Моя эмиграция. Часть2 Гл. 1, 2, 3, 4. Старый пионе

Гарбуз Ким
Предисловие ко второй части.

Мемуары пишут люди, чем то отличающиеся от остальных. Я к этой части человечества не принадлежу, поэтому назвать мои записки мемуарами было бы большим преувеличением. Просто я продолжаю отвечать на вопрос господина Г. Галова ,что заставило меня эмигрировать. Ни одобрения ни порицания моего поступка не требуется. Я никого не предавал. Если, кто считает Эмиграцию «предательством Родины», то пусть обратит внимание на остальной мир. Британцы, ирландцы, немцы, итальянцы, мексиканцы, и многие другие, эмигрировавшие в США на протяжении всей истории этой страны, не считались у себя на родине предателями. И только в СССР( а ,в некоторой степени, и в нынешних странах СНГ) эмигрантов считают предателями.А ведь существует закон- предателей Родины судят по закону, А нас не судили, нас выпустило Советское Правительство(содрав,правда, мзду за «отказ от гражданства»). Мы являлись разменной монетой в игре Сверхдержав. Позже попробую обосновать свою гипотезу.

Глава1 Детство и юность или « Старый пионер.»

 Мне бывает смешно ,когда кто- то гордится своей принадлежностью к какой нибудь национальности или к социальному строю. Ведь его рождение это воля случая. В определённом месте ,в определенное время его родители встретились. У них случился «призыв» к продолжению рода. Во время полового акта из тысяч сперматозоидов один, то ли самый сильный и быстрый , то ли самый хитрый умудрился проникнуть в яйцеклетку и положить начало жизни индивидуума. Это мог быть, не читающий эти строки мой возможный оппонент , а 9999 (или даже больше) его потенциальных братьев. Я –русский, я –француз, я –казах , а вы -остальные безродные. А что лично сделала эта личность , чтобы родиться казахом, русским.,французом? Вот если сказать: «Я доктор химических, технических, философских наук», то это другое дело. Это уже зависело от усилий самого конкретного человека.
 Родился я еще в прошлом веке в еврейской семье. Родился в Одессе, но детство и юность провел в небольшом городке между Киевом и Одессой. Мой отец,тогда убежденный коммунист, назвал меня именем родного ему комсомола, тем более, что родился я накануне Дня комсомола. День комсомола ,кто помнит, это 29 октября. А имя моё расшифровывается как Коммунистический Интернационал Молодёжи (КИМ).
Первый урок второсортности моей национальности я получил от девчонки-подростка в 8-и летнем возрасте.Этот эпизод отражен в рассказе « Сеня», помещеном на Прозе Ру. Но это еще не значило, что я стал в оппозицию к власти (тем более в таком «телячем» возрасте).
 Во втором классе школы я стал Октябрёнком- пионерским помощником. Когда подошел возраст, вступил в пионеры. Носил красный галстук с зажимом( тогда галстук не повязывали, а закрепляли специальным зажимом). Несмотря на принадлежность к пионерской организации, я не мог бы себя причислтиь к лучшей её части.Живой по натуре, я встревал во всевозможные мальчишеские «разборки», дрался. Нельзя сказать,что был отпетым хулиганом, но на звание примерного пионера тоже не тянул. Тем не менее,во время пребывания в пионерском лагере был почему то избран(назначен) председателем совета дружины, хотя, Б-г свидетель, к этому не стремился. С учёбой дело обстояло лучше, чем с дисциплиной. В 4-м классе даже стал отличником. Затем пребывал в звании ударника с большими шансами на серебряную медаль.Нужно было только постараться,но стараться было лень. По достижению 14 лет вместе с двумя своими дружками подал заявление в комсомол.Выучил фамилии всех секретарей братских компартий, политически был «подкован». И вот на заседании школьного комитета комсомола, где происходил разбор наших заявлений,произошёл следующий эпизод.
Я сидел рядом с Лёнькой, одним из своих друзей и таким хулиганом, что я на его фоне выглядел эталоном дисциплинированного ученика. Второй мой дружок Алька сидел поодаль. Алька был до противности «правильным», учился хорошо и ,самое главное, не относился к «плеяде» злостных нарушителей дисциплины.
В это время в класс вошёл директор школы. Лично,так сказать, решил посетить заседание комитета комсомола школы. Увидев нас с Лёнькой, он обратился к секретарю комитета с вопросом:
-А що ці двоє шибенників тут роблять?
-Та до комсомолу надумали вступати. Ми їх ще не заслухували.
- А ну геть звідси,щоб мої очі вас не бачили і щоб духу вашого я не чув . Що то за комсомол буде з такими кадрами!
Мы пробовали возражать, это произвол мол.
 Да куда там. Нас выгнали с треском. Альку, правда, оставили, хотя в комсомол тоже не приняли, поставив условием, что он объязан,как будущий комсомолец,помочь выявить нарушителей дисциплины –злостных курильщиков. Алька курильщиков не захотел выдавать и расстался с возможностью стать комсомольцем.
В комсомол мы с Алькой вступили после смерти Сталина. И долгое время считали себя комсомольцами сталинского призыва. Прошли в снежную бурю 18 километров, с тем, чтобы явиться в райком комсомола за комсомольским билетом. И были горды этим своим „подвигом”.
 Все эти годы с 1950 по 1953 год я называл себя „ старым пионером”. А Лёнька „старым пионером” и остался на всю жизнь.
 Мне повезло учиться в очень хорошей школе. Учителя, за очень редким исключением, были Учителями по призванию. О наших наставниках мы всю жизнь вспоминали с большой благодарностью и теплотой. Возьму на себя смелость предложить читателю произведение Алексея Яблока „Жел. Дор. Школа №62”, помещённое здесь на Прозе Ру.
Первые послевоенные годы были очень трудными и в то же время оптимистичными. Только что закончилась Великая Отечественная Война. Народ с энтузиазмом приступил к восстановлению страны. Люди верили, что после Такой Войны, после Победы наступит Новая жизнь. 1945-1946 годы. Из Германии и с Дальневосточного фронта возвращаются победители. Как мы их встречали! Как бегали встречать каждый воинский эшелон. Наша железнодорожная станция очень пострадала от бомбежек. Центр городка, вокзал, пути – все было разрушенно ,а восстановлено только самое необходимое. Железная Дорога должна была функционировать.
На улицах еще попадалась подбитая немецкая военная техника- танки, самоходки, просто арт. орудия. А о стрелковом оружии или боеприпасах и говорить не нечего. Винтовки, автоматы, пистолеты-пожалуйста. И у меня, мальчишки, имелся свой пистолет(не помню модель). Так что пострелять мы могли вволю. Смешно говорить, но я обменял позже этот пистолет на авторучку. Авторучка была большей диковинкой, чем оружие. 1947 год выдался тяжелым. Неурожай, и как следствие, голод. Особенно пострадала Молдавия. Молдавские крестьяне устремились в Западную Украину за хлебом. Там был хлеб. С поездов, останавливавшихся на нашей станции для смены паровозов, ежедневно снимали десятки трупов- замерзших крестьян.Эти поезда, в основном товарные или товаро- пассажирские (их ещё называли „Пятьсот весёлый”), можно было называть труповозками. Местная шпана и солидные воры грабили оставшихся в живых. Никто не знает сколько этих крестьян погибло.Нет такой статистики. У нас были хлебные карточки, и голодная смерть моим землякам не грозила,хотя и сытыми мы не были.
 В школе нас, детей кормили. Перед началом уроков учительница и дежурные вносили поднос с едой. Это был черный хлеб,посыпанный либо сахаром( а в наших краях находилось несколко сахарных заводов), либо яблочным повидлом. И все мы получали порцию. Называлось это „Сниданок”(завтрак по украински). Так нас подкармливали.Были мальчишки ,которые и школу- то посещали ради „Сниданка”.
 Вы не пробовали черный хлеб с повидлом? Вкуснятина, особенно,если его мало и он может быть единственным сегодня. На рынке продавался серый хлеб домашней выпечки по 200 рублей за буханку. Году в 1948 или 49 появился „коммерческий”. хлеб, то- есть его можно было купить в хлебном магазине за деньги. А потом и вовсе отменили карточки. Как то нам досталась американская посылка. (Из продовольственной помощи от США). Из продуктов помню были: галеты , яичный порошок,тушенка,сгущенное молоко и ,главное, какао в брикетах. Из промтоваров мне достались ботинки. Порвал я их ровно через месяц,подошва оказалась из прессованого картона, который уж никак не соответствовал нашим климатическим условиям. В 1947 году была проведена денежная реформа.Быт вроде начал налаживаться. А тут новая напасть! Борьба с космополитами, то бишь с евреями.
Исчезли книги на идыш,прекратила существование газета «Дер Эмэс»,перестали гастролировать еврейские театральные труппы и концертные бригады. В газетах всё больше публиковались статьи с прозрачными намёками,распространялись антисемитские анекдоты. В судебных отчетах, если подсудимым оказывался еврей с нетипичной еврейской фамилией , его имя отчество приводилось полностью, дабы не было сомнеий к какой национальности принадлежит подсудимый. Ползли слухи. Мы узнали ,что «погиб»(убит ) Соломон Михоэлс. А позже узнали ,что он оказался еврейским националистоми- агентом «Джойнта». О Михоелсе, как актере я слышал от отца, а что такое «Джойнт» услыхал по радио. Прессу ,кроме «Пионерской Правды»,я не читал, а в этой газете(наверное,единственной в СССР) антисемитские материалы не публиковались.Тучи сгущались.



Глава 2 Даёшь Киев!(Первый блин комом).

Вскоре и я столкнулся с ярко выраженым государственным антисемитизмом. Остановлюсь подробнее на этом случае.Может быть мои оппонеты поймут чувства 14 летнего подростка, столкнувшегося с явной несправедливостью и получившего первый «Щелчёк» по своему еврейскому носу. После окончания 7-го класса мне «захотелось стать лётчиком». Я и мой дружок Лёнька решили подать документы в Киевскую спецшколу ВВС. Не помню, кто был инициатором этой затеи я или Лёнька. И почему в Киевскую? В аналогичной Одесской спецшколе замполитом служил (вернее, уже дослуживал) мой дядя. А я не хотел, чтобы подумали ,что поступил по блату. Спецшкола ВВС это просто 10-летка,после которой выпускники поступают в нормальные авиационные училища. Живут они на казарменном положении и носят специальную летную форму. А может просто форма нас и соблазнила? Мы с Лёнькой послали документы в один и тот же день. Через 2 недели ещё двое наших товарищей решили последовать нашему примеру: Славик и Монька. У обоих отцы погибли на фронте. Монька был чистокровным евреем, а Славик был записан русским( по матери). Прошло какое-то время. Славика вызывают на экзамены, а ни мне ,ни Лёньке , ни Моньке вызова нет. Решили мы ехать в Киев без вызова. Наши родители нам не препятствовали. Их жизненный опыт подсказывал,что вряд ли их чада уедут учиться в Киев. Приезжаем в Киев, останавливаемся у моего дяди Арона.Утром мы уже в училище ,в приёмной комиссии. Там нам заявили, что документы пришли позже объявленного срока и к экзаменам мы допущены не будем. Там были так уверены в нашей наивности ,(или, наоборот,не сознавали свою собственную глупость), что вернули нам документы вместе с распечатанными , но не уничтоженными конвертами. Увидев на конверте штампы с датами отправления и,главное,получения бандеролей , мы обратили внимание чиновника на несоответствие даты получения школой наших документов его уверениям в ,что они пришли позже.
 Чиновник ответил, что это решение начальника школы и мы можем обратиться непосредственно к нему, что мы незамедлительно и сделали.
Начальник школы, надо отдать ему должное, не отказал нам в приеме. И вот мы в кабинете начальника Киевской Спецшколы ВВС полковника Воротина(фамилию запомнил на всю жизнь, инициалы забыл-прошло всё же 53 года)
- Товарищ полковник, почему нас не допустили к экзаменам, Причина, на которую нам указали отпадает. Вы можете сами убедиться, что документы вами получены в срок, -обратился к нему самый храбрый из нас- Лёнька.
- Ребята, вот, что я вам скажу. Ваш городок приписан не к Киевской, а к Одесской спецшколе, Вот туда и подавайте документы.
-В условиях приема в школу ничего не сказано о территориальных ограничениях,товарищ полковник.Да. и сроки подачи документов прошли. Что же нам теперь делать? Это несправедливо,- влез я в разговор.
- Можете жаловаться, если хотите. Но, по дружески советую вам ехать домой и продолжать учёбу в 8-м классе.
 И мы пошли жаловаться в Министерство Просвещения УССР (школа была в подчинении этого министерства.)
 Принял нас Зам министра(фамилию запамятовал). Выслушал нашу жалобу и возмутился.
-Да быть такого не может. Сейчас позвоню полковнику Воротину прямо при вас
Дозвонился.
-Товарищ полковник, здесь у меня ребята жалуются, что вы не хотите допустить их к экзаменам, мотивируя ,то поздним прибытием документов, то какими -то территориальными требованиями. Как это понимать?
 Полковник что-то объяснял заму министра .
Одев очки и окинув нас взглядом.,остановившимся на моей физиономии чуть больше, чем на Лёнькиной и Монькиной), зам министра сказал нам:
- Да,ребята. Есть такая инструкция, Просто её не успели включить в бумаги.
 Сожалею,но ничем не могу вам помочь.
 Мы встретились с ним взглядом. В нем не было ненависти, как я ожидал. В нем было сочуствие.

Глава 3 «Грозные» годы.

 Чувствовал ли я антисемитизм в школе? Нет. От учителей никогда мы не слышали антисемитских высказываний. В классе? Тоже нет,хотя в некоторых чувствовалось еле сдерживаемая неприязнь.Ваня М. , Толя Л. относилиь к этой категории. Но, повторяю антисемитизма в нашей школе не было. Проявить антисемитизм у нас было всё равно как публично испортить воздух. Да и мы были не трусы- умели постоять за себя.
Не одну морду , забредшую из сел или пригородов покуражиться,пришлось лечить её неразумному обладателю.
Шло время.В воздухе запахло погромом. В городке начали появляться крепкие дядьки из окрестных сел и в пьяном виде угрожали вскорости доделать работу, которую не доделал Гитлер. Произносили они свои речи только в определенных местах ,там, где им была гарантирована аудитория ,а риск нарваться на отпор был минимальным. В районе центральной парикмахерской такие речи не произносились. Там Яша и Фима ,два "брата- акробата", как их называли,быстро укладывали «агитатора» в глубокий нокаут. И у тех язык уже не поворачивался,( в буквальном смысле) на «нехорошие» слова и действия. Зима 52-го особенно была напряженна. В газетах сообщили об аресте врачей- вредителей.Чувствовалось, что вот-вот наступит развязка. Мы, еврейские ребята , готовились к защите. Вооружались, как могли. Я приготовил свой немецкий пистолет, который к тому времени ещё не был обменён на авторучку. Каждый из нас готов был встретить погромщиков.Пролилось бы много крови ,но мы были готовы защитить себя, наших родных и своё человеческое достоинство. Но... наступил Пурим (а я знал, что такой праздник существует, но, честно говоря ,не знал его значения ).
 Теперь знаю.
 Смерть Сталина потрясла меня. Несмотря ни на что, я любил вождя и верил ему.
 В школе состоялся траурный митинг, учителя и ученики плакали. И я плакал со всеми вместе. «Как же мы будем жить без Сталина»?- сквозь слёзы думал я.
 Оказалось ,очень даже неплохо.


Глава 4 Школа позади.( За путёвкой в жизнь).

 В 1954 году я окончил школу. Куда пойти учиться?. Я и двое моих друзей Лёня и Алька решили подавать документы в Киевский Политехнический Институт. И здесь происходят странные вещи. Опять мы «пролетаем» в Киеве. Сдавая экзамены в разных группах,все трое провалили экзамен по химии.Если наши знания по химии были так низки ( как посчитали экзаменующие), то как могло случиться, что ученик той же школы, примерно, того же уровня подготовки и окончивший эту же школу на год позже, стал профессором, Доктором Технических Наук,преподавателем того же Киевского Политехнического Института. Правда, национальности он был, что ни есть коренной. Нет, я отнюдь не склонен преуменьшать заслуги этого человека, и не утверждаю, что заслуживаю того же научного звания. Но хоть поступить то в этот институт мы могли.? Мне все же кажется, что мы не попали , в установленный еще при Сталине, процент приёма в ВУЗ граждан «некоренной» национальности.
Несолоно хлебавши, возвращаемся домой. Узнав, что есть возможность подать документы в Одесский техникум железнодорожного транспорта( там продлили приём),мы с Лёнькой поехали в Одессу, и , сдав нетяжелые экзамены, поступили на Паровозное отделение. Спецкурс. Срок обучения два с половиной года. Ну что ж, будем техниками. А потом и в институт поступим. Алька решил остаться дома и, ещё лучше подготовившись, попытаться поступить в КПИ во второй раз.В этом году в Ж.Д. техникуме на спецкурсе собралась большая группа ребят, не поступивших в ВУЗы. Преподавание в техникуме было на отличном уровне.Техническая подготовка, полученая нами там, пригодилась и в институте и в дальнейшей работе.Мы хорошо освоили общетехнические и специальные дисциплины, а также овладели некоторыми рабочими специальностьями. Мы освоили кузнечное,сварочное,литейное, слесарное дело.Могли работать на токарном и фрезерном станках.А какие ребята с нами учились! Жора Лисецкий, Шурик Тайц,Сёма Шлюгер. Боксёр- чемпион УССР среди юношей Вилли Шнайдер. А Женя Оршулович?Этот был бесспорно талант. От него мы услышали настоящего Зощенко. Это он,Женька, был первым исполнителем миниатюр Жванецкого,выступая с ним в студенческом коллективе «Парнас», ещё до поры Ильченко- Карцева. Что- то там у Жени сломалось, и он не сделал карьеру. Пару лет назад мне попалась аудиокасетта с записью анекдотов в исполнении «известного одесского конферансье» Евгения Оршуловича. А Женя мог бы достигнуть гораздо большего.Женя был сиротой и воспитывался в семье деда. Женькин дед был хорошо знаком( а может быть и не только знаком) с известным главарём одесских налётчиков Михаилом Винницким по кличке Мишка Япончик. Известную историю о выезде на фронт бригады «воинов» Япончика против петлюровцев мы слышали от Жени.
Мы с Лёнькой больше всего сдружились с тремя парнями: Борей Вугманом, Яшей Херсонером и Шуриком Киреевым. Впоследствии Боря окончил Институт Транспорта и работал машинистом дизельпоезда, Яша после окончания института работал в строительных организациях Кишинёва, а Шурик Киреев тоже получив высшее образование ,занимал какую то солидную должность в Николаеве.У Саши Киреева были какие- то неприятности по работе, что и неудивительно, потому, что этот эрудированный парень не отличался сдержанностью языка, не переносил лжи, и в брежневское время вполне мог потерять свою высокую должность из за этой несдержанности. Яша Херсонер несколько лет назад скоропостижно умер, там же в Кишенёве. Боря вышел на пенсию, но продолжает трудиться дежурным по депо. Не проживешь, оказывается, на пенсию в Украине.
 В 1956 году мы проходили заводскую практику на паровозоремонтном заводе, что на станции Шевченко Смелянского района Черкасской области. Собрали нас, комсомольцев и зачитали «секретный» доклад Н. С. Хрущева о культе личности Сталина. Кое- какие перемены мы и до этого ощутили, (врачей-вредителей выпустили, вернулось много людей,осуждённых по политическим статьям), но всё же... Нас этот доклад буквально пришиб. Как же это так, тот, за кого мы готовы были жизнь отдать ,и который воплощал в себе само понятие РОДИНА, оказался тираном и убийцей? Наша вера в советскую власть, в социализм и просто в справедливость пошатнулась. Мы не стали диссидентами, то ли «пороху не хватило», то ли ума хватало.Но моя вера в идеалы социализма и коммунизма дала трещину. Как это было везде,в нашем учебном заведении проводились политические мероприятия –политинформации,собрания и т. д. Вот тут уж лекторам приходилось туго. На наши вопросы, а они становились всё более и более сложными, политинформаторы не могли дать вразумительного и правдивого ответа. К нам стали применять кое какие «устрашающие» меры- не дай Б-г опоздать на лекцию или не прийти в техникум на следующий день после праздников. По случаю прогула после Нового Года ( в связи с погодными условиями) полтехникума не явилось. Но нашли «зачинщиков»( слишком «хитромудрых») и приняли меры- Лёньку исключили на 2 недели, меня, Сашу Киреева и ещё двоих лишили стипендии на месяц. «Намёк» мы поняли и больше вопросов не задавали.
 В марте 1957 года я получил диплом Техника – Механика Паровозного Хозяйства, Права Помощника машиниста паровоза и кваллификацию слесаря –ремонтника. Как раз перед нашим выпуском отменили звания на Железной Дороге, а то бы получил звание Техник- лейтенант Тяги. Получил назначение в паровозное депо станции Бессарабская. В Бессарабской я не остался. В назначении указывалось, что мне предоставляется общежитие, а в таковом начальник депо отказал . Я уехал в Бельцы, куда был распределён мой дружок Лёнька. В депо меня взяли в качестве кочегара с тем,что в течениие месяца переведут либо в техники либо в помощники машиниста. Так как со стороны начальства условие выполнено не было, то я уволился.
Если читающий эти строки подумает , что я «летун». То в своё оправдание могу сказать, что в то время я относился чрезвычайно щепетильно к такому понятию как верность своему слову,впрочем как и сейчас. Только тогда- со всей, присущей юности, безкопромиссностью, теперь же с поправкой на человеческое несовершенство. Получив письмо от родителей, что начальник депо ст . Вапнярка согласен принять меня в свой коллектив на должность помощника машиниста маневрового паровоза , выехал к новому месту работы. Здесь, конечно, «поработали» родители , справедливо считая, что работая и живя под родительским кровом, их сын сможет уделить время подготовке к поступлению в институт.Да и от многих «соблазнов» предохранит. Там я и проработал до призыва в армию. Летом 1957 года прочитал призведение Дудинцева « Не хлебом единым». В то время это было смелое произведение, впоследствие оно было раскритиковано – разгромлено в пух и прах, но своё дело сделало. В моём «марксистском» мировозрении образовалась ещё одна брешь.