Золотоискатель

 
 Я познакомилась с ним в автобусе. Он сидел впереди меня с раскрытой книгой на коленях. Я – страстная любительница всех видов знаков, включая  аккадские буквы и иероглифы, уставилась в книгу, не только потому, что язык,  был мне понятен, но еще и потому, что особо важные моменты в книге, были подчеркнуты разноцветными фломастерами: самое важное –  ярко-оранжевым, менее важное  зеленым, а самое незначительное - желтым. В такую расцвеченную книгу я и пыталась заглядывать. Это была не беллетристика и даже не научно-популярная фантастика, а что-то серьезное –  из раздела психологии. Но психологический аспект этой книги был особенный - как стать миллионером.
 Этот вопрос меня интересовал меньше всего, этими тестами я уже давно сама себя протестировала. Оказалась, что миллион, если он мне и достанется, я  отдала бы своим друзьям и близким, более нуждающимся, чем я, а себе  купила  бы новые кроссовки, так как старые совсем разорвались и с боков в дыры выглядывали белые, элегантные носки.
Мой автобусный попутчик боковым зрением давно сфокусировал меня своими фильтрами, это потом окажется его любимым словечком, и решил познакомиться с назойливой соседкой. Он посмотрел на меня карими миндалевидными чуть-чуть раскосыми глазами и спросил:
 - Привлекает?
- Ничуть, если вы о теме, а вот раскрашено замечательно.
- Читать надо умеючи, хотите, я вас подготовлю к правильному прочтению?
-  А вы, что бесплатный тренер в тренажерном зале?
-  Ну, почему же, это мое увлечение и не в зале, а в офисе за столом.
-  А это не больно? – пыталась я ускользнуть от конкретных "да" или "нет"
 Он  не стал ожидать дальнейших моих шарканий, быстро вынул ручку и на оборотной стороне билета написал свой адрес и телефон, а внизу приписал еще и адрес Интернета, где бы я смогла с ним  познакомиться поближе. Такой психологический подход, дающий полную свободу выбора, меня вполне устраивал. Я взяла билетик, и, отвернувшись, уставилась  на проезжающие машины, как будто мне необходимо было выбрать одну из них для своего личного пользования и немедленно. Перед тем, как выйти из автобуса, он обернулся ко мне и спросил:
-Ну что, надумали?
- Это надо посмотреть,  - промямлила я.
- Смотрите, смотрите, жду в гости!
Я, конечно, пошла к нему в гости и совсем не потому, что меня  заинтересовал его тренинг в вопросах "зарабатывания" денег, мне было просто интересно. Предварительно, я тщательно просмотрела все, что было связано с ним в Интернете.  Несколько раз перечитала  его отточенные фразы на молодежных тусовках и форумах, и мне захотелось узнать, как  и из чего складывается умение  точно принять реплику, мгновенно оценить  и завершить удар, да такого виртуозно, что даже самые  остроумные и ловкие, после такой атаки моментально становились  наивными и неуклюжими.
Его дом находился в старом районе Хайфы, в нижнем городе, не могу точно сказать, были ли это дома, брошенные арабами во время войны 48-го года, или являлись первыми  строениями молодого государства Израиль. Дома были разделены узкими проходами, так, что казалось,  это один сплошной многокилометровых дом, не имеющий дворов и зеленых насаждений. Эдакий трущобно-спальный район. Я уже знала, что внешних вид  домов очень обманчив и, иногда,  войдя в квартиру, можно было очутиться в такой роскоши и антиквариате, что облезлость и запущенность дворов меркла и моментально забывалась.
Дверь мне открыл сам хозяин, и я вошла в полумрак незнакомой квартиры. Узкая, тесная прихожая и перегородка в виде арки, были обшиты светло-коричневой доской. В маленькой комнате, не поворачиваясь и, не обращая внимания на звуки, сидел младший сын хозяина и самозабвенно играл на компьютере. В соседней квартире назойливо гудел пылесос. Хозяин сразу провел меня в свой офис, который был оборудован на маленькой площадке между домами.
Такого "офиса" я  не видела ни разу. Стенами и потолком офиса были, закрепленные на палках, полосы плотного полиэтилена. Точно таким же полиэтиленом мы укрывали самодельные теплицы на даче еще на Украине.  Часть полиэтиленовых полотнищ была смотана, и в прорехи виднелось почти безоблачное  небо и фрагменты растений, нависающие с верхних террас. Из объяснений хозяина я узнала, что конструкция офиса съемноразборная и способна создавать любые вариации по желанию и настроению.
  Так как  на улице стояла израильская зима, и дождь мог неожиданно образоваться и хлынуть без разрешения, то над головой  часть полиэтиленовой крыши существовала. Центром офиса был большой старый стол, заваленный толстенными книгами в оранжевых переплетах, какими-то коробками, коробочками и бумагами. Книги в оранжевых измазанных переплетах были с мусорки, я точно идентифицировала эту продукцию, так как и у самой в арсенале имелся опыт, по  спасению выброшенных  в мусорные ящики книг.
Таким способом мне удалось спасти прекрасный двухтомник англо-русского словаря для переводчиков и литературных работников. До сих пор с чувством омерзения вспоминаю, как мне пришлось  с головой погрузиться в огромный, пустой, зеленый мусорный бак. Дело было ранним утром, и мусора  в баке еще не было, зато врассыпную бросились  поджарые коты и побежали прочь,  перетирая тугие круглые мешочки между задними ногами. Коты были дики и свирепы, но даже они только на время остановили меня, и я опять нырнула на дно мусорки. Какой-то идиот,  вместо того, чтобы положить книги  рядом с мусоркой, опустил их на самое дно, а я-то точно знала, что именно эти старые, в темно-коричневых переплетах тома, нужны мне позарез. Достав драгоценные книги, я  две недели обеззараживали их на подоконнике, перекладывая  с одной стороны на другую. Я была уверена, что жаркое израильское солнце наилучшим образом может выполнить работу по выпариванию мусорных инфекций.
Рядом с книгами, тут же на столе, с наклоном вправо полулежали часы, я долго смотрела на их желтый циферблат, пока не поняла, что они стоят, причем намертво, уловить хоть малейшее вздрагивание секундной стрелки мне так и не удалось. За часами находились полки,  собранные из всевозможных останков мебели, пластика и труб. На полках стояли картонные ящики, которые, несомненно, радовали глаз. Это были ящики для  фруктов, ими пользовались на овощных рынках и в магазинах. Они были одноразовые, и мне всегда было печально смотреть, как эти очень приличные цветные картонные ящики с красочно нарисованными, в зависимости от сезона, яблоками, грушами, виноградом и даже арбузами, выбрасывались после того, как их внутреннее содержание перекочевывало в сумки и пакеты  потребителей.
 Такого применения коробкам я еще не видела –  в каждой коробке, а они стояли плотно одна к другой, в прозрачных папочках находились какие-то бумаги.
- Это мое богатство – показал рукой хозяин на ящики с папками. – Здесь информация, обо всем, что есть в Израиле.
- А я вспомнила "Двенадцать стульев", и владельца архива мебельных гарнитуров. Вы тоже хотите это продавать?
- А почему бы и нет. А вот это… – он взял одну из книг в оранжевом переплете.
-  А это с мусорки.
- Да, с мусорки, - подтвердил он. – Это бесценные подшивки газеты "а-Арец"
- Я быть может, вам  и позавидовала бы, но я недавно прочла, что это газета левая, и, несмотря на то, что в ней работают очень хорошие журналисты, она не для меня.
-Ну, это вы зря, я тоже левый.
- Вы, левый?! – расхохоталась я.
- А, по большому счету, и это тоже относительно. Лево, право, все зависит от того, где вы стоите.
Он взял лист бумаги:
- Смотрите,  вот это - спираль.
Он нарисовал на листе спираль и завершил ее стрелкой. Спираль он проткнул прямой линией и с одной стороны дорисовал фигурку, наверно, меня бестолковую, со смешно растопыренными ногами и руками.
- Скажите, как закручивается спираль?
При всем моем женском пространственном абсурде, где "правое" могло стать "левым" и наоборот, я не раздумывая, сказала:
- Она закручивается по часовой стрелке.
- Правильно! -  обрадовался он моей сообразительности. –  А теперь?
И он нарисовал еще одну фигурку, но уже с другой стороны спирали, и повторил вопрос:
- А теперь?
- Да, не знаю, я, лево, право. Ну, против часовой стрелки.
- Чтобы вы не сомневались, - пытался он убедить меня в правильности моего ответа. – Смотрите на часы.
- Да, они не идут – парировала я.
-А у меня есть и ходячие.
Из-под завалов бумаг он вытащил круглый будильник, на облезлых золотистых ножках и с шапочкой звонка наверху.
- Они сейчас пойдут, – он начал  заводить часы. – Смотрите, если вот так, то по часовой стрелке, а если, перевернем часы, то по отношению к вам все пойдет против часовой стрелки. А, впрочем, мы не о том. Что такое наша жизнь?
Я молча, ожидала продолжения. Он взял лист синей бумаги и нарисовал два круга.
- Наша жизнь –  игра.
Я не возражала.
-В этой игре мы все заранее запрограммированы. Никто из нас не знает, когда мы родимся. – И он написал в первом круге слово "рождение". – И никто из нас не знает, когда он умрет.
- Почему не знает?! - взъерепенилась я. – Я вот, сейчас, выйду на улицу и брошусь под машину.
- Но вы ведь не знаете  точно минуты и секунды.
- Нет,  но я все равно думаю, что вариант суицида не учтен. Когда человек готовится к этому, то может точно определить даже секунды.
 И тут я вспомнила о премии, учрежденной за самые нелепые летальные исходы. Там был ужасающе  глупый  случай. Один гражданин, потом он стал победителем премии, решил покончить жизнь самоубийством, но так как очень боялся, что один способ может не сработать, то он предпринял следующее: принял большую дозу яда, надел веревку на шею, привязанную к дереву на вершине скалы, и приставил к виску пистолет.
Когда он стрелял, то покачнулся, и пуля перебила веревку, падая с огромной высоты, он не разбился, благо внизу текла река, а лишь очень сильно ударился о воду, вследствие чего яд выскочил из желудка. Он начал тонуть, но его спас рыбак, который именно в этом месте ловил рыбу. Этот рыбак и доставил лауреата в больницу, в которой он благополучно  скончался…от воспаления легких – вода в реке была очень холодной.
Поэтому  я больше не возражала,  согласившись, что точная дата и время нашего ухода с этой бренной земли нам не известна. Я только ехидно заметила:
- А  в иудаизме дата смерти – это дата нашего нового рождения, но уже для  вечной жизни.
На мое замечание он ничего не ответил и продолжал опрос:
-А что нам остается между двумя этими событиями?
- Жизнь – радостно воскликнула я.
Он поморщился, мой ответ явно не проходил его порог допустимости.
- Время – сказал он внушительно, приподняв указательный палец вверх. –  Только время принадлежит нам между этими двумя величинами. – И он указал на два кружка,  где  были зафиксированы начало и конец нашего существования.
- А что самое привлекательное в этом времени, что главное в нем для нас?
- Свобода – выпалила я, не задумываясь.
- Нет, -  эмоции!
- А как же физиология?
- Ну, это тоже эмоции.
- Какие же это эмоции, если кушать хотим, а если еще кое-что…
- Конечно,  это –  эмоции, особенно, если "кое-что" – рассмеялся он.
- Я про "пить" и "кушать". Знаете, я не помню, кто это написал, но читала, что ваше "кое-что" в приоритетной шкале наших физических потребностей стоит только на пятом месте.
- Да, нет, это же пирамида, где внизу физиология.
  Он назвал фамилия какого-то ученого, соорудившего эту пирамиду, но эта фамилия моментально покинула мою не закрепощенную мыслями  голову.
- Я не про пирамиду, а только про физиологию. А на первом месте тот ученый поставил желание пописать или… - я замолчала.
 Вторую физиологическую потребность, а именно –  опорожнение  кишечника, мне произносить не хотелось.
- Так это же и есть пирамида.
- Но "кое-что" все равно на пятом месте.
- Не знаю, как у вашего ученого, а вот у меня не на пятом – и он игриво хохотнул.
Я не стала дальше развивать мысль, что когда хочется пить или писать, то вряд ли в этот время потянет "кое-чем" заниматься, но спорить не стала.
- Вернемся к эмоциям – он вцепился в меня мертвой хваткой. - Были ли у вас яркие эмоциональные моменты.
- Ой, конечно, я два раза в жизни ощущала себя совершенно счастливой.
- Всего два раза? – удивился он.
- Конечно. Первый… - затараторила я, чтобы он не перебил, - Первый раз это случилось, когда я поступала в институт. Я познакомилась с парнем, он был намного старше меня, мы вместе поступали. И после первого экзамена мы бродили по городу, и нам было с ним, так здорово, что мы чувствовали себя детьми.
- Детьми – это правильно.
- Да, да нам казалось, что мы беззаботные дети. А полностью я почувствовала, себя счастливой, когда мы с ним стояли в телефоне-автомате, и я звонила кому-то, а пол в этот автомате был проломлен, и покрыт такой черной рифленой резиной, как сейчас помню, я звонила по телефону и мы…
- Целовались?!
- Ничего подобного, - обиделась я. – Ничего такого не было, мы смеялись, мы просто смеялись, и нам было так легко, как будто мы сейчас взлетим, мы ни о чем не думали, нам было так легко и весело….
- Да, это уж точно счастье – скептически заметил он. –  А вот про детей вы подметили правильно. Почему дети? Да потому, что только они могут получать эмоции в чистом виде.
- Поэтому и детскую психологию изучают, как отдельный курс на гуманитарных факультетах  – подхватила я. – Я и сама такая, как дети. Вот, кажется, на что-то страшно обиделась, а кошку или птичку увидела и уже забыла, чего это я обижалась.
- А почему еще дети так легко ко всему относятся? – продолжал он спрашивать,  и сам отвечал, - Потому что они воспринимают все в виде игры. И вообще, практически все люди либо играют, в какие-нибудь игры, либо играют в собственную жизнь. Вот мы и подошли к самому главному, чтобы заработать деньги надо предложить человечеству какую-нибудь игру.
- Да, я вообще человек не азартный, я и в компьютерные игры никогда не играю, мне бы лучше книжку почитать.
- А книги, разве там не эмоции, не закрученные интриги, та же игра. Ой, я вас ничем не угостил – спохватился он, - Вам чего чаю или кофе?
- Чаю.
И он исчез в полумраке квартиры. Послышался недовольный голос его тещи. Она выговаривала ему за дверь, которую он забыл закрыть. Он вежливо извинялся, называя ее по имени отчеству, но ее неудовольствие от этого не становилось меньше.
Вернулся он с подносом, на котором стояла маленькая чайная чашечка с блюдцем, сахарница от этого же чайного сервиза,  и огромная белая  эмалированная кружка.
- Это вам, - указал он на чашечку, и добавил. – А это -  мне. Как раз, мои размеры, а в Союзе я пил из большей, только сюда не привезли. Я пью медленно и долго,  на полдня хватает, зато бегать каждый раз доливать не надо. Сначала пьешь, как горячее, а потом, как холодное. Извините, я еще кое-что забыл.
Он вышел, на этот раз, прикрыв дверь, и быстро вернулся, в его руке была прозрачная коробка, на дне которой лежала одна единственная  шоколадная вафля.
- Это вам – протянул он мне коробку.
- Нет-нет, я не ем сладкого.
 Даже, если бы я умирала с голоду, то  никогда бы  не отобрала у человека его последний ломоть, даже если бы он протягивал его мне добровольно. А в сытом Израиле такая жертва не стоила мне ничего, но зато я сразу поняла, как трудно приходится тому, кто всеми силами хочет заработать большие деньги.
 Мы пили чай, каждый из своей емкости, я справилась быстрее, а  хозяйская бадья так и осталась почти полной. Мы работали –  мерили цифрами немереные богатства на счетах разных израильских организаций, подводили под это базис, выдвигали идеи, но все это было так для меня непонятно, что до меня так и не дошло, как этот великий комбинатор собирается зарабатывать деньги. А мое предложение отобрать деньги у тех, у кого их слишком много,  несмотря на его крайнюю левизну, он однозначно отверг.
На улице быстро стемнело, как это всегда происходит в приморских городах,  и я заторопилась домой, потому что в темноте, даже в самых знакомых местах я почему-то начинала плохо ориентироваться и чувствовала, что болезнь под названием куриная слепота овладевает мною.
- Подождите, подождите, еще пару минут - своим корпусом он не давал мне протиснуться к двери.
 Мы зашли в гостиную, и он начал совать мне какой-то круг на картонке, поделенный на разноцветные сегменты. Там же, вокруг  круга, были нарисованы бегающие мыши, одетые в цилиндры и фраки.
- Видите – это игра. Так называемый клуб богатого папы. Я вместе с друзьями купил эту игру. И теперь мы организовали клуб. Каждый, кто купит членство в нашем клубе –  получит игру, а, кто научится в нее играть, он также научится и заработать деньги.
-Сколько это стоит?
-Что? – не понял он.
- Ну, вот эта, карточка члена клуба?- я вынула кошелек и даже раскрыла его.
- 250 долларов. Есть игра  для взрослых и для детей. А еще, те, которые у нас уже купили и научились, мы их консультируем, как применить полученные  знания в Израиле.
Я поняла, что таких денег у меня в кошельке нет, и в ближайшее время не предвидится, а для этого клуба богатых пап, тем более. Я начала ретироваться к выходу.
-Подождите, я вам должен снять ксерокс с письма самого Далай Ламы.
- Какого ламы?
- Самого Далай Ламы.
- Но он ведь в изгнании?
- Правильно, я получил от него письмо. Там написано, что, если я распространю это письмо пятнадцать раз, то моя жизнь изменится.
Он зашел за перегородку, которая делила небольшую гостиную на две неравные части. Я тоже прошла туда и увидела большую копировальную машину – такие монстры стоят в Израиле в государственных учреждениях.
- Ой, какая большая. Зачем она вам?
- Она делает тот формат, который мне нужен.
-А внизу у нее что?
- Ящики для бумаги – он ловко открыл крышку, вложил туда чистые листы,  мигая и гудя, монстр начал работать.
- Знаете, она мне очень дешево досталась. Я работал на муниципальных выборах. И мне продали ее всего за 400 долларов.
- А. она бэушная?
- Ну, да бывшая в употреблении. А новая  - тысячу долларов стоит.
 Возле копировального монстра лежали кипы каких-то бумаг, старые журналы,  возле стены висел портрет. Это был один портрет, но в трех лицах. На портрете был нарисован немолодой мужчина, почти  в полный рост, с зачесанными назад седыми волосами, а  вполоборота к нему примыкали его двойники в анфас.
- А это кто? - спросила я.
- Это мой учитель физики из Новосибирского Академгородка. Когда он увидел, что его ученики переросли его, то он оставил физику и начал заниматься психологией.
 Он протянул мне письмо Далай Ламы, еще теплое от прижатия к копировальному монстру, которое я не читая, засунула в сумку.
- Мне, пора, только я не знаю, где здесь автобусная остановка?
- Я провожу вас. А вот, кстати, может вам надо чего-нибудь отпечатать, визитки, например.
 Он взял с полочки коробку из-под молока. Одна сторона коробки была аккуратно срезана и коробка превратилась в маленький удобный картототечный ящик, пробочка от коробки стала служить теперь ручкой.
- А вы ее мыли?
- Конечно, мыл, и мыл, и вытирал. Вот, посмотрите –  это визитки.
 Он  начал вынимать из коробочки и показывать всевозможные визитки, приглашения, рекламные проспекты.
-Если чего надо, сразу отпечатаем, у моего друга свой бизнес и недорого.
Мы вышли на улицу, было совсем темно. Сама я бы ни за что не сориентировалась в этом районе. К остановке автобуса мы шли по узким проходам между домами, спускались по каким-то лестницам, кружили по переулкам. Возле одного дома мы остановились. Первый этаж дома занимали магазины, ярко-освещенные окна одного из них, манили, словно приглашали заглянуть. Внутри было настоящее сказочное царство: старинные вазы из фарфора, тяжелые персидские ковры, светильники, лампы с замысловатыми абажурами, дорогая антикварная мебель, экзотические фигурки  из красного и черного дерева. Это было так красиво, что походило больше на  картинку из шикарно-изданного альбома по искусству.
- Видите, этот магазин.
- Антикварный?
-Да, им владеет жена миллионера.
- Вместо забавы?
- Безусловно, а на нашей улице несколько домов принадлежат ее мужу. Он сдает их.
- Ей уж точно не надо стоять за прилавком.
- Игра у нее такая.
 Он привел меня к остановке, мы распрощались. Вокруг меня сверкали  золотые россыпи огней большого города. Я чувствовала себя свободной, счастливой и богатой.