По мотивам пьес Виктора Ляпина
Действующие лица:
Зритель, он же ведущий.
Автор
Балясин
Официантка
Голос: Уважаемые дамы и господа. Убедительно просим не отключать ваши сотовые телефоны и пейджеры.
Зритель (в данном случае - ведущий) - И действительно... Чего их отключать? Ведь они для того и существуют... Чтобы значит... знать. В любой момент. А вдруг это она или он, и она или он больше не может ждать, или утюг не выключен, а ты, видишь ли, в театре, и до тебя... Или... В
общем в жизни всякое бывает. На то она и жизнь. Чтобы жить. А это... А это ведь, только театр....
Занавес поднимается. За столиком сидит Автор, пьет кофе. Справа и чуть сзади от него стоит «невидимый» и «неслышимый» Балясин. Подходит Зритель, садится на свободный стул, вальяжно забрасывает ногу на ногу, достает сигареты, зажигалку, закуривает.
Автор (слегка удивленно и несколько раздраженно) - Э-э-э! Добрый день...
Зритель - Ага.
Автор - Чем обязан, извините?
Зритель - Обязан? Обязан... Ну что ж, пожалуй. Впрочем, что я, конечно обязан. За что ты его?
Балясин - За что ты меня?
Автор - Кого?
Зритель - Игоря Дмитриевича.
Автор - Кого???
Зритель - Игоря Дмитриевича. Ну, Балясина же.
Балясин - Игоря Дмитриевича Балясина.
Зритель - Ты что ж, не помнишь ФИО своих персонажей?
Автор - Помню? Конечно помню, ведь я же сам... Но в чем собственно дело.
Зритель - Да вот интересуюсь я, за что ты его... Ну это... Пришил, порешил, убил, замочил, кокнул, отправил на тот свет, пустил в расход, прикончил, завернул ему ласты, или, говоря образно, лишил жизни?
Балясин - Лишил.
Балясин уходит. Через некоторое время он появляется на заднем плане, в форме официанта с подносом.
Автор - Ну знаете ли, молодой человек...
Зритель (перебивая) - Не очень. Не очень молодой. Я, как бы, средний такой зритель. Так что если учесть, что молодежь театрам предпочитает ночные клубы, а старики телевизор, мне лет эдак... В общем, мы практически ровесники.
Автор (поднимаясь) - Мне, знаете ли, пора. Приятно было...
Зритель - А вот это ты зря. А как же профессиональная гордость властителя дум, ответственность перед зрителем, наконец, долг перед подрастающим в моём лице поколением.
Автор – Ну, на подрастающего вы никак не тянете. Извините.
Зритель – Давай без церемоний. А то замаешься извиняться. Тем более, что ты и сейчас не прав. Во-первых, я всё ещё расту, правда, по большей части, духовно, а во-вторых, я образ собирательный, и потому частица меня уже в маразме, но зато другая частица, только-только вглядывается в окружающее, ожидая откровений на каждом шагу, и уж тем более от каждого взрослого дяденьки, решившего мне эти откровения откровенно открыть. Кстати, по-моему, неплохой каламбур для твоего очередного произведения, разве нет?
Автор – Разве нет. И раз уж мы в одностороннем порядке перешли на «Ты», то тебе, (ехидно) мой зритель, прежде чем донимать меня речами и доставать вопросами, не мешало бы заказать чего-нибудь выпить, а то мне твоему драматургу, едва на кофе хватает. По праздникам.
Зритель – Вот это дело! Какой базар?! Официант!..
Балясин - официант молча подходит, снимает с подноса графин, два гранённых стакана, две чашки кофе и шоколадку. Пока он занимается сервировкой, Автор пытается привлечь его внимание нелепыми жестами и репликами типа «Молодой человек», «Извините» и «Вы не могли бы» Так же молча Балясин - официант уходит, провожаемый довольным и хитрым взглядом Зрителя и удивлённо раздражённым взглядом Автора.
Зритель – Сервис, дрить! Ну, давай что ли, (разливает водку по стаканам «под завязку») за знакомство!
Автор – Вообще-то я пошутил. Мне, вообще-то врачи.… Не рекомендуют.
Зритель – На то они и врачи. Да и завидуют. Со спиртом теперь строго, а зарплата.… Но серьёзный разговор, и на сухую? Нонсенс.
Автор – А никак нельзя.… Совсем без разговора?
Зритель – Никак! Народ требует. Представь себе речь подсудимого: «Уважаемые судьи, а никак нельзя совсем без разговоров?!» Анекдот!
Автор – Ваша аналогия, по меньшей мере, абсурдна.
Зритель – Разве? Пьеса выставлена на суд зрителей, а я – они и есть. Но, кажись, серьёз уже попер, так что давай…
Зритель поднимает стакан, Автор, нехотя присоединяется. Выпивают. Переодевшись, возвращается Балясин, и встаёт, где и как стоял сначала.
Зритель – Ну вот. Так то куда как! Теперь можно и судить!
Автор – Не судите, да не судимы…
Зритель – Будете. Будете судимы. Сие - ваш писательский крест, и одновременно награда. Далеко не каждому удаётся вызвать интерес к своей персоне, пусть даже таким, не слишком приятным способом.
Звонит «мобильник» (желательно в зале). Автор недовольно дёргается.
Автор – Это ваш?
Зритель – Кстати, мы уже на «ты». Так что не ваш, а твой. Отвечаю: - В некотором роде. Ты не забыл я же собирательный зритель. (Достаёт телефон) А, Марина Петровна, здравствуйте! Ну и что, что Фёдор Григорьевич, всё равно здравствуйте. Нет, это не Муся, это игра «Как стать миллионером и не сесть» и у нас к вам вопрос: Звонить в театр во время спектакля это… Вариант А – невоспитанность, В – хамство, С – свинство, Д - … Ну вот, повесил трубку.
Автор – А не проще ли было сказать правду?
Зритель – Правду? И это вы мне советуете? Если бы правда кого-либо интересовала, то зачем тогда вы? С вашими не слишком изысканными, но всё-таки фантазиями. Людей интересует не правда, а правдоподобие. Причём чем менее правдиво, но более правдоподобно, тем лучше.
Автор – Тогда, что ж вы ко мне прицепились с этим Балясиным. Он что, недостаточно правдоподобен? Или слишком… Чёрт, и не сформулируешь!
Зритель – И не надо. Лучше я. Он у тебя настоящий. Живой. У него было прошлое...
Балясин – Прошлое…
Зритель – …есть настоящее...
Балясин – Настоящее…
Зритель – …и могло быть будущее. Впрочем, что это я. У него было будущее!
Балясин – Было. Будущее.
Зритель – Это тебе не Хармсовские старушки, рождённые сразу старушками, и исключительно с функцией выпадывания из окон. Ты вложил в него характер, дал привычки, наконец, определил ему судьбу… Я не имею ввиду финал. Пока что. Тем самым ты не только создал его, но и оживил. А мы, и, прежде всего вы, писатели, в ответе за тех, кого оживили. Это гораздо ответственнее, чем даже приручить. А ты? Как ты поступаешь со своим созданием? Кончаешь его самоубийством! Нехорошо это. Не по-божески.
Автор (оправдываясь) – Именно по-божески. Разве Господь не так поступает со своими созданиями? Разве все мы не смертны? И разве это справедливо?
Зритель – Ну я, допустим, практически бессмертен. Пока существует человечество оно будет создавать зрелища, а следовательно потребность в зрителе не исчезнет. Ты, конечно, другое дело. И как личность… Да и писатели со временем… Отомрут за ненадобностью. Новые технологии – новые зрелища! Но всё это не имеет ни малейшего отношения к нашему суду.
Автор – Судилищу! (Наливает до краёв. Недовольно разглядывает пустой графин) Официант!
Зритель – Ура! За судилище! (Выпивают. Балясин один в один повторяет процедуру Балясин – Официант – Балясин.)
Автор (Зрителю, слегка пьяненько и заговорщицки) – Вам этот официант странным не кажется?
Зритель – Мне? А чо?! Лишь бы водка нормальная, а кто её принёс.… Какая, в сущности? Впрочем, в следующий раз позовём официантку.
Автор – В следующий раз? (хихикает) А я не пью. Не пил. (Опять хихикает. Наливает) Так за что мы не пьём!
Зритель – Тормозни! Сейчас ты в самом как разе, чтобы понять.
Автор – Чего?
Зритель – Свою несправедливость. В отношении.
Автор – В отношении?
Зритель – В отношении Балясина. И его отношений!
Автор – Да ну его, этого Балясина! Дался он тебе? Ну, спятил человек. Ну бросился, ну разбился. Что, скажешь, так не бывает? Даже название для этого есть. Суицид называется.
Зритель – Суицидальные настроения – есть патологическая, маниакальная тяга к самоубийству. А у Игоря Дмитриевича, если и была маниакальная тяга, так только к любимой женщине.
Балясин – К любимой женщине.
Зритель – Ему нравилось его сумасшествие. Ему нравилось, что она приходит к нему в его снах наяву. Он был по-своему счастлив этой игрой своего воспалённого, но безвредного для окружающих мозга. И если бы ты не придумал свой (с издёвкой) «изысканный» ход со вскрытием вен…
Освещается Балясин. Остальная сцена погружается в полумрак. Во время балясинского монолога Зритель и Автор продолжают «беседовать с выключенным звуком» и выпивать.
Балясин – Она приходила ко мне, когда меня не было дома… Переставляла вещи… Но главное запах её духов, смешанный с запахом её тела… Я долго пытался застать её, но всегда ей удавалось улизнуть за миг до моего прихода. Недопитое вино в бокале слегка тёплом от её ладони, дымящаяся сигарета, на краю пепельницы…. Но однажды мне удалось перехитрить её, я взял авоську, как будто отправился за хлебом, свернул за угол дома, постоял полминуты и ринулся назад… Я застал её, я кричал на неё, я говорил, как её люблю, как люблю её! Её. Люблю! А она молчала. Только улыбалась. А потом. Потом вскрыла себя вены кухонным ножом. Я взял её на руки и побежал за помощью, весь в её крови, с нею на руках, за помощью для неё. И я кричал. Даже когда падал. Падал вниз с нею на руках...
Сцена медленно обретает прежние черты.
Автор – Допустим. Хотя ты меня и не убедил. Но, если бы даже и убедил, то я все равно не понял. От меня-то ты чего хо… (икает) хочешь-то? Допустим. Только допустим! Я действительно его … того. И что же мне теперь посыпать голову пеплом и отправиться в Америку на электрический стул? У нас ведь даже смертная казнь отменена!
Зритель – Во-первых, не отменена, а на неё объявлен мораторий. Во-вторых, не допустим, а убил…
Балясин – Убил
Зритель – …и от того примешь ты это определение, или нет, зависит в-третьих.
Автор – Ну, хорошо – убил!
Балясин – Убил.
Зритель – Ничего хорошего! Убил, причём дважды!
Балясин – Убил. Дважды.
Зритель – Первый раз написав мини пьеску о Балясине, а второй – включив эту мини пьеску в пьесу большую. Очевидно, тебе это убийство и самому не давало покоя и ты, не понимая, что именно не даёт тебе покоя, для обретения этого самого покоя, решил это самое убийство повторить и завуалировать другими сюжетными линиями и…
Автор – Хватит! Я же итак уже со всем согласился! Что это меняет-то!
Зритель – А вот теперь в-третьих. В-третьих, ты должен придумать другое окончание этой…
Автор (перебивая) – Ну уж нет. Лучше подключу железный стул к розетке. Как говорится, умерла, так умерла! История сдана в архив, напечатана в двух книжках и поставлена, наконец!
Зритель – И что? Один из ваших Анну Каренину оживил, а поезд это тебе не пятый этаж. Даже не десятый. Или этот, как бишь его.… Ну, этот, сын отца Советско-Российского гимна! В одном фильме поубивал всех главных героев, а в другом попросту сообщил, что они все, типа не померли, а наоборот шибко живучие оказались…
Автор – Но я – это я! И я не хочу…
Зритель – А что тебе стоит? Народ просит! Ну, пусть он не разбился, а, допустим, зацепился за бельевую верёвку совершенно случайно натянутую на втором этаже. Или пусть разбился, но не на смерть, и вот лежит в коме. Лет пять. А потом выходит с полной, или частичной амнезией в новый мир, неведомый и прекрасный. Короче, не мне тебя учить.
Автор – Однако ж, пытаешься. (Пауза.) Ну…. Прям таки не знаю.
Зритель – А знать и не надо. Ты придумай. Дай ему шанс. Он ведь не виноват, что придуман. Но раз уж придуман…. (Кричит куда-то за сцену) Официант… ка! Ещё двести и счёт, пожалуйста!
Появляется официантка. Молча приносит графинчик и счёт. Молча рассчитывает и уходит. Все трое провожают её взглядами.
Автор – Ну хорошо. Я подумаю.
Зритель (Задумчиво, словно не слыша. Глядит куда-то за спину Балясина) – Да-да, конечно. (Из-за спины Балясина появляется «Официантка» в домашнем халатике и тапочках. Она подходит к Балясину и встаёт рядом с ним. ) Ты что-то сказал?
Автор – Подумаю, говорю.
Зритель (Суетливо, потеряв всякий интерес к разговору) – Вот и славно. А мне знаете ли пора. (Смотрит на часы и встаёт) У-у-у! И причём давно пора! Ну, всего доброго, извините, если что не так. (Поворачивается уходить.)
Автор – А посошок?!
Зритель – Да Бог с ним. Я вообще-то не любитель. Да и врачи опять же. Не рекомендуют. Ну, пока.
Зритель уходит. Автор тоже встаёт. Внимательно смотрит на графин, машет рукой и уходит в противоположную сторону. Балясин и Официантка поворачиваются друг к другу, он гладит её волосы, она целует его руку. Поворачиваются спинами к залу. Он обнимает её за плечи, она кладёт голову ему на плечо и они неторопливо уходят в глубь сцены и исчезают.
Занавес.
04. 07.02г