Кармашек в горошек.
У всякой хозяйки есть фартук, а на фартуке этом – кармашек. Или даже два. Огромных, пузыристых, на полкило картошки каждый; или скромненьких, по бокам, как на детском платьице. Или один, посередь живота – «кенгуриный» - это как раз мой вариант. А в карманах этих всякие мелкие домашние «радости»: от конфеты фантик, карандашик с полмизинца, английская булавка, пуговка белая в две дырочки… Где шла, там нашла. Кто в детстве камушки у моря собирал, тот поймет.
Этот фартук появился у меня вместе с неукротимой тягой к гнездованию, резко проявившейся на восьмом месяце беременности.
В тот день мой будущий сын буквально выгнал меня с лекции по литературе XX века: каждую фразу нашего педагога мальчик встречал отчаянной дробью по внутренностям мамочки, отчего я нетактично охала и поеживалась на скрипучем стуле. Наконец я встала и, получив разрешение, направилась к выходу. Лектор, секунду назад пробормотавший мне «идите», вдруг замолк (чем впервые привлек внимание студентов), поправил очки на носу и спросил с искренним недоумением: «Надя, Вы беременны?» Аудитория «захрюкала» в ладони. «Да, - улыбнулась я. – Но это ненадолго». «Вы вернетесь?» - почти простонал «литератор». «Конечно!»– засмеялась я, и тут же получила сыновьей пяткой «под дых».
Зато на улице мне стало хорошо и спокойно. Погода была мартовская, хотя до марта еще чуть больше недели, воздух был мартовский, люди были мартовские, коты – ну, те-то еще в январе стали мартовскими… Я шла и раздумывала, чем бы таким себя побаловать…
Вон бублики с маком тетка продает; или нет, лучше булочку с маком в шоколадной глазури – мм!
Вдруг в переходе – дли-инный такой полутемный переход от трамвайной остановки до станции метро «Площадь Ильича» - повеяло чем-то не кондитерским, но очень славным. Так когда-то пахло во всех хозяйственных магазинах: смесь запаха новой клеенки и импортных стиральных порошков. Желание обустраивать гнездышко вошло в свою решающую стадию. Говорят, именно на этот период приходится половина преждевременных родов, так как женщины начинают буквально лезть на стенку: клеить обои, разгребать антресоли, белить потолки… Я увидела Его через мгновенье, как только завертела носом вслед манящим ароматам быта: Он висел среди вороха подобных фартуков – такой нежный, такой воздушно – прозрачный, светло – сиреневый в мелкий белый горошек. Купленный, он свернулся у меня на ладошке и перекочевал в сумочку.
Дома, вертясь перед зеркалом в легком обрамлении сиреневых «крылышек», я почувствовала себя настоящей кухонной феечкой. Фартучек сидел идеально. Этакой крылато – гороховой капелькой я и начала сбор всех тех милых ненужностей, о которых написано ранее. Почти у каждой из них есть своя маленькая история, и именно истории, а не разный мелкий сор, я храню в своем капроновом кармашке.
Кажется, палочка от яблока называется плодоножкой. Есть в этом что-то физиологичное… Впрочем, мой муж их презирает, и, если угостить его яблоком, мгновенно вывинчивает палочку и возвращает мне. Посмеиваясь, я вспоминаю про себя древнегреческий миф о трех богинях, поссорившихся из-за золоченого Яблочка Раздора: его должна была получить красивейшая. Случайно проходивший мимо юноша Парис вручил яблоко Афродите, пообещавшей ему любовь самой красивой земной женщины. Вот так: кому-то золотые яблочки, а кому – плодоножка. Одна так и не «доехала» до мусорного ведра…
* * * Ст. Л-ву
Он был очень порядочным семьянином, он привык уходить в полдевятого утра и возвращаться к шести. Привык вскакивать раньше всех и доставать из морозилки очередную партию сосисок. Привык выходить в одиночку из полутемного коридора и бежать через котел двора к метро. А вечером возвращаться и безропотно стирать (дочь не стирала принципиально, а у него не было времени с ней бороться) свои вещички и так, по мелочам, что накопится. Затем он готовил ужин - не то чтобы пир, но есть можно. Когда все домашние дела были сделаны, он садился около жены. За весь день это были самые приятные часы, особенно если Лена в порядке, ничего не болело и не мучило ее.
Боря искренне считал Ленкину жизнь каждодневным подвигом, а потому на собственные трудовые будни давно уже не оглядывался. Частые приступы боли у любимой - высокая цена за желание иметь детей. (В порядочной семье обязательно должны быть дети – желательно мальчик и девочка, так считал порядочный семьянин Боря). Были б еще дети какие-нибудь Сверхчеловеки…
Вот, на тебе: сегодня он вернулся домой и услышал безудержное рыдание жены. «Я зову эту стерву уже полчаса, а она даже не откликается!»- захлебывалась слезами Лена, - Зачем я только этих монстров рожала?!» Разъяренный, он влетел в комнату Наташки и остолбенел: дочь валялась на кровати и напевала под музыку из наушников. Поймав краем глаза вошедшего отца, девушка вынула один наушник и проговорила: «Мать совсем сдурела, ей успокоительное колоть надо! Полчаса уже орет». И воткнула наушник обратно. Борис стремительно захлопнул дверь, так как еще немного, и он придушил бы дочь, как насекомое.
Но с женой и вправду было неладно: едва он вошел, Лена обвинила мужа во всех мыслимых грехах. Стоило ему возразить, женщина снова зашлась в рыданиях. В какой-то момент Борис кинул взгляд на потолок, и вдруг ему показалось, что тот медленно опускается все ниже и ниже… зажав уши руками и зажмурив глаза, Борис рванулся к выходу…
И теперь стоял у подъезда, с легким изумлением вдыхая волнующий вечерний мартовский воздух. Пробежал глазами привычный пейзаж (далеко впереди - дуга бесконечного дома, чуть правей от него зазывает гостей кинотеатр «Ханой», пульсирует троллейбусная жилка, слева поближе гудит гастроном), двинулся к тому, что ближе. В гастрономе пахло сырой картошкой и черным хлебом. Боря неуверенно пошел к прилавку со спиртным. Помедлив, купил пива и тут же на подоконнике выпил.
Его качало. Не от выпитого, от испитого. Он помотал головой и горько спросил сам себя: за что? В обычной жизни он и подумать не успевал, а тут как-то само подумалось…
Из-за тугой двери гастронома «выдавился» немолодой уставший мужчина и – нет, не пошел, замялся на месте, словно не в свое измерение попал. Потом захотелось к людям, в шум и энергию людского потока. Борис повел свои непослушные негнущиеся ноги, но вдруг остановился и вздрогнул. Прямо перед ним из весеннего вечернего гула выплыла немыслимых размеров иномарка и мягко притормозила у самых его ступней. Стекло водителя опустилось, и вместо крепыша – шофера, которого приготовился увидеть Борис, выглянула длинноволосая дымящая дива. Оглядев пешехода с головы до пят, девушка выпустила пару колечек дыма: «Выходим!» Дверцы разом открылись, и на хрустящий инеем газон вышли три девицы. Одна из них, та, что за рулем, была повыше подруг, да и повыше Бори («метр девяносто, не меньше», - мысленно присвистнул тот, так как и сам был роста не маленького), но – хороша, ничего не скажешь. Другая обладала шикарным бюстом – к дикому своему смущению Борис просто впился в него глазами в первые секунды. Третья была помельче подруг, да и шумела очень, так, что Боря даже глаза прикрыл. Дамы подошли к Борису вплотную: он чувствовал их дыхание, ароматы их духов, жар их перегретых машиной тел…
- Тебя как зовут? – строго спросила девушка-шофер.
- Борис, - ответил он, не открывал глаз.
- Борисулечка! – расшуршалась курточкой шумная, - ты нам нужен!
Борис открыл глаза и тяжело охнул: прямо перед ним вздымался декольтированный бюст.
- Очень нужен, мужик! – грудным голосом пропел бюст.
Борис зажмурился и сделал шаг назад.
- Слышь, по-быстрому. Ты ж нормальный мужик, - девушка-шофер опять курила, короткая не то сигарета, не то папироса пахла странно, и сладко, и томно…
- Ну? – разлепил мгновенно пересохшие губы примерный семьянин. Барышни бросились объяснять, перебивая друг друга:
- Ты не пугайся только. Ну, мы тут поспорили… Короче… В общем, кто из нас красивее. Ну… ты ж видишь, мы вроде все классные девчонки, - шумная замолчала и приопустила длиннющие ресницы.
- Накладные, - мрачно хмыкнула грудастая, поймав взгляд Бориса.
- Сама ты дура силиконовая, - снова зашумела та.
- Хватит, бабы. Мы мужчину задерживаем, - хрустнула пальцами девушка- шофер. Красотки умолкли и присмирели.
Ситуация была та еще. Перед Борисом стояли три девицы словно из мужского журнала, готовые в любой момент вцепиться друг другу в хорошенькие накрашенные физиономии.
-Ладно, сейчас разберусь.
Борис построил их перед собой и стал внимательно разглядывать.
- Раздеться? – пышногрудая провоцировала, спуская и без того откровенное декольте. Чуть поодаль вздрогнули и остановились два тинэйджера.
- Замерзнешь, глупая, - Боря завернул ее в болтавшееся на локте боа, – март ведь, не май.
Высокая была очень даже ничего: русые волосы струились по худым плечам, тонкая удлиненная фигурка на высоченных ногах… Боря заглянул ей в лицо и расстроился:
- Тебя бы к моей теще на откорм! На пару неделек.
Дама с шикарным бюстом при каждом вздохе подвизгивала и присвистывала, как морская свинка. При всей ее выдающейся внешности это было нестерпимо. Борис повернулся к шумной. Девушка вертелась, как уж на сковородке, выставляя различные части тела на манер модели. Они встретились глазами, и Боря похолодел: две фиалки в опушении ресниц, две чуть удлиненных к вискам ладьи, два бездонных озера смотрели на него. Ужас охватил Бориса: эти глаза он ждал всю жизнь, он обожает их, боготворит их, он…
Девушка дернулась в сторону от пристального взгляда Бори и заторопилась:
-Ща, а то так нечестно получается!..
Двумя мелкими щипками вынула что-то из глаз на ладошку и виновато вздохнула, пожав острыми плечиками.
- Линзы… цветные…
Борис мотнул головой, стряхивая оцепенение, и строго посмотрел на всех троих:
- Остальное без подлога?
Грудастая и шофер скептически улыбнулись друг другу.
- Ладно, бабы. Обнажаемся.
Около «тинов» замерла бабка с пакетами, полными пустых бутылок. Не глядя на зрителей, высокая рывком сдернула русые локоны и тряхнула мелкими рыжеватыми прядками. Борис коротко охнул и сглотнул. Бабка брякнула пакеты из рук. Подруги выжидательно уставились на пышный бюст.
- Снимай.
Грудастая попятилась.
Боря напрягся, нерешительно протянул руку и вдруг ткнул пальцем в мягкое:
- И ЭТО тоже?!
Грудастая отшатнулась, отмахнулась от Борисова пальца и страдальчески поморщилась:
- Девки, ну правда… Ну я ж без них как Пятачок – переросток! Да ну вас! – и нахмурившись, полезла за сигаретой.
- Снимай, - холодно повторила худышка.
Задрожал-закачался гневно высокий бюст, словно потревоженный студень, девушка закинула руки за шею, туда, где обычно расстегивают женщины цепочки и – Боря даже дышать перестал - слетел на стылую землю шикарный пышный… шиньон. Зло усмехнувшись, пышногрудая дама так потянула себя за веки, что Боря прищурился, как от лопающегося шарика. Отодрав накладные ресницы, грудастая вызывающе оглядела соперниц:
- Нну… Кто больше?
Борис недоверчиво занес палец над колышущимися грудями:
- А ЭТО?
- Дар природы! – «морская свинка» поджала губы и засвистела еще яростней.
- А пусть длинная каблуки скидывает!
- Да не базар! А те чо, и снять -то больше нечего?
- Нечего! Хочешь, вааще ВСЕ сниму?!
Девушки перешли на крик, толпа вокруг них сгущалась, как сумерки, и вдруг с резким звонким щелчком загорелся в синюшном небе белый фонарь. Зажегся и, разогреваясь, запел тоненько: «Цзз-цззззз-цзз»…
Борис сунул стылые руки в карманы и наткнулся в левом на яблоко – Ленка иногда подкладывала ему «яблочко на дорожку», только он их почему-то почти всегда забывал съесть, так и таскал по три дня. Тихо-тихо Боря взял за острый локоток меньшую из подруг и вложил ей в ладошку яблоко.
Девушка молча заулыбалась, как-то даже смущенно и по-детски, потом прильнула к Борису и ткнулась губами в щеку: «Ой, колючий!»
Сквозь густой туман в голове Борис слышал, как заводится мотор, как захлопываются дверцы… В том месте на уровне предплечья, где она коснулась Бори, остался стук ее сердца. Он боялся открыть глаза, чтобы не забыть фиалковый взгляд…
- Эй, мужчина, за мной подарок! – шумная опустила стекло и наполовину высунулась из машины.
- А что вы мне можете подарить, милая? Любовь самой прекрасной женщины на свете? – с иронией выкрикнул Боря. В машине дружно засмеялись.
Стемнело. Борис здорово озяб и проголодался. Еще издали он разглядел в окне кухни знакомый силуэт. Значит, хотя бы не кричит. На ужин сосиски. Наталья штудирует Фрейда. Лентяйка, конечно, но читает много, это факт. Сын пишет реферат, ему через неделю сдавать. И ведь поступил же в первый «мед»! Маму, говорит, на ноги ставить. Борис улыбнулся…
Откуда – то глубоко из памяти вынырнуло: «Три богини спорить стали…» Эх, что там дальше-то?
Аккуратно закрыл дверь «кармана» и проверил замок на ночь. Вошел в квартиру, вполне готовый к новому раунду. Итак…
Елена Прекрасная сидела на подоконнике и жевала сосиску, глядя на мужа фиалковыми глазами. Боря сгреб жену с окна и, роняя счатливые слезы, закружил на вытянутых руках…