Жажда22

Непринцесса
Моя жажда - это не удовлетворение голода в жидкости, а утоление сензитивного, эмоционального, можно даже сказать, чувственного потребления жизни. Иногда мне кажется, что я живу для того, чтобы однажды уйти в монастырь, поиграть в настоящую монашку, а затем снова вернуться сюда, в злобный мир, в небольшую комнату, со  шторами, цвета лакированной березы,  и на мой любимый диванчик. Но я труслива. Я никогда никуда не денусь, и тем более не уйду.
Теперь я хотела бы подробнее описать собственную жизнь. Мой отсчет жизни начался в первом месяце весны 81-ого. Люди, зачавшие меня в любви, являются моими родителями, воспитателями и содержателями, что характерно, до сих пор. Я не буду красивыми и правильными словами рассказывать о  моей семье, потому что немало скелетов, тараканов и кукушек таятся в моих семи я.   Это моё наследие, сделавшее меня такой, какая я есть теперь.
Моя жизнь - это мой мир. Мир, который внутри меня, глубоко-глубоко. Если кто-то  предложит мне сравнить мой внутренний мир с жилым помещением: комнатой, квартирой или домом, то я выберу дом. Представляя собственный дом, я вижу его одноэтажным строением цилиндрической формы со множеством дверей. Да, в моём доме нет окон, только двери и больше ничего. Для каждого человека в моей жизни определённая дверь.   Но даже при таком количестве входов-выходов, некоторым не суждено попасть туда, я их оставляю вне себя, то есть вожу вокруг да около моего жилья, но не пускаю. К себе. Особенно моё желание «не пускать» касается  особей мужского пола. Я признаюсь, что боюсь их с такой же  силой, с какой и хочу им нравиться. Это главная моя беда, но не единственная. Теперь я могу объяснить, почему в моём доме не было, нет и не будет  никогда окон, потому что их можно разбить и забраться внутрь без моего разрешения. С дверьми такого не случиться, они закрыты на замки, ключи, к которым не возможно подобрать. Ещё одно открытие: моя душа есть крепость, неприступная на войне с мужчинами.
Вернёмся к моей жажде. Я испытываю её не постоянно, даже, я бы сказала, только в исключительных случаях. Она поглощает  тело,  мозг, желания, мысли и мечты. Я становлюсь рабыней, кроткой и ведомой, зависимой и пленённой, просящей и беззащитной. Никто ещё из них не утолил её во мне. Никто не знал о ней, в том числе и я. Только сейчас я догадалась, что эта пытка зовётся  так дико и прекрасно. Это преследует меня давно, это гонится за мной всегда: как гепард за антилопой, но я, то бегу сломя голову, то приостанавливаюсь, поворачиваюсь, глазами осторожно вглядываюсь, боясь последствий, и жду её действий. А они, действия, просты: обволакивание, усыпление и поглощение надеждой. Надежда - самое опасное и пленительное, именно это покалечило и обезобразило меня. Надежда «на лучшее и что всё будет хорошо» уничтожила во мне тягу к борьбе и противостоянию, зачем преодолевать что-то, если я умею надеяться. Я – монстр, холодный, как ледяные скалы; непробиваемый, как сотни кирпичных стен; многоликий, как хищный хамелеон; осуждающий, как будто на это у меня есть право; недоверчивый, неуверенный, неадекватный, несмелый и угрюмый. Но самое страшное то, что я - чудовище, испытывающее жажду, и не стремящееся её утолить в любви к мужчине, так как любви во мне нет даже к себе.