Бабке Ольге не спалось. Сегодня дед Вова должен был помереть. И фельдшерица это уж как две недели пророчила, да и по всему выходило, что пора бы. Бабка было хотела к нему поближе перебраться, вдруг очухается, чего попросит, но больные ноги не хотела бередить. Силенки то беречь надо. Еще ведь хоронить, да поминать надо. Дед не елозил, не кряхтел, как обычно, а только тихо постанывал. Думы у бабки были самые обычные. Успеет ли сын Петька из города приехать. Как-никак на поезде почти двое суток. А вдруг и не поедет? Дед-то уж раза три помирать собирался, сам на почту телеграмму отбивать ходил. А лет семь назад так и вовсе заставил Петруху гроб себе выстругать, когда тот в отпуск приезжал. Петро строгал, а дед Вова рядышком сидел консультировал, чтоб ни единого сучка с внутренней стороны не было. Собрался и кумачом оббить, да Петрова Лариска отговорила. Дед-то её шибко уважал, вот и послушал, что кумач нынче не в моде, а из городу Лариска панбархату привезет. Вот бабка Ольга с Лариской опосля бани и отвели душу про этот самый панбархат. Дед Вова и в панбархате! Совсем под старость очумел. Вспомнив про Петра с Лариской, бабка задумалась и об остальных своих ребятишках. Как она мужа не просила, чтоб поберег он её, куда там. Пятерых то родила, а сколько раз к фельдшерице еще прежней сбегала, так и не упомнить. Да и к нынешней два раза сходила. Та так удивлялась. Ну, с Люськой все понятно, старшая, как положено сама уже бабушка. Потом Петр, бабкина гордость. А потом Машенька. Это её тайна была. Господь помог, что Манечка личиком в мать пошла, а то не миновать беды. Тогда дед хороводился с учетчицей с соседней деревни. Бабка Ольга его по месяцу не видела. И к председателю ходила, и той учетчице космы драла. Да все впустую. Вова заладил, что любовь у него. Ну и плюнула она на своего благоверного. А тут электричество в деревню проводить бригада приехала. Вот на постой к Ольге бригадира и определили. Только две ночки и постоял. Вован как про то услыхал, дак вся любовь у него и кончилась. Возвернулся, бригадира чуть не прибил. Ольгу не тронул, но обругал матерно. И давай упущенное наверстывать. Да припозднился. Но то, что Манечка не его, сомненья никогда не имел. И слава богу. Потом, когда ребятишки уж в школу ходили, у деда опять в штанах засвербело. Он тогда в райцентр часто ездить стал по колхозной нужде. Вот и завелась у него Галька-буфетчица. Та баба наглая была, сама к Ольге приехала разбираться. С брюхом. Сели они друг против дружки, одна на седьмом месяце, вторая на восьмом. Ольгу ребятня облепила, а та, райцентровская, сумочку к себе прижимает, да на стуле, как блоха, подпрыгивает. Посидели с полчасика, помолчали, да и уехала она в свой райцентр. А через три дня и Вова нарисовался. С подарками, для Петьки портфель новый, для Люськи платье с оборкой, а Манечке маленькие сережки с голубым камушком. Они у ней до сих пор живы. Только чует бабка Ольга, что не дед те подарки покупал. А вскоре и Гошка родился. Этот весь в папашу. Навскидку и не скажешь, сколько Гошка внуков для бабки Ольги на свет наплодил. Почитай, только в их деревне пяток наберется. Так и мечется по свету, никак не успокоится. А все потому, что пока малой был, так отца толком и не видал. Дед-то угомонился только годкам к пятидесяти. Люська уж и школу закончила, и учиться уехала. Вот тогда и народился Вася. Хороший парнишка, да уж больно болезный. Вот и сейчас у Петра в городе. Лариска врачом работает, определила Васеньку в какой-то санаторий. Говорят, что ему там хорошо. Ну и слава богу. Может еще и придется с ним свидеться. Уж больно он затейливый да смешной.
Бабка очнулась от своих дум. Дед перестал постанывать, а кряхтя и поматерываясь, звал её. Не пойду, решила Ольга. Вот сегодня и не пойду! Дед затих. Не утерпев, бабка сползла со своей лежанки и подошла к деду. Присела на табуретку и замерла. Дед открыл глаза и заканючил, чтоб ему корвалольчику накапали. Бабка не пошевелилась. А потом встала и обратно ушла на свою лежанку. Под утро дед умер. Бабка Ольга постояла над ним, произнесла: «Допрыгался, кобель». А потом уже и запричитала: «Да на кого, ты мой сердешный, меня покину-у-у-ул, да зачем ты так раненько у-у-у-шёл…»