Фиолетовый ветер играл в стенах дремлющей жизни, и я шагал вдоль этих стен в осеннее никуда. Равнодушие было моим богом, и даже тоска признала себя побежденной. Усталые фонари качались в такт моему пути, и я шаркал по грязному излуженному тротуару, смакуя свое сонное одиночество. Неожиданная яркость в серости стен заставила остановиться меня. Ликующее равнодушие отпрянуло от моего сердца, и сердце мое возбудилось. Афиша кричала следующий бред:
Эрогированная безупречность параноидального искусства.
Чудеса словесной эквилибристики на грани средневековой мистики.
Не надо кошелька, лишь выпейте слегка.
Адреса не ищите, просто в стену постучите.
Я оглянулся. Никого не было. Я постучался.
Клоуны в черном подхватили меня и понесли вниз. Я не сопротивлялся и лишь барахтал ногами по воздуху. Мои волосы развевались, мне было свободно и легко.
Клоуны в черном принесли меня в зрительный зал. Оставив меня в кресле, они с гоготом лопнули, осыпав мою одежду разноцветным конфетти. «Осторожно, - услышал я шепот, - конфетти отравлено». Я резко обернулся. Никого не было. Я вновь посмотрел вперед. На меня таращились затылки. Я был на последнем ряду, но сцену видел хорошо. Сценой было ее отсутствие. Я поднял глаза. Все происходило над головами зрителей.
Пустота неожиданно взорвалась смехом и всем открылась пещера. На ее фоне стояла одинокая фигура. Желтые прожекторы осветили фигуру, и все увидели юношу. На его лице застыла усмешка. - Я буду читать вам, - сказал юноша. Он снял лицо и показал всем свою первую маску - маску изгоя. Над юношей в это время нависла груда безликих оборванцев. На каждом из них раскачивался золотой медальон, на котором было выцарапано нецензурное слово. Плебеи висели вниз головами как летучие мыши. Они были отвратительны. Маска, надетая на юношу, изображала свирепость. Что изображало лицо юноши, не было известно, потому что свое лицо юноша прятал за спиной.
Маска скорчилась будто от боли и начала громко читать:
В цепях стального хаоса, в бесцветьи черствых дней
Когда в борьбе с природой адамы все сильней.
И ангел безобразья с безобразным лицом
Плюется в мир идеей, возлюбленной слепцом.
Когда у милосердья нет права на любовь
Когда у добродетели под носом пот и кровь
Когда грешить все сладостней и во грехе покой
Когда идти все радостней опасною тропой.
Я, бесполезный в мире, услужливый греху
Хочу сказать вам слово, проклятье вам кричу!
Плебеи затряслись в судорожном смехе и, сплевывая грязью, зашипели в ответ:
- Ах, какой, однако, прыткий
Этот жуткий горемыка
Режет стоном воздух зыбкий
Крик доходит аж до рыка.
Но герой для нас бумажный
Этот слепленный из грима
Лишь на сцене он отважный
Сцена лишь необходима.
Если нужно он вам спляшет
Если нужно рассмешит
И руками он помашет
И душою поболит.
Маска продолжала говорить:
Давлюсь от лиц и душных спин
Везде и всюду я один
Мой дух надменен, речи колки
Мою печаль загрызли волки.
Моя фантазия больна
Любое зло она вольна
Придумать в миг и сразу скрыть
Чтобы забыть, как сон забыть.
Тошнотворные плебеи, засуетившись как обезьяны, закудахтали в ответ:
- Ну, как, ну разве мы не правы?
Он создан явно для забавы.
-
Взрыв ярости окутал глаза воинствующего незнакомца в маске изгоя:
Эй, скальте зубы, дети суеты
Лишенные бессмертной высоты
Я - темный враг общественных устоев!
Я - представитель племени изгоев!
Плебеи подпрыгнули от низкого восторга и заверещали в ответ:
Как громок, как фальшиво ярок
Дурдому изумительный подарок
Сей дерзкий выскочка лохматый
Тепличное чудовище и только
На теле общества забавная мозолька.
Пещера вдруг исчезла в клубах красного дыма, а когда дым рассеялся, я увидел, что юноша сменил маску изгоя на маску отшельника. Оборванцы же продолжали висеть вниз головами и торжественно ухмыляться. Юноша в маске отшельника начал читать:
Все зло, кипящее во мне
Меня бессильем угнетает
И мыслью черною терзает
Уподобляя сатане.
Шагает сердце равномерно
Печально бьется в пустоте
Душа в запретной наготе
Поет любовь до боли скверно.
Но пусть увяз я в омуте сетей
И нищета диктует мне законы
Услышит небо мои стоны
Избавив от дурных страстей.
И даже пустота с ее безмерной властью
Отступит в долгожданный час
Когда вдали от человечьих глаз
Придет конец душевному ненастью.
Гнусный смех выблевали старые рты оборванцев. «Поди прочь, - закричали они, - убирайся в свою пещеру, одинокий шут!». Маска сделалась печальной. Руками юноша закрыл эту печаль, и сквозь слезы маска продолжила:
Больные сны, больное пробужденье
Неясное холодное рожденье
Очередного дня.
Который в сытой человечьей мгле
Лишь пыткой будет для меня
Незваного измученного гостя
На этой любопытной, но чужой земле.
- Пошел прочь! - заржали плебеи. - Вон из нашего мира!
Маска засмеялась в ответ:
Всегда один лишь потому
Что мир, в котором я живу
Лишь неестественный набор
Опасных и нелепых ссор.
Раздался хлопок. Это лопнули плебеи. Куски гнилого мяса разлетелись по зрительному залу. Юноша остался один, но это одиночество было недолгим, потому что из гнусной слизи на пещерных камнях сформировалась новая кучка плебеев. Они также висели вниз головами и ухмылялись. Юноша к этому времени сменил маску отшельника на маску искусителя. Маска смотрела на оборванцев ласково, а поэтому их глазки затуманились.
- О, милые несчастные существа, - начала маска, - вам так не хватает любви. Не вы виноваты в том, что мир погряз в пороках. Вы - жертвы. Я хочу помочь вам.
Плебеи мирно и молча покачивались, слушая приятную речь маски. - Нам нужно быть вместе, - продолжала маска. - Полюбите меня, примите меня, убейте друг друга ради меня, если это будет нужно. Я с вами, чтобы помочь вам.
Плебеи вытянули шеи. Они дремали, загипнотизированные мягкими приказами маски. Они стали рабами. Они умолкли. Они уже были готовы к смерти. И смерть пришла к ним. Раздался хлопок, а за ним последовала вспышка. Все воспламенилось. Горели плебеи, горел зрительный зал, горели зрители. Все дьявольски полыхало, а юноша снял маску и держал ее в своей руке, и маска хохотала.
- Будьте вы прокляты! - вопила она, пуская огненные струи. - Будьте вы прокляты!
Юноша смеялся вместе с маской, но неожиданно его дикий взгляд остановился на мне.
- Хочешь увидеть мое лицо? - крикнул он. - Смотри!
И дьявол показал мне зеркало.