармса не переменили ее решения. Она по-прежнему оставляла меня с холодным кофе ночью в одиночестве. Наверное, теперь она больше любит тебя. Но я не сержусь на нее за это.
Знаешь, я часто вспоминаю, как ты последний раз улетел. Ты назвал меня избалованной и расправил крылья, даже не оглянувшись. Я так сильно захлопнула за тобой окно, что разбила его. Стекло сначала пошло маленькими трещинками, как царапинками, а потом разлетелось с оглушительным треском. А когда я принялась его собирать, один Осколок порезал меня. Я знаю, он сделал это нарочно. Он тоже на меня сердится. Я расплакалась больше даже от обиды, чем от боли, но Осколок не извинился. Потом Кошка, что-то недовольно ворча, заматывала мне руку бинтом.
Я хотела выкинуть этот Осколок, но удержалась. Думаю, он был прав. Поэтому я сохранила его. Капельки крови вполне заслуженное, на мой взгляд, искупление моей вины, поэтому мы с ним простили друг друга. Он обещал больше не обижать меня.
Кошка теперь опять приходит ко мне. По-прежнему таскает у меня любимые книжки и не разрешает долго разговаривать по телефону, когда ей надо позвонить. Только вот ты все никак не прилетаешь. Я хочу, чтобы ты знал: мне очень грустно, ведь я не извинилась перед тобой, как перед Осколком и Кошкой. А это несправедливо. Я знаю, как ты любишь, чтобы все было честно и правильно, и поэтому грущу. А еще я каждый вечер открываю окно и пытаюсь различить твои очертания. Хотя сейчас опять идет дождь, и боюсь, если ты и прилетишь, то будешь опять взъерошенный и недовольный. Пусть так. Я приготовлю тебе горячего какао и выделю еще одну подушку.
Кошка тебе будет тоже очень рада. Думаю, она даже специально для тебя пару раз на бис выпустит когти на ногах. А то она совсем перестала меня этим радовать. И даже Хармс смотрит не так безумно, как обычно.
Так что ты прилетай… Прилетай, пожалуйста…
27.02.04