Не чувствую...

Анастасия Галицкая Косберг
Не чувствую…

Что делают звери, когда попадают в капкан? Некоторые перегрызают лапу и убегают, оставляя кровавые следы... Другие сидят покорно и дожидаются своей неминуемой участи - быть съеденными, превратиться в чью-то шапку или шубу...

А что делать, если в капкан попадает твоё сердце? Или душа. Или мозг... Ты обложен со всех сторон, закольцован красными, пугающими флажками. И кажется тебе, что вокруг только враги... Чужие - непонятные, глядящие пристально и осуждающе, выплёскивающие из широко разинутых ртов гневные крики осуждений и упрёков, советов и поучений...

Что делать? Если смотришь в их обессмысленные гневом и непониманием глаза и видишь там только пустоту и кромешный мрак...

Что делать, если прожил с человеком десять-пятнадцать-двадцать лет и осознал, наконец, что все эти годы только и делал, что подстраивался, выкручивал себя, выворачивал наизнанку в надежде смириться и создать вокруг хотя бы видимость благополучия... Тянулся всеми своими щупальцами, вытягивался, становился на цыпочки, или наоборот - пригибался, прятался, старался казаться незаметным, почти бестелесным...

И вдруг - как взрыв, как откровение свыше, как удар под дых - нет, нет, нет, никогда не сбудется, никогда не согласуется, никогда не придёт ни понимание, ни покой, никогда не вернётся надежда и остаёшься лишь с уверенностью - только побег, только разрыв, только уничтожение всех столь долго выстраиваемых связей может принести надежду...

Но эти связи - не тонкие ниточки, а уже канаты, цепи, басовые струны... И не порвать, не рассечь! И в висках - пульс, а в сердце пустота, а в ушах – завывание пустынного ветра, несущего только жаркий песок и иссушающую жажду... И губы трескаются, и кровоточат, и язык не может утолить этой боли, и только облизывает их бессмысленно и исступленно, и впитывает твою же кровь...

Ты стоишь на краю обрыва, ты знаешь это, ты не видишь дна пропасти, которая начинается прямо у твоих ног. Там внизу крутится спиралью чёрный туман, и редкие всполохи света бьют по глазам, больно царапают обострённые чувства, а кончики пальцев уже ощущают лютых холод, всё ближе подбирающийся к коленям, сковывающих тебя окончательно и бесповоротно.

И ты поворачиваешь голову, и всматриваешься в лица тех, кто смотрит на тебя равнодушно и с любопытством, и, кажется, наслаждается ожиданием твоего падения...

Может быть, некоторые надеяться, что ты умеешь летать? Может быть... Всмотрись же! Вот один - он отводит глаза, вот второй - он прижимает руки к горлу, а по щекам катится слеза...

Вернись!!! Оглянись!!! Тебе только кажется, что ты один! Тебе только кажется, что вокруг пустошь… Вернись…

Почувствуй же, почувствуй…

* * *

Я говорила себе всё это много-много раз…

 Но не чувствую. Не чувствую…

* * *

Что сказать тебе, дорогая? Это… Это, как паранойя. Это, как мания преследования. Это болезнь. Если ты станешь питать её и вспаивать, она рано или поздно поглотит тебя целиком.

Ты говоришь так, как говорят только истерикующие дамочки! Они заламывают руки, щупают себе пульс и проверяют в зеркале, достаточно ли глубоки тени под скорбящими глазами и бледны щёки…

Если бы я услышал это не от тебя, я посочувствовал бы и назначил курс серьёзного лечения… Но это ведь ты! Ты, а не кто-то другой!

Нет… Я просто не могу поверить… Ты… Или уже не ты… Я не могу узнать… Что с тобой?

Тебе просто надо проснуться и в самом деле оглядеться по сторонам… И почувствовать любовь. К себе. Её так много вокруг…

Почувствуй же! Почувствуй…

* * *

Я говорила себе всё это много-много раз…

 Но не чувствую. Не чувствую…