Valentine.
Тогда тоже был февраль, и зима была страшной – темной, ледяной, бесконечной… И был мороз, моя кожаная куртка (папина, на самом деле) абсолютно не грела, и по улице я передвигался исключительно бегом. Бегом- в метро, бегом – из метро, бегом по улице, греясь воспоминаниями о недавнем подземном тепле, и о будущей кружке горячего чая… Греясь воспоминаниями о будущем. … И удивительно было: почему такой праздник, не зимний, именно в феврале? Весенний, на самом деле праздник.
И почему я не знал о нем раньше – удивлялся я. Еще до того как умер, но остался жить, до того как меня однажды не стало, и мне было как-то обидно от того, что я никогда не узнаю что бы сделал в этот день я –НАСТОЯЩИЙ. Наверное, подумал бы, что этот праздник придумали специально для меня…
Но нет, на самом то деле очень хочется жить, даже когда умираешь…
Потому что я так и подумал. Потому что если это день ВСЕХ влюбленных, то и мой тоже, и тогда уж не важно в кого ты при этом влюблен. В этот день – не важно. И не важно, что мой голос всегда предательски дрожит, и отказывается повиноваться. Не важно, что губы сковывает заклятие немоты, и слова теснятся в горле, слипаясь во влажный ком… Всегда, особенно если твое лицо совсем рядом, а в глазах, обращенных ко мне – немой вопрос. В этот день мне не придется ничего говорить. Его придумали как раз для таких как я.
И подождать-то осталось всего две недели.
Бесконечно –долгий срок, если вдуматься, потому что каждую минуту тебя терзают сомнения. Это должна быть совсем небольшая вещь. Не броская, но абсолютно однозначная. Красивая, чтобы ты захотел взять ее в руки. И в форме сердца. И цвет…. Цвет…. Твой любимый цвет, я знаю какой. Серебристо- серый, цвет драгоценного металла. Кто-нибудь встречал металлическое сердце? Казалось бы, кулон, что уж проще? Серебряная подвеска на цепочке. Кулончик – сердечко, которые дарят своим парням сопливые девчонки. Разламывают пополам и носят на шее – каждый свою половинку. Нет, это слишком, даже для меня. Потому что моя любовь пополам не делится.
Эта вещь должна быть плоской. Чтобы можно было вложить в конверт. Протянуть и сказать – это тебе. Чтобы ты открыл когда меня не будет. Чтобы не видеть твоего лица, когда ты вытащишь ее на свет. Открытка?
Нет, не подходит, глупо. И я не встречал подходящей, правда не встречал. И что я там напишу? И что ты с ней сделаешь? Прочтешь, или выбросишь – как я об этом узнаю? Как?
Нет, две недели – этого как раз достаточно. План родился, нехитрый, но все-таки план. Я заходил к тебе накануне, оставил конверт и сказал: Откроешь ночью, после двенадцати. Ты удивился, но кивнул, ты любишь чужие игры. Он перешел в твои руки – конверт и то, что внутри.
****
Ты сидел на своем любимом месте, на полу, с гитарой, а на ней, слева от грифа, я увидел… это было там. Наклейка, стикер. Твой любимый цвет. Замысловатый узор, который, если смотреть под другим углом, превратится в большое, объемное сердце. Тайный знак.
Ты провел по ней пальцами и взглянул на меня. Вопросительно, исподлобья. Я замер, кровь застучала в висках. Тебе понравилось?
- Очень красиво. – сказал ты. – И ей понравилось. - Твои пальцы приласкали струны, и звук поплыл по комнате. Звенящий, серебряный звук.
И это было исчерпывающе.
Настолько, что больше мы никогда не возвращались к этой теме.
The end.
© Kano. 2004