Буффонада равновесия.
Собака преданно смотрела человеку в глаза и слегка виляла хвостом. Даже не виляла, а только шевелила им, всем своим видом показывая, что готова скулить и радоваться, если человек своим поведение одобрит это.
В пасмурном декабрьском небе медленно кружились пушистые снежинки.
Пиноза долго смотрел на собаку, спокойно и созерцательно, как смотрит совершенно трезвый инспектор ГАИ на склянку с этикеткой «3-Метил-2-бензотиазолинон гидразон гидрохлорид». Пока дочитаешь название до конца, уже забываешь начало, так что воспроизвести все название никак не удается. Приходится тратить силы на то, чтобы опять и опять перечитывать все сначала. А в голову в это время лезет навязчивая идея: «А может лучше выпить?» Но сейчас на светофоре загорится зеленый свет, пойдет поток машин, и инспектор привычным движением полосатого жезла будет останавливать потенциальных нарушителей, штрафовать неизвестных ему водителей за действительные и ожидаемые нарушения правил. И тогда, почувствовав в себе внутреннюю уверенность, можно будет совсем забыть об этом длинном и ненужном названии.
Снежинки, в своей незатейливой, но милой игре в догонялки, тихо опускались на землю. Так у них заканчивался беззаботный период существования, сравнимый со счастливым детством, и начинался другой период. Период, который можно сравнить со зрелым возрастом. Снежинки превращаются в снег. Снег же уже всем мешает, и коммунальные службы всячески с ним борются. Снег с помощью снегоуборочных машин и бульдозеров сгребают, грузят на самосвалы и в виде грязных куч вываливают где-то за городом или сбрасывают прямо в реку. Река бурлит, пенится от грязи и обиды на неведомых бездушных и могущественных начальников коммунальных служб.
Снежинки опускались на собаку, на непокрытую голову человека, который думал: «Пришла зима. Как всегда, сказочная зима. Скоро новый год». Пиноза не всегда был Пинозой. Когда-то у него был дом, семья, друзья, любимые занятия. И звали его Геннадий Владимирович. А это имя, а вернее прозвище, он получил от своих коллег-бомжей. Геннадий Владимирович любил порассуждать, пофилософствовать. Однажды, у костра, он выпил, разговорился и в своих рассуждениях упомянул имя Спинозы: «По этому поводу Спиноза сказал следующее…» Никто не стал слушать кто, что и по какому поводу сказал, но чудное имя было замечено: «Кто, Кто? Пиноза? А ты сам, часом, не Пиноза говорящая? А? Лучше за водкой сгоняй, чем без толку болтать! Пиноза!» Так его и стали звать, Пинозой. А Геннадию Владимировичу было все равно, на какое имя отзываться. Тем более, что и выбора у него не было.
- Вот смотришь ты на меня, а я сейчас для тебя – твоя судьба.
Собака чуть пригнула голову и сильнее завиляла хвостом. Человек заговорил. О чем он говорил, было непонятно, но говорил он именно ей.
- Ты зависимое существо. Зависишь от всего: от времени года, от погоды, от машин, которые могут тебя задавить, от людей, которые могут тебе бросить недоеденный хот-дог или пнуть ногой. Зависишь от людей, которых никогда даже не увидишь. Вот сейчас мэр города даст указание отстрелять бездомных собак, и тебя отстреляют. Приедет живодер и просто так, без нужды и без удовольствия, убьет тебя. А ты виляешь хвостом и даже не осознаешь, как ты от всего зависишь. Тебя только интересует, брошу я тебе кусок колбасы или нет. А может быть и хорошо, что в поле твоего восприятия только колбаса вмещается. Если бы вмещалось все, то тебя уже ничто не могло бы обрадовать, даже целый батон колбасы.
Собака, уже неистово мотая хвостом и пригибая голову к земле, подошла к самым ногам Пинозы. Человек так долго говорил с ней и даже не повысил голоса. Если повезет, то можно будет пойти за ним.
Сразу видно, что этот человек, пока не напьется, собаку бить не станет. Но к вечеру обязательно напьется. А что ему еще остается делать? Бомж… Много их сейчас развелось. Неудачники. Для чего и как они живут? Вроде люди, а живут хуже собак. Собака еще может себе хозяина найти, а эти… Зимой дохнут от мороза, летом - от жары. Едят на помойке, спят на свалке. Небритые, немытые. Всякий может пнуть. Прогресс, цивилизация, делают операции по пересадке сердца, а эти даже анальгин при зубной боли не могут себе позволить. Только водку. И то не всегда. Зависят от всего и от всех. А сильнее всего от помойки, на которую какие-то неведомые люди выбрасывают еду и теплые вещи. Что только-то и подвластно этому доходяге с его помоечной колбасой, так это как следует стукнуться башкой об асфальт и сдохнуть здесь и сейчас, а не потом и не в другом месте.
- Ладно. Радуйся, - Пиноза бросил собаке недоеденный кусок, - сегодня я буду для тебя доброй судьбой.
Собака с радостью поглотила еду. Бомжи считаются изгоями общества, но для тех, которые не бомжи, такие собаки просто не существуют. У людей свои радости, стремления и заботы. Их жизнь переполнена выдуманными проблемами и причинами, мечтами и несбыточными планами.
Вот идет по тротуару гражданин. О нем нельзя сказать, что он - человек без определенного места жительства. Крыша над головой есть, ботинки с сухими носками есть. Не голодает, по вечерам телевизор смотрит – о последних новостях в мире все знает. На работу ходит. Видно, и сейчас на работу торопится. А опоздает или нет – это уже от транспортного бога зависит. Интересно, как этот бог называется? Может быть Абнабнебезант? Что означает: Абсолютное Наблюдение Небесами За Наземным Транспортом. (Может быть, и слово «абонемент» от этого имени произошло?) Похоже на правду. А если есть Бог, то должен быть и противобог, мелкий элементал. Любитель городских пробок, часов пик и толчеи людей на пересадочных станциях метро. Типичный пробочный асур Никникнеусп, что означает: никуда никогда не успеешь.
Придет гражданин на работу, подумает: «Что ж я маленький не сдох?», - и примется трудиться. Трудится он, а мимо Светка ходит. Такая вся качественная, с крутыми бедрами и точными знаниями цен для себя и для других.
- Света! Можно ли воспользоваться Вашими услугами?
- Какими такими услугами? А деньги есть?
- Да, мне факс нужно отправить… Раньше Вы делали это безвозмездно, то есть даром…
- Вы же уже не ребенок и должны понимать, что даром не может быть искренне. Искренность в наше время дорогого стоит.
В дверях показался коллега по работе.
- Пойдем-ка, покурим-ка! Покурим, говорю.
- Пойдем. Угостишь сигареткой?
Вышли на лестницу, где висела табличка «Место для курения».
- Сам знаешь, что болт, завернутый в газетку, заменяет сигаретку. Ладно, на. Кури на здоровье.
- Добрый ты! А добрым быть приятно, но хлопотно, потому что катаются то на добрых.
- Ага. А жадным быть тошно, но очень благоприятно. Жадных даже обманывать противно.
Немного помолчали. Хорошо курить. Всякую паузу в разговоре можно вполне естественно заполнить затяжкой сигаретой.
- На Новый год ларже парти намечается.
- Что намечается?
- Большая вечеринка, ларже чукча. Это я с тобой по-английски разговариваю. В кабаке будем гулять. Официанты, полумрак, соответствующий антураж, живая музыка.
- Музыка? А какая? Ансамбль, орущий на всю катушку, или маэстро за пианино?
- А тебе что больше нравится?
- Если посидеть, подумать, побеседовать, то лучше, чтобы кто-нибудь на дальней сцене тихонько соло играл. А если надраться, облеваться и на люстре покачаться, то лучше, чтобы ансамбль был. Объешься так, что как резиновый матрас распирает. Напьешься, что только от слова «водка» икота начинает пробивать. Выйдешь на улицу, глотнешь свежего воздуха. А все равно плохо, не знаешь что делать. Холодно. Тошно. До того противно, что хочется, чтобы еще противнее было. Возвращаешься в зал, а там как раз ансамбль: БАМ-БАМ-БАМ, по ушам, по башке, по ушам, по башке… Можешь даже орать во всю глотку. Собственного голоса не услышишь. Короче, можно оттянуться по полной…
- Говорят, там саксофон будет. Не люблю эту дудку. Пищит, на нервы действует.
- Да, ты что?! Если сакс хорошо играет – душу щемит. Виртуозные блюзы, страстные румбы… Я бы сам поиграл.
- А ты умеешь?
- Если бы умел, то не торчал бы в этой конторе. Не умею играть, но очень хочется.
- Ладно. Хватит курить. Работать надо.
Пошел, покурил, поболтал с товарищем и опять трудиться. Главное меньше задумываться о том, зачем и кому это нужно. А мимо Катька ходит. Вся приглаженная и напомаженная.
Женщина просто обязана иметь привлекательную внешность. Кто ей это внушил? Мужчина? Другая такая же женщина? Бог? Или она сама? Впрочем, неважно. Главное то, что существующее положение устраивает всех. Всех, всех, всех.
Как правило, женщина сама по себе, такая, какая есть, не может будоражить воображение и ласкать взор. Необходимо пользоваться мехами, платьями, халатиками, прическами, полумраком (или плохой видимостью), загадочностью (или непоследовательностью). А каковы возможности косметики! С ее помощью можно превратить в милое смазливое личико даже вялую прошлогоднюю грушу.
Прежде всего – цвет лица. Это как декорация в театре. Безусловно, декорация не самое главное. Но без нее зритель будет думать, что его обманывают, предоставив ему возможность обозревать сцену в ее естественном виде.
Припудрить бледность, нанести румянец. И все увидят свежесть, молодость и явный признак здоровья.
Если увидят, что ресницы густо накрашены, то это никого не удивит. А вот если увидят, что ненакрашены, то это может вызвать недоумение: «Чего это у нее не хватает: времени или соображения?»
Тени для век имеют самые немыслимые для век цвета: синий, зеленый, фиолетовый. Естественные веки таких расцветок могут быть, наверное, у алкоголиков, утопленников и бешеных собак.
Но не следует ориентироваться на естественность. Артист на сцене может восхищаться загадочным светом марлевой луны, любоваться мерцанием, даже ничем не обозначенных звезд, громогласно шептать на весь зал, выразительно выставляя на показ сокровенные чувства. То есть, вести себя самым нелепым образом. А им, этим бесстыдным очковтирателем, будут восхищаться, его будут хвалить: «Как точно он показал! Как верно передал!» А если бы то же самое, что и артист, кто-нибудь проделает в повседневной жизни, то его попросят не ломать комедию или обратиться к врачу.
Однако, как не разнообразны и не надежны способы, уловки, приемы, когда-то выработанные, периодически реставрируемые и, по мере необходимости, используемые одной из частей человечества, все же кому-то это помогает больше, кому-то меньше, а кому-то вообще не помогает. Одним в жизни везет от самого рождения, а другим не везет до самой смерти. Одним – все, а другим – ничего. Почему? Кто это у нас следит за справедливостью? Может быть, вообще никто не следит?
А Катька, наверное, сильно на косметике тратится. Вот, собирается ногти искусственные прилепить. Дорого. А что делать? Все равно ничего не помогает.
А надо работать. Главное не думать зачем.
- Геннадий Владимирович! Сколько раз я буду повторять, что Вашу работу кроме Вас никто выполнять не будет!
- Конечно, конечно! Я не забыл о Вашем поручении. Просто Андрей Викторович просил побыстрее…
- То, что просил Андрей Викторович, надо делать побыстрее. Но не надо забывать и о том, что я говорю.
- Ни в коем случаи! Сейчас займусь, - конец фразы был произнесен уже в спину уходящего начальника.
«Начальник всегда прав. А если неправ, то это еще хуже, - думал Геннадий Владимирович. – Вот играет ребенок в игрушки, радуется. Домики из кубиков строит, машинки катает. А чтобы еще радостнее было, дает одну свою машинку и предлагает: «Катай! Катай!» И надо катать, а то расстроится и будет плакать. У взрослых свои игры. Игры в собственную важность, игры в свои игрушки. Автомобили, сотовые телефоны, бизнес, власть… И тоже всем предлагают: «Катай! Катай!» А если не играешь в их игры, то они обижаются.
А тут еще Маринка ходит, и, как будто, всем своим видом говорит: «За качество отвечаю!» Прямо как в рекламе про пиво! Сейчас бы пивка попить. А то ходят здесь, настроение портят».
- Марина, ты так обволакивающе-обворожительна…
- Это я еще плохо накрасилась.
- Так желанна…
- А как желанна?
«Так же, как в холодное августовское утро, на берегу туманной реки, на рыбалке, когда не клюет и кончается водка, желанна стеганая телогрейка», - пронеслась мысль.
- Так же желанна, как в замке Ив узнику тюрьмы, осужденному на пожизненный срок, отсидевшему большую часть своего срока в камере без окон, потерявшему всякое представление о времени, утратившему человеческий облик, привыкшему к тюремной баланде, жадно ловящему в плотной тишине позвякивание ключей тюремного надзирателя… И вот, как этому бедолаге желанен весенний солнечный луч, который каким-то чудом попал ему на щеку, обласкал его потерявшее чувствительность сердце, выдавил случайную слезу и заставил расслабиться…
- Ну, да. А кому не хочется расслабиться?
- Да. А приходиться напрягаться… Пойду поработаю.
За работу получают такие бумажки, которые называются деньгами. Чем больше этих бумажек, тем должно быть лучше. Но бумажек всегда не хватает. Один управляющий банком жаловался: «Вон, учредитель живет как человек. А я? Что я могу себе позволить на восемь тысяч баксов в месяц? Живу как нищий! Ни нового джипа купить, ни квартиру сменить!» Никому не хватает каких-то бумажек, которые люди, наделенные подлинными знаниями, безусловно, считают злом. Обидно. А обиднее всего то, что количество денежных знаков зависит от различных обстоятельств.
- Геннадий Владимирович! Такое впечатление, что у Вас слишком большая зарплата. Эту ошибку очень легко исправить…
Количество бумажек также зависит от настроения и фантазий каких-то людей. И очень часто от совершенно незнакомых людей, которых никогда даже не увидишь.
- Да, я уже почти все сделал! Там телефон все время занят…
«Да чего же плоские шутки! Нашел чем пугать! Деньгами… Хотя напугал. Что за жизнь?! Просто жук на иголке. Не живешь, а испытываешь постоянную зависимость от глупостей и гадостей. И все время деньги, деньги, деньги… Эх, ма! Была бы денег тьма… Знайте, что если у Вас много денег, все равно каких, рублей, долларов, евро, шеккелей или тугриков, то через некоторое время Вам их все равно не будет хватать. Так что надо тратить, тратить и тратить. Пока жаба не задушит.
Генеральный прошел. Уже одетый. Понятно. Пятница. Пошел деньги тратить. Надо же чем-то заняться».
А заняться, действительно, было чем. Надо было успеть на встречу, до которой оставалось не так много времени. В кармане зазвонил сотовый телефон.
- Да, я слушаю.
- Это я слушаю, любезный, что ты мне скажешь!
- Но мы же уже договорились…
- Да, ты что? За лоха меня держишь? В уши дуешь: «Договорились». Тебя давно на счетчик никто не ставил? Так я поставлю! Маму родную продашь, чтобы расплатиться. Чтобы до вечера сам мне перезвонил. Все!
В телефоне пошли короткие гудки. Отбой. С другой стороны абонент отключился.
«Подонок! – генеральный от волнения даже остановился, - Есть же такие ублюдки, которые жизнь портят».
А у Ларя у самого были неприятности. «Солнцевские» постоянно теснят. А тут еще какие-то «отморозки» беспредельнечеют, у торговцев на его территории дань собирают. Торговцы ропщут, платить не хотят. С зоны тревожные новости пришли: его человека, Артиста, которого Ларь послал убить одного «чмошника», самого убили. Утром его нашли в душевой с торчащей отверткой в глазу. На груди висела табличка: «Профилактические работы».
Генеральный директор сел в машину, включил двигатель. Двигатель нужно было прогреть. Директор закурил.
Жизнь напоминало сказку о кувшинчике и волшебной дудочке. Чтобы иметь деньги, нужно было много времени отдавать работе. А чтобы тратить эти деньги, нужно было время, которое стоило денег. Сначала меняем время и здоровье на деньги, а потом полученные деньги пытаемся обменять на время и здоровье. Плюнуть бы на все и зажить скромно и спокойно. Ни конкурентов, ни пожарников, ни налоговой, ни бандитов… Зимой кататься на лыжах, летом выращивать в саду розы. Сказка, а не жизнь! Да нельзя. Жребий брошен, роли распределены, поезд набрал скорость. Следующий полустанок – «Старость». А ближайший крупный транспортно-сортировочный узел – «Смерть».
Двигатель заурчал ровно и уверенно. Прогрелся. Можно трогаться. Директор включил вторую передачу.
Один человек всю жизнь много путешествовал и сделал много географических открытий. А потом умер. Другой человек был физиком, сделал много полезных открытий и тоже умер. Художник всю жизнь писал картины. Умер. Ничем не замечательный человек ничего выдающегося не сделал. Умер. Просто замечательный человек сделал много выдающегося. Умер. Или умрет. Всякий человек смертен, обязательно смертен.
На перекрестке загорелся красный свет. Впереди идущая машина резко затормозила. Надо быть повнимательней. А то чуть-чуть не ткнулся ей в задний бампер. Всегда, когда появляются неприятности, грустные мысли лезут в голову. Отвлекают и не дают сосредоточиться на проблеме.
Это Ларь просто обнаглел: «Дай денег, да дай денег». И каждый раз все больше и больше. А ты заработай! Не поспи ночами, договорись со всеми, просчитай ситуацию. И все один. Доверять никому нельзя. В политике и бизнесе нет друзей. «Кинуть» компаньона, если тот лопух, вполне нормальный способ получения прибыли. А как бывает мучительно досадно, когда неудачно вкладываешь деньги! Воспринимаешь себя жалким бездарным идиотом. Это ощущение отравляет всю жизнь. И про аппетит забываешь, и потенцию всякую теряешь. Раздражение и бессонница, ни расслабиться, ни выспаться. Куда бы ни пошел, что бы ни делал, а в голове сверлящие мысли, отнимающие годы жизни. Нервами и здоровьем заработанные деньги вынь и отдай какому-то подонку и дебилу!
Директор, наконец, подъехал к условленному месту. Здесь была назначена встреча с новой «крышей». Этого человека рекомендовали знакомые как надежного и не жадного, с постоянными расценками на услуги. Возможно, он работал в какой-нибудь государственной силовой структуре.
- Я от Николая. Сам он не смог подъехать. Дела.
- Николай меня предупредил. Он мне обо всем рассказал. Мои условия он изложил?
- Да.
- Тогда в дальнейшем все переговоры только через Николая. Твой клиентский пароль – «пиковый интерес». Если понадобится личная встреча, я сам тебя найду. Какие есть вопросы?
- А как же с Ларем?
- Это проблема будет решена в ближайшее время.
- Он мне постоянно угрожает…
- Больше не будет угрожать. Все.
Ларь прибывал в дурном расположении духа. Он вообще редко радовался. Всегда тяготило сознание того, что такие как он долго не живут. Молодые любители легкой наживы, постоянный передел территории… Не знаешь когда и откуда ждать опасность. Можно прямо сейчас покупать место на кладбище и заказывать себе надгробный памятник, чтобы хотя бы посмотреть, где и как тебя похоронят. Но это потом. А сейчас, разве что, поехать в ночной боулинг-клуб.
- Реально будет сегодня расслабиться, конкретно кегли посшибать?
В боулинг-клуб Ларь всегда ездил один. Там его уже знали как постоянного клиента. Знали, какие напитки он любит и чем предпочитает закусывать. Ларь любил поиграть в боулинг. Сам он называл эту игру кеглями. Игра требовала от Ларя сосредоточения, благодаря чему в голове переставали роиться тягостные мысли, и можно было немного забыться.
Ларь сел в машину и поехал в клуб. Но, проехав два квартала, Ларь почувствовал, что машина плохо слушается руля. Скорее всего, проколол камеру. Ларь остановил машину, осмотрел колеса. Так и есть! Левое переднее колесо было спущено. Ларь выругался и полез в багажник. Приподнял с помощью домкрата спущенное колесо над асфальтом, стал откручивать гайки. По правилам дорожного движения надо было включить аварийные сигналы. Но улица была тихая, и Ларь, еще раз смачно выругавшись, решил, что делать это необязательно. Уже стемнело. Мимо проезжали редкие машины. Из-за угла показался случайный мотоциклист. Он ехал с потушенной фарой. Ларь сидел на корточках и зло ругал непослушные гайки. Мотоциклист притормозил около неудачливого автомобилиста. В правой руке у мотоциклиста была короткая тяжелая дубинка. От мощного удара этой дубинкой по голове череп увлеченного колесом Ларя треснул со звуком, который издает гнилой орех в механизме орехоколки. Для надежности киллер еще два раза опустил дубинку на голову своей жертвы. Ларь, даже не успев понять, что произошло, упал, уткнувшись размозженной головой в домкрат. Мотоциклист рванул с места, лихо приподняв над асфальтом переднее колесо.
В верхушках остроконечных гор запутались облака, по своему виду напоминающие грезы незамутненного цивилизацией сознания. Хотелось дотянуться до облаков рукой, чтобы почувствовать нежное обволакивающее соприкосновение с ними. Глубокое синее небо, как всегда, удивляло неправдоподобностью чистоты и интенсивности своего цвета. Прозрачный, но явно осязаемый воздух слегка вздрагивал от глубокого размеренного дыхания гор, погруженных в безвременное размышление о судьбах мира. Тишина в горах не походила на обычную тишину. Она не звенела в ушах и не вносила в сознание чувства беспокойства. Тишина в горах завораживала своей полнотой и законченностью. Белый цвет является синтезом всех цветов, а эта тишина является синтезом всех звуков.
Румачар стоял на своем любимом месте, обратившись лицом на восток. Он ждал появление над горизонтом диска солнца. Жизнь в Гималаях текла спокойно-неизбежно, как воды священного Ганга. Здесь было не только не нужно, но и просто невозможно торопиться и волноваться. В сознании не было места таким понятиям, как суета, спешка, опоздание, уныние, разочарование… Были другие понятия, которые нелегко описать на языках цивилизованных этносов. Солнце не вставало, а вставалось. Человек не веселился, а радость прибывала в него. Звезды не светили по ночам, а ночь, звезды и их свет синтезировали фрагмент бытия. Здесь ничто не существовало само по себе, а только в сочетании, слиянии и переплетении, в виде неотъемлемой частицы всего пространства. В виде производной и одновременно основы космогенетической Точки Бинду.
Румачар затаил дыхание. Он чувствовал, что через несколько мгновений он увидит первый луч солнца. Или, точнее, он и луч отпразднуют новую встречу.
Жизнь в состоянии безупречной осознанности. Это может быть непонятно за пределами гор. Во время бодрствования человек непрерывно осознает, что его существование всего лишь сон майи, а в то время, когда его тело спит, сознание человек бодрствует, совершенно отчетливо воспринимая сновидения и состояние сна мозга. Отдыха, в привычном для обычного человека понимании, здесь вообще не существует. Только отдых, как слияние с радостью бытия. Отдых, как созерцание сонастроенных сознанию явлений.
Каждый восход солнца был грандиозным и неповторимым событием. Небо и снег на вершинах гор окрашивались последовательно во все оттенки красного цвета, от интенсивно-алого, почти пурпурного, как плащи легионеров в древнем Риме, до бледно-розового, как лепестки нежных роз. Диск солнца выходил на небосвод величественно, уверенно и неотвратимо, являя тем самым пример для подражания. Как будто светило, безукоризненно тщательно продумав свой поступок, исключило всякую возможность для ошибок и сомнений. Такое состояние достижимо только тогда, когда сознание вмещает в себя все пространственные связи и божественные замыслы.
Румачар в состоянии умиротворения любил наблюдать за канатоходцем, который оттачивал свое искусство балансировки на канате над широким бездонным ущельем. Канатоходец то легко бежал вперед, как будто под ногами у него был не канат, а ровная, тщательно выровненная дорога для бега, то замирал где-то посреди пути, вглядываясь в непроницаемую темноту дна ущелья (как будто там можно было что-то разглядеть), то выполнял фигуры разнообразного по ритму и характеру движений танца. Канатоходец мог сидеть на канате, улыбаясь и болтая ногами над пропастью. Мог лежать на канате, смешно размахивая руками, будто с трудом удерживался в этом положении. Но было видно, что канатоходец не мог сорваться вниз, так как все его движения и их последовательность были абсолютно точны.
Канатоходец демонстрировал чудеса своего искусства, но при этом путь его был строго определен. Он был абсолютно свободен в своих действиях, но только на своем пути и только при условии безусловного соблюдения и безусловного подчинения физическим законам.
Румачару хорошо было знакомо это состояние самодисциплины. Его сила воли была поставлена на службу планетарных Демиургов, которых нельзя было увидеть. Сами Демиурги всегда следовали путем Вселенских законов, которые тоже нельзя было увидеть.
Совершенные Вселенские законы удерживают пространство в состоянии хрупкого равновесия, как совершенное чувство равновесия удерживает канатоходца на проволочном пути через пропасть. Законы Вселенной, законченную фантазию Творца, не дано нарушать никому, даже самому Творцу. Иначе будет разрушена вся фантазия целиком. Но что может быть скучнее полностью завершенного творения, пусть даже и грандиозного? Венец творения, Человек, пришедший для сотворчества с Творцом, помог избежать Вселенской скуки. Но разрешенная Человеку свобода сделала Творца, в свою очередь, зависимым от своего детища, на которого Творец возлагал свои надежды. Творец не может не считаться с волей и фантазиями Сотворца. Иначе, какой же это венец творения? Иначе, опять будет разрушена вся фантазия целиком?!
Приближался Новый год. В воздухе кружились снежинки. Самосвалы сбрасывали снег в пенящуюся речку. Бомж искал в мусорном бачке пустые бутылки. Собака ждала от него подачки. Геннадий Владимирович искал способы заработать деньги. Светка знала себе цену. Катька наращивала себе ногти. Директор мучился от бессонницы. Ларь умирал. Румачар встречал рассвет. А Бог? А Бог – это, прежде всего Божественная любовь, ощущение того, что Целое не может быть важнее Частного…
8.02.04