След рыжего лиса

                В этой книге нет ни одного слова правды,
                один сплошной вымысел.
                Правда, за некоторым исключением.   
               


Глава первая

Туман. Опять  этот  проклятый густой туман.
Однажды мы с моим старинным приятелем Борькой Марчуком возвраща-лись на моем стареньком « Москвиче-403» из Карелии,  где под Медвежьегор-ском проводили свой отпуск на великолепных карельских озерах.
Поехали мы туда целой командой на нескольких машинах.  Кроме меня,  основной  состав  команды туда ездил уже не первый год.  У них там было обо-рудовано свое стойбище со столами,  навесами и даже  погребом-холодильником. 
Три машины были в прекрасном состоянии - ухоженные,  хорошо отрегу-лированные, обильно смазанные там, где надо и не надо.  Ну, еще бы! Их води-тели были первоклассные автомеханики. Не то, что я! Если б не Борька, я нико-гда бы в жизни не рискнул тащиться за полторы тысячи верст только в один ко-нец на машине,  которой вчера исполнилось сто лет. Ну, если не сто, так два-дцать семь, что практически одно и тоже, если принять во внимание какой у нее хозяин.
- Слушай, давай поедим, а! Ну, поедим, а! Ну, чего тебе стоит, а! Отдохнем, все вместе, рыбку половим, белых пособираем, а! У ребят же все места заня-ты, они ведь со своими женами и детьми, да и мои там, а! А знаешь, сколько у них барахла?
Ага! У них барахло, а у меня не барахло, а прям грузовой ролс-ройс. Хотя я, по-моему, немного того загнул, черт его знает, существуют грузовые ролс-ройсы или нет, кто их богатых поймет.
Вон они, бесясь с жиру, что вытворяют хотя бы со своими  «Мерседесами-Фордами» - и военные, и грузовые, и дорогущие сверхкомфортабельные легко-вушки выпускают. Легковушками их, правда, назвать трудно, потому что это не автомобиль, а целое дворянское гнездо на колесах-с ванными, туалетами, бара-ми и телевизорами и прочими причиндалами барской жизни. А тут! Ну что тут
много говорить. Мне еще не хватает где-нибудь застрять в карельских горах. Кстати, что очень даже немаловажно,  туда ведь надо еще как-то допилить -     докандехать.
- Нет и все, как отрезано. Я сказал!
На все мои возражения Борька ныл одно и тоже -  поехали, а!
- Ну, где в дороге я хоть одну запчасть найду? - орал я что есть мочи.
- Ну, чо ты прилип как банный лист к жопе?
А Борька свое.
- Ребята ведь автомеханики, запчасти возьмем с собой.
Какой к черту с собой? Тогда ведь надо какой-нибудь другой поновей «Моск-вич» полностью разобрать и в виде запчастей везти. Что может поломаться в этой железной кляче, одному богу известно. Я уже даже не кричал, а просто со-рванным голосом хрипел.
- Нет, не поеду. Отстань. Каазел!
Правда, наш командир - Серега, поездив  по двору около гаражей, вылез немно-го даже удивленный:
- Смотри ты, с виду вроде раздолбанный драндулет,  а заглянешь в душу чис-тый крокодил.
Это он так высказался,  мол, еще не вечер. А, обращаясь ко мне, сказал:
- Не боись, сдюжим и не таких вылечивали.
После серегиного заключения ничего не оставалось делать, как садиться за руль этого рыдвана и отправляться в рискованное путешествие.   
Между прочим, надо знать, кто такой есть Серега. С виду он только так какой-то придурковатозатурканный тюха с вечной замусоленной беломориной в уголке рта. Другого курева он просто не признавал. На самом же деле  умница и технарь, каких  только поискать. После общения с ним складывалось такое впе-чатление,  что для него что автомобиль - хоть отечественный,  хоть импортный, что космический аппарат - все едино.
Я в своей жизни еще не встречал таких людей,  которые так любили и по-нимали технику. Кстати, он, как бы совершенно незаметно для окружающих и вроде особенно себя не утруждая,  между халтурами по ремонту различной тех-ники, коих он был большой мастак, скандалами со своей Люськой,  рождением очередного дитяти,  успел закончить авиационный институт, и его просто умо-ляли пойти в аспирантуру, суля после ее окончания ну просто золотые горы.
А тут, как раз возьми и случись наша, так долго всеми нами ожидаемая, перестройка.
Ее самые активные и голосистые адепты, так много обещавшие, просто умоляли с трибун:
- Чтобы уж нас то!
- Ну что же вы? 
- Ну, как же так можно?
- Ну, мы же за вас! 
- Ну, нас то обязательно надо куда-нибудь выбрать!
Но как вскорости выяснилось, сразу же после выборов они вступили в ин-тимные отношения и с самой наукой  и, что уж совершенно  естественно, с са-мими учеными, да и со всем народом,  который их сгоряча и выбрал, практиче-ски опупев от  их горлохватских речей и совершенно не понимая, кто есть ху. Чем они тут же быстренько и воспользовались.
Мол Вас - электорат (слово-то какое придумали), как собак нерезанных, а у нас самих денег не хватает на то, чтобы скупить по практически нулевой цене ваши ваучеры, ваши заводы и фабрики,  банки и телеканалы,  да заодно и на наши виллы с яхтами. Мол,  шли бы Вы полем далеко и подальше. Мы будем жить как мы «хочем», а вы выживайте как «смогите».
Тут наш Сереженька походил в задумчивости  пару дней, посмотрел на свою любимую Люську,  погладил по головкам детишек:
- Люсь,  а Люсь! Ну что делать-то? Идти мне в эту аспирантуру или нет?
- Да на кой черт она нам сдалась, - голосила Люська, всхлипывая и прижимая к себе детишек.
- Сколько можно тратить время на эту гребанную учебу. Да и когда ты свои-ми халтурами будешь заниматься.
Видимо последний довод и оказался решающим. Серега еще раз посмот-рел влюбленными глазами на свою раздерганную Люську,  еще раз погладил по головкам детей,  а потом решительно махнул рукой.
- А ну ее к лешему эту  науку с ее аспирантурой. Мне еще семью содержать надо,  да детей поднимать.
Так родина-мать потеряла еще одного высококлассного специалиста. Да кто их этих специалистов считает. Одни уехали за бугор,  другие кандидаты-доктора да академики, чтобы как-то  выжить, встали за чужие прилавки на рын-ках да в магазинах  за совершенно мизерную зарплату.  Хотя, наверное, кто-то из них и преуспел  в этом коммерческо-воровском беспределе.
Провозившись пару деньков с моей старушкой,  он под вечер второго дня,  вытаскивая свое измызганное, промасленное рабочее тело и свои золотые руки из-под машины, дал добро на всю эту авантюру.
Учитывая все вышесказанное, на общем собрании команды было решено пустить нас с Борькой вперед и дать несколько часов форы, чтобы в случае ка-ких-либо поломок, мы не особенно задерживали идушую нам в хвост колонну.
Однако ассы  предполагают,  а бог располагает.  Мы с Борькой на нашем автороссинанте, или, если хотите, автораритете пропилили весь маршрут  прак-тически  без  единой  серьезной поломки как туда,  так и обратно,  не считая, конечно,  одного спущенного колеса, перегретого генератора,  из-за которого мы чуть не сгорели,  однажды полностью отказавших в карельских скалах тор-мозов.  Ну и так далее.
Надо сказать, что и у спецов не обошлось без приключений.  Что стоит, например, разлетевшийся на  полном ходу вентилятор и раздолбавший в пух и прах весь радиатор.  Хорошо они не далеко отъехали от Москвы. Всего каких-нибудь двести верст. Так, что им пришлось посреди  чиста поля  прождать  не-сколько  часов  пока  их гонец не привез из Москвы все, что было необходимо для ремонта.
Место для стоянки ребята выбрали действительно просто потрясное. На берегу небольшого озера, набитого рыбой, в окружении вековых сосен, расту-щих чуть ли не скалах. Складывалось такое впечатление, что вот сейчас, вот за следующим поворотом, можно будет встретить сестрицу Аленушку и братца Иванушку по сказке Бажова. Хотя как мне помнится из далекого детства, в сказке действие происходило на Урале. Но места были очень похожи.
Да и сама команда была мне по душе. Как одна семья, добродушные, весе-лые, неимоверно рукастые, все у них спорилось. И совершенно не было никаких проблем, которые они тут же не могли со смехом, с подначкой друг друга раз-решить.
- Коль, посмотри у меня что-то с зарядкой неладно, - попросил я одного из ребят.
- Сейчас, сей момент.
Тут же откуда-то появилась нагрузочная вилка с вольтметром. Интересно, и какой это автолюбитель возит с собой такой прибор?
А у этих, пожалуйста, получите и пользуйтесь. Если бы я еще знал, как этой хреновиной действовать.
- Заводи, выключи, включи - последовали команды, что я как прилежный чайник выполнял.
- Все окей! - было резюме-с тебя пузырь.
- О чем вопрос? Мне для лучшего дружка не жалко даже сережку из ушка. Пузырь, так пузырь, я вот только сейчас в близлежащий деревенский супер-маркет сбегаю.
Прошел, наверное, час, а может больше и по стойбищу начал расплываться ка-кой-то едкий запах  чего паленого.
- Эй, народ, по-моему, горим! - закричала дежурная повариха.
Все, кто в это время был в лагере, начали принюхиваться и искать очаг возгорания. Запах горелой резины и раскаленного железа резал ноздри. Запах да и легкий дымок плыл  от моей машины, а, точнее, из под ее капота.
- Ну что там еще, - подумал я. Вроде там ничего не должно, да и не может  гореть.
Откинув капот, и заглянув внутрь, я просто остолбенел. Там где должен был быть генератор, располагался искрящийся кусок бело-красного раскаленно-го железа. Вокруг него висели обугленные концы проводки. И  только тут я по-нял – все, кранты, хана! По-моему, мы с Борькой приехали сюда навсегда. И не выбраться нам отсюда никогда, и останемся мы здесь до скончания века.
Восстановить это не по силам никаким кулибиным. Я уж не говорю о том, чтобы найти где-нибудь в укромном месте под какой-нибудь сосной ну хоть ка-кой-нибудь завалящий генератор, который подошел бы к этому столетнему од-ру.
Вместе со всеми подошел и Серега. Открыв водительскую дверцу, на-гнувшись в кабину, он чего там выдернул. 
- Ну, ты и мудак! - завопил Серега.
Это он ко мне. Естественно, к кому же еще, машина-то моя, ни чья-нибудь. Чайника обидеть может каждый, а вот помочь-это вопрос.
В руках он держал  обыкновенный ключ зажигания.
- Ты, придурок, почему оставил зажигание включенным?
- Я? Не может быть! Коль скажи, мы ведь с тобой проверяли зарядку. Я по-краснел просто до мозолей на ногах. Надо же быть таким невнимательным.
Неужели я и вправду оставил ключ в замке, да еще с включенным зажиганием.
- Ну ты, блин и даешь.Каазел! - подлил горючее в полыхаюший пожар, поло-жа мне руку на плечо,  подошедший с наглой рожей и ехидно ухмыляющий-ся мне ну прямо в глаза, Борька. Это он со мной расчитывался за старое. А ведь это, между прочим, мой ближайший друг и напарник. 
Нет чтобы как-то успокоить меня. Сказать какие-нибудь ласковые слова. Сказать всем, что я больше не буду так делать, и что он может даже за меня по-ручиться и зуб дать в качестве залога. Нет же! Ему обязательно надо было при всем честном народе меня  подъе….ть. Ну не сука ли. А!
Конечно, тут все ползуновы-кулибины, вместе с винчами, которые лео-нарды, стали ржать от пуза.  Ну, еще не вечер. Нам еще обратно пилить. Я тебе это все припомню, падла.
Заметив мое смущение, Серега уже более миролюбиво выдал свою при-сказку.
- Не боись, сдюжим. Пусть пока все что там осталось остынет, а там поглядим что - чего, может, что и придумаем.
И действительно, собрав через некоторое время консилиум ребята разо-брались что к чему, сняли и тут же перебрали генератор и восстановили про-водку. И вот в присутствии всей уважаемой публики, включая взрослых и детей, был произведен запуск восстановленного из пепла аппарата. Аппарат пару раз дернулся, фыркнул и, смотри ты, завелся, все необходимые системы работали нормально и в заданном режиме.  Для полного соблюдения ритуала, самая ува-жаемая из дам, вылила на крышу за неимением шампанского бутылку воды из чистейшего  карельского озера, желая от всего общества благополучия и долгих лет жизни, как экипажу, так и самому виновнику торжества. Грянуло троекрат-ное ура.
Тем же вечером, у костра был дан большой прием по случаю воскресения из мертвых моего железного коня, чуть было не сгоревшего на вовсе, получения мною дополнительных шоферских знаний, а также избавления нас с Борькой от так близко замаячившей возможности выбираться с этих благодатных местов пешкодралом.
По такому случаю праздничный стол украшали кроме всяческих кулинар-ных изысков, добытых из консервных банок, гора котлет из белого щучьего мя-са, кстати, необыкновенной вкусноты, недавно собранные молоденькие белые грибочки жаренные в сметане, в глубоких мисках различные салаты и свежие лесные ягоды, а также, к всеобщей радости, всего взрослого населения большая бутылка  любимого коньяка «Хеннесси», выставленного мною в знак благодар-ности всей гопкомпании.  Этот великолепный коньяк я держал в заначке на вся-кий пожарный случай. Ну, так такой случай и представился. Веселью и востор-гам не было границ.
- Машенька, свет очей моих, подайте мне, пожалуйста, вон тех беленьких каклексов.
- Санечка, солнышко, будьте так любезны - вон тех хрустящих грибочков и вон из того тазика салатику «Оливье».
- Сереженка, золотце мое ненаглядное, если Вас не очень затруднит, накапай-те мне в стопочку вон из той такой красивой пузатенькой.
Сказочная нереальная карельская природа, костер, гитара, песни, смех и взрослых и детей, обалденная закусь и первоклассный выпивон. Вечер удался на славу. Просто полный обчественный кайф.
В общем, все обошлось благополучно,  отдохнули мы прекрасно.  Места были вокруг просто сказочные,  полно грибов и ягод. В озере водились, чуть ли не метровые щуки.
Однажды мы на моем аппарате решили прочесать на предмет еще лучших грибов и ягод лесок, который находился на другой стороне озера.
- Ой, дядь Саш смотри медведь! - вдруг закричал один из великовозрастных мерзавчиков, сидящий за моей спиной.
- Да ладно тебе, - ухмыляясь, ответил  я этому дитяте. Не очень завирай, а то напугаешь наших малышей.  Не может здесь такого....Б Ы Ы Ы Т Ь.
Сидящие в машине чуть не повылетали из нее, и, что самое интересное, норовили все почему-то попасть в лобовое стекло. И все потому, что я каким-то сверхподсознанием, почувствовав опасность, с истошным воем вмазал по тор-мозам, ну просто со всей дури. И тишина,...и мертвые с косами стоять.
Мы, несмотря на физические повреждения, полученные в результате тако-го моего несанкционированного действия, крики и стоны, прилипли носами к стеклам. Слушайте, действительно в нескольких метрах, ну может быть десят-ков метров, кто их со страху мог посчитать, стоял ну просто огромный красавец медведь. Его голова - точно половина моей машины. Медведь,  удивившись увиденному, по всей вероятности, также остолбеневши, как и мы, смотрел в нашу сторону.
После, сидя у костра и захлебываясь от переполнявших участников собы-тия чувств, мы, перебивая друг друга, доказывали, что медведь чуть ли не об-нимал нашу машину, желая естественно познакомиться с такими храбрыми пришельцами,
Однако, запах разогретого двигателя и прогорклого масла не очень-то его соблазнили и он, поднявшись на задние лапы продемонстрировал свою огром-ную прекрасную фигуру, сохранившуюся в своей первозданной красе. Это было нечто, что практически у всех осталось в памяти на всю жизнь, Это было что-то из первобытных времен и от дикой природы. Медведь опустился на землю и ти-хо, неспеша, очень солидно, вихляя огромным задом, пошлепал  огромными ла-пищами дальше по своим медвежьим делам. 
- Гризли - первая мысль, которую выдали парализованные мозги, видимо мгновенно перебравшие всю имеющуюся в них скудную информацию по этому виду животных. Почему гризли? Как мог попасть сюда этот зверь из далекой Америки? Это все потом. А сейчас! Ноги в пол, рычаг на себя, да так, что он чуть не остался у меня в руках. Я еще в жизни так быстро не раз-ворачивался. Да как-то так профессионально, очень экономно и координи-ровано в движениях, со стороны видимо очень красиво. Откуда только это все появилось? Что есть мочи по газам, рев двигателя, дым от сгорающего сцепления, визг пробуксовывающих колес, резкий прыжок вперед и мы уже не в пределах видимости этого карельского монстра. Просто нельзя себе представить, как я после такой резвости зауважал свой автомобильный ше-девр. Еще бы так драпануть в этой ситуации смог бы далеко не каждый за-граничный эксклюзив.
Наша молодая поросль после этой незабываемой встречи  билась еще очень долгое время в экстазе, вспоминая всякие мелкие подробности, но при этом как-то уж очень уважительно посматривая в мою сторону, отдавая, что со-вершенно, естественно, на мой взгляд,  должное моей скрытой от всех прыти. Взрослые же, чтобы избежать всяческих нежелательных эксцессов, продежури-ли по очереди,  сидя около костра пару ночей,  так на всякий случай. 

Глава  вторая      
Ну, и как было решено заранее, мы с Борькой опять же первыми трону-лись в обратный путь.
И вот, едем мы, едем уже несколько часов подряд. Слово за слово, то да се. Борька что-то мурлычит себе под нос больше похожее на лям-ду-ду, да лям-ду-ду. Иногда он переключался на его взгляд более музыкальное типа - ты, ты, тытыр лида, ты ты тытыр лида.
Надо сказать, что, как это ни странно, он был большой любитель и знаток классической музыки и особенно оперного искусства. Сказать, что он знал на-звания и, естественно, содержание практически всех известных опер, это зна-чит, ничего не сказать. Он знал на слух целую кучу всевозможных арий, мог на-звать любую оперу, из которой взята та или  иная мелодия.
Но самое ужасное состояло в том, что у него полностью отсутствовали го-лосовые данные. Внутренний слух у него  был абсолютный, он всегда чувство-вал как явную, так и далеко не явную музыкальную фальшь. От него довольно часто можно было услышать недовольное шипение при прослушивании очеред-ного музыкального опуса: - опять врут, здесь должно быть не фа диез, а чистое фа.
Ему даже наши общие знакомые музыканты давали ради смеха настраи-вать свои струнные басовые и ритмовые инструменты. Он, что-то ворча себе под нос, как обычно долго бренькал по струнам, но, когда они, ехидно улыба-ясь, снова брали  в руки свои гитары и пробовали их звучание, надо было видеть их физиономии, их удивлению не было границ.
А вот правильно воспроизвести какую-либо мелодию даже самую про-стенькую, даже состоящую всего из трех нот он был просто не в силах, это для него было сплошным мучением. Видно, в голове у него звучали симфонические оркестры, исполнявшие всемирно известные произведения, но наружу вырыва-лись, независимо от внутренне звучавших мелодий, неизменное лям-ду-ду, да лям-ду-ду
Но, а вообще-то, это исторический факт. В мире существует большое ко-личество весьма известных музыкантов, имеющих только внутренний слух. Так, например, у нас в стране одного скрипача-альтиста с мировым именем, полу-чившим огромное количество мыслимых и не мыслимых наград и званий не принимали в детстве в музыкальную школу, потому что он не мог на вступи-тельном экзамене вслух повторить играемые ему простенькие ноты.
Лес да лес кругом, машин встречных  мало, Вроде бы обо всем уже пого-ворили. Скучно, да и ко сну все время клонит. А за рулем кому же хочется за-снуть, нужно или слушать кого-то или на крайний случай песни самому себе петь. А какой у меня подпевало в кабине я уже докладывал, не дай бог.
- Борь, а расскажи-ка как ты познакомился со своей будущей женой -  между делом прошу я.
- Я вроде бы слышал какой-то звон, а вот подробности этой истории точно не знаю, я ведь в то время находился за пределами нашей столь горячо люби-мой всеми нами родины. В общем, как это все было?
Борька поерзал на сиденье, чтобы поудобней расположить свою, извините, зад-ницу. Все-таки уже столько в дороге.
- Да чего и рассказывать-то, но если хочешь, то слушай:
Как ты, конечно, знаешь, я много лет работал начальником участка в од-ном специальном пуско-наладочном управлении. Основным объектом были  котельные, дающие тепло как жилым домам, так и различным промышленным предприятиям. А в связи с этим мне приходилось практически постоянно быть в командировках. У меня даже было специальное удостоверение, которое обязы-вало все транспортные организации в случае возникновения каких-либо форс-мажорных обстоятельств (например, остановки какой-либо котельной в зимнее время) предоставлять мне возможность проезда в любой город страны, даже в случае отсутствия свободных мест чуть ли не в кабине пилотов в самолете или машинистов в поезде.
И вот однажды в  одном большом городе  вечером, а там, в центре только что открылось одно из первых в стране молодежных кафе, я оказался за одним из столиков этого кафе. Надо сказать, что попасть в это сверхмодное по тем временам заведение, да еще вечером, было практически невозможно. Все места  распределялись либо через райкомы комсомола, либо через блат, что, в общем-то, было одно и тоже.
Я по приезде в этот город поселился в одной, расположенной довольно близко от центра, гостинице. Моим соседом по номеру как раз оказался саксо-фонист небольшого оркестра из этого кафе. Он как-то в один из вечеров и про-вел меня через служебный вход в пустующий пока еще зал и усадил за очень удобно расположенный столик. Так, что я сидел не очень далеко от сцены, и мне было хорошо видно, да и слышно все, что там происходило.
Постепенно посетители начали заполнять кафе. Ко мне подошла какая-то пара, и девушка спросила не могут ли они занять свободные места. Получилось так, что она села лицом к оркестру, а молодой человек спиной.
Заказав у подошедшей официантке что-то себе поужинать,  я с удовольст-вием слушал хорошо исполняемые джазовые вариации соседа - саксофониста. Но потом случайно обратил внимание на то, что молодой человек и девушка как-то странно общаются друг с другом.
- Тэбэ нравится, - спросил молодой человек свою подругу. При этом  молодой человек очень внимательно следил за артикуляцией губ и движениями рук девушки, которая с их помощью что-то ему говорила. У него были правиль-ные черты лица, красивые глаза, на верхней губе черные усики. Когда же наступала его очередь отвечать, из его рта доносились хриплые, не совсем понятные звуки.  Но видно девушка прекрасно все  понимала, и ему ничего не приходилось повторять. Они заказали также себе что-то и в том числе бу-тылку какого-то белого вина. Когда официант принес эту бутылку, девушка с улыбкой предложила и мне попробовать это вино.
- Присоединяйтесь
Я, немного оторопевший от всего виденного и слышанного, засмущался и начал отказываться, но девушка так мило и по-доброму улыбалась, что я в кон-це - концов согласился. Молодой человек тоже как-то странно улыбался, но ко-гда мы подняли бокалы с вином, он первый со мной чокнулся. Вся моя нелов-кость тут же улетучилась, мне было хорошо с этими ребятами.
И вот что оказалось. Первый бокал был выпит, я представился, представи-лись и мои соседи. Она - Людмила Юрченко, профессиональная пианистка, на-ходится в этом городе на гастролях, а ее партнер - она говорила вместо него - сын известного на всю страну писателя, автора целой кучи различных драм, ро-манов и повестей на тему как хорошо в стране советской жить, за что неодно-кратно был обласкан правящей властью в виде всевозможных премий, наград и материальных благ.
В настоящее время вместе с первым секретарем  обкома партии катается по реке. Сын же, а его звали Олегом, к великому сожалению, глухонемой. Он прошел всевозможные курсы лечения у мировых светил, в результате которых научился по губам и жестам понимать говорящего с ним. Самое же главное, его научили произносить различные звуки и слова, которые он сам не слышал, но при некотором навыке у слушающих понятные для говорящих с ним. Она зна-кома с этой семьей уже много лет, но здесь они встретились совершенно слу-чайно.
Я был просто потрясен. Я смотрел на этого молодого человека, сидевшего рядом и тихо улыбающегося, с нескрываемым восхищением. Ничего себе, сколько нужно иметь мужества и терпения, чтобы добиться таких успехов. Са-мое же поразительное меня ожидало дальше. Оркестр заиграл новую мелодию. Он, сидя как я уже говорил спиной к оркестру, вдруг поднялся и, сделав при-глашающий жест Людмиле, уточнил:
- Это твист?
Я совсем обалдел. Видя мою такую реакцию, она пояснила.
- Совершенно не понятно, каким образом, но он чувствует музыкальный ритм. 
Этот молодой человек – Олег - долго не выходил у меня из головы.
Вот при таких обстоятельствах я и познакомился с Людмилой. Мы тоже несколько раз вместе танцевали, и она мне все больше и больше нравилась. Окончился этот прекрасный вечер, я пошел провожать своих новых знакомых до гостиницы. Олег на следующий день уплывал вместе с отцом дальше, а  Людмила оставалась, у нее были еще концерты. Естественно, она пригласила и меня на следующий концерт, но как-то не очень охотно. Я только потом понял, она почему-то меня стеснялась. Пожелав друг другу доброго вечера, мы разо-шлись.
Вечер, как и настроение, прекрасный. Я шагаю в свою гостиницу, руки в карманах, чего-то насвистываю себе под нос. Вдруг на одной стене дома я уви-дел афишу. Концерт, посвященный фортепьянным миниатюрам композитора Роберта Шумана. На ней была фотография Людмилы, причем какая-то особен-ная. Общаясь с ней в кафе, я конечно, не мог пялить на нее глаза, и глядел толь-ко украдкой и только мельком. А тут я долго, словно пришибленный, стоял пе-ред фотографией, мне никто не мешал и я мог спокойно ее разглядывать.
И с каждой минутой понимал, что втюрился по самые уши, что моя жизнь до этого момента ну просто не имеет никакого значения. Я должен быть вместе с ней.
Каждый вечер, пока шли гастроли, я встречал ее у подъезда и, конечно, с цветами. Мы часто гуляли.  Нам очень нравилось небольшое кафе на набереж-ной напротив театра музыкальной комедии. Про работу я даже не вспоминал,  весь был поглощен свалившимся на меня романом. Первое время Людмила вела себя довольно настороженно и как-то не очень охотно принимала от меня знаки внимания. Но потом лед вроде бы начал таять. Гастроли в этом городе кончи-лись. Она переезжала в другой, и я решил поехать за ней.
Ее сопровождающие воспринимали меня уже как члена своей команды, и довольно часто мне приходилось заниматься ее багажом. Короче, я мог бы дол-го обо всем этом рассказывать. С работы мне пришлось уволиться. И только че-рез полгода уже будучи в Москве Людмила дала согласие быть моей женой. У нас уже двое дочерей можно сказать на выдании.
Я слушал Борьку раскрыв рот.
- Слушай, по-моему, я знаю этого глухонемого парня.
Борух удивленно посмотрел на меня:
- Да, брось ты, не может быть.
- Точно, я видел его и не только видел, но мы и общались вместе с ним, и да-же  вместе выпивали за его здоровье - у него был день рождения.
И я рассказал ему, как это было.

Глава  третья
Костя Улыбышев, бывший  полковник  КГБ, доктор  экономических  наук,  представитель группы экономистов, которая работала в первые годы перестрой-ки под руководством знаменитого академика,  близкого к правительственным кругам и являющегося одним из авторов вроде бы, как бы экономической осно-вы перестройки.
Естественно находящегося в полной эйфории от толкания своих ну совер-шенно блефовых идей и заставившего поверить в них  большего количества своих сограждан в торжество, так называемой, рыночной экономики в стране непуганых идиотов и крутых дебилов.
 Костя Улыбышев - этакий вроде бы увалень,  среднего  роста, довольно не приметный,  такой  облитой мужичок, похожий на большую морскую гальку, которую ребятишки бросают в море и подсчитывают, у кого больше будет от-скоков,  вроде бы довольно неприметный.
Но, это,  так сказать,  внешняя характеристика.  А вот внутренне это был неза-урядный в своем роде человек.  Железная воля и  целеустремленность,  логиче-ское мышление,  отточенное как лезвие самурайского меча, великолепная па-мять, непревзойденное умение просчитывать варианты и позволили этому на вид скромному  обычному  трудяге  войти  в  партийную  элиту и быть пору-ченцем для особо важных и конфедициальных заданий самых высокопостав-ленных партийных  бонз.
 Он начинал с того,  что по поддельным документам, которые изготавли-вались  на Старой площади в международном отделе ЦК, спецкурьером, имею-щим дипломатическую неприкосновенность, перевозил через границу, так на-зываемую, материальную «братскую» помощь  различным мерзавцам,  которые  были  руководителями  социалистических,  коммунистических, демократиче-ских партий и партиек. Эти организации состояли, в большинстве  случаев,  из фанатиков или из выдуманных членов.
  В основном, руководителями этих официальных, а иногда и подпольных организаций,  существующих  во всех концах белого света, ставились молодые люди, прошедшие учебу, естественно, за счет советского государства в, так на-зываемой, кузнице  молодых  социалистических  кадров -  Всесоюзной комсо-мольской школе.
Бывали годы,  когда в стенах этой кузницы идейных борцов и  будущих  шпионов, обучались  и  пропитывались  коммунистическим  духом представи-тели около ста стран Азии, Африки, Америки и Европы. Можно себе только представить какая это была армия идейных борцов,  которую необходимо было постоянно подкармливать, клянясь им в безграничной дружбе,  лишь бы они, ненароком, не посмотрели в сторону наших идейных врагов.
 Становясь фиктивными борцами  за свободу и равенство  у себя на роди-не,  они в  первую  очередь начинали  создавать  за  счет советских подачек ма-териальную базу собственного благополучия,  а уж затем,  для поддержки этого благополучия,  клялись в верной дружбе к нам.  И в то же время, постоянно нас шантажируя – если не дадите хоть чего-нибудь, то мы тут же уйдем к дяде Сэ-му.
Эту же школу закончил и Улыбышев, где он смог за годы учебы перезна-комиться со многими иностранными слушателями и наладить с ними прочные контакты. Поэтому лучшей кандидатуры для такой миссии, как тайная передача миллионов долларов для расширения сфер влияния и поддержки имиджа супер державы, причем, как бы сейчас сказали крутые братки, черным налом, нельзя было и придумать.
Изготовленные в том же отделе ЦК корочки - ксивы, кстати, сделанные на высокопрофессиональном уровне с затейливым рисунком, водяными знаками и цветной фотографией и еще в придачу заламинированные, что по тем временам было весьма солидно и представительно, запрещали контроль и досмотр его вещей. А также обязывали руководителей правоохранительных органов, и пред-ставителей власти всех рангов оказывать ему полное содействие в его нелегком и очень «нужном» стране доблестном труде.
Прежде чем поручить ему это задание, он был многократно проверен на детекторе лжи. Это было, прежде всего, связано с тем, что ему доверялись ог-ромные суммы, и,что совершенно естественно, не  в деревянных наших рублях, а в западной валюте. У посылавших его людей и посвятивших его в немалые государственные, а точнее партийные тайны были, конечно, и свои резоны.
Они как раз и заключались в том, что он не был сотрудником каких-либо спецслужб с одной стороны, и проследить за ним было весьма затруднительно, с другой - в большинстве случаев личное знакомство с непосредственным парт-нером. Иногда дело доходило до того, что огромные суммы он передавал даже не беря с друзей расписки, чтобы не ставить их в неловкое положение. Это ведь была просто дружеская материальная помощь.
Хотя, конечно, предполагалось, что эти средства пойдут на выпуск про-коммунистических газет и различные марши протеста, тем самым ослаблению капитализма. Естественно, совсем в недалеком будущем – осталось ведь подож-дать совсем чуть-чуть, еще один рывок. Еще одно материальное вливание – с проклятым капиталистическим обществом будет навсегда покончено.
 Это, только подумать какие сумасшедшие деньжищи были потрачены просто на фу фу. На эту, с позволенья сказать, элементарную туфту. Ведь таких спецкурьеров был, наверняка, не один десяток. Уму просто непостижимо, на сколько был обворован весь советский народ. Это притом, что сам-то народ жил, если так можно сказать, с хлеба на квас.
 Довольно часто ему приходилось выполнять и личные поручения партий-ных бонз, особенно членов их семей, по секретному провозу за рубеж просто огромных сумм и размещению их на счетах в различных европейских банках. Неизменно, передовая каждый раз документы на счета, он получал какое-либо поощрение.
Так он получил за несколько ездок сначала звание майора, затем подпол-ковника и, наконец, полковника, а также без защиты ему присвоили звание док-тора экономических наук с включением его в группу, которая работала на пере-довом рубеже экономической науки.
Суть новой экономической концепции состояла в том,  как быстрее  и на-дежнее разрушить все вокруг и создать новый рай в отдельно взятой стране. Та-ким образом, провести с этим несчастным народом еще, хотя бы один,   солид-ный   эксперимент, который уж точно должен был привести к полному уничто-жению всего, что в недавнем прошлом составляло могущество державы и об-нищанию практически всего народа.
Сначала он не мог понять,  с чем связан этот буквально дождь присвоений различных званий за очень короткое время. Но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что его готовят для чего-то более серьезного, и он не ошибся.
Однажды его  вызвали  на самый верх к человеку, поручения которого он выполнял уже неоднократно.  Но, если раньше он встречался с ним  конспира-тивно на какой-либо правительственной даче, или  в  закрытом санатории где-нибудь в горах или на море,  то теперь его пригласили в  большой,  обставлен-ный официальной мебелью кабинет. Однако, чтобы попасть в этот кабинет  пришлось пройти через две приемные - в первой, располагались секретари и ре-ференты,  во второй, с каждой стороны двери сидели офицеры в фуражках с го-лубыми околышами - сотрудники государственной службы безопасности. Ми-молетом,  он успел заметить, что нигде нет вывески, на которой обычно указы-вается должность и фамилия хозяина кабинета.
Пришлось немного подождать, а затем, когда из него вышло несколько хмурых, вытиравших вспотевшие лысины и спешивших куда-то мужчин,  при-гласили и его. Странным  было только то,  что раньше разговоры происходили только тет-а-тет,  теперь же в кабинете находилось трое, весьма чем-то озабо-ченных.  Видно то, чего они ожидали, должно было скоро произойти.  Кроме хозяина он никого не знал.
 Но, что он замечал и раньше, по правую руку от хозяина кабинета на спе-циальном столе располагалась целая куча аппаратов с гербами по середине. Очевидно, хозяин занимал очень высокий пост на партийной иерархической ле-стнице. Размеры кабинета просто потрясали. Чтобы дойти до стола, за которым  сидели эти трое, нужно было идти и идти. 
Хозяин  без экивоков сразу же начал рассуждать на тему, какое сейчас складывается тяжелое время,  страна находится на грани развала,  народные  массы  перестали верить   в коммунистические идеалы, и могут настать весьма тяжелые для партии времена.  Поэтому, необходимо уже сейчас на будущее по примеру третьего рейха, он так и сказал - по примеру третьего рейха -  попы-таться, на всякий случай, сохранить свое материальное могущество.
- Учитывая Вашу прошедшую работу, Вашу добросовестность и преданность нашим идеалам, партия решила доверить Вам один из  самых  важных  своих  секретов - сказал один из мужчин;
- Вам будет предоставлена возможность, открыть счет в одном небольшом частном банке Люксембурга. Хозяин банка получит очень крупное возна-граждение, и не будет особенно интересоваться происхождением тех весьма больших средств,  которые будут Вам предоставлены, и которые Вы обяза-ны разместить в этом банке - вступил в разговор второй мужчина;
- Предупреждаем, номер счета является сверхсекретным, и какая либо утечка информации приведет к немедленному Вашему устранению - добавил тре-тий мужчина;
- Учитывая Ваши способности, мы решили дать Вам возможность пользо-ваться небольшой частью годовых процентов на эти капиталы,  которые Вы обязаны пустить  в  дело.  Само дело наши специалисты Вам подберут и подготовят первоначальные шаги,  ну и, конечно,  соответствующий штат профессионалов. Больше, естественно, никто, кроме находящихся в этом ка-бинете, не будет знать о сути Вашего задания.  Ваша главная и наиважней-шая цель - предоставленный в ваше распоряжение капитал постоянно на-полнять,  ни в коем случае не давать ему иссякнуть.
- Вы будете весьма богатым человеком. Это первое. Второе- познакомьтесь, пожалуйста. Перед Вами Ваши непосредственные помощники, весьма и весьма компетентные товарищи. Можете на них во всех вопросах опереться. Однако, есть еще одно но. Они, также как и Вы будут знать номер счета и также как и Вы несут за него ответственность.  Между ними установлена специальная очередность, на тот случай, если Вы по какой-либо причине -серьезной болезни или Вашего физического устранения - не сможете долж-ным образом осуществлять свою миссию. Они обязаны занять ваше место или место последующего руководителя, если в этом возникнет необходи-мость, и продолжить наше дело.  Однако, кто это будет из них - является еще одним секретом и для решения этого вопроса у них есть соответствую-щие инструкции. Кстати, аналогичные инструкции будут и руководства бан-ка. Таким образом, каждый Ваш шаг будет под контролем. Увы, это правила такой работы. А сейчас прошу меня извинить. Эти товарищи полностью в курсе дела,  они введут Вас в круг Ваших обязанностей и расскажут о роде вашей дальнейшей деятельности - закончил выступление этой команды сам хозяин кабинета.  Вы свободны.
 Ни фига себе! Такое ему присниться не могло  даже в дурном сне. 
Так Костя Улыбышев,  бывший комсомолец,  бывший слушатель комсо-мольской школы,  бывший коммунист, бывший порученец по особо важным де-лам, стал членом  совета  при  президенте страны по экономическим вопросам,  и одновременно  руководителем компании по поставке в  изголодавшуюся  по  хорошим продуктам,  хорошим  вещам,  хорошей  бытовой  техники  страну, огромной части всей этой перевозимой поездами,  самолетами,  пароходами, машинами массы зарубежных товаров. 
Партия сказала: «Обогащайтесь!»,  комсомол ответил «Нет проблем, нуж-но так нужно, будем богатеть». И стройными рядами двинулись в период пер-вобытного накопления капитала или в, так называемый, «бизьнес». Сначала это слово никто толком и выговорить правильно не мог. Мы ведь не кончали там какие-нибудь кембриджы или  оксфорды. С нас достаточно было и лумумбы. Мы ведь в этом дело только с дерева слезли.
Он довольно быстро превратился в солидного, преуспевающего, знающего свою довольно высокую цену бизнесмена. Однако, внешне он мало чем выде-лялся от окружающих его людей, в отличие от большинства новых русских, от-личительной  чертой которых был малиновый пиджак, барсетка под мышкой, пальцы веером и охрана, состоявшая из таких же тупоголовых жлобов, но кото-рым меньше подфартило в этой житухе.

Глава четвертая
Однажды, возвращаясь из очередной командировки, я почувствовал, что у меня здорово пошатнулось мое драгоценное здоровьечко. Как говорят сухомят-ка, командировочные нервные стрессы, удаленность, хоть и временная, от лю-бимой женщины оказали свое подлое, отрицательное влияние на мой, вроде бы как мне казалось, железный организм. Но годы, знаете ли, годы берут свое.
Выпросив в профкоме почти халявную путевку, я отбыл на  заслуженный отдых в один из министерских санаториев. Прекрасное обслуживание, днем - лыжи, солнце, сосновый лес, вечером - кино, вино и домино. Правда, не домино,  а бильярд, к которому я за несколько дней отдыха пристрастился  и без ложной скромности кое-чего в этой игре достиг. Ну, так вот-с! Однажды вечером  я в полном одиночестве гонял шары по бильярдному столу. Почему в одиночестве, Вы спросите? Да все  отдыхающие мужского пола собрались у телевизора и смотрели финальный матч по футболу на первенство России. Мне же смотреть на это жуткий футбол, на это полное спортивное безобразие, особенно, после того,  как мы насмотрелись на то, как играет загнивающая заграница типа Ювентуса, Арсенала или Реала, было просто противно. Вы скажите, что это не патриотично не болеть за наш футбол. Отвечу  Вам по большому секрету - в гробу я видал тех, кто так говорит, да еще в белых тапочках. Сначала сделайте так, чтобы было не обидно за бесцельно прожитые во вред своему, и так не ахти какому здоровью, на стадионах годы. А уж потом!
И вот, когда я уже хотел треснуть кием о край здоровенного бильярда от унылого времяпровождения и полного удовлетворения собственного тщеславия забитыми из трудных положений шарами - кстати, бильярд очень дорогой, от-деланный настоящим полированным красным деревом, с великолепным сукном, с обшитыми специальной кожей лузами, с резными ножками - вдруг раздался какой-то шум и  на веранду, где стоял этот красавец,   буквально вваливается целая компания здорово поддатых и видно весьма прилично взявших на грудь молодых парней. Один из них в каждой руке держал по бутылке «Мартеля» - дорогого французского коньяка.
- Дяденька   посторонитесь-ка, подвиньтесь-ка! Мы сегодня отмечаем день рождения вот этого наизамечательного из замечательных, наидостойнешего из достойнейших, наискромнейшего из скромнейших, то бишь моего самого наилучшего дружбана Олега-Олеженьки.
Говорящий буквально повис на шее у того, кто держал бутылки, то есть, как я понял, на Олеге. Тот, мыча что-то нечленораздельное, с легким презрени-ем, пробежавшем по его лицу, слегка оттолкнул парня. Однако, тот, не удер-жавшись на ватных ногах, плюхнулся на стол, и из него вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, вроде бы с чего бы это, фонтаном  выдалось частично переварен-ное то, что недавно было прекрасной закуской и прекрасным французским коньяком.
Все это произошло в считанные секунды. Мы   стояли просто обалдевшие и со-вершенно не ожидавшие такого разворота событий. Суконное покрытие стола было, конечно,  безнадежно испорчено. Возникла пауза. Компания таращила глаза на содеянное, пережевывая своими затуманенными мозгами увиденное. Когда невольная пауза оцепенения прошла, компания с истерическим смехом стала обсуждать произошедшее, а затем, опомнившись, с шумом и гоготом, стащив невменяемое тело со стола и поддерживая его под белые ручонки, ис-чезла за дверью, оставив все содержимое желудка на  великолепном бильярд-ном столе администрации и мне на долгую память.
Только один человек не принял во всем этой вакханалии участие и, молча, стоял в стороне. Это и был Олег. Он подошел ко мне и начал что-то громко го-ворить. Честно говоря, я абсолютно ничего не понял. Но затем, когда он не-сколько раз повторил одно и тоже, до меня дошло, что у него что-то с речью и, что он просит не волноваться, и, что он все уладит с руководством.
          На следующий день меня пригласили к директору.  Тут только я узнал, что Олег сын знаменитого когда-то на всю страну  писателя, одного из прибли-женных  к  тогдашнему партийному императору всея Руси  борзописцев, ярого представителя всепобеждающего социалистического реализма, что их дача на-ходится буквально рядом за забором санатория,  и что Олег глухонемой.
- Я хотел бы Вас попросить, как свидетеля происшествия пройти со мной на дачу и помочь разобраться со случившимся.
        Честно говоря, мне и самому было интересно узнать,  как живут великие мира сего.
- Ну, конечно, пожалуйста, о чем может быть речь. Я готов.
        Двухэтажная дача, доставшаяся Олегу по наследству от своего знаменитого когда-то папаши, располагалась на огромном участке, в тихом уединенном  мес-те, в сосновом бору недалеко от Москвы, в природоохранной зоне, куда посто-роннему человеку доступа не было.  В этом, когда-то очень знаменитом дачном кооперативе, обосновались известные на всю страну писатели, поэты, компози-торы и артисты.
        По пути директор, показывая встречающиеся по ходу особняки, называл их владельцев. Этот принадлежит такому-то писателю, этот - народной артистке,  этот - великому композитору или великому музыканту. Мы шли как будто по аллее, где справа и слева стояли памятники богам.
        Наконец, мы остановились около высоченного забора. Вокруг дачи, впро-чем, как и вокруг многих других, был сооружен  глухой забор. Такой забор в каком-либо другом месте обязательно бы вызвал подозрение или, на крайний случай, нездоровое любопытство. Но только не здесь. Считалось, что это необ-ходимо, чтобы не мешать покою или работе по созданию высокохудожествен-ных произведений высокопоставленных творцов.
        Надо сказать, настоящие хозяева этих  вилл, добившиеся разрешения и вложившие свои заработанные гонорары в строительство этих когда-то элитных дач, давно почили в бозе. Их владельцами  в настоящее время были дети, или более молодые жены, что было довольно часто, или какие-то другие родствен-ники. В основном, это были люди с весьма скромным достатком, а то вовсе жившие на доставшиеся им остатки былого величия - сохранившиеся пенсии, некоторые гонорары за многократные переиздания творений  талантливых род-ственников.
        Некоторые из дач сдавались на лето, а большинство все больше и больше приходили в упадок. С одной стороны, у нынешних хозяев не было достаточ-ных средств, необходимых для поддержания этих дач в должном порядке, но  с другой, продавать их они тоже не хотели. Иметь такую дачу, да еще в таком престижном месте, считалось очень большим шиком.

        На наш звонок во дворе недовольно зарычала собака. Собачий рык принад-лежал сенбернару, величиной, если не соврать, с теленка. Глядя на него, скла-дывалось такое впечатление, что его голову двумя руками не обхватить. На са-мом деле, не смотря на свой грозный вид, собака оказала  весьма добродушным существом. Подойдя ко мне, обнюхав и потеревшись своим огромным боком., мирно отошла в сторону.
        У ворот нас встретил охранник. Это мне вначале показалось довольно странным. Охрана на других дачах вроде бы нигде и никак не проявлялась. Но когда мы вошли в помещение, я понял, что там есть то, что обязательно нужно охранять.  Сразу бросалась в глаза такая, знаете ли, незатейливая роскошь. Бе-лой кожи диваны и кресла, около которых на полу  возлежала огромная тигро-вая шкура, в центре под большим старинным абажуром находился большой круглый стол и, как я успел заметить, почему-то с зеленым сукном. Что только стоило огромное панно в серебряном окладе, отделанное кусочками золотистого янтаря. Само панно было набрано из большого количества  цветных  очень тща-тельно подобранных керамических плиток. На нем были изображены резвящие-ся на лугу дети. Видно было даже не специалисту вроде меня, что это работа старинных мастеров.
        Стоит ли перечислять все остальное, и так было ясно - здесь обитают дале-ко не бедные люди. На галерее, которая  шла   вдоль одной из стен, послыша-лись шаги. Олег, небритый,  с помятым лицом, но виновато улыбающийся,  по-дошел к нам и начал что-то громко говорить.  Я опять ничего не понял. А вот директор - видно ему приходилось много раз общаться с Олегом - прекрасно все понимал.
 Прошло совсем немного времени и они пожали друг другу руки, тем са-мым, затвердив принятое решение. Инцидент был исчерпан и Олег, достав из одного из сервантов бутылку французского коньяка «Камю» и, не спрашивая нас, наполнил три хрустальные рюмки. Подойдя к нам, он попросил,
- Давайте выпьем, ведь все-таки у меня вчера был день рождения и мне уже стукнул по макушке возраст Христа.
Кстати, я уже начал понемногу привыкать к  манере речи Олега. Телефон-ный звонок прервал начатый процесс, и рюмки пришлось поставить на стол.  Вместе со звонком над аппаратом и вдоль стен под потолком замигали специ-альные лампочки, чтобы, как я понял, привлечь внимание хозяина. Заработал факс, из него поползло какое-то сообщение. Олег прочитал его  и, в сердцах, отбросил его на пол. Листок завертелся и упал почти рядом с нами. Не обращая на него внимание, Олег пригласил нас жестом поднять рюмки и выпить, Что мы с удовольствием и сделали.
Тут снова заверещал факс. Олег подошел к нему, а я, воспользовавшись паузой, поднял листок с пола. Случайно брошенным взглядом, я успел прочи-тать, что речь там шла о продаже какой-то вещицы. Причем подчеркивалось, что она  принадлежала  самому Фаберже. Сумма  изделия стояла просто басно-словная. Впрочем, меня это совершенно не касалось. Мы вместе с директором, пожелав хозяину всего наилучшего, откланялись и отбыли восвояси. Вот вроде бы и вся история.   
        Но вот чего я не знал и  не мог, естественно, рассказать Борису, и что, кстати,  выяснилось много позже.

        Глава  пятая
Олег Сафрин - глухонемой- кличка Молчун - крупный спекулянт, специа-лизирующийся на  антиквариате, в основном, на поддельном. Он вел тесную дружбу с самим Димой Петербургским, который создал целую сеть подпольных цехов по созданию в почти промышленных масштабах поддельных произведе-ний искусства, в том числе картин известных художников, а также всевозмож-ных раритетов,  типа предметов, разработанных фирмой великого Фаберже. Они занимались также активной контрабандой подделок за границу. 
Кроме того, один из известнейших в определенных кругах катранщиков, то есть  содержатель катрана-заведения, где за круглым столом собирались очень серьезные картежные игроки. Катранщиком он был не простым, далеко не простым , а элитным. Какая-либо шушера и на пушечный выстрел не под-пускалась к игре на этой дачке.
Про эту дачу знали многие подпольные и не только подпольные богатеи новой России. Здесь за высоким, хорошо охраняемым забором собирались весьма состоятельные любители карточного досуга. Ставки здесь всегда были просто басноснословные. Выигрывались и проигрывались целые состояния.
Сюда съезжались владельцы золотоносных приисков, расплачиваясь за-частую мешочками с золотым песком или драгоценными камнями, банкиры или руководители крупных финансово-промышленных групп, крупные государст-венные чиновники, да и просто некоторые людишки, от которых зависело как раз, в общем-то, благосостояние всех выше перечисленных. Например, сыны и дочки небесных богожителей. Довольно часто сюда наведывались  паханы кри-минального мира.
Естественно, никто и никогда не спрашивал у гостей удостоверений лич-ности. Достаточно было только одного слова или рекомендации Маэстро и лю-бой желающий, естественно, если у него имелось соответствующее материаль-ное обеспечение, мог оказаться в числе приглашенных на очередную игру. А вот выяснение того, что оно у него имелось и являлось одной из основных задач Маэстро.
Он хорошо знал Молчуна. Они часто оказывали друг другу различные ус-луги. Маэстро и Кот сбывали умыкнутый у честных граждан антиквариат через Молчуна. Кстати, как стало известно позже, тот факс, который однажды слу-чайно попал ко мне в руки и был от Кота.
Специально подобранный персонал тщательнейшим образом занимался подбором потенциальных  клиентов, с глубокой проверкой личности желающе-го пощикатать себе нервы:  его положения в обществе, состояния  финансов,  психической устойчивости, степени преданности игре и т.д.  Вся собранная ин-формация хранилась у Андриса. За нее приходилось платить очень большие деньги. Но это служило определенной гарантией на случай возникновения ка-ких-либо осложнений
В этом и состояла привлекательность этого заведения. Попасть сюда было очень сложно, кстати, как и выйти в случае непредвиденного поведения кого-либо из играющих. Здесь существовали весьма жесткие законы, и, не дай бог, хотя бы попытаться их нарушить, разговор был короткий. Но это было крайне редко. Иногда за стол с зеленым сукном садились люди давно знавшие друг друга, а иногда видевшие друг друга впервые.
За соблюдением  правил игры следили особо доверенные люди хозяина. Как обычно, перед началом кидали жребий, кому, где сидеть за столом.  Для этого каждый вынимал из предложенной колоды любую карту. Игрок, вынув-ший с учетом мастей самую младшую карту, выбирал место и далее первый осуществлял раздачу карт, остальные рассаживались по часовой стрелке в по-рядке возрастания значимости вынутой ими карты.
 Для игры пользовались новыми колодами, которые распечатывались тут же за столом.  Карты сдавались обязательно по две каждому игроку по часовой стрелке. Полный съем колоды - после того, как сдающий положит колоду на стол, для съема надо было снять сверху какую-то часть, положить эту часть на стол рядом, затем положить нижнюю часть сверху и выровнять снятую колоду.  Если все игроки курили, то проблемы с курением не возникало, если же кто-то из играющих был против, то вопрос решался полюбовно  и обычно в таких слу-чаях делались перерывы на курение. Ну и так далее.
Всех приезжающих при въезде на дачу тщательнейшим образом проверя-ли на предмет наличия холодного или огнестрельного оружия. Садиться за стол с любым оружием, было запрещено. Для сопровождающих игроков на террито-рии имелось специальное небольшое здание, оборудованное всем необходимым для длительного ожидания – холодильниками, набитыми едой и напитками, те-левизорами, видеомагнитофонами. Ждать им обычно приходилось довольно долго. Игроки нередко засиживались далеко за полночь. Но служба есть служба и никто не роптал.
Естественно, это заведение получало довольно приличную прибыль, так как каждый будущий участник  вносил перед игрой весьма приличный взнос за присутствие на этом празднике жизни. А затем, выигравшие отчисляли опреде-ленный процент со всей выигранной суммы в пользу заведения.
Несколько раз над этой дачей пытались поставить крышу. Все, что там происходило, было очень лакомым куском для многих. Но для интересующихся  этим вопросом обычно все закачивалось довольно плачевно. У кого-то стали бесследно пропадать близкие родственники, кто-то попадал в автомобильные катастрофы, и становился холодным жмуриком или в лучшем случае инвалидом на всю жизнь. В общем, все как обычно принято в этой среде.
 В конце концов, на тайных стрелках  был достигнут консенсус, и было принято решение оставить данное заведение, так сказать, в свободном полете и не подводить его под какую-либо крышу, дабы не усиливать влияние какой-либо группировки, точно следуя девизу - в бане и на катране все равны. 
Однако, среди всей этой картежной идиллии была и своя такая, не  замет-ная, держащаяся в строжайшем секрете, изюминка. И автором ее был сам Маэ-стро. После первых же заездов на эту дачу он понял,  какую золотую жилу на-щупал ее хозяин. Все материально-техническое обеспечение организовал, ко-нечно, с согласия Молчуна,он сам.  Привез из Прибалтики специально изготов-ленное под старину ловкими умельцами керамическое панно  с резвящимися детишками и всю необходимую технику. Даже сюжет с детьми придумал он, считая, что веселые пухленькие мальчики и девочки на лугу, среди цветочков могут настроить игроков на определенный  лад, и создадут у них более-менее доброжелательное, размягченное настроение.
Скрытые видеокамеры располагались в углах комнаты, все изображения играющих передавались в специальное помещение на несколько мониторов. Все сигналы-маяки подавались с помощью  еле заметной подсветки отдельных ку-сочков янтаря на панно. По свечению янтаря в верхней части рамы можно было определить номер играющего, по свечению справа - масти  карт на руках у иг-рающих, по свечению слева - определить достоинство той или иной карты у противника.
 Место за играющим столом, которое обычно занимал сам Молчун или кто-либо из его самых близких, которым была доверена эта тайна, и располага-лось как раз напротив этого великолепного панно, Однако, игровой стол  был установлен таким образом, что панно практически было видно с любого места за исключением, если только оно находилось за спиной играющего.  Но и этот случай был предусмотрен. В другом конце комнаты была установлена неболь-шая горка для хрустальных различных безделушек со специально отполирован-ными стеклянными дверцами, место для которой было тщательно  подобрано таким образом, что только один сидящий спиной к панно игрок  видел отобра-жение панно на этих дверцах,  и  при соответствующем навыке также мог вос-пользоваться маяками панно.


Глава шестая

Константин Улыбышев продолжал  совершенствовать  порученный  ему  бизнес. Одним из первых в стране его компания организовала целую сеть оф-шорных фирм в различных уголках мира, начиная с Кипра и кончая, каймано-выми островами. Дела  шли  совсем неплохо.  Люди,  которые его окружали,  туго знали свое дело. Его помощники также давно провентировали вопрос и спланировали дальнейшие действия по его вхождению в бизнес по разворовы-ванию вековых природных ресурсов Руси. Таким прицельным объектом стал Ханты-Мансийский округ. И они не прогадали. Их прогноз оказался более чем верен.
Ему удавалось приумножать и основной капитал, лежавший на секретном счете и не забывать свои интересы.  Он стал солидным легальным бизнесменом, 
Хотя бояться ему было, в общем-то, некого, но кругом совершались такие чуде-са, что не приведи господи, и он был вынужден содержать весьма серьезную охрану,  состоявшую, в основном, из отставных сотрудников  ФСБ  из  группы «Вепрь».  Это  были огромные мужики,  спокойно и без страха, на которых нельзя было смотреть.  Складывалось такое впечатление,  что их выращивали в каком-то специальном закрытом инкубаторе.  До того они были похожи друг на друга.
Молчаливые, постоянно сосредоточенные амбалы, в совершенстве вла-деющие всеми видами  оружия,  взрывной  техники,  приемами  нападения  и защиты.

Наибольшее предпочтение они отдавали компактным пистолетам-пулеметам «Ингрэм»  -  производимым  и широко использующихся в США и в других странах,  а также наиболее интересному созданному в последнее время пистолету-пулемету «Ругеру». Кроме того,  при необходимости, они могли ис-пользовать и Бердыши и мощные Бизоны. В общем, оружия у них было много и разного.
Но, к счастью, им не часто приходилось применять свои навыки на прак-тике. Правда, как-то мелькнули попытки навязать свои правила  игры  какими-то отмороженными братками из глубокой провинции, которых сейчас развелось как собак нерезаных.
До смерти запугав местных жителей своими совершенно беспредельными деяниями,  нащелкав кое-какой капиталец на уже давно известных  основных составляющих порочного бизнеса и возомнив себя  близкими родственниками или, по крайней мере, достойными продолжателями папаши Корлеонэ, эта про-винциальная шушера решается на ну никак не продуманный поступок - попро-бовать жирный  пирог на вкус,  откусив от него какой-нибудь сладкий кусочек, а точнее, хоть  немножко погулять по просторам криминальной Москвы. Ага, конечно!  Как будто и без них некому этим заняться. Их только туточки и жда-ли.
В офисе Улыбышева раздался звонок:
- Эй, милка моя, дай-ка мне кого из начальства.
 Трубку взял помощник Улыбышева.
- Здравствуйте! Я Вас внимательно слушаю.
- Ну, ты блин даешь! Вы че там совсем оборзели что-ли? Вам сказано было платить или не сказано. Мы Вам крышу, вы нам бабули.
- Да мы вроде бы и не очень, А что такое крыша? Вроде бы она у нас совсем и не течет, недавно вроде перестилали.
- Делиться надо нажитым не понятливый ты мой.  А не поймешь, козел, так Вы, сучары, очень скоро пожалеете. Мы Вам таких фишек намандярим, век на аптеку будете пахать.
- Слушайте, не знаю, как Вас звать-величать, но если у Вас есть какие-то де-ловые предложения, давайте встретимся и,  как Вы говорите, конкретно все перетрем по понятиям
- Ну, наконец-то! Хорошо последний разговорю для уж очень, блин, тупых в натуре. Стрелку забиваем завтра, усек.
- А где?
- Во сука даешь, я те бля че справочное бюро? Тебе утром позвонят и все об-скажут. Но запомни и передай своим, если не приедете вам наступит полный кобздец, пожалеете, что на свет божий родились, отнимем все и перемочим всех ваших, где только найдем. Найдем в сартире и там замочим.

Глава седьмая

И вот ехали мы, ехали с Борькой несколько часов и где-то на трассе за раз-говорами пропустили один важный поворот. Пилим мы, пилим и тут я чувст-вую, что пилим мы куда-то не туда. Вокруг чистые ухоженные дома, чистые улицы. Не то что было до того. где архитектура в домостроении остановилась где-то на рубеже конца 18,  начала 19 века,  что характеризовалось повсемест-ным наличием  практически  совершенно однотипных полу развалившихся де-ревянных халабуд с какими-то пристройками из подручного строительного  ма-териала состоявшего, в основном, из фанерок, кусков ржавого железа, полу-сгнивших досок и досточек.
А здеся! Дома, построенные по разным и необычным для российского гла-за проектам, все из кирпича или из бетонных блоков, похожие на небольшие виллы с ухоженными дорожками, садами и газонами.  В общем, Европа какая-то.
Короче, после недолгого разговора с красномордым мужиком, у которого рожа была шире его плеч, а цвет лица у него был видно такой потому, что он толи много гулял на свежем воздухе, толи еще от чего, мы выяснили, что оказа-лись на берегу  Ладожского  озера  или  моря, как они тут его называют. Ну как было пропустить такое событие.
- Борь, давай остановимся на ночевку, смотри какая кругом красотища.
Быстро оборудовали в дюнах палатку, развели костерок, поужинали и по-шли к воде. Редко в нашей обыденной жизни случаются такие встречи с на-стоящей земной красотой. Сзади нас песчаные дюны с соснами и елями, огром-ными валунами и скальными выходами, а впереди море.
У одного края стоим мы - маленькие малюсенькие человеки, другая сто-рона упирается куда-то в небо, прямо в космическое пространство. Шум набе-гающих волн, брызги, свежайший чистейший воздух, запах  моря и потрясаю-щие краски, отдающие миллионом  непередаваемых оттенков. Да! Прямо на-стоящий шок в мировом масштабе.
Проснулись мы рано, собрались и тронулись дальше. И вот тут столкну-лись мы  с  тем, к чему я так долго пытаюсь всех подвести.
Попали мы просто в необыкновенное чудо природы, попали  мы в туман.  Подумаешь туман,  скажет кто-то. Кто его не видел? Ан нет!  Вот сколько я лет прожил, а такого не помню. Дорога  вилась серпантином по лесам,  по полям,  проходила по мостам через небольшие речушки. 
И самое главное, она то поднималась вверх, то опускалась вниз и мы ока-зывались в настолько густом молоке,  что даже приходилось включать фары и периодически гудеть, чтобы в кого-нибудь не врезаться, снова медленно, всплывали и парили  над  облаками, и  под  нами  был  бескрайний  белый  оке-ан с торчащими кое-где деревьями,   снова медленно погружались в пучину. В общем, незабываемые ощущения.

Глава восьмая
Сейчас я был точно в низине. В голове на экране передо мной в белом ма-реве проплывали  какие-то  смутные  образы,  то  расплываясь,  то приобретая более-менее четкие очертания. Вот дорога  начала  подниматься  вверх,  туман в моей голове начал понемногу рассеиваться. Сознание начинает возвращаться.  Первая  мысль,  ударившая током по воспаленным мозгам - где это я, что это со мной?
Низина,  снова мой мозг обволакивает густой туман. Я практически ничего не вижу. Вроде бы идет послевоенное время, мне семь лет, я иду в первый класс. В руках тяжеленный портфель с первыми книжками и тетрадками. На мне новенькие черные полуботиночки,  небольшие штанишки и,  конечно,  мат-роска-курточка  с  пришитыми  синенькими ленточками на груди.  Эта курточка мне очень нравилась, и я ей очень гордился.
Школа находилась на 3-ей Владимировской улице,  а жил я на Перовской.  Так  что  мне  приходилось каждый день выходить из дома чуть ли не за полчаса до начала уроков. Правда, я иногда выходил еще раньше. Интересно ведь было идти по улицам и смотреть по сторонам.
Война давно уже закончилась и Москва начала  отстраиваться , а основ-ными  работягами  были  пленные немцы.  На 3-ей Владимировской также шло строительство. Немцы возводили целый городок.  Вся улица была перерыта ка-навами и траншеями, в которые укладывались металлические трубы.  И мы,  ученики,  чтобы попасть в школу проходили по  специальным  дорожкам  и  пе-реброшенным  через  траншеи мосткам.  А  в  этих траншеях копошились плен-ные немцы - худые и обросшие,  в одежде, которая только издалека напоминала военную форму.
 И вот однажды иду я,  как обычно,  в школу,  прохожу мимо одной такой             траншеи.  А надо сказать мы уже давно привыкли и к этим траншеям, и тому, что там под охраной наших солдат работают бывшие фашисты.  Вид у них был        весьма жалкий, и мы почти не обращали на них никакого внимания.
И вот,  повторяю, иду я как-то мимо одной такой траншеи. Вдруг один не-мец поднимает голову и глазами встречается с моим взглядом.  Надо сказать, что был он огненно-рыжий,  все его изможденное лицо было в веснушках.  Причем огромного роста.  С правой стороны на верхней губе и  нижней  части  носа  сквозь рыжую  щетину  был  виден шрам.  То,  что осталось от когда-то бывшего кителя, еле-еле прикрывало его огромные руки.
Видно поэтому я и обратил него  внимание.
Как только он увидел меня, лицо его приняло землистый оттенок. Он вдруг затрясся,  опустился на дно траншеи и лихорадочно стал доставать что-то из внутреннего кармана. Но почему-то пуговицы не слушались его, и он, с трес-ком разорвав материю, достал чистую белую тряпочку. Дрожащими руками  развернул ее. В руках у него оказалась потертая, помятая, видно от частого дос-тавания, небольшая фотография. Он судорожно повторял по-немецки одну и ту же фразу:
- О  майн  гот,  о майн кинд! 
Я совершенно ошарашено смотрел на него и, честно говоря, здорово испу-гался. Что твориться с этим пленным? Достав фотографию, он все время паль-цем показывал то на меня, то на фотографию. Другие пленные, которые работа-ли рядом с ним, тоже что-то загалдели, начали вместе с ним разглядывать фото-графию, все время показывая на меня пальцами. Все улыбались ну просто до ушей.  Полезли по своим карманам, доставая кто конфетку в обертке,  кто кусок сахара и стали совать мне в руки.
Рыжий поднялся из траншеи и стал показывать мне эту фотографию. На ней была изображена  стоявшая  перед аппаратом семья. Особенно выделялся этот огромный рыжий дядька в шляпе, сдвинутой на затылок и улыбкой до ушей рядом с ним стояла какая-то смущенная молоденькая женщина и, самое главное, между ними стоял мальчик в такой же, как у меня матроске. Причем, примерно тех же лет и,  как видно, показалось этому немцу,  похожий на меня.
Немец очень расстроился, по щекам у него текли слезы, и он пытался все время погладить меня по голове. Я, конечно, ничего не понимая, как мог увора-чивался от его рук.
И, видно, это событие оставило в моей, еще совсем детской, памяти какой-то след от его криков на немецком языке.

Глава девятая
Стрелка была назначена на послеобеденное время вдали от населенных пунктов, на шоссе, ведущем от Щелково в сторону Фряново, на специальной  стоянке для большегрузных машин. Тихое спокойное место, кругом только глу-хой лес. Естественно, люди Улыбышева заранее приготовились к такой встрече. Мимо по шоссе иногда проезжали на большой скорости машины, благо гаиш-ников здесь отродясь не водилось. Водилы прекрасно это знали и жали на газ, что есть духу, только ветер за окном свистел.
Три черных джипа, набитые провинциальными бритоголовыми урками, вывернули на место стоянки. На стоянке не было никаких машин. Только на се-редине площадки стоял крупный мужчина в короткой кожаной куртке. Руки были засунуты в карманы, во рту дымилась сигарета.
Джипы остановились прямо перед мужчиной, почти на него наехав. Он при этом стоял спокойно и даже не двинулся с места. Из джипов никто не выхо-дил, мужчина тоже молча смотрел на машины. Прошла одна минута, вторая. Слышно было только грозное урчание двигателей джипов. Бандиты что-то за-подозрили – интересно, а на чем приехал этот лох и где его колымага, – насто-рожившись, притихли и также молча приглядывались к обстановке.
- Слышь,  Валек, пойди-ка пощупай этого пидора за вымя, - приказал по ра-ции седой, весь в наколках кадр, сидящий во втором  джипе.
Дверь первого джипа медленно приоткрылась, и из машины как бы нехотя вывалился совсем коротышка, через плечо у него висел карабин «Сайга». Он, постоянно сплевывая сквозь шербатые зубы, подошел к мужчине. Валек оказал-ся на две головы ниже своего визави.
- Ну че, в натуре где твои фраера, сявки позорные, парашники. Будете пла-тить, али как.
- А ты что такой маленький и такой говнистый? – улыбаясь, спросил мужчи-на. По Вашим понятиям ведь как надо? Видно ты совсем не ученый. А надо спокойно сесть, принять по банке и все перетереть. Отойдем-ка в сторонку. Он взял коротышку за шкирку, поднял его в воздух на вытянутой руке и, отойдя от машин, брезгливо отшвырнул  на кучу автомобильного мусора.
Во-первых, таким образом он ушел с линии огня, во-вторых, это была ко-манда для его людей, которые заранее окружили стоянку. Валек же в это время  судорожно пытался подняться с четверенек, ноги его скользили по масляной ветоши и он, непрестанно матерясь, все больше запутывался и в грязных тряп-ках и ремнях карабина. Он должен был теперь по гроб жизни благодарить этого, с позволения сказать, лоха, который таким образом дал ему еще один шанс ос-таться в живых и в дальнейшем во всех подробностях рассказать о случившем-ся.
В джипах не успели ничего сообразить, как на машины из специальных приспособлений были наброшены сверхпрочные легкие сетки таким образом, что их двери практически невозможно было открыть. Эти сетки имели в отве-денных местах миниатюрные электромагнитные устройства. Стоило только на-жать кнопку как вся сетка прилипала к кузову машины намертво. В этом случае из машины можно было выйти только через лобовое стекло. Однако нападаю-щими и этот вариант был предусмотрен.
Пущенными именно в эти уязвимые лобовые стекла джипов из ручных шестизарядных гранатометов газовыми гранатами, которые их создатели так ласково  с определенной долей юмора, довольно так незатейливо,  по простец-ки, можно сказать, по дружески назвали «Гвоздями», и была забита крышка гроба, где, практически, и оказался основной состав банды. Такой, к слову ска-зать «гвоздик», попав в замкнутое пространство, помог быстро и самое главное качественно отправить всех там сидящих бритоголовых в иной мир, не затрачи-вая никаких особенных усилий на всевозможные судейские канители типа со-бирания  улик, допроса свидетелей, содержание под стражей, вынесения приго-вора. Самое главное быстро и качественно.
После такого горячего приветствия и достигнутого затем обеими сторона-ми полного взаимопонимания, слух о котором, естественно, прошел по всей Москве  златоглавой,  все наезды были прекращены.

Глава десятая
Его официальная  контора  находилась в его альма - матер,  то есть во Все-союзной комсомольской школе, которая с недавних пор стала называться Ин-ститутом по молодежной  политике.  И хотя этот офис тщательно охранялся его людьми,  на самом деле он появлялся там очень редко. Он содержал приличную конспиративную квартиру, где был оборудован по последнему слову электрон-ной техники его личный кабинет со всеми доступными видами связи, включая космическую. Квартира была переоборудована из нескольких коммунальных  квартир, составляющих предпоследний этаж дома старой постройки сталинских  времен.
Всем жильцам Улыбышев купил отдельные квартиры. Теперь пространст-во у лифта представляло собой прихожую, где располагалась его молчаливая, хорошо вымуштрованная охрана. Мимо них даже муха не могла пролететь, а тем более проникнуть в квартиру без специального на то разрешения. Необхо-димую почту в запечатанных  конвертах ему доставляли особо доверенные фельдегеря и передавали в холле подъезда охранникам. Так что кроме охранни-ков никто даже не знал, в какой из квартир этого многоэтажного подъезда он живет. Всю необходимую работу по квартире вела его жена и дочь.
Хотя ему было за сорок, правда, совсем немного, выглядел он довольно моложаво. Всегда тщательно следил за своей внешностью, одевался всегда в темные, с едва видимой полосочкой, костюмы. Очень любил сидеть за рулем  машины.  Из машин предпочитал огромный Шевроле, по размерам чуть меньше половины городского автобуса. В народе такие машины прозвали бульдозерами. Особенно в первое время, когда такие машины проезжали по улицам, то им вслед можно было услышать:
- Смотри, смотри, опять бандюганы на дело на бульдозере поехали. Откуда их только столько развелось?
Откуда – откуда, от верблюда.
В последнее  время  он приохотился играть в большой теннис. Сначала  играл, надо сказать, очень слабовато и, в основном, проводил время у стенки, ожесточено, что есть дури, колотя по ней.
И только после того, как он решился пригласить личным тренером бывше-го заслуженного мастера,  многократного чемпиона СССР,  известного  на  весь  мир спортсмена,  а  сейчас  пенсионера,  дела пошли на лад. Уже через пару-тройку месяцев он чувствовал себя на корте более или менее уверенно, мог до-вольно прилично играть как в защите, так и в нападении, что, в общем-то, и со-ответствовало его характеру.
По его просьбе ему подыскали недалеко от Москвы в Зеленой пахре пре-красный закрытый спортивный зал, где собиралась определенная элита, и куда посторонним практически вход был заказан. При зале имелась отличная фин-ская сауна с выходом в бассейн. 
Два раза в неделю он, отбросив все дела, садился в свой легковой бронто-завр и отправлялся восстанавливать иссякнувшие на трудовом фронте силы.  Ему очень нравился  ненавязчивый комфорт этого автомобиля,  у которого все опции обеспечивали два бортовых компьютера. Удобно облегающее уставшее тело, специально подогреваемое сиденье с надувной спинкой, мощный  мотор и отличная подвеска, позволяющая мягко и без шума в салоне просто лететь по дорогам, тихая стереомузыка с любимыми блюзовыми мелодиями, озонаторы воздуха, затемненные стекла, отделяющие его от всего этого грязного и воню-чего окружения. Персональный спутниковый телефон, позволяющий посылать и принимать электронную почту или осуществлять доступ в интернет,  в любое время дня и ночи по его желанию получать мгновенную идеальную связь с лю-бой точкой этого такого далекого и в то же время такого близкого мира. 
Создавалось впечатление, что он просто летит в пространстве и времени.  Ему казалось, что даже легкий морской бриз овевает его лицо и он изредка,  особенно в начале своей новой деятельности, щипал себя за ногу - он ли это си-дит тут за рулем такой машины, он ли владеет всем этим да уже и другими весьма солидными богатствами. Он ли это? И холодный расчетливый ум отве-чал - да это он, да это он добился, да это он смог.

Глава одиннадцатая
Гюнтер Зильберберг - штандартенфюрер СС.
Весьма эрудированный и известный в определенных кругах господин.  Один из ведущих специалистов немецкого рейха по истории европейского ис-кусства. Его коньком была живопись и скульптура. В одном из пригородов Бер-лина у него была небольшая художественная галерея, которая довольно редко посещалась местными бюргерами. Чаще заходили школьники со своими учите-лями.
Дзынь-дзынь-дзынь - продзынькал звонок. Это пришла очередная группа.  Навстречу им вышел высокого роста подтянутый в мягких вельветовых брюках и безрукавке, в белоснежной рубашке с большим бантом и берете, немного сдвинутом на одно ухо,  чистокровный ариец, с ярко выраженным  характерным нордическим родовым типом из пяти принятых в германской империи.
Первые три - чисто нордический, преимущество нордический и гармонич-ный метис со слабо выраженными альпийскими или средиземноморскими чер-тами - годились для несения государственной службы, в том числе и для служ-бы в СС. Последние два - метис преимущественно восточно-балтийского или альпийского происхождения, а также метис неевропейского происхождения не могли занимать какие-либо государственные должности.
Прогулка по его галерее началась. Он с большим увлечением рассказывал о каждом выставленном шедевре, о мастере его изготовившем, о времени, когда он был изготовлен. Он только никогда не говорил о том, как тот или иной пред-мет оказался в его галерее.
На  первый  взгляд он вел такую же, как и все окружающие его соседи, спокойную респектабельную жизнь. На самом же деле основная его деятель-ность проходила  скрытно, и о ней знали совсем немногие. 
Он входил в весьма засекреченную группу, довольно малочисленную,  ко-торая занималась тем, что отбирала по всей оккупированной  Европе подлинные шедевры и пополняла ими коллекции живописи и скульптуры, расположенные в музее фюрера в Линце, в музее кайзера Фридриха, в различных галереях Берли-на и Вены. Кроме того, через него проходили сокровища, оседавшие в коллек-ции,  принадлежавшей непосредственно Гебельсу.
Как известно, Гебельс был женат и имел четверо детей. Однако это не ме-шало ему для удовлетворения своих неуемных сексуальных потребностей по-хаживать и к  знаменитой чешской актрисе Лиде Баровой. Это было со стороны Гебельса  проявлением довольно большой неосмотрительности, так как  этой актрисе покровительствовал одно время сам  Адольф Гитлер. А фюрер такие выходки обычно не прощал и Гебельс попал в  серьезную немилость. Кстати, Лида Барова  недавно отмечала свое 85-летие.
Гюнтер Зильберберг тут же понял, что ему дальше с министром пропаган-ды Германии не по пути. Благодаря своим связям в верхних эшелонах власти, а также взяткам – подношениям в виде некоторого количества подлинных произ-ведений искусства, которые он тайно приворовывал лично для себя и хранил в запасниках своей галереи, ему  удалось перейти от опального Гебельса в коман-ду любимца Гитлера рейхсмаршала Германа Геринга - второму человеку фаши-стской империи и официальному наследнику фюрера.
Геринг отличался  совершенно фантастическим стремлением к личному обогащению. Он собирал драгоценности и антиквариат практически во всех за-воеванных рейхом странах. Лично себя он окружал невероятной роскошью.  Его эмиссары сначала скупали предметы искусства, а затем просто безвозмездно по заведенным тогда порядкам изымали их из музеев и картинных галерей, част-ных коллекций. Представители рейха отбирали целые состояния у «неарийцев», «лиц смешанной национальности», у «врагов нации». Это были великолепные работы Рафаэля, Рубенса, Рембрандта, Гварди, Беллото, Каналетто, Дюрера и Кульмбаха и так далее, и так далее.
Как известно, нацисты не признавали церковь и весьма неодобрительно относились к верующим. Так, например, руководитель гестапо Генрих Мюллер, несмотря на протест со стороны своих родителей, уже в 1937 году заявил о сво-ем выходе из церкви, что соответствовало требованиям СС. Высокопоставлен-ная же верхушка национал - социалистического государства отличалась двойст-венным отношением к церкви. Гебельс окрестил своих детей, да и Гиммлер по-хоронил свою мать по христианскому обычаю.
В то же время одним из довольно значительных источников пополнения закромов рейха были богатства, принадлежащие непосредственно различным конфессиям. Так, например, величественный алтарь нюрнбергского живописца, скульптора и гравера Фейта Штоса, изготовленный по заказу польского короля в 1477 г. В центральной части алтаря - спящая Богоматерь в окружении ангелов. С боков - сцены из жизни Христа и Марии. В нижней части - родословная Хри-ста. Мастер потратил на создание этого шедевра церковного искусства - свое главное творение все своей жизни - около десяти лет. Алтарь был украден из костела Девы Марии в Кракове.
Музейные работники Польши составили секретную опись. Только из од-ной Варшавы и только из ее музеев были вывезены следующие сокровища: око-ло трех тысяч картин европейской школы, около одиннадцати тысяч работ польских художников, более полутора тысяч скульптур. Это, не считая частных коллекций и церквей. Всего из различных стран  немцы вывезли около 0,5 млн. выдающихся произведений искусства
Одним из таких высокопоставленных эмиссаров и был Гюнтер Зильбер-берг.
Ему даже секретным приказом было присвоено звание штандартенфюрера СС.
Это переход для него практически ничего не изменил. Он также как и раньше, ездил довольно часто с теми же целями в заграничные командировки. Но теперь все было поставлено на намного более широкую ногу.
Коллекции Геринга содержали просто несметные богатства. Здесь уже  дело не обходилось только небольшой группкой специалистов. Подбором про-изведений искусства уже занимались целые  подразделения, основу которых со-ставляли отборные эссесовские кадры. За каждую отобранную и доставленную партию раритетов Гюнтер получал весьма солидные презенты лично от рейс-хмаршала.

Глава двенадцатая
Туман стал понемногу рассеиваться. Через некоторое время он снова стал приходить в себя.  Понемногу к нему стала возвращаться память. Он вспомнил.
Вспомнил,  что же все-таки с ним произошло,  вспомнил, как он оказался здесь. Вспомнил, как они везли его многократно избитого и  измученного пыт-ками.  Как они на этом повороте,  видимо приняв его уже за жмурика и, открыв  заднюю  дверцу, выбросили  на ходу из машины.
Он по инерции, по всем законам физики, по касательной к основному на-правлению движения полетел в сторону,  проехав  большую часть пути по гра-вию,  по каким-то камням и очутился на берегу этой канавы. Сколько он проле-жал в таком состоянии он не знал. Видно перед поворотом водитель сбросил скорость. Это практически и спасло ему жизнь.
Рядом с ним кто-то очень сильно кричал. Он никак не мог понять, о чем крик. Туман еще больше рассеялся и он понял,  что кричит он сам. К нему нача-ли возвращаться чувства и ощущения. Но лучше бы они не возвращались.  Каж-дая его  жилочка,  каждая  его  косточка, каждая  его  мышченка вопила о поща-де,  умоляли о помиловании.
Он попытался открыть глаза,  но ему удалось открыть только правый глаз.  Правда, назвать  это открытием можно было только с большой натяжкой. Впе-реди он видел только узкую щель, очень похожую на ту, что видит механик танка, глядя в его амбразуру.
Левый глаз практически полностью заплыл и не открывался вовсе. Сквозь амбразуру правого глаза он увидел, что у самого его носа находится какая-то жижа,  половину левой руки вообще не видно. Потом он с трудом понял, что эта половина находится в этой же жиже.
Левую руку он вообще не ощущал. Она находилась где-то за спиной и,  по-видимому,  была вывернута и направлена куда-нибудь в сторону Марса, так немного наискосок и чуть-чуть левее, а может быть и не Марса вообще, а на-оборот Венеры. В общем, черт его знает, где находится его левая рука.
Слава богу, несмотря на то, что с ним произошло, ему удалось сохранить, хотя и ничтожное количество, но все-таки юмора. Значит не все еще потеряно.
Но кроме глаз и рук у более-менее живых существ есть еще и  другие час-ти  тела. Они точно находились выше головы и, как ему удалось сообразить, правда не сразу,  а только после того, как он довольно сильно напрягся мозгами, средняя часть тела лежала на откосе, а ноги были разбросаны самым непотреб-ным образом на дороге.
Если учесть, что он был почти что голый и весь в крови, то можно пред-ставить его состояние. В придачу горячее летнее солнце невыносимо жгло его разбитое, разорванное во многих местах тело. Все в нем кричало от невыноси-мой боли, и он снова медленно,  спасаясь от этой жуткой боли, окунулся в это благодатное туманное марево.
На белом экране в затуманенном мозгу армия. Правда, он вообще мог не служить по зрению. Правый глаз у него видел на единицу, и он даже как-то вы-полнил разряд по стрельбе, а левый видел только на десять процентов и поэтому ему очень трудно было подобрать очки. 
Но все его ребята давно служили. И, хотя медкомиссия признала его не годным к воинской службе, он упросил молодого лейтенантика из военкомата, у которого на голове была, чуть ли не женская, химическая завивка, и от него за версту несло тройным одеколоном, дать ему повестку.
Лейтенант, посчитав, что для армии одним придурком больше, одним меньше особого значения не имеет,  а нужны только мозолистые руки выдал ему повестку.
- Ну, ты молоток, молодец, армия это же, это же для молодого человека все. Она тебе и зрение исправит, и вообще сделает из тебя настоящего мужика, -
говорил лейтенант, подавая ему повестку левой рукой, а правой поправляя свою потрясающую, как ему, наверное, казалось, прическу.
В день призыва он оказался на распределительном пункте, что представ-ляло собой спортивный зал какой-то школы, которая располагалась в неболь-шом подмосковном городке Наро-фоминске. Таких гавриков вроде него там со-бралось довольно приличное количество. Весь зал был битком забит. Кто-то си-дел, притулившись к стене, кто-то разлегся на стареньких спортивных матах, а кто-то просто сидел на своем чемодане.
Ну и, естественно, каждый со своим барахлом и харчами с провожатель-ного банкета, организованного сердобольными родственниками по случаю ухо-да на доблестную воинскую службу молодого кадра. А это значит, что мешки, баулы и чемоданы лопались от всякой консервированной, копченой, сладкой и соленой еды вроде бы рассчитанной на трое суток, как было указано в повестке. На самом же деле, всеми этими ватрушками, пирогами и колбасами можно было бы кормить роту солдат минимум неделю.
Все ждали своей участи. Это значило, что вот-вот должны были появится купцы, т.е. представители различных воинских частей для отбора своего «кон-тингента».
- Открыть чемоданы! Выложить все вещи и еду, оставить только по пачке са-хара, по банке сгущенки и по одной упаковке печенья. Все остальное в ящи-ки!
Шум, гам, суета.
- Вы, что ох--ли? На голодную смерть нас посылаете.
- Поговорите еще у меня, поговорите, - кричал какой-то толсторожий вояка.
Все, так сказать, недозволенные  продукты и вещи, аккуратно уложенные в специально заготовленную тару, а затем погруженные на телегу, которой управлял пьяненький с сияющими глазками мужичишка буквально на глазах изумленных будущих бойцов исчезли из поля их зрения. Наверняка это был ка-кой-то родственник этого толстомордого. Вот они уже после всего погуляют на халяву, так погуляют.
Впервые в жизни он видел такой форменный грабеж, но по залу уже ходи-ли люди в военном и с серьезным видом разглядывали тот человеческий мате-риал, с которым им придется в дальнейшем не один год мудохаться, создавая из него ракетчиков, танкистов, пулеметчиков, десантников и т.д.
Очередная медкомиссия, которая занималась сортировкой, тут же опять его отфутболила.
- И надо же, чего они себе там думают? - вынесла свой вердикт худющая как вешалка врачиха окулист-с таким зрением только белый билет можно получить, а не солдатску пайку.
- Пошел вон! - сказала она мне мило улыбаясь. - Иди сынок, нечего тебе туточки делать.
И действительно, чо он тут делает и на кой ему эта бадяга нужна. Честно говоря, ему уже порядком надоело все увиденное, и он уже где-то даже жалел, о том, что упросил того, остро пахнущего тройным одеколоном, лейтенантика дать ему повестку. Ну ее к лешему эту армию.
Подхватив одной рукой свой чемоданчик, другой - документы он снорови-сто ринулся из врачебного помещения.
И тут, случилось то, что на ближайшие три года изменили всю его жизнь. Уже почти, будучи в дверях, за которыми маячила свобода, он со всего маху врезался головой во что-то упруго-мягкое. Отскочив и подняв голову, он просто обалдел.
На пути у него стоял здоровяк-майор в накинутом на плечи белом халате и, держась за свое весьма прилично выступающее пузо, притворно охал, при этом как-то по-доброму улыбался.
- Ну и куда ты, милок, так спешишь, что даже своих командиров не замеча-ешь.
Тут он стал чего-то мямлить про комиссию, про белый билет.
- Ну-ка, дай-ка мне твои документы, - сказал нахмурившийся майор - я сей-час.
Через минуту он вышел.
- Руки целы, ноги целы, лопату держать можешь. Ну-ка флаг в руки, вперед и с песней шагом марш. Наступившей ночью он уже лежал подстриженный солдатским парикмахером,  помытый в солдатской бане и переодетый в сол-датскую рубаху и кальсоны на койке, расположенной на втором ярусе, в так называемом, солдатском купе.


Глава тринадцатая
Однажды, переодевшись и подготовившись к тренировке, проходя  по  пе-реходу из раздевалки, Костя Улыбышев в дверях неожиданно столкнулся со стройной миловидной девушкой, которая также шла в зал на корты. Он сначала от неожиданности просто остолбенел, буквально, на миг. Она была загорелая, в улыбке сверкали белые - белые зубы, белокурые волосы были перетянуты ши-рокой лентой. На ней была элегантная юбочка, тщательно выглаженная со скла-дочками, на руках вязаные напульсники, в руках  очень дорогая ракетка. В об-щем, она была вся какая-то фирменная. Была, как сказали бы эксперты, настоя-щим брендом, то есть, если  шутя без всякой обиды, высококачественным изде-лием,  выпущенным непосредственно самой фирмой. Все это он определил бук-вально с одного взгляда. И вдруг, совершенно неожиданно для него, у него поя-вился такой молодцеватый игривый тон, тем самым, скрывая свое смущение и возникшее волнение.
Попридержав дверь, он с поклоном пропустил ее вперед, и, специально путая языки, произнес:
- Плииз, гнетике мадемуазель. Милости прошу!
Она, что его немного удивило, вдруг приветливо ему улыбнулась и сделала не-большой книгсен в знак благодарности.
- Данке шон - мерси, сэээр!
Видно она сразу приняла и оценила его шутку.
Машинально он отметил  книгсен и какой-то легкий акцент.
Во время тренировки он часто ловил себя на том, что ищет глазами эту прекрасную незнакомку, но она почему-то все время оказывалась в другом кон-це  зала.
То она отрабатывала удары у стенки, причем ее изяществу можно было только позавидовать, то стояла в кругу мужчин и заразительно смеялась. Он вдруг почувствовал даже какую-то легкую ревность, ему тоже захотелось по-стоять около нее и послушать о чем они там говорят.
Тренировка закончилась. Он вышел к своему космическому мастадонту тихо и мирно, но с определенным изяществом, притулившемуся в сторонке,  по-сверкивающему глубокой многослойной черной краской, хромироваными бам-перами и ощеривщемуся антеннами. Подойдя к нему, он увидел стоящий впере-ди  крохотный  по  сравнению с его машиной Фольксваген, похожий на мышон-ка с поднятым капотом. Из под капота торчал какой-то, весьма внушительных размеров, женский зад.
Рядом стояла и нервно переминалась с ноги на ногу, ранее привлекшая его внимание, девушка. Поняв что у женщин какая-то проблема с машиной, он по-дошел и, ничего лучше не придумав, глупо улыбаясь, спросил - не надо ли им поискать искру ушедшую в баллон.
Из-под капота выглянула взъерошенная голова, и, чертыхаясь, заявила, что никогда в жизни не будет больше связываться с такими импортными штуч-ками. Раньше, чтобы завести машину достаточно было попросить любого полу-пьяного дядю Васю с замусоленном бычком во рту и одной отверткой в грубых промасленных руках,  постоянно матерящегося и икающего. А уж если ему еще  и  пообещать накапать вечного двигателя технического прогресса, то..., то тепе-ря меньше, чем на автоцентр с самым современным оборудованием, эти напич-канные электронными пакетами, всевозможными катализаторами, дожигателя-ми и, черт знает, какими еще прибамбасами, иностранные мучители простого  россиянина соглашаться не хотят.
К этому моменту подошли еще мужчины, и поток предложений по поводу реанимации не заводящегося Фольксвагена возрос.
- Нужно проверить есть ли бензин в баке, - ухмыляясь, изрек один.
Мол, знаю я этих баб - водил, от них одна морока. Кроме того, что руль круглый, они и знать про машину ничего не хотят, мол, они такие слабые и нежные и им нет никакого дела до каких-то там технических  выкрутасов и все надеются, что какой-нибудь сердобольный олух обязательно захочет побыть петухом и, засучив рукава, будет посреди дороги искать и по возможности уст-ранять неисправность в их долбаном аппарате. А уж о соблюдении каких-то правил на дороге и говорить нечего. Несмотря на все запрещающие знаки, они едут только туда, куда им надо. Им туда надо и все, а остальные мужики шли  бы все полем далеко и надолго.
Костя понял, что здесь явно смогут обойтись и без него. Он уже хотел бы-ло пойти к своей машине,  как его кто-то тронул за рукав. Он обернулся, перед ним стояла та, о которой он думал всю тренировку, и, мило улыбаясь, смущенно с кучей извинений попросила подвезти ее до Москвы.
- Если Вас, конечно, моя просьба не затруднит, и я Вас не стесню.
На что, положа руку на сердце, честно надо признаться, внутренне он очень обрадовался, и, сказав, что будет даже рад, если она скрасит его долгий и мучительный путь домой,  широко открыл дверь машины. Она тут же, с восхи-щением  осмотрев  внутренний  салон этого подлинно автомобильного красав-ца, как-то очень грациозно и уютно по-кошачьи свернулась на широком перед-нем сиденье.
Она не так давно познакомилась с этой миловидной толстушкой Надю-шей, владелицей Фольксвагена, так не вовремя забарахлившего.
- Почему это не вовремя - промелькнула у него радостная мыслишка. Наобо-рот, очень даже вовремя.
Надюша работала в администрации санатория и два раза в неделю занима-лась в бассейне, как она говорила - чтобы похудеть. Правда, с похуданием что-то застопорилось.
В этом месте они немного поерничали.
- Чтобы такое тело хоть немного похудело, нужны не несколько тренировок, а целая вечность, да каждый день, да по много часов, да до полного изнемо-жения. Да кто ж такие пытки выдержит.
Она и устроила Лайме этот спортзал. Надюша иногда подвозила ее до го-рода. Лайма обычно пользовалась кортами в другие дни, но ей пришлось под-строиться под Надюшин график,  и вот поэтому она сегодня здесь. Но вот такая незадача с машиной, а ей необходимо быть сегодня пораньше в городе.
- Между прочим, меня зовут Лайма и я из Прибалтики.
Ага! оказывается у нее акцент прибалтийский.
- О! Довольно неожиданное имя, но, по-моему, очень красивое и Вам очень идет.
- Спасибо за комплемент! - совсем немного смутившись, ответила владелица этого имени. - А как Вас зовут?
- Константин.
- Будем знакомы. И он легонько пожал протянутую ему руку, с которой пред-варительно была снята перчатка. Он тут же это отметил. Мелочь, а все-таки приятно.


Глава четырнадцатая

Казарма - помещение с навечно въевшимися в стены запахами солдатской кирзы, портянок, гимнастерок, шинелей - в середине проход, слева и справа двухъярусные койки.
Раннее утро. Вся казарма спит мертвым сном.
- Рооота падъем! Салабоны, 45 секунд и чтоб мне все до одного стояли в строю, иначе, падлов, всех сгною.
Это в рифму  выступает старшина Иван Мороз-сверхсрочник - царь и бог, и господин. Сапоги и галифе офицерские, ремень висит где-то в районе между коленкой и пупком. Над ремнем  нависает жеваная гимнастерка, в которой скрывается огромный живот. Воротник расстегнут, пилотка заткнута за пояс. Уже с утра от него несет настоенными в теплом месте тещенными дрожжами.
Восемь человек одновременно сигают в один узкий проход. Где портянки, где гимнастерка.
- Блин, кто портянку спиз-л?   
- Какая б-ь шнурки на кальсонах завязала?
Пальцы не разгибаются, лица обморожены. Стоны, хрипы, мат.
Так он оказался в доблестной войсковой части, которая находилась немно-гим более ста километров от Москвы, рядом с городом, в котором была по-строена  первая  в  мире атомная станция.
Он же вместе со своим стройбатом строил еще одну маленькую атомную установку для института  медицинской  радиологии. Это так говорилось «ма-ленькая».  На самом деле это было весьма приличное и серьезное сооружение.
Так, например, только толщина стен составляла порядка двух с половиной метров тяжелого бетона. Если в обычном бетоне в качестве наполнителя ис-пользуется гранитная или известковая щебенка, то в тяжелом  бетоне  применя-ются  небольшие обрезки стальной полосы. Так что обычная лопата с таким бе-тоном поднималась с трудом.
Основным составом этого стройбата являлись молодые люди, которые по состоянию здоровья вроде меня не могли служить в строевых частях или те,  которым по тем или иным причинам светил  самый гуманный и справедливый суд в мире.
Много служивых было из средней Азии и Кавказа. Как они рассказывали, довольно часто было так - скачет в своем «козле» по степи военком, у которого на сегодня план, отправить  на защиту отечества столько-то новобранцев и со-вершенно никого не волнует, что основная масса этих  будущих соколов-орлов разбрелась со своими табунами и отарами на сотни верст по степям. Если воен-ком находит кого-нибудь, спрашивает - служил? Не служил - в «козел», ведь проверить по другому просто было невозможно, паспортов ведь все равно нет,  поэтому призывались и такие, у которых призывной возраст давно закончился или те, у которых был уже целый ворох детей.
Однажды к нам в часть пришло пополнение,  но уже из  Пpибалтики. Они очень отличались от тех, кого призывали раньше. Были чисто одеты и даже где-то по тогдашней моде, с опрятными чемоданами, в которых находились вязаные свитера, варежки, носки и т.д. Видно никто у них и не собирался все это богат-ство изымать в пользу какого-нибудь своего близкого родственничка. Один из них даже курил трубку, что по тем  временам  было  вообще  необычно.
Вначале работать было очень и очень тяжело. Мы же не были привычны к такому каждодневному каторжному труду. Первое время просто валились от  усталости. Единственным желанием было скорее добраться бы до койки.
Но потом понемногу начали привыкать, появилось свободное время, кото-рое надо было куда-то девать. Молодые силы требовали дополнительного вы-хода энергии. Постепенно стали интересоваться и спортом, и самодеятельно-стью.
Так мы оказались в одной баскетбольной команде. Слава Королев - пре-красный центровой, Миша Манукян - небольшого роста, но всегда на острие атаки, с необыкновенной прыгучестью и подвижный как ртуть, Андрис Приеде-высокого роста, умный как черт, владеющий  крюком, как с левой,  так и с пра-вой руки,  Коля Федосеенко, которого всегда ставили впереди. Ну и, конечно, он - Саша, а точнее Александр Петрович Потапов, Ваш покорный слуга. Если, конечно еще не надоел. Прошу любить и жаловать.
 У нас у всех были свои прозвища: Король, Манюня, Маэстро, Колян и Петрович. Во время игры часто можно было услышать рев Короля под дружный солдатский гогот изрыгающего что-то подобное:
- Манюня, не тяни кота за х.., дай пас Петровичу.
- Колян, какого хера крутишься под ногами, ты где должен быть, мудила?
Мы, в том же духе довольно часто огрызались, кому же хотелось быть по-смешищем перед публикой. Несмотря на это, мы очень уважали своего капита-на, не зря же прозвали его Королем.
Были еще хорошо играющие ребята, но мы были основной  пятеркой. Нам сначала удалось выиграть первенство города, а затем и первенство области, что подняло наш авторитет в части как среди офицеров, так и солдат на недосягае-мую высоту.
Особенно это было важно в столовой,  где нас всегда привечали, то мяс-ной подливки в кашу нальют раза в два больше,  то еще чего-нибудь вкуснень-кого подсунут.
- Толик или Жорик (в зависимости от того чья была смена) подкинь-ка нам чего-нибудь поштефкать.
Обычно это было после какой-нибудь очередной победы. И вся команда как всегда уставшая и голодная, но очень довольная и гордая накидывалась с волчьим аппетитом на то солдатское изобилие, которое нам метали на стол ра-душно встречающие нас повара.
В общем, была полная лафа. Служба не казалась нам уж таким тяжелым делом. Тем более, что нас вначале освобождали от работы для тренировок, а по-том перевели в комендантский или, так называемый, сачковый взвод и освобо-дили навовсе от работ на стройке.
Довольно часто, как только образовывалось свободное время мы собира-лись в каком-нибудь укромном уголке, вываливали на стол чего-нибудь из того, что нам присылали из дома, или удавалось достать на кухне.
Прибалтам иногда присылали в резиновых грелках черный бальзам, очень крепкий густой, настоянный на лечебных травах и очень горький напиток,
Мишке же примерно  в таких же грелках друзья присылали чачу. У нас на почте был свой человек, поэтому обойти дежурного офицера не составляло осо-бого труда. 
Обычно мы рассказывали о своей жизни на воле, травили анекдоты, дели-лись своими победами, в основном, конечно мнимыми, на любовном поприще. Особенно отличался Мишаня.
Он был по национальности армянин. В детстве потерял отца и мать, они погибли в автомобильной катастрофе, и стал сиротой. Его воспитала семья, в которой мать была еврейка,  а отец грузин. Так что в характере нашего Мишани оставили свой след неукротимый темперамент и красноречие как настоящих, так и приемных родителей. Он был красив, такой, знаете ли, южной мужской красотой. Девчонки падали просто штабелями. Особенно когда он пел свою лю-бимую песню о Тбилиси или что-нибудь из битлов, слава которых уже гремела по всему миру.
- Иду я как-то мимо танцплощадки. Весь из себя король-королевич. Вдруг на-встречу Галя-Галочка-Галюня. Ух ты, ах ты все мы космонавты. Слово за слово, я, так вроде между делом, завожу ее в кусты, ну и, конечно, заделал ей по полной программе. Она вроде бы в слезы, а сама еще тесней прижима-ется и шепчет: - Еще, хочу еще!

Таких историй Мишаня мог рассказать несметное количество. Он мог тра-вить их часами. Основное содержание его рассказов обычно сводилось к сле-дующим упрощенным схемам: я ее - она меня, я ей - она мне, я сверху - она сни-зу, я снизу - она сверху и все в том же духе.
Кругом солдатский гогот и смакование пережитого корешом сексуального момента. Глаза горят, молодые здоровые тела распаляются, жизнеобразующие сопли ниже живота выбрасывается огромными порциями. В общем полный солдатский сексуальный отрубон.
После того, как мы принимали на грудь по чутелю черного бальзама или чачи языки естественно у всех развязывались.
Особенно выделялся из нашей компании Андрис Приеде.  Ну, прежде все-го тем, что он курил свою какую-то совершенно удивительную трубку. Пред-ставьте себе молодого человека, да еще солдата в придачу,  который курил бы не обычную маршанскую  махорку,  завернутую в обрывок газеты, не сигареты или папиросы, а именно трубку. Правда, доставал он ее не часто, довольно ред-ко, может быть, для того чтобы покрасоваться перед нами или показать  свою  прибалтийскую  солидность, или  просто  вспомнить о доме. 
Заряжал он ее обычно каким-то необыкновенным капитанским табаком, который присылали ему из дома в потрясающей импортной, очень красивой упаковке. У этого табака был необычный запах, запах другой совершенно не-знакомой и таинственной забугорной жизни.
Андрис гордился и самой трубкой. Она была очень старая, сделанная из какого-то необыкновенного корня, смолоду правильно обкуренная. Кроме того прямой мундштук  трубки  имел особое отличие,  он  был  прекрасно инкрусти-рован.  На него был нанесен тонкой серебряной ниткой замысловатый узор. С одного из боков выступал какой-то небольшой малозаметный рычажок.
 На наш вопрос о назначении этого рычажка Андрис просто что-то про-бурчал по латышски. Мы, поняв, что он не очень хочет отвечать, больше к нему не приставали. Сложилось такое впечатление, что он и сам не знает, для чего этот рычажок. А жаль! Как у классика написано? Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно должно выстрелить. Вот так!
Трубку он  держал обычно всей ладонью, попыхивая и иногда пытаясь         сделать из дыма кольца, что у него, честно говоря, редко получалось. Но как это было солидно. Умереть  можно  было глядючи на это.
Однажды затесались на наши посиделки ребята из Таджикистана. Когда Андрис при них стал раскуривать свою трубку, они вдруг стали принюхиваться к табачному запаху,  переглядываться и перешептываться между собой. Как по-том они нам сказали, им показалось, что в курительный табак была добавлена анаша - наркотик, что по тем временам было из ряда вон выходящим событием. Сначала мы, кто об этом узнал, очень растерялись, но потом как-то привыкли и не очень обращали на это внимание. 
Андрис отличался и еще одной особенностью. Он просто прекрасно вла-дел  карточными  манипуляциями. Карты его слушались так же, как собачки на арене цирка исполняют любое приказание своего дрессировщика.
Что он вытворял с этими картами, это уму было  непостижимо. Они у него исчезали там, где вроде бы не должны были исчезнуть и появлялись там, где вроде никогда в жизни появиться не могли. У него была большая широкая ла-донь с длинными пальцами. В эту ладонь он мог спрятать не то чтобы одну или две карты,  а одну или две колоды,  а может и больше.
Впервые от него мы узнали кто такие карточные шулеры - каталы, что та-кое катраны - тайные дома, где собираются играть на деньги, что такое крапле-ные карты, и, что нас особенно поразило, это то, как некоторые шулеры даже подтачивают кожу на кончиках пальцев для того, чтобы лучше чувствовать тон-чайший крап, наносимый на карты. Он мог одновременно каждой рукой тасо-вать отдельную колоду карт, кроме того, мог переводить как одну, так и не-сколько карт в любое необходимое для него место в колоде.
Обычно, когда он показывал нам свои приемы-вольты или, как он говорил, чеса, мы сидели, глядели в совершенно обалдевшем состоянии и глупо улыба-лись. Кругом стояла завороженная тишина, которая только прерывалась слова-ми Андрэ:
- На перетасуй.
- Сними.
- Раздай.
- Заметь эту карту.
- Здесь ее нет и тут ее нет.
- Где же она?
- Вот она, дорогая, бесценная!
- А хотите четыре туза подряд? Пожалуйста!
Из только что перетасованной нами тщательнейшим образом колоды мгновенно появляется сначала один туз, затем второй, третий и, наконец, чет-вертый. А Андрэ продолжает, как ни в чем не бывало:
- Берем с верху колоды карты и, кладя на стол, считаем - раз карта, два карта, три карта. Берем эти три карты и тасуем. Снова кладем на стол и снова счи-таем - раз карта, два карта, три карта и-и-и четыре карта.
Откуда-то появилась четвертая карта. Мы ведь сидим рядом и смотрим прямо в руки Андрису. И точно, ведь сначала было всего три карты. Ну, прям мистика какая-то.
- А теперь перетасуйте колоду, завяжите мне глаза, так, чтобы ничего не было видно, дайте мне ее в руки и я по очереди назову все карты в колоде.
Это было уже что-то из области фантастики или потустороннего мира. Видок, конечно, у нас был еще тот. Впервые мы узнали профессиональные тер-мины катал: вольт, пассировка, филирование, замес, фальшивая съемка, ремиз, импас, подвод, сюркуп, сигнализация, маяки, фоска и так далее.
Вот за это умение владеть картами мы и присвоили ему кличку Маэстро.  Если у Маэстро было хорошее настроение, он давал нам даже некоторые про-стые уроки, что бы мы в дальнейшем не попадались на всякие шулерские улов-ки.               
Иногда к  нам присоединялись и другие ребята прибалты: латыши, литов-цы, эстонцы. Ну и как обычно начинали вспоминать свою жизнь на воле. До-вольно часто приходилось слышать какие-то странные тексты о том, что при старом режиме жить было лучше.
Особенно старались высказаться по этому поводу  латыши. От них только и слышно было, что при Ульманисе, их старом президенте, жить было лучше, что советы их оккупировали. Для нас, воспитанных с детства и впитавших с  молоком матери советскую идеологию, слышать это было весьма и весьма странно.
Поэтому  не редко наши идеологические споры разрешались простым сол-датским способом, т.е. мордобитием – за советскую власть кулаком политиче-ского оппонента в торец и все доказательства на виду. Какие у побежденного в данном случае могли быть политические возражения?
Однако, такой обычай разрешения споров не мешал снова собираться тес-ной  компанией,  не  держа  особой  обиды  на обидчика.
Несмотря на некоторую естественную скрытность наших посиделок, ка-кие-то слухи все же дошли и до нашего командования.
Так однажды меня и Кольку Федосеенко вызвал к себе начальник спецчас-ти майор Шелудяков. Он ходил по кабинету, держа в руках стакан чая и макая в него баранку.
- Сержант Потапов по Вашему приказанию прибыл.
- Сержант Федосеенко по Вашему приказанию прибыл.
Майор широко улыбнулся, вроде бы как он наш самый лучший друг.
- Хотите чаю да еще с баранками?
Мы, естественно, с Колькой сразу насторожились. Мало того, что сам вызов был для нас уж очень странным, а тут еще и чай с баранками. Что-то здесь было не так.
- Ну, ребята как живете, как идет служба, как тренировки? Письма получаете? Родители здоровы? Ваши девушки без вас замуж не повыходили?
- Да вроде ничего товарищ майор, служба идет. Родители здоровы, девушки нас ждут. Вот готовимся к первенству области.
- Хотел ребята я с вами посоветоваться. Тут ведь вот какое дело. Как вы знаете, в нашей части служат представители около тридцати двух нацио-нальностей, проживающих в Советском Союзе. С юга нашей страны и с се-вера, с востока и запада. В общем, отовсюду. Большое количество служат у нас и с прибалтийских республик.
Большая часть, конечно, из рабочих и крестьянских семей, но есть и такие, у которых родители дворянских кровей. А как вы, наверное, знаете, некоторая часть прибалтов активно помагала немцам и даже уже после окончания войны создавала партизанские отряды из зеленых братьев, так они себя называли,  тер-роризировала гражданское население и различные  советские
органы, которые налаживали мирную жизнь в Прибалтике.
Майор подошел к нам вплотную, взял за плечи и ласково так, вроде бы он наш отец родной, говорит:
- Слыхал я, что устраиваете вы что-то вроде посиделок.
У нас с Коляной мороз по коже, неужели кто-то донес. Но мы же особенного ничего и не говорили и тем более не делали.
- Я же не говорю, что это тайные собрания. Собираетесь, ну и собирайтесь дальше. Но вы же советские солдаты и являетесь гражданами нашей страны и должны быть особо бдительными и пресекать происки наших врагов. По-этому у меня к вам большая дружеская просьба, если услышите что-нибудь подозрительное сразу ко мне, а родина-мать вас не забудет.
Майор еще долго что-то говорил, пытаясь нас в чем-то убедить, а мы стоя-ли ни живы, ни мертвы, думали какой же стороной все это может обернуться. Ну что могли сообщить наши товарищи по команде своим прибалтийским ро-дителям про наше вооружение, про наши лопаты да ломы, или может быть про какой-нибудь секретный бульдозер. Хотя с другой стороны все-таки строили мы ведь не хухры - мухры а атомную станцию, а там чем черт не шутит.
В общем, выскочили мы от майора как ошпаренные и долго ходили в за-думчивости, как говорят, потерявши аппетит. Хотя об аппетите это я уже слиш-ком. Аппетит как аппетит. Барана там съест или вола раз плюнуть в один при-сест. Ведь не зря основное правило солдатской жизни - подальше от начальства, поближе к кухне. В этом и состоит проза солдатской жизни.

Глава пятнадцатая
Марта Зильберберг, по мужу фрау Вайбель - сестра Гюнтера Зильбербер-га, к которой он относился с нескрываемой нежностью.
Она была веселой, жизнерадостной девицей, упивающейся жизнью, здо-ровьем, хорошим настроением, а также имеющая большое  количество друзей.  Круг ее поклонников, в основном, состоял из молодых бравых офицеров слу-живших в авиационной бригаде «Люфтваффе», расположенной неподалеку  на военном аэродроме.
Ни для кого не стало неожиданностью ее желание выйти замуж за любим-ца всей части, хохмача и активного постоянного участника всех пирушек, про-водимых как при наличии какого-либо повода,  так и без наличия оного. Они были молоды и любили друг друга.
Родители Марты  практически тут же дали свое родительское благослове-ние на этот брак. С одной стороны Эрих Вайбель происходил из знатного и  со-стоятельного рода, с другой стороны иметь своим родственником представителя славного рода войск, возглавляемых самим Герингом, считалось весьма и весь-ма  престижным и сулило определенные выгоды в дальнейшем в случае великой победы рейха над всем миром.
Естественно, примерно через год у них родился чудесный малыш, которо-го они назвали Максом, и который был предметом забот, восхищения и само собой определенных планов на будущее. Ну, в общем, все так же как у всех ро-дителей в этом мире.
Со временем из малыша сформировался юноша, которого природа одари-ла прекрасной внешностью, высоким ростом, широкими плечами и хорошей физической подготовкой.  Вот только волосы у него были рыжие, что, в общем-то, мало отличало его от мнения о представителях нордической расы. После не-скольких серьезных потасовок со своими сверстниками, которые имели неосто-рожность  посмеяться над ним и которые,  в основном, плачевно для них закон-чились, вопрос о его  рыжей внешности был закрыт.
Достигнув юношеского возраста, Макс Вайбель вступил в молодежную организацию «гитлерюгенд»,  где постепенно дослужился до одного из ее  ру-ководителей. Ношение формы, участие в собраниях, групповые походы - все это приводило молодого человека в полный экстаз. Сам Аксман - вождь гитлерю-генда самолично наградил его высшим знаком отличия этой молодежной фаши-стской организации, и он даже некоторое время состоял в отряде личных знаме-носцев Адольфа Гитлера. О! Эта была великая честь для него, и он всячески старался оправдать это доверие.
Гюнтер Зильберберг души не чаял в своем племяннике. Не имея своих де-тей,  он всю свою ни чем не восполненную любовь к детям обратил на своего племянника. И когда подошло время определяться с профессией, Гюнтер Зиль-берберг подключил все свои связи и приложил максимум усилий для того, что-бы его родственник смог сдать специальные экзамены и поступить в одно из самых закрытых и престижных высших учебных заведений Германии, готовив-ших элиту нации, эрудированных и физически прекрасно подготовленных мо-лодых эссесовских офицеров, предназначенных для выполнения специальных заданий правящей верхушки нацисткой партии.
Это было весьма своеобразное учебное заведение. Учебный процесс со-стоял из четырех курсов, продолжительностью один год каждый. Обучение на каждом курсе проходило в древних немецких замках, расположенных в различ-ных районах  Германии- Лотарингии, Баварии, Пруссии.
Первый курс обучения проходил в прекрасном старинном замке недалеко  от Мюнхена. В случае выхода в город курсанты должны были быть одеты в гражданскую одежду, причем они всегда должны были выглядеть безукориз-ненно. Их этому специально обучали.
Будучи в увольнении им разрешалось заходить в любые бары, рестораны или увеселительные заведения. Разрешалось и даже поощрялось заведение зна-комств с различными людьми. Конечно, ни в коем случае не раскрывая никаких сведений о себе. У каждого из них имелись собственные более или менее прав-дивые легенды. По все вероятности, за ними следили на предмет изучения их поведения и в таких условиях
Глава шестнадцатая
Вот и подошло к концу наше с Коляной время службы. Мы, будучи при-званы в стройбат после  окончания  десятилетки, что в наших строй частях до-вольно большая редкость, и дослужившись до сержантов, имели право на дос-рочное  освобождение  в случае подачи нами заявки на поступление в высшее учебное заведение. Я уже в принципе решил куда податься,  а вот Коля еще был в нерешительном состоянии.
И тут нас снова вызывает майор Шелудяков.
- Ни фига себе! Чтой-то уж больно зачастил наш майор, тебе не кажется, - го-ворит Колян.
- Не к добру это, - поддержал приятеля я.
Поговорив по старой укоренившейся привычке о нашем солдатском бы-тие, он начал интересоваться о том, куда мы намылились после армии подавать-ся и не хотим ли мы повысить свой интеллектуальный уровень не в каком-то там задрипанном гражданском институте, а в кое чем покруче.
- Ну что воины – строители, какие планы на счет будущего? Ребята вы толковые, грамотные и характеристики у вас отменные. Не хотели бы вы и дальше служить нашей родине верой и правдой?
Таким как Вы самое место в каком-либо высшем военном учебном заведе-нии. Мало того и я мог бы Вам в этом поспособствовать. Есть у меня кое-какие связи в одном таком заведении, принадлежащем комитету государственной безопасности.
Меня как кипятком ошпарило, опять форма, опять паек, опять отцы-командиры. Нет уж! И, так как я всю свою сознательную жизнь мечтал быть строителем и только по этому пошел служить не в летчики или там, например, матросом или десантником, а именно только в стройбат, и как я есть потомст-венный строитель, ведь отец мой всю свою жизнь прослужил вахтером на замо-роженной много лет назад стройке, то я свою дальнейшую судьбу не вижу, как только учась именно в Московском инженерно-строительном институте им. Куйбышева и именно на механическом факультете, набираясь соответствующих знаний для усовершенствования основного орудия производства советских строителей коммунизма лома и лопаты.
Коляна стоял, совершенно ошалев и от сделанного нам предложения, и от  услышанного от меня такого пафосного монолога.
Но его ведь можно было понять. Всю свою жизнь он провел в глубине России, в небольшом городке. А тут перед ним открывались такие перспективы, что просто дух захватывало.
В то же время надо обязательно сказать, что на мой посвященный взгляд лучшего кадра для защиты интересов страны по линии госбезопасности трудно было бы найти.
Колька пользовался всеобщим нашим уважением. Был физически доста-точно развит, совершенно немногословен, практически по каждому вопросу имел свое твердое мнение, даже если и не был прав пытался его спокойно и уверенно всегда отстаивать. Если же он в чем-либо сомневался, то мог задать тысячу вопросов и докопаться, по его мнению, до истины. В общем, был той еще занудой.
 Однако, несмотря на свою внешнюю молчаливость и медлительность, он мог быть очень быстрым как в движении, так и в мысли. Реакция у него была просто отличная.
Так и разошлись наши судьбы-дорожки. Я закончил строительный инсти-тут, через несколько лет стал кандидатом технических наук, работал в одном научно-исследовательском институте.
 Николай к тому времени после окончания своей конторы был сначала на-правлен на Дальний Восток, где шалили китайцы на Доманском. Потом, когда Доманский остров все-таки втихоря был отдан китайцам, его волею отцов ко-мандиров, ведавших судьбами, таких как наш Коляня, был совершенно неожи-данно переведен в Москву.
За это время мы с ним довольно часто переписывались, однако довольно редко виделись. Дружба наша не становилась от этого слабее. И иногда, созво-нившись через месяц или другой перерыва, мы общались так, как будто только час назад разошлись.
- Здорово!
- Здорово!
- Ну, как жизнь?
- Слушай, а ты смотрел вчера футбол?
- Я бы наших футболистов давно разогнал, а в России вообще запретил этот вид спорта. Ну, нельзя же так издеваться над болельщиками. В конце кон-цов, нельзя так часто наступать на одни и те же грабли-то климат не тот, то противник применил не то, что с таким нетерпением все ожидали, то у кого-то чегой-то в каком-то совсем непотребном месте заело и вообще мячик круглый и скользкий, поди с ним управься и попади в него.
Даже заезжие гастролеры за огромные деньги не могут хоть мало-мальски облегчить наши болельшицкие страдания.
 Где же взять столько здоровья, чтобы болеть за наш просто безобразный футбол. Плохому танцору хоть миллион зеленью плати, все равно ему извест-ные всему народу предметы мешают бегать и хоть как-то более или менее пра-вильно пинать этот проклятый мячик. Как говорит Жванецкий: «У нас много хороших футболистов, но страна-то большая и они ну никак на ее просторах не могут друг друга найти».
Это же касается, кстати, и автомобилестроения. Десятки лет выпускаются одни и те же модели, и в то же время их качество... одно слово не машины, а, извините за громкое слово, сплошные уе---я. Просто баснословное количество народных средств было вложено в это, так называемое, автомобилестроение.
 А ополоумевшие от личных состояний автомобильные бароны требуют еще больших дотаций и придумывают все более изощренные формы, чтобы еще больше набивать свои карманы. Что, например, стоит преступление в государ-ственном масштабе под названием АВВА, т.е. привлечение финансовых средств населения страны для создания народного автомобиля.
У всех на слуху только скандальная фамилия известного олигарха . Но ес-ли кто-то внимательно посмотрит на акцию этой бумажной аферы, то обяза-тельно обратит внимание, что там главная подпись принадлежит не ему, а со-всем другому человеку, кстати бывшему да и нынешнему директору ВАЗа. Та-ким образом, все официальные претензии по обману огромного количества рос-сиян, ему поверившему, могут быть предъявлены только этому непотопляемому господину.
А что творится на этом криминальном заводе всем известно. Только одних запчастей каждый год воруется на один миллиард рублей, а руководству все по х.. . Как говорил зам. генерального прокурора в одной из телевизионных пере-дач «Человек и закон» от 3 апреля 2003г господин Колесников: «На заводе ор-ганизовано даже левое производство автомобилей, т.е. совершенно нигде не уч-тенных». Это же просто полный атас.
 Я совершенно уверен, что количество алкоголиков, гастритчиков и сер-дечников в стране находится в прямой зависимости от состояния нашего футбо-ла, а также от разваливающихся на ходу на второй день после покупки новых рыдванов. По-моему футбол, автомобилестроение и Россия понятия совершенно несовместимые. Хоть вы все уср—есь, толку не будет.
По этому случаю даже вспомнил один старый анекдот. В одном заведении понизилась производительность труда. Ну и как полагается, собрали собрание, все обсудили и решили: стол Николая Петровича поставить на место стола Иго-ря Васильевича, а стол Абрам Семеновича - на место стола Сары Израилевны и т.д.
Вызвали старого сторожа дядю Федю и говорят:
- Вот, мол, мы решили для увеличения производительности труда сделать пе-рестановку. Помоги нам, пожалуйста, переставить один стол туда, а другой сюда».
 Дядя Федя долго чесал седую голову, а потом сказал:
- Переставить то можно, почему не переставить, да вот только я до революции тоже сторожем служил, но только в публичном доме, так вот там, когда па-дала производительность труда, не кровати двигали, а ****ей меняли!

Жил Колян в небольшой квартирке в Измайлове. Жена Светлана была из той же губернии, из какой был сам Николай Иванович. У них было двое детей Машуня и Васятка. При чем Машуня была каким-то совершенно воздушным и необыкновенным созданием. Она в свои пятнадцать лет вместе со своим парт-нером завоевала целую кучу призов на различных соревнованиях по спортив-ным бальным танцам, побывала во многих странах и была нашей всеобщей лю-бимицей.
«На паркет приглашаются следующие пары...» Это как пистолетный вы-стрел при стартах на беговых дорожках, это как удар гонга в боксе, это призыв к бою, это начало совершенно невообразимого феерического зрелища, когда вме-сте объединяются музыка и движение, чувство ритма и пластика, красота и пот, талант и труд, огромная физическая нагрузка и совсем немалые финансовые средства. Недаром около этого вида спортивного искусства подвизается столько на первый взгляд импозантного, прилизанного жулья, включая, так называемых, организаторов соревнований, представителей различных федераций, президиу-мов, тренеров, да и судей.
Партнером у нашей Машки был на вид совершенно не привлекательный, не ухоженный, немного сгорбленный, руки чуть ли не ниже колен, но в то же время ее боготворивший Есик или Ежик как звала его в зависимости от на-строения не без скрытого ехидства эта форменная злыдня. На самом деле его звали Иосиф и фамилия у него была Губерман. Любимыми увлечениями у него были, естественно скрипка, шахматы и, конечно, компьютер, за которым он мог просиживать ночи напролет.
Нам приходилось перед какими-либо важными соревнованиями ну просто с мясом отрывать его от этих занятий, черт бы его побрал. Он ведь в эти совер-шенно несерьезные на его взгляд с позволения сказать танцы записался только из-за этой вечно находящейся в движении шустрой стрекозы. Только она умела, используя различные женские штучки, коих была большая мастерица, угово-рить, упросить, заставить, наконец-то, ходить его на репетиции и ездить с ней на различные выступления.
Но надо было видеть, во что превращался этот долговязый, вроде бы со-вершенно неуклюжий малый, какие там могут быть танцы, да еще спортивные после нежных уговоров на ушко, пощипываний, поглаживаний и многообе-щающих взглядов, т.е. всей это высокопрофессиональной психологической женской подготовки. Интересно и где это она этому научилась и самое главное у кого. Видно природа у отдельных особей женского пола программирует всю эту выдающуюся технику специальными генами. А иначе, откуда все это.
Когда выходила на паркет эта пара - это было нечто. Сразу становилось очевидным - это яркое пятно на паркете, это настоящие бойцы, это лидеры. Она в совершенно неописуемом платье и в немыслимой прическе, которую обычно делала ее маманя, сопровождавшая их практически на все соревнования.
 Кстати, это платье стоило немереных дензнаков и в основном зеленых, будь они неладны. Ну, где же их мог взять Николай Иванович. А кого это каса-лось? Хочешь выйти на паркет - плати, причем буквально за все, даже и пере-числять не хочется. Одна сплошная стыдоба, а не спорт.
 Одному Николаю Ивановичу осилить это было бы просто невозможно. Поэтому я также иногда принимал участие в этом финансовом безобразии, а однажды даже внес свою весьма солидную толику, купив часть декора к этому фантастическому как по виду, так и по цене платью. Такие произведения порт-няжного искусства обычно украшаются большим количеством камней, всевоз-можных блесток и мехов. Причем, чем меньше ткани, тем оно дороже. Ну что ж, ради Машуни, я согласен на все, даже на полное разорение.
 А он! Жгучий брюнет с голубыми глазами, с полыхающим взором, высо-кий, стройный как Аполлон, на голову выше партнерши, во фраке, в манишке и бабочке. Какая стать, какое достоинство и в то же время мощь и уверенность в своих возможностях делали их просто потрясающими. Своей пластикой, своей грациозностью, каждым поворотом головы, каждым своим па они покоряли и зрителей и судей. О нас их близких уж и говорить не стоит. Мы просто впадали в полный экстаз, переходящий довольно часто в болельшицкий маразм.
Они так грациозно, так изящно, с какой-то врожденной статью держали себя при исполнении европейской программы, особенно им удавались венский вальс и танго, что в истерике бились не только мы, ее болельщики, но и судьи. А когда они танцевали латиноамериканскую программу: ча-ча-ча, румбу или джайф - это был просто кошмар. Столько огня, столько темперамента было в этой девчушке, что только пучки искр летели в разные стороны. Все только ди-ву давались, откуда она берет это все. Ведь ее отец - сплошной кусок флегмата, да и мать не отличалась особым буйством. Мы довольно часто ходили на ее со-ревнования и болели за них так, как, наверно, не болеют даже на нашем гребан-ном футболе
Васятка - это отдельная песня. Рост под сто девяносто, ручищи как две шахтерские лопаты. Вот только чего я не могу ему простить.
Он однажды на спор согнул мою кочергу для камина. Я самолично на соб-ственной даче построил камин, ну и, естественно, сам бог велел сделать к ками-ну из медного прутка различные причиндалы.
Я на эту кочергу потратил несколько дней. Готовил довольно мощные приспособления, выкручивал и выворачивал ее в разных плоскостях, чтобы придать ей высокохудожественный образ.
Этот великовозрастный обалдуй приехал на мою голову и на глазах изум-ленно - обалдевшей публики на спор под гомерический хохот буквально в один секунд превратил оный высокохудожественный образец гнульнометаллического  искусства толщиной не меньше, чем в указательный палец в клубок запутанных ниток. Ну не настоящий ли мерзавец - бугай? Ему бы на большой дороге цены бы не было.
Кстати, однажды в трамвае, еще когда он оканчивал школу, пьяная шпана пристала к молодой женщине. Васятка, ни слова не говоря, взял одного из них за запястье руки чуть выше кисти. Трамвай чуть не сошел с рельсов от крика этого несчастного. Шпана тут же ретировалась. А Васятка, не отпуская почти потерявшего сознание возмутителя спокойствия, довел его до милиции и там сдал.
Когда он разжал руку, парень грохнулся в обморок. Потом милиционеры говорили Николаю Ивановичу, что такое они видели впервые в их милицейской практике.
Дослужился Коляня до полковника и был руководителем какого-то там у них отдела. Первое время я пытался несколько раз выспросить у него о его доб-лестной остросюжетной деятельности. Но Коляня все время ухмылялся и от-малчивался.
Только однажды под действием горячего пара, солидного количества жи-гулевского, коего он был большой любитель, ну и суворовских ста грамм после бани, он соизволил расколоться. Вся его длинная содержательная речь состояла из следующей фразы: «Да ловим нелегалов.... - и...и...и все!»
Сразу протрезвев, поняв и проникнувшись, больше своих идиотских во-просов я не задавал. Человек занимается весьма сурьезным делом.
Враги коммунизма, они и есть враги и они, что естественно, не дремлют, и «хочут» нашу дорогую, горячо всеми любимую Родину-матушку сгубить или пустить в распыл.
Но не тут-то было, у них как раз в аккурат тут как тут на путях наш дядя Коля и затаился, и ждет момента, чтобы вдарить, да так, что у супостата навсе-гда отпадет охота поднимать против нас свой поганый меч, когда такие люди в стране советской есть, вашу мать.
Ну и что совершенно естественно, наш Васятка пошел, как говорят, по стопам своего доблестного отца и вскорости должен получить первое в своей жизни воинское звание, чему мы все, конечно, рады и с нетерпением ждем


Глава семнадцатая
Однажды Максу Вайбелю захотелось побыть одному, и он под каким-то малозначительным предлогом смог отделиться от небольшой группы своих со-служивцев.
Был месяц апрель. Для всей Германии это было время всеобщей подготов-ки и проведения двух самых главных праздников третьего рейха - дня фюрера, 20 апреля отмечали его день рождения, а также 1 мая - национального праздни-ка всего немецкого народа.
 В это время на площадях было полно цветов, кругом бегали дети, солид-ные матроны прогуливали своих собачек или кошечек, спокойные местные бюргеры, сидя за порцией фирменных сосисок и Штифелем - кружкой в виде сапога - пенящегося баварского, почитывали газетную продукцию: «Фелькишер беобахтер», «Берлинер Тагеблатт» или даже эсесовскую «Дас шварце кор».
Под партийные марши, топая по весенним лужам, маршировали одетые в коричневую форму оркестранты, готовясь к предстоящим праздничным пара-дам, повторяя и повторяя свои пируэты и музыкальные пассажи - не дай бог во время шествия сбиться с ноги или взять не ту ноту.
Воздух был полон какой-то неестественной чистоты и звонкости. Казалось его можно резать ножом и мазать на хлеб, такой он был вкусный. Грудь распи-рало от желания радоваться жизни.
Он подошел к небольшому очень изящному фонтану, опустил руки в про-хладную чистую воду и с наслаждением провел влажными руками по  разгоря-ченному лицу, по своим рыжим волосам. Но упрямый хохолок никак не хотел становиться прилизанным и объединяться с остальными волосами, Он несколь-ко раз попытался все-таки их усмирить. Но, увы... Несколько упрямых волосков никак не хотели его слушаться. Этот хохолок придавал ему вид взъерошенного рыжего петушка.
Вдруг рядом с собой он услышал какое-то булькающее хихикание. Он по-вернул голову и остолбенел. Рядом с ним была она. Девушка сидела на краю фонтана и ладошкой зажимала рот, чтобы громко не рассмеяться. Все его мани-пуляции по усмирению хохолка со стороны выглядели так комично, что она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться во весь голос. Поняв, что девушка видела его мучения, он покраснел так, как не краснел никогда в жизни. Его обдало жа-ром, во рту у него пересохло. Она ведь смеялась над ним. Ну что тут было де-лать. Он уже собирался рвануть от этого фонтана подальше. Но вдруг, чему он очень удивился, ему стало легко и весело. Он отчетливо представил свой вид со стороны.
Рот его непроизвольно стал растягиваться в улыбке. Да и еще эта хохо-тушка рядом, которая смотрит на него таким восторженным взглядом. Встре-тившись глазами, они, уже ничем не сдерживаясь, так молодо заржали, что все, кто был по близости из добропорядочной публики, стали оборачиваться на них и смотреть с укоризной. Ну, как же так можно? Ну, где же вы находитесь? Ну, нельзя ли вести себя поприличней?
Я только могу себе представить, если такая же ситуация повторилась бы в наше время, куда бы послала наша, так называемая молодежь, этих тетенек и дядечек.
Заметив такое внимание к себе, они постарались побыстрее ретироваться подальше от этого фонтана. Они куда-то шли, совершенно не разбирая дороги. От нее исходили какие-то волны, какое-то электричество, какая-то аура, какие-то тонкие, будоражащие запахи, какая-то притягательная сила, которая ставила его в совершенно не понятное и никогда ранее не переживаемое им состояние. Состояние, при котором ему хотелось идти за этим существом неизвестно куда и неизвестно зачем. Хотелось и все.
 Тонкая ниточка, которая возникла между ними в первый момент, с каж-дым шагом становилась все ощутимее, она крепла с каждым шагом, с каждым случайным соприкосновением их молодых тел, когда они, совершенно не видя людей, попадавшихся им на пути, пытались их как-то обойти. Их организмы существовали сами по себе, их души жили по своим законам, вечным законам природы. Если бы кто-нибудь сейчас остановил его и спросил, как выглядит его подружка или что он сейчас чувствует, он не смог бы дать никакого вразуми-тельного ответа. Он ее просто не видел, он только ощущал ее всеми фибрами своей души.
 Он знал только одно - она прекрасна, прекрасна во всем, прекрасна телом, прекрасна душой, прекрасна одеждой, прекрасна своей походкой. Она просто прекрасна. Все его житейские проблемы отошли куда-то далеко, он забыл, что он служивый человек, что срок увольнения заканчивается, что его ждут руково-дители, что у него есть какие-то обязанности перед рейхом и что наверняка сей-час является объектом для весьма тщательного изучения его поведения в такой, довольно штатной, для его будущей профессии ситуации.
Он просто про все забыл. Рядом с ним было совершенно божественное существо. Если бы его спросили, как ее зовут, куда они шли или где они были, или о чем они все время разговаривали, он не смог бы ответить ни на один во-прос. Он был в каком-то совершенно заколдованном круге, в круге ощущений первого настоящего влечения, в круге, который на этой во всем грешной земле не многим выпадает пережить.
Они заходили в какие-то кафе, ели мороженое, пили воду, снова ели мо-роженое и снова пили воду. Когда они немного освоились и пригляделись друг к другу, она сама положила свою ладошку ему в руку. В первый момент он по-чувствовал удар током и потерял дар речи. От ее теплой ладошки исходило столько доверчивости, столько нежности, столько, столько всего, что он сразу просто вознесся на небо.
С ее такой вроде бы простой помощью, ее незаметным толчком, он понял что они преодолели какой-то очень важный барьер, что теперь между ними мо-жет происходить что-то совершенно необычное и открытое. Они будут говорить друг другу только правду, они могут делать все, что им захочется, с них слетела какая-то шелуха. Шелуха их прежней жизни, шелуха их прежнего жизненного опыта. Осталась только чистая правда, между ними наступил момент истины.
Она, как выяснилось позже, заканчивает искусствоведческий факультет Мюнхинской академии художеств. Ей пришлось приложить немало усилий в последующие их встречи, чтобы открыть ему мир живописи и скульптуры, мир красок, форм и ощущений.
Сначала он пытался переводить все в шутку, но затем, через некоторое время, перед ним как бы открылись какие-то ворота, спала какая-то пелена, и он мог часами слушать ее лекции, предназначенные только для него. Они часто за-ходили в музеи и художественные галереи. Даже ездили пару раз к дяде в Бер-лин. Дядя Гюнтер был от нее просто в восторге. Тем более у них тут же находи-лись общие темы для бесед.
- Как она относится к шедеврам искусства малых форм?
- Могут ли иметь какую-либо ценность «фаюмские портреты»?
- Что ей известно о технике энкаустики?
- Что она думает об образцах античной скульптуры эпохи эллинизма?
- Что превалирует в греческих скульптурах телесная красота или этическое совершенство?
- Каково ее отношение к предметам иконописи?
- Каково самое значительное произведение итальянской живописи ХV столе-тия?
- Каково место майолики в эпохе Возрождения?
- Кому принадлежит первое место среди живописных школ Северной Европы XV-XV1 веков?
Греки, египтяне, итальянцы, французы, голландцы, фламандцы, испанцы, эпохи Возрождения и Ренессанса, апмир, барокко - этому не было конца. Они с таким увлечением обо всем этом говорили, что он, приткнувшись где-нибудь в углу с затаенным дыханием, боялся лишний раз потревожить их каким-либо не-ловким движением.
Надо честно признаться, что он получал колоссальное удовольствие, на-блюдая за ней в этих дискуссиях. Хотя ей было и довольно сложно общаться с таким спецом, каким был дядюшка Гюнтер. Однако она довольно часто не сда-валась и отстаивала свою точку зрения. В эти моменты, когда она раскраснев-шаяся, постоянно сдувая, именно сдувая челку со лба, что-то усердно доказыва-ла дяде, он, почти совершенно не вникая в суть, просто любовался ею, и видел ее как бы с совершенно другой, неизвестной ему стороны и восхищался ее арийским бойцовским характером.
Надо сказать, что Эльза окажется очень полезным помощником в его бу-дущей работе и в дальнейшем будет часто выступать в роли весьма эрудирован-ного консультанта при оценке украденных им в других странах различных про-изведений искусства.
- Макс Вайбель, ваша очередь!.
Молоденькая секретарша в кокетливо закрепленной на пышных волосах пилотке, в тщательно выглаженном и туго обтягивающем шикарную грудь и еще более шикарные бедра мундире, из-под которого выступали весьма строй-ные ножки, с пылающими щечками, с глазами, в которых горел неутоленный голод - еще бы, перед ней проходили гогочущие молодые, здоровые жеребцы, отпускающих в ее адрес всякие скабрезные шуточки, полные всяких соленых намеков, держала в руках список уже бывших курсантов школы.
Заливаясь румянцем, вызвала, надо особо отметить в числе первых, т.е. особо отличившихся во время учебы, очередного будущего защитника великого рейха в кабинет.
- Хайль Гитлер - стойка смирно, каблуки вместе, носки врозь, подбородок поднят, глаза горят, сердце вот-вот вылетит из груди, правая рука резко брошена под потолок в прекрасном приветствии германской нации.
В старинном зале замка, на стенах которого располагались различные охотничьи и военные трофеи, говорящие о великих победах его владельцев за огромным инкрустированным дубовым столом расположились руководители школы.
- Курсант Макс Вайбель подойдите ближе.
Седой статный, с лихо закрученными усами в идеально сшитом мундире, с большим количеством наград, которые он получил еще в первую мировую вой-ну, руководитель школы, стоя, торжественно объявил:
- Уважаемый господин Вайбель, поздравляю Вас с блестящим окончанием нашего учебного заведения. Вам вручается специальный диплом и присваи-вается очередное воинское звание.
Максу, естественно, было очень приятно пожатие руки этого бравого во-яки. Да и, наконец-то, закончилась, уже порядком надоевшая, муштра.
После торжественной церемонии его очень вежливо попросили пройти за ширму, где его уже ждали люди в белых халатах и где под большим секретом ему была сделана в скрытом месте подмышкой правой руки татуировка в виде свастики и бегущей лисицы
В засекреченных материалах школы он  с этого момента стал числиться под псевдонимом Rotfuchs  (рыжий  лис). Свастика  и  бегущий  лис  могли явиться теперь при необходимости паролем.
Перед ним открывалась очень широкая дорога для будущей карьеры. Од-нако под влиянием двух близких ему  людей он стал сначала помощником, а за-тем и продолжателем дела своего дяди - штандартенфюрера СС  Гюнтера Зиль-берберга.
Макс Вайбель,  окончив  весьма  тяжелую учебу и получив на экзаменах самые высокие баллы,  а также самые лестные рекомендации,  был по просьбе дяди направлен в Главное имперское управление безопасности (РСХА), которое возглавлял Райнхард Гейдрих - старый знакомец дяди, а точнее в 1V отдел  управления безопасности, то есть в гестапо, руководителем которого был Ген-рих Мюллер.
Как известно, в сферу деятельности гестапо входили задачи преследования и уничтожения всех инакомыслящих, а также очищения нации от вредного влияния представителей других национальностей (в основном евреев). Все их более менеее ценное имущество присваивалось третьим рейхом.
Макс Вайбель стал незаменимым помощником своего дяди. Причем они вседа были в первых рядах эрудированных мародеров, въезжавших в оккупиро-ванные страны сразу же после того, как заканчивались военные действия. В их задачу входил прежде всего поиск, оценка, подготовка к отправке и контроль за вывозом всего ценного, что им удавалось отыскать как в музеях различных стран, так и в частных коллекциях. Предметы искусства и старины шли в рейх сплошным потоком. Ими заполнялись целые эшелоны.
Когда они появлялись в какой-либо стране, первым делом они пытались найти специалистов в той или иной области искусства, хотя во многом сами прекрасно разбирались. Но для более точной и четкой работы им были необхо-димы люди, лучше знающие местные условия и готовые за незначительное воз-награждение продать душу хоть самому дьяволу.

Глава восемнадцатая
Так, как только была оккупирована Прибалтика, они сразу же выехали в Ригу. Там и состоялось их первое знакомство с Янисом Карловичем Приеде, от-цом Андриеса Приеде.
Янис Приеде как раз и был тем человеком, который работал в департамен-те культуры Латвии и прекрасно разбирался во всех вопросах, связанных с про-изведениями  искусства, их состоянием и расположением в различных музеях этой небольшой страны.
Янису Приеде за активное содействие был обещан приличный паек, что  было по тем тяжелым голодным временам весьма кстати и далеко не лишним.  Янис просто ненавидел советскую власть и был ее ярым  противником.
Как только его совместная работа с Вайбелями подошла к финалу, и их интерес к нему пропал, он вступил в латышский добровольческий легион СС.  Причем, он был одним из первых,  кто вступил в этот легион, как только немцы и марионеточные власти Латвии под лозунгом борьбы с большевизмом и защи-ты Родины объявили  набор  добровольцев  в 15-ю добровольческую дивизию СС. Через несколько месяцев он был включен в печально известную «команду Арайса», которая  прославилась  уничтожением десятков тысяч евреев, русских, белорусов и людей других национальностей.
В числе более десятка латвийских эсэсовцев он получил Рыцарский крест  - высшую  награду Рейха. После приближения советских войск Янис ушел вме-сте с отступающими немцами, и след его практически был потерян. В Риге он оставил жену и маленького сына Андриса.  В дальнейшем Андрис в анкетах пи-сал,  что его отец без вести пропал.
Прошло немногим более десяти лет. В дверь квартиры, где с матерью жил Андрис постучали. На пороге стоял незнакомый человек. Одет он был в серое незаметное пальто, шея перемотана большим вязаным шарфом. Он попросил разрешения войти. И когда за ним закрылась дверь, он отодвинул застывшую у дверей растерянную женщину и, как-то почти бесшумно, ловко и быстро осмот-рел квартиру.
Я привез привет от вашего отца - сказал он. Мать всплеснула руками и прижала ко рту смятый платок. Он попросил бритву и, вспоров подкладку паль-то, достал кусочек белой тряпки. Затем он попросил горячую воду и, опустив туда тряпку, немного ее там подержал и, когда на ней что-то проступило он ее, слегка отжав, передал матери. На ней ясно выделялись какие-то буквы. Это бы-ло письмо отца. Отец писал о том, как он сейчас живет, где он находится и так далее.
Самое же главное состояло в том, что он просил помочь этому человеку. Так в жизнь Андриса вошел Макс Вайбель. Андрис рос практически предостав-ленным саму себе. Он рос как дикий порей у дороги - зеленый и весь в колюч-ках. Мать тихая и забитая женщина работала на обувной фабрике на какой-то тяжелой и мало оплачиваемой работе, и постоянно находилась в состоянии по-иска  дополнительной работы,  чтобы как-то свести концы с концами. Андрис же вел довольно свободный и где-то даже разгульный образ жизни. Нигде не работал. Играл довольно прилично в карты, поэтому его часто приглашали в серьезные компании. Несколько раз его ловили на жульничестве и здорово за это били, однажды чуть не до смерти. Однако он каждый раз восставал из пепла и снова брался за старое. Благодаря своей комплекции, он очень любил играть в баскетбол. Ну и, естественно, играл только на деньги. Однажды, за драку на спортивной площадке, а он ни много, ни мало избил одного из противников, да так, что парень подал на него в суд за нанесенные ему увечья, его арестовали. На его счастье судьей была моложавая женщина, которой этот стройный высо-кий парень понравился и она решила помочь и не калечить ему жизнь. Она вы-звала его к себе и предложила возместить материально пострадавшему парню нанесенный ущерб. Но в то же время он должен будет, хотя его срок еще не пришел, пойти в военкомат и написать заявление о желании добровольно пойти служить в советскую армию. Военкомат она брала на себя.
Таким  образом,  он сможет спастись от неминуемой тюрьмы. Так Андрис оказался в нашем доблестном строительном батальоне.

Глава девятнадцатая
Макс Вайбель, объездив практически всю оккупированную Европу и разо-рив не один десяток музеев, галерей, ограбив тысячи людей, оказался совер-шенно случайно в окружении на пути наступающих советских войск. У него были заранее приготовлены несколько документов на рядовых солдат различ-ных  родов войск.
Так на свет родился ефрейтор пехотного полка Отто Шнитке, возвращав-шийся после контузии из госпиталя в свою часть. К счастью, ему удалось без особых приключений обойти все проверки. И он под фамилией Шнитке прошел весь путь пленного солдата. Он также принял участие в знаменитом шествии более чем двадцати тысяч военнопленных немцев по Тверской улице в Москве.  Мог ли он, Макс Вайбель преуспевающий эсессовскмй офицер, когда-нибудь себе представить, даже в самом кошмарном сне, что вот так, шаркая деревян-ными подошвами, позвякивая консервной банкой, заменявшей ему котелок, ис-тощенный  физически и морально, грязный и давно не мытый, даже подумать, что окажется в таком виде на центральной улице столицы страны - первейшего врага третьего рейха.
Вокруг молчаливым коридором стояли тысячи и тысячи людей. Под ритм идущих строем солдат рейха он думал о том, как же это так случилось, что вро-де бы все огромные богатства, которые веками скопил это город, вроде все это было практически уже в его руках. Но видно это не его судьба, а его судьба видно совсем в другом.
Сначала его вместе со всеми повезли на север, где, чуть ли не умирая от холода и  непосильного лагерного труда,  он, с его привычками к хорошей пи-ще, к красивой одежде, к хорошим духам и чистому белью, еле-еле выжил.  Практически он был на грани истощения,  когда их лагерь перевели  под  Моск-ву. Здесь условия их содержания были более-менее сносными. И морозы уже не те,  да и питание терпимее. Каждый день их выводили восстанавливать разру-шенные дома, строить новые целые городские районы, подводить различные коммуникации.
Ну и, конечно, как любому заключенному, ему помогали выжить воспо-минания о его жене и семилетнем сыне.
И тут эта встреча. Это было какое-то наваждение. Он стоял в глубокой траншее и как всегда механически выполнял свою работу. Мысли его были да-леко дома. Он вспоминал годы учебы в спецшколе СС, свою первую встречу со  своей будущей женой, свой смешной хохолок и что за этим последовало, своего малыша, своего первенца. На фотографии, которую он всегда носил с собой, они были сняты втроем  на празднике,  посвященном начале учебного года.
Они всем семейством пошли в магазин и купили все необходимое для школы, в том числе очень красивый костюмчик матроса - небольшие шортики и курточку,  где в разрезе на груди были специальные ленточки, вроде бы как у бывалых моряков на груди виднелась тельняшка. Сын выглядел в ней необык-новенно серьезно и солидно, что приводило, ну совершенно, в дикий восторг и умиление всех родственников, особенно бабушек и дедушек.
Эта фотография была практически единственной ниточкой соединяющей его с той прошедшей жизнью. Задумавшись, он случайно скользнул взглядом  по верху траншеи. Он потом долго не мог прийти в себя и вспомнить что же все- таки произошло. Это было похоже на удар током, на неожиданный удар  из-за  угла. 
На мостике через траншею стоял его сынишка, с которым он только что разговаривал о его учебе, о том, не обижает ли его кто-нибудь, слушается ли он маму. В той же самой матроске. Конечно, не в той же самой, но уж в очень по-хожей. В первый момент он ничего не видел перед собой, кроме этого маль-чишки, испуганного его криком. Мальчишки, так похожего на его сына.
Это было какое-то божественное наваждение, каким-то предзнаменовани-ем того, что скоро его мучения закончатся, и он снова сможет обнять своего сы-на,  жену и всех родственников. Он очень долго не мог прийти в себя, не спал ночами. Все его мысли были, естественно, дома. И действительно, вскоре он в числе первых партий военнопленных, по решению советского правительства  был отправлен на родину.
Вернувшись в Германию, он снова стал тем же Максом Вайбелем, быв-шим эссесовским офицером, бывшим советским военнопленным, теперь уже гражданином Федеративной республики Германии и владельцем картинной га-лереи, которую он получил по завещанию своего дяди, скоропостижно умерше-го совсем недавно от сильного сердечного приступа.
Надо было как-то определяться в этой новой жизни. После  недолгих раз-думий он решил использовать свой накопившийся опыт, свои полученные за годы войны знания в области искусства и  антиквариата. Он решил  поставить  перед собой цель- стать крупным торговцем различных шедевров. В эти тяже-лые времена многие жители отдавали буквально за гроши весьма и весьма цен-ные и редкие произведения искусства, чем и не преминул воспользоваться Макс Вайбель.
Галерея его разрасталась, дело потихоньку стало становиться на ноги и расширяться. У него стали появляться различные клиенты в самой Германии, а так же он стал получать заказы и  из  других стран. Иногда он выполнял заказы на приобретение конкретных предметов на аукционах или распродажах,  а ино-гда добывал необходимое с помощью бывших завербованных помощников,  старым проверенным  способом,  то есть  воровством.
Естественно, это стоило недешево и часто сопровождалось какими-то че-ловеческими жертвами. Но это его мало интересовало. Главное было выполнить заказ и поддерживать свое реноме, человека способного сделать невозможное.
Его заказчиков, богатых частных коллекционеров очень редко интересо-вала  законность приобретения  той  или иной вещи. Главное для них было об-ладание ею. А какой ценой она оказалась у них в руках, было делом десятым.
Не так давно Макс Вайбель получил довольно интересный конкретный за-каз от одного выжившего из ума,  но весьма богатого,  из старинного немецкого рода барона. Барон - уже довольно солидного возраста,  но еще очень бойкий старичок был собирателем картин. Основной темой его довольно обширной коллекции была тема женского портрета. Сам он являлся представителем абст-рактного искусства, как он себя считал. Он окончил в конце девяностых годов  прошлого  столетия  в Мюнхене известную школу А. Ажбе. Эту же школу при-мерно в те же годы, хотя он был намного старше этого барона, закончил и полу-чивший в дальнейшем широкую известность один из основоположников абст-рактного искусства русский художник Василий Карпинский. Несмотря на зна-чительную разницу в возрасте, художники долгое время поддерживали друже-ские отношения.
Так вот этот барон и заказал Вайбелю приобретение для него портрета же-ны Карпинского -  Нины,  написанный  самим Карпинским в 1917 году сразу же после женитьбы. От истории их знакомства веяло романтикой. Карпинский од-нажды услышал по телефону голос своей будущей жены  -  голос  прекрасной  незнакомки и тут же влюбился. Знал ли барон жену художника, была ли здесь какая-либо тайна,  сказать  сейчас  невозможно. Но факт остается фактом - ба-рон заказал  именно этот портрет Вайбелю.
Барон при расставании вручил ему черно-белую репродукцию картины и сказал, что по его сведениям эта картина должна была быть где-то в России, и что перед войной она несколько раз мелькала в Прибалтике.
Макс очень  заинтересовался  полученным заказом и решил весьма серьез-но заняться  его выполнением, тем более у него было к кому обратиться и  в  самой  Прибалтике.
Глава двадцатая
Валентин Котельников - кличка Кот - имел три ходки на зону - вор в зако-не.  Всю свою  жизнь  прожил  в маленьком  литовском городке Мажейкяе.  Мать убирала квартиры у богатых литовцев. Отец работал до пенсии на огром-ном нефтеперерабатывающем заводе в этом же городе, известном на всю стра-ну. Валька рос злым и совершенно неуправляемым. Отец его частенько лупце-вал, чуть ли не до полусмерти. Однако, это мало что изменило в его судьбе.
Первую судимость Валька - Кот получил за драку на танцульках, где пыр-нул  ножом  одного  старлея  из стоявшей неподалеку дивизии. Хорошо еще не насмерть. Старлей оказался довольно крепким парнем и выжил, хотя удар при-шелся,  как говорят, в жизненно важный орган - в селезенку. После чего ее пришлось удалить,  а старлея комиссовать из армии.
Камера малолеток - в тюрьмах нет ничего страшнее, чем камеры малоле-ток. Весь юный ум, не затуманенный всякими дурацкими мыслями о совести  и порядочности,  уходит на поиски издевательств себе подобных. Пахан камеры и его дружки за любой косяк (оплошность) наказывают провинившегося изо-щренно и в большинстве случаев извращенно. Косяком может быть все: непра-вильный ответ или действие, невыполненное обещание, утаивание прошлых важных с точки зрения уголовного мира моментов своей жизни.
Кот, тогда еще Валька Котельников по молодости в первой  в своей жизни  ходки к хозяину, а точнее в Рижскую тюрьму, как раз и попал в такой дур дом. Ну и, что совершенно естественно, тут же попался. В камере прямо под зареше-ченным окном поближе к свежему воздуху на шконке, заправленной в отличии от других шконок не простым  тонким байковым одеялом с серыми, бывшими в многократном употреблении простынями, а шерстяным одеялом с белоснежны-ми простынями,  сидел здоровенный малый в адидасовском спортивном костю-ме из под которого выглядывала  полосатая тельняшка. Около него на полу, кто на корточках, кто полулежа, располагались несколько парней - быков. Играли в сику. Валька вошел в камеру, держа выданные ему постельные принадлежности и небольшую авоську со своими вещами. Все, что происходило с ним до того: арест суд, слезы матери, поездки в воронке, часовые, стрижка наголо, шмон, выбрасывание, с точки зрения сотрудников тюрьмы, ненужных или запрещен-ных вещей - привело к тому, что Кот находился в полном ступоре, то есть ему казалось, что все это происходит не с ним, и что все это он видит как бы со сто-роны.
- О! Какие к нам бакланы (начинающие преступники) пожаловали, - ощерился выбитыми зубами один из играющих. Уж очень мы новеньких фраерков лю-бим. Вот будет потеха.
- Сам ты фраерок, - огрызнулся Валька и тут же почувствовал, что в камере запахло жареным.
- -Смотрите-ка, какой невежливый, - хищно улыбаясь, сказал щербатый.
В камере наступила тишина, и все головы разом повернулись в сторону парадной шконки.
- Ты кто?
Это малый в тельняшке угрюмо задал вопрос. Валька ошарашено погля-дывал вокруг, ожидая подвоха с любой стороны и не поняв смысла самого во-проса гордо ответил:
- Как это кто, конь в пальто!
Это был очень серьезный прокол или косяк. По правилам зоны он обязан был ответить: «Я такой-то, масть такая-то, моя кликуха такая-то, сел по такому-то делу».
Тут же по команде пахана Вальку схватили за руки, какой-то тряпкой за-вязали глаза. В камере раздавались только хрипы проводящих экзекуцию и Валькины стоны, сопротивляющегося изо все силенок. С него стянули сначала штаны, а затем и трусы и голой задницей посадили на верхние нары. Раздвину-ли ему ноги и концом какой-то прочной веревки связали ему мошонку, а другой конец веревки привязали к нарам. Пацаны расступились, давая дорогу пахану. Он молча подергал веревку, проверяя ее прочность. Потом, не повышая голоса, скомандовал: «Прыгай!».
 В камере стало совсем тихо, только тяжелое дыхание выдавало присутст-вие здесь людей. Все замерли в ожидании интересного развлечения. А ведь что еще им было делать в этой душной вонючей камере, где изо дня в день проис-ходило одно и то же, одно и то же – подъем - шлюмка баланды, шлюмка балан-ды - отбой. Куда же было им деть то огромное количество невостребованной энергии, которое скопилось в этих молодых, здоровых телах с мало тронутыми каким либо интеллектом мозгами, как не направить ее на издевательства более слабых физически, да и духом.
Валька со страху чуть не помер, сердце бешено колотилось, он сидел на нарах и весь в поту дрожал как осиновый листочек. Он понимал, что наступил ему полный кобздец. Ведь если прыгнуть, то можно остаться никому не нуж-ным в этой треклятой жизни инвалидом, ну а если не прыгнешь, покажешь свой страх- все тебе хана, сам себе подпишешь приговор и твое жизненное простран-ство навечно будет около вонючей параши.
В голове у него лихорадочно бились мысли: что ему делать, что они могли там учудить? Наверное, что-то такое, чтобы над ним посмеяться, поиздеваться, попытаться проверить его на вшивость, каким-то образом унизить и показать свою силу, силу воровской кодлы. Ведь и правда, не сделать же его в самом де-ле калекой. Ведь за это по понятиям зоны им могут такую предъяву предъявить, что всей камере мало не покажется. И Валька решился. Оттолкнув державшие его руки, он прыгнул вниз. И.... ничего страшного не случилось. Оказалось, что эти хитрые мерзавцы привязали веревку к нарам не на прямую, а через тонкую нитку. Услужливые руки поймали его еще в полете и мягко опустили на пол. С него сорвали тряпку с глаз и он увидел вокруг улыбающиеся довольные спек-таклем физиономии.
- Ну, ты молоток! - сказал пахан и похлопал его по мокрой спине. Так Валька прошел первую в своей жизни воровскую прописку. Когда оставалось со-всем немного времени до окончания его первой отсидки в рижской тюрьме, ему сделали на передней части правого бедра наколку в виде креста с голо-вой святого в терновом венце с пиковой карточной мастью, означающей, что он судим за хулиганство.
Наколку делал сам пахан камеры. Было очень больно, но он терпел. Для наколки использовали крепежные скобки от тетрадей, которые заранее были заточены и связанны вместе на спичке. Вместо туши  использовался пепел, смешанный с сахаром и разведенный в моче.
В свою очередь он тоже многое почерпнул от сокамерников. Их полезные житейские премудрости очень ему пригодились в дальнейшем. Ну, например, он научился при помощи незатейливой железяки открывать довольно сложные замки, не раздумывая бить первым, не предавать друзей, обязательно отдавать долги, особенно карточные и самое главное даже на расстоянии чувствовать фраера.
А второй раз он попался просто на мелочи. Отец с большим трудом устро-ил этого вроде бы перевоспитавшегося кадра на завод шофером бензовоза. До-вольно  хлебная по тем временам профессия. Бензин был в дефиците, и можно было, немного его приворовывая,  безбедно жить.
Но Кот был бы не Котом, если бы чего-нибудь не удумал. А удумал он просто на просто спереть целый бензовоз,  как уже говорилось с дефицитным бензином,  что б значит разом покончить со своим  жалким, как он считал,  су-ществованием. Со сбытчиками он, естественно, договорился и заказчиков до-вольно быстро нашел. Бумаги он, что тоже естественно, подделал.
Да вот только стал он выезжать с завода, как одна вахтерша, здоровенная такая мымра и обратила внимание на Валькины художества по части как раз этих  ксивенок. И вновь загремел наш уважаемый клиент под фанфары по шпа-лам и уже на всю пятерочку. Когда Валька вернулся после второй ходки к хо-зяину, это уже был закоренелый, уверенный в себе, прошедший все воровские университеты волк.
Третий раз дело было намного серьезнее - групповой бандитизм-ограбление нескольких квартир,  магазинов и сберкасс и, самое главное, с жерт-вами. Главарь пошел под расстрел, а ему досталось двенадцать лет. Вот тут-то Валька и получил  великое,  вполне  им заслуженное по  понятиям  звание вора в законе. Короновали его в Владимирском централе, сидящими там кавказскими ворами, по всем законам зоны. Воры в законе, авторитеты - это элита воровско-го мира, это его лидеры, формирующие новые воровские кадры, контролирую-щие лагерный и свободный общаки - своеобразные кассы, которые предназна-чены для грева (поддержки) целых зон небольшими суммами денег и продукта-ми, выступающие в роли третейских судей и, во многих случаях, даже распоря-жающиеся жизнью обычных зеков.
Чтобы стать вором в законе, мало быть уголовным авторитетом и чтить воровской кодекс. Нужно пройти целую процедуру, называемой коронацией или посвящением в законники. Это непросто, нужно соблюсти целый ряд фор-мальностей. Прежде всего, претенденту, замахнувшемуся на этот самый важ-ный титул уголовного мира нужно заручиться двумя рекомендациями от но-сивших это заслуженное звание не менее трех-пяти лет (один по кличке Орик,  второй - Додик Кутаисский). Затем повсюду тайной лагерной почтой - дорогой, которая, кстати, не менее оперативна, чем обычная почта, рассылаются письма - малявы. Каждый, кто знает о каком либо деянии кандидата, порочащем воров-скую честь, должен немедленно сообщить в «отдел коронации». Далее следует клятва новоиспеченного кадра и ему торжественно наносится какая либо татуи-ровка, указывающая на то, что ее носитель вор в законе. Коту, например, была сделана на правом плече наколка в виде погона-эполета, знак отличия в воров-ской иерархии.
Кот в своей воровской жизни прошел и через широко известную Рижскую тюрьму, Бутырку и Владимирский централ, поэтому значимых наколок у него было несколько. Кроме вышеперечисленных, на левом бедре - ромашка с его инициалами, на фаланге среднего пальца - перстень в виде карты, разделенной по диагонали на две части в верхней крести, в нижней -  буби, на левом пред-плечье - голова кота в цилиндре и с бантом - символ удачи и осторожности, а также воровской масти человека, убежденно и навсегда связанного с уголовным миром, склонного к разбоям, грабежам и кражам. Эта наколка- с аббревиатурой КОТ- одновременно означает, что ее обладатель коренной обитатель тюрьмы.
Теперь, так как он стал вполне уважаемым вором, то работать он уже не имел права.
И вот,  лежа длинными  вечерами на нарах, придумывал он себе занятие на будущее. И придумал. Соседом по нарам у него был бывший студент, почти за-кончивший какое-то художественное заведение, и довольно сносно разбираю-щийся в изобразительном искусстве -  в картинах там,  в скульптурах.
Валька, взяв соседа под свое крыло, сначала так потихоньку,  вроде бы не-нароком, вроде бы от нечего делать то да се, стал у него получать незаметные уроки, а потом, все более втягиваясь, слушал целые лекции. Студенту было очень лестно, что такие люди с таким вниманием слушают его опусы и, тем са-мым, хоть как-то постигают великое искусство, очищая свои очень далеко за-блудшие души.
Может кто-то и очищал, но только не Кот. У него на этот счет были далеко идущие планы. Кот решил после отсидки заняться интеллектуальным трудом, то есть заниматься воровством антиквариата в любом варианте.
Начать он решил со своего родного города, где жило очень много весьма зажиточных богатеев из бывших старинных дворян, копивших свои состояния поколениями. Как-то ему пришлось побывать в одном таком доме еще в дале-ком детстве.
Мать однажды пригласили сделать уборку в одном таком особняке. Хозя-ев не было, они были где-то в отъезде на очередных курортах. Так что всеми делами управлял один мужик, который был не прочь позабавиться с любой промелькнувшей мимо него юбкой. Ну и, естественно, он положил глаз и на му-тер.
Как только они пришли в дом, мамахен куда-то вдруг исчезла, и он остал-ся один в этих, как ему показалось, огромных залах. На стенах было навешано много чего. Большое количество каких-то теток и дядек, которые сурово смот-рели на него и вроде бы хотели сказать ему что-то важное, различное старинное оружие, охотничьи  трофеи.
Мамочка через некоторое время появилась раскрасневшаяся, улыбающая-ся, правда, немного смущенная, но очень довольная. И чем они там занимались? Мать даже не стала ничего убирать, взяла его за руку и повела в магазин, где купила ему разных леденцов и пряников, которые он очень любил.
Само событие он не очень-то помнил. Но вот эти увешанные стены, на ко-торых были собраны огромные, может быть где-то и преувеличенные им, богат-ства остались далеко запрятанными в памяти и вот сейчас, как нельзя кстати, вылезшими на свет. Вот с этих краж картин и стал Кот тем крупным подполь-ным специалистом антикваром, широко известным по всей стране в определен-ных кругах.
После начала своей производственной деятельности на поприще умыкания  у честных граждан нажитого ими в тяжелой жизненной борьбе имущества, Ва-лентин Котельников по кличке Кот сразу понял, что реализовать награбленные художественные ценности у себя, на так называемой советской родине, будет совсем не просто.
У людей,  восстанавливающих из пепла страну, были совсем другие забо-ты. Тогда он решил воспользоваться, так сказать, своим географическим поло-жением. Ну почему бы ни использовать морские порты Прибалтики для неле-гальной пересылки товара за границу, где, по понятиям Кота, потенциальных покупателей было хоть отбавляй.
Ему удалось каким-то образом, о котором он никогда никому не рассказы-вал,  зацепить одного из помощников капитана теплохода «Победа», который тогда начал совершать первые рейсы вокруг Европы. Через этого  помощника  он  и вышел практически на оптового покупателя,  не очень то интересующего-ся происхождением предлагаемого товара.
Этим покупателем и был небезызвестный  Макс  Вайбель,  по  кличке Лис.  Вайбель предложил Коту в свою очередь Андриса Приеде в качестве уже мно-гократно проверенного помощника. У Андриса была кличка Маэстро, которой он очень гордился и которую одобрил даже сам Вайбель. Хотя, честно говоря, ему было совершенно наплевать у кого какая кликуха. Главное делали бы дело.
Каково же было его удивление, когда при ближайшей встрече, показав ре-продукцию Коту, он получил однозначный ответ. Кот знает, где находится эта картина,  и  что нет никаких проблем ее добыть. Это дело они и решили пору-чить бригаде Маэстро, тем более, он долгое время был в простое.

Глава двадцать первая
Один из помощников, узнав, что Костя не прочь иногда перекинуться по малой в картишки, предложил ему серьезно специализироваться в этом деле. Умысел состоял в том, что наверняка всякие будущие партнеры такого крупно-го дельца будут предлагать ему для расслабления организма различные виды отдыха, в том числе и, естественно, картишки. Ставки наверняка могут быть весьма весомые.
Чтобы быть во всеоружии готовым, не быть облапошенным лохом и иметь возможность постоянно контролировать ситуацию, с его согласия был пригла-шен для обучения за очень большие бабки один знаменитый в своих кругах одесский шулер - асс. Этот бывший, как он говорил, шулер, чтобы его не узнали те, кому он был по крупному должен, а карточные долги, как известно, должны выплачиваться всегда, сделал себе даже пластическую операцию. Его даже как  пример перевоспитавшегося мошенника и как эксперта несколько  раз пригла-шали на телевидение в различные передачи. 
Однако своих шулерских штучек он не оставил. Так последним его шедев-ром был выпуск одной и той же книжки и с одним и тем же содержанием-описанием своих похождений, но под совершенно разными названиями. Пред-ставляете, если Лев Николаевич Толстой выпустил бы свою «Война и мир» в двух вариантах под разными названиями. Хотя, прошу заранее извинить, из уважения к великому писателю, за, может быть, не очень корректное сравнение.
После упорных многочасовых занятий Костя овладел достаточным мас-терством, чтобы не выглядеть за зеленым столом олухом. Его арсенал попол-нился шулерскими методами подготовки колоды карт к игре, способами фаль-шивых тасовок, предварительным подбором раскладов и т.д. Обладая острым умом и феноменальной памятью, он быстро преуспел в высочайшем шулерском мастерстве - в тасовках по цифровым алгоритмам.
При этом методе используются только чистые карты без всяких крапле-ней. Новые, еще не распечатанные колоды, попавшие на карточный стол долж-ны быть менее, чем за одну минуту подготовлены во время тасовки для раздачи себе или своему помощнику выигрышный вариант карт.
При этом совершенно не требуется больше применение других шулерских приемов, что очень важно для респектабельных составов игроков, играющих с очень крупными денежными ставками. Это был высший пилотаж, доступный только избранным.
Все выполнялось «слепым методом», то есть, не глядя на лицевую сторону карт, а, глядя только в глаза противника, чтобы отвлечь внимание от процесса тасовки. При этом нужно было быть внутренне острейшим образом настроен-ным и сосредоточенным. Одновременно необходимо было отвечать на обра-щенные к Вам слова и даже задавать какие-то  вопросы, тем самым, поддержи-вая какой-либо легкий  разговор.
Особенные успехи у него были в наиболее распространенных играх: пре-ферансе, висте и в покере. И он даже себя почувствовал в некотором роде мас-тером в тех тренировочных матчах, которые организовывали ему его помощни-ки. За зеленым сукном сидел вроде бы с виду просто тюха, а на самом деле уже весьма солидный игрок. Помощники были очень довольны. Не зря было потра-чено столько денег. Они должны были вернуться в виде крупных выигрышей.
Костя не любил шумные многолюдные казино, ему больше импонировали тихие укромные квартиры, где о нем ничего не знали, и он не привлекал ничье-го особого внимания и где за ним было довольно трудно при желании просле-дить. И бывали случаи, что он и выигрывал и проигрывал весьма солидные суммы.
Через некоторое время он, посовещавшись со своими помощниками, при-шел к выводу - ему нужно менять тактику игры. Если раньше он все время, сле-дуя инстинкту игрока, пытался ставить на выигрыш,  то теперь его интересова-ло, а что собственно произойдет, если теперь он будет ставить на проигрыш, ведь он практически не ограничен в средствах. Будет стараться проигрывать, тем самым, усыпляя своих партнеров, а затем один мощный удар, который дол-жен покрыть все предыдущие расходы.
Однажды он проиграл почти полный кейс зелени, где-то несколько сот тысяч долларов.  Однако эта тактика через некоторое время дала свои положи-тельные результаты. Прошел слух по всей Руси великой, что объявился какой-то новый Монте Кристо, который играет по крупному и не особенно расстраи-вается по утраченным мани. Но ведь главный смысл этой тактики был не в том, чтобы разбрасываться деньгами направо и налево, а в том, чтобы в конечном осадке оказались еще более крупные выигрыши. 
И такой случай вскорости представился.
Однажды Костя оказался на этой даче, куда и был приглашен с подачи его помощников людьми Маэстро. Прежде чем сесть за стол в этом заведении на-чальник его службы безопасности Егор Андреевич Арефьев провел немало ча-сов за встречным изучением всей этой гопкомпании. Но высказанное предло-жение носило характер так легкого времяпрепровождения и не предвещало ка-ких-либо серьезных последствий.
 Однако перспективы общения с состоятельными людьми давали повод для размышлений на предмет нужных знакомств и расширения своего бизнеса.
В этом вроде бы не таилась никакая опасность. Добро от своих помощни-ков было получено, и Костя в ближайшее время уже сидел за зеленым столом.
Вот на этом катране Костя и познакомился с ханты-мансийской карточной элитой. Буквально за несколько встреч были налажены основные контакты и связи.
Надо отметить, что в последнее время этот оазис любителей  азарта, щико-тателей своих нервов, искателей острых приключений на свою задницу стали навещать и представители быстро развивающегося в последнее время Ханты-Мансийского автономного округа, одного из самых крупных округов  и, кстати, с самым высоким уровнем жизни во всей России.
Край, его историческое название, Югра расположен в серединной части страны, является основным нефтегазоносным районом России и одним из круп-нейших нефтедобывающих регионов мира. Кроме того, в округе добывается россыпное золото, руды, цветные металлы, перерабатывается  лес.
 Этот  регион, донор страны, лидирует также по целому ряду экономиче-ских показателей. Ну и, естественно, все это привело к появлению не просто бо-гатых, а ну очень богатых людишек, как официальных, так и тайных. А там где большие фарты, там и желание подергать себя за нервишки, для того, чтобы  их немного взбодрить.
Руководители, да, проще говоря, владельцы этого клондайка, который они, вовремя подсуетясь во время всеми нами любимой и поддерживаемой всем одураченным народом перестройки, приобрели просто на фуфу, были очень азартные любители карт.
Довольно часто они  рассчитывались за проигрыши сладкими кусками своего бизнеса - заводами, магазинами, игровыми заведениями, нефтяным выш-ками, специальными кожаными мешочками, наполненными ворованным золо-том или драгоценными камнями и т д. Но одно дело варится у себя в собствен-ном соку,  совсем другое - выйти на российские просторы.
Вот это обстоятельство и подтолкнуло помощников Улыбышева к актив-ным действиям.
Во время первых своих посещений дачи Константин, как учил его шулер-асс, стал искать различные маяки, которыми иногда втихоря пользовались иг-рающие. И он их к своему удивлению находил. То это представляло собой сиг-нализацию жестами, мимикой  или речью, или комбинацией пальцев, держав-ших карты и т.д.
Так незаметно для окружающих, но, включив повышенное  внимание и ни чем себя не выдавая, он и обнаружил некоторый интерес со стороны хозяина, бросающего как бы невзначай, как бы мимоходом взгляды на висящее напротив панно. Правда иногда и только в решающие моменты, когда на кону собиралась приличная сумма. В другое время на это панно никто внимания во время игры не обращал.
Естественно, самого секрета панно он не раскрыл, но после консультации со своим карточным  академиком он пришел к выводу, что это дополнительный источник информации для тех, кто играл против него. А вот кто конкретно в каждой игре мог воспользоваться этим источником, ему и предстояло каждый раз определять и иметь это обстоятельство постоянно ввиду.
После особенно выгодной сделки Кот также позволял себе расслабиться и в виде исключения допускался Молчуном до игры, с какими-нибудь крупными уркаганами с магаданских или колымских золотоносных приисков. Однако он  входил в число посвященных и знал секрет панно.
Так однажды и встретились на этом катране Кот и Улыбышев при распи-сании преферансной пульки. И оба были вооружены секретным оружием. Игра довольно быстро вошла в обычное русло, когда суммы ставок стали превышать средний российский прожиточный минимум в сотни, а то и  в тысячи раз.
Сама игра шла с переменным успехом, но Коту все больше и больше не везло. Он с отчаянием посматривал на панно, и все время пытался использовать полученную информацию. Однако почему-то все его варианты рассыпались как карточные домики. Костя спокойно отбивался от всех нападений противника. Складывалось такое впечатление, что они все налетают на огромную скалу.
Через некоторое время Кот понял, что он безнадежно проигрывает этому внешне совершенно спокойному и уверенному в себе человеку. А когда после очередной раздаче, которую сделал этот игрок, побледневшему  и осунувшему-ся Коту стало совершенно ясно: он проиграл этому увольню огромную сумму. Он растерянно опустил голову и готов был молить о пощаде, как ему в голову пришла великолепная мысль. И ее необходимо было именно сейчас реализо-вать.
Кот попросил у играющих минуту перерыва и бросился к Маэстро. Только вчера вечером он привез для реализации и передал Маэстро старинную картину, которую команда Кота, мягко говоря, реквизировала из того самого дома, где ему пришлось побывать в детстве. На картине был изображен портрет любимой жены известнейшего художника. Ее он и захотел предложить Улыбышеву в ка-честве компенсации за свой такой значительный проигрыш.
Ему было, конечно, очень жаль отдавать эту картину, но что было делать. Ни Маэстро, ни Молчун никогда бы не поддержали его, да еще в таком крупном проигрыше. Игра есть игра, и проигрыш есть проигрыш. Каждый в этом деле должен отвечать только за себя. Таков закон.
Когда Костя взял в руки картину, что-то дрогнуло у него в душе. На него смотрела прекрасная незнакомка. Ее взгляд просто проник до глубин его души. Он не знал этого художника, также как не знал, сколько она может стоить и мо-жет ли являться компенсацией такого большого проигрыша. Он вообще мало разбирался в живописи. Однако в этом портрете было что-то такое, что он после некоторого колебания согласился на этот вариант.
И вот эта, таким образом, приобретенная картина стала первой в его бу-дущей коллекции. У него появились свои привычки и увлечения, которые раньше он себе позволить просто не мог. Так он потихонечку стал осуществлять свою новую мечту-коллекционирование картин. Причем стоимость картины для него практически не имела значение. Он приобретал только то, что ему нрави-лось.
Объяснить кому-то, почему он купил именно эту картину, а не ту он не мог, она  ему просто нравилась и все. Он мог купить то, что понравилось или на каком-либо ну очень престижном аукционе, заплатив бешеные деньги, или про-сто на вернисаже в Измайлове за какие-нибудь копейки. 
Кстати, этот выигрыш навел Константина на одну весьма завлекательную идею. И он вскоре приступил к ее осуществлению.

Глава двадцать вторая
Лайма правда не сказала самого главного. А не сказала она то, что неза-долго до этого пользуясь доверчивостью Надюши,  изготовила с помощью Маэ-стро к этому Фольксвагену дополнительный комплект ключей и ждала возмож-ности их использовать.
Они установили слежку за офисом Улыбышева. Но  несколько дней, по-траченные на это не дали какого-либо результата, Костя там не появлялся. На все звонки секретарша задавала одни и те же вопросы и очень вежливо отфут-боливала к его помощникам  Конечно, можно было кого-нибудь послать непо-средственно в сам офис и там выяснить, где  сейчас находиться разыскиваемый, но Маэстро очень не хотелось до поры появляться на сцене. Маэстро сломал се-бе голову в поисках решения.
Естественно, управлять такой большой компанией при наличии хороших помощников можно и не появляясь каждый день на рабочем месте. При совре-менных средствах связи можно находиться в любой точке земного шара и пол-ностью быть в курсе всех дел. А вот в какой точке сейчас нежился на золотом песочке и попивал всякие коктейли, а может вовсе и не нежился, а вел какие-либо переговоры или плел очередные интриги Улыбышев и предстояло выяс-нить Маэстро и чем скорее, тем лучше. Заказчик ведь не ждет. За такие бабки, которые он платит, можно было бы и энергичней пошустрить.
И вот однажды, сидя в одной из машин, Маэстро обратил внимание на то, что из офиса по утрам примерно в одно и то же время выходят одни и те же лю-ди, садятся в одну и ту же машину и куда-то уезжают. Затем через некоторое время возвращаются в офис.
Зоркий глаз Маэстро, вооруженный мощным цейсовским биноклем, отме-тил, что кейсы, которые несли эти люди, были прикованы к их рукам специаль-ными цепочками.
- Вот, наконец-то, есть. По-моему, это то, что нужно, - подумал Маэстро и дал команду срочно проследить за этими людьми.
- Маэстро, я засек адресок, куда эти почтовые летают, - передал по рации один из подчиненных.
Таким образом, банда вышла на дом, где жил Улыбышев. По приказу Маэстро все, кто участвовал в слежке переместились по этому адресу.
Двор как двор - детские качели, небольшая спортплощадка, по кругу стоя-ло несколько иномарок, сбоку притулились гаражи-ракушки. Все это представ-ляло отличное место для ведения наблюдения за подъездом, куда заходили курьеры из офиса Улыбышева. А то, что это были курьеры Маэстро, не сомне-вался. Он всеми фибрами чувствовал, что это лежбище того, кого они так долго искали.
Томительные часы шли друг за другом, было выпито все кофе из термо-сов, съедены все заранее запасенные бутерброды, прочитана куча газет - Улы-бышев не появлялся. На следующее утро появились курьеры, и все повторилось, как и раньше. Они вошли в подъезд, пробыли там буквально пару минут, вышли и укатили обратно. Маэстро приказал посмотреть, что это за подъезд такой. Один из его людей притворившись поддатым и хлебнув для запаху, нажав на звонок, сунулся было в дверь, но его довольно вежливо, ничего не объясняя, два огромных лба спустили с о ступенек.
- Сюда нельзя! - вот и весь сказ.
Только на следующий день уже под вечер к подъезду подкатил просто огром-ный автомобиль. Из него вышел водитель, который затем скрылся в подъезде. Прошло несколько минут.
- Маэстро, гляди, по- моему, это он.
Действительно это был Улыбышев. Сначала из подъезда вышли те же му-жики и встали с двух сторон дверей. Внимательно оглядевшись, один из них что-то сказал по рации. Улыбышеву понадобились секунды, чтобы занять води-тельское место и его машина вместе с машиной сопровождения, резко взяв с места, свернула в конце двора под арку.
Маэстро объявил готовность номер один. Это означало, что объект слежки определился, и расставленные предварительно еще две машины на выезде из дома немедленно подключаются к погоне. Маэстро прекрасно понимал, если у гражданина такая конспирация, а еще в придачу такая охрана, то это далеко не простой бизнесмен. И в этой охране служат далеко не пустышки, а самые на-стоящие профи. Обойти их будет очень и очень не просто.
- Ну да ладно, - подумал Маэстро. С божьей помощью что-нибудь придумаем дельное. Кое-что в запасе имеется. И для начала для того, чтобы уйти от их внимательного ока и остаться незамеченными, решено было использовать три машины, которые по очереди сменяли друг друга.
Таким образом, сев на хвост Улыбышеву, и удалось определить  конечную цель поездки в Зеленой пахре. Поэтому знакомство с Наташей и ее помощь с этим спортзалом оказалась очень кстати. Бывают же в жизни маленькие совпа-дения.
Сегодня, когда, наконец-то, Лайма встретила Улыбышева, давно ими ра-зыскиваемого, она, воспользовавшись этими ключами, незаметно вскрыла ма-шину и, как ее учили, привела в полную негодность некоторые элементы элек-трики.
- Ага, где здесь что? Спокойно, ты все успеешь и сделаешь, все как надо толь-ко не торопись. Подруга Надюша помешать не сможет. Она только недавно вошла в бассейн и начала усердно массировать водой собственные телеса. Это уж однозначно надолго, потому что этих телесов довольно много, - ус-покаивала она себя.
Теперь-то уж точно, что бы  завести этот народный автомобиль или, как его ласково называют у него на родине, лягушонка  действительно  нужны  бы-ли  услуги, как минимум, современного технического центра и ни какие дяди Васи с простой отверткой в данном случае не помогут.
Так, совершенно незаметно для себя, Улыбышев попался в сети, расстав-ленные для него Андриесом Приеде по кличке Маэстро.
Лайма уже давно была связана с ним. Еще, будучи совсем девочкой, она была изнасилована Андриесом и посажена, как сейчас говорят, на иглу. Он со-вершенно не жалел денег на нее, покупал самые модные шмотки, купил для нее квартиру,  возил ее на курорты, следил за тем чтобы она была всегда в прекрас-ной форме. Наркотиков он давал ей не очень много, чтобы она скоро не соста-рилась.
Сначала Лайма пыталась как-то сопротивляться, но потом воля ее была подавлена дорогими подарками, обеспеченной красивой жизнью и Лайма по-плыла в этом житейском потоке, ни о чем не задумываясь и ни о чем не жалея.
К очень большему удивлению самого Улыбышева понадобилось совсем  немного времени для того, что он был уже готов выполнить любое желание, любую прихоть этой девушки, уютно и по-свойски расположившуюся в  его  владениях. Уже при подъезде к Москве он решил, что так просто с ней не рас-станется.   
Личная жизнь Улыбина была не очень интересной. Жена - тихая милая женщина, которую, в общем-то,  мало интересовали материальные блага. Она как-то совершенно спокойно, как должное воспринимала ту роскошь, которая ее окружала. Можно было сказать,  что она никогда и не жила страстями. С Костей они были женаты довольно давно, дочка уже была, слава богу, на выдании. Ей бы тихий уютный дом с садиком,  с  павлинами  и никаких особых житейских бурь.  Сейчас она с дочерью была на даче у родителей. Теща немного прихвор-нула, и они поехали на несколько дней ее навестить.
Вот что значит женская красота, женское обаяние, демонстрируемая при необходимости, женская беззащитность и слабость, хотя в большинстве случаев за этим кроется холодный и расчетливый ум. Костя Улыбышев совсем потерял голову. Он сам себе удивлялся,  как быстро это произошло. Но теперь, как гово-рится, он был на крючке, и из него можно было вить веревки.
Ведя машину по вечернему городу, он лихорадочно думал,  куда бы мож-но было ее для начала пригласить.  Но,  прежде всего,  надо было отделаться от, следовавшей за ним по пятам, охраны. Ему очень не хотелось показывать ей ка-кая он важная персона,  и что его неотступно сопровождают спецам балы из спец курятника. Что он при первой же возможности и сделал.
Резко свернул в одном месте, проскочил на красный свет в другом, виль-нул в один переулок, в другой, сделал вид, что останавливается около Макдо-нальдса  на  Пушкинской,  а сам,  проскочив сквозную стоянку перед американ-ской забегаловкой, в которой он был-то всего один раз, и которая ему очень не понравилась, свернул в один узкий, но проходной двор, выскочил  в тихий пе-реулок и к своему удовлетворению понял, что не совсем потерял навыки отрыва от слежки,  хотя это,  в общем-то, была не слежка, а охрана, но в данном случае хрен редьки не слаще. 
Когда он совершал все эти маневры, его радиотелефон мог бы просто ра-зорваться от возмущения, если бы он его вовремя не отключил. Когда же они оказались не в поле видимости охраны, он по телефону дал несколько отрыви-стых команд.

Глава двадцать третья
Ресторанчик «У дяди Гриши» был небольшим, но очень уютным заведе-нием.
Хозяин - очень жизнерадостный, балагур,  бывший музыкант,  философски настроенный по поводу того, что происходит вокруг, очень большой специалист по части создания у  посетителей  прекрасного настроения.
Дядя Гриша с первого посещения Улыбышевым этого заведения понял, что перед ним далеко не рядовая личность. Среди его клиентов было  много  до-вольно  состоятельных людей. Но в данном случае дядя Гриша чувствовал что-то совсем необычное. Он мог в этом поклясться на библии, а точнее на торе. 
Заведение отличалось той неброской домашностью, которую немногим из специалистов общепита удавалось создать. Если человек хотел оказаться в весе-лой компании он всегда в ней оказывался, если же хотел побыть в тишине - для этого также были созданы все условия. Кухня была одной из редких в Москве,  она отличалась каким-то неповторимом ароматом смеси чеснока,  перца,  каких-то приправ. Здесь можно было насладиться настоящей фаршированной рыбой или  форшмаком, который умели делать наши бабушки, кисло-сладким мясом, жаркоем из нежных ребрышек барашка с черносливом, потрясающими карто-фельными дранками, сладким лекахом или струделем. Ах, пальчики оближешь! Только от перечисления всего этого слюна забила фонтаном.
Здесь  не  было изыска больших дорогих ресторанов со всякими дизайнер-скими штучками из мрамора и хрусталя, но все что здесь было - это было про-стое и настоящее. А какие там были музыканты -  всего-то фортепьяно, скрипка и кларнет. Наверное, не было на свете музыкальных произведений,  которые бы они не знали. Они могли сыграть и первый концерт Чайковского, и зажигатель-ный разухабистый «Фрейлехс» или «Семь сорок».  А как пела скрипка, и ее при этом ласково поддерживал кларнет, старинные национальные мелодии. В них было столько тоски,  извечной мольбы небольшого народа к богу о лучшей доле  своим родным и близким, хорошим друзьям и знакомым, ну и, конечно, немно-жечко себе. А как же! Про себя тоже негоже забывать. Если практически каж-дый вечер Вы доставляете удовольствие людям, то богу не мешало позаботить-ся и том, чтобы у Вас был все-таки парнус - парнусевич, то есть хоть и неболь-шой, но материальный навар. А как они играли балладные и свинговые мелодии Дюка Эллингтона, Джоржа Гершвина или Бэни Гудмана. Каждый раз они не отыгрывали программу, не торопились на перерыв или домой, как это было практически везде.
Они жили этой музыкой, могли играть как за деньги, так и без них. Музы-ка для них была не ремесло или профессия.  Музыка для них была сама жизнь. Иногда к ним присоединялся сам дядя Гриша. И тогда они разыгрывали целые представления. Он обычно играл роль барабанщика. Своими маленькими руч-ками он прекрасно играл на крышке фортепьяно и выстукивал какие-то совер-шенно невероятные зажигательные ритмы, от которых балдели не только сами музыканты, но и все посетители. Дядя Гриша обязательно себе подпевал и  при-плясывал. Они втягивали в свои розыгрыши всех, у кого было хорошее на-строение, и кто хотел бы хорошо повеселится. 
Однажды, во  время  второго или третьего посещения этого богоугодного заведения Костя стал свидетелем наезда каких-то отморозков на дядю Гришу.  В помещение  ворвалась банда оголтелых молодых людей, и, предварительно раз-бив несколько встреченных на пути физиономий, стала крушить все подряд. На дядю Гришу,  на  музыкантов,  на официантов страшно было смотреть. Это был первобытный страх. Но этот маленький, в общем-то, тщедушный человечек на-шел в себе таки силы противостоять этому бандитскому насилию. Схватив под-вернувшийся под руки стул, он обрушил его на голову одного из бандитов.  Улыбышев,  поняв, что дело может плохо кончиться, вызвал срочно свою охра-ну, которая в это время находилась снаружи и вопрос был в течение нескольких минут закрыт. Шпана, истекая кровью,  унося тех, кто сам передвигаться не мог, изрыгая ругательства и угрозы, в срочном порядке ретировалась. После этого Улыбышев поручил руководителю своей службы безопасности принять соот-ветствующие меры.  Больше дядю Гришу никто и никогда не трогал. Правда, был один случай, о котором Улыбышев не знал, а если бы узнал, то бы понял, что эти люди тоже могут за себя постоять.
Когда утихли все перипетии сражения, и везде был наведен порядок, дядя Гриша подошел к столику Улыбышева.

Глава двадцать четвертая

- Я очень извиняюсь, но я имею до Вас дело. Что же я хочу Вам сказать, ува-жаемый. Дядя Гриша и, смею Вас заверить, вся его большая мишпуха будут Вам всю жизнь благодарны за то, что Вы оказали нам помощь в таком не-приятном деле. Шоб Вы и все Ваши близкие и дальние родственники были нам живы и здоровы. Я ведь родом из самого прекрасного города на земле, я ведь из Одессы. А этот город  моя жизнь, моя мама и мой папа, Одесса про-сто моя семья. И если Вы, ненароком, заинтересуетесь в Одессе кто такое или что такое Гриша Кац, то вся Молдованка и вся Пересыпь сделают Вам замечание, что Григорий Кац - это что-то такое очень и очень большое, а весь Привоз и Дерибасовская отметят, что лучшего специалиста по финан-совым, ну и, конечно, по некоторым другим вопросам Вам не найти, чем на-родный академик финансовых и прочих наук Гриша Кац.
Вот я расскажу Вам один случай только из большого уважения к Вам. Та-кое, в общем-то, не рассказывают. Но Гриша Кац видит, что перед ним поря-дочный человек и поймет меня правильно. Ведь то, что случилось сегодня, я думаю является продолжением того, о чем я хочу Вам, любезный, рассказать. Вот Вы рассудите, Вы, конечно, будете долго смеяться, но без горьких слез слышать это просто не возможно, просто нету мочи и Вы будете долго плакать и смеяться, смеяться и плакать от моего рассказа, но это сплошная правда, шоб я так жил.
Спрашивается за шо, ну спрашивается за шо они обидели моего горячо любимого племянника Мотю. Ну, шо он им сделал, уважаемый, такого, что они так с ним гадко, можно даже сказать подло  поступили-взяли и разбили его но-вую, ну, скажем, положа руку на сердце, почти что новую машину. Я знаю? Ре-бенок собирал мани на нее целый год , правда, то что он насобирал, чтобы он был здоров сотни лет и не имел уже больше в своей жизни этих цурос, хватило бы только на одну баранку от этой кучи железа, так что мне пришлось  добавить немного остального на все оставшиеся автобебихи, чтобы в его дом принести радость. Так нет же. Аид без цурос жить не может. Азохенвей! Ну так что же могло случиться? Что должно было случиться, то и случилось! Их пути пере-секлись, чтобы те лично не смогли дожить до завтра, как они себя повели в дальнейшем. 
Мальчик как-то вечером вместе со своим приятелем, кстати, к слову ска-зать, работником таможни, ехали себе и получали от этой езды полный нахес, как, впрочем, и все новоиспеченные владельцы. И вдруг мальчикам захотелось, я, конечно, очень извиняюсь просто пописать. Ну не писать же в такой новень-кой машинке и мальчики останавливается около обочины. Обращаю Ваше лю-безное внимание, уважаемый, на то, что он останавливается со всеми необходи-мыми в таких случаях сигналами, что в дальнейшем и подтвердил этот при-ятель. Они вышли из машины, чтобы немножко размяться на свежем воздухе, повернулись в сторону леса и, имея перед собой прекрасный вид, я очень изви-няюсь, начали облегчаться, как тут же получают, я еще раз глубоко извиняюсь у зад, а точнее в жопу, правда, к счастью, не в свою а  машины сильнейший удар.
Спрашивается за что? Таки уж Вам, уважаемый, я отвечу. В это время по этой же дороге едет «Он». В красивой японской машине, кстати, хочу Вам заме-тить с правым рулем. Не с левым рулем, как у все порядочных людей, а с пра-вым, как только у избранных. По крайней мере, так он  сам себе считает  и от этого едет очень гордый. До такой степени гордый, что все окружающие ему по х..ю., я, конечно, очень извиняюсь. Спрашивается, откуда у этого полковника с его мизерной зарплатой, как они все говорят, может быть, такая машина. Так я Вам скажу. Этот полковник долгое время служил на севере начальником тюрь-мы, то есть, говоря по блатному, хозяином кичмана.
Кое-что туда, кое- что сюда, в осадке эта машина. А теперь он ворует в подмосковном военном санатории, где по великому блату его дружбан главный врач - такой же военный жулик, как и тот, устроил его на должность завхоза. Вы можете себе только представить полковник и вдруг какой-то завхоз в задрипан-ном санатории. 
Ну и как ведут себя нормальные люди в этой ситуации? Это я Вас спраши-ваю. И я вам отвечу. Они останавливаются, выходят из машины и интересуют-ся, что же случилось. Но только не этот, как говорят в Одессе, поцевотый смор-кач. Он,  как  у них  у современных офицеров, которые давно позабыли что та-кое честь и совесть, принято, выворачивает руль и уезжает как последний трус и бежит так, что даже милиция не может его догнать. А что если в машине были люди, а что если кому-то стало плохо. Нет, он думал только о собственной шку-ре, то есть он совершенно не захотел отвечать за содеянное. Он решил пойти другим путем. И вот, когда его таки нашли наши доблестные милицейские ор-ганы, пусть они будут сто лет живы - здоровы, он вызывает нас через своих жлобес на, так называемую, стрелку. Зачем? Я Вам скажу за чем. А затем, чтобы показать какие бывают офицеры крутые и не отвечать за свой поганый посту-пок. Ну и, конечно, взять нас на понт, говоря языком его бывших и судя по се-годняшней встрече и нынешних подопечных. Он, конечно, подумал, что он большой пребольшой пурыц, а все остальные просто сявки - парашники.
Скажите, уважаемый, а зачем они приехали  на это свидание, которое они называют почему-то стрелкой, втроем. Неужели такой простой вопрос мы не могли разрешить у меня в ресторане за хорошим столом даже может быть и за мой счет, под водочку со слезой, под хороший фаршмачок или под гусиную печеночку со шкварками. Ах, как моя Соня делает гусиную печенку со шкварками, пальчики оближешь. Они бы высказали нам свое сожаление по этому, в общем-то, пустяковому поводу, а мы бы оказали им свое уважение и мы наверняка пришли к какому-то устраивающему и нас и их варианту. Так нет же! Им надо было показать нам свое Я.
И вот что произошло дальше со слов дяди Гриши.
Стоявший рядом здоровенный мужик с красным лицом, как будто его только что облили кипятком, по всему видно, что он совсем недавно принял на грудь не менее пузыря сорокоградусной да и в придачу по всей видимости па-леной, брызгая слюной изрек:
- Ну, ты в натуре, пархатый жидовский Мойша, кончай базарить. Мы своих в беде не оставляем. Говорят тебе от----сь от служивого, значит от---сь, неужели не понимаешь, что все, что случилось, это Ваши про-блемы, а не наши, не поймешь сучара - забудешь дорогу вместе со сво-им картавым племянником не только домой, но и в свой Израиль, а про свой ресторан будешь вспоминать только как про страшный кошмар-ный сон.
Полковник молча стоял в стороне, курил и делал вид, что, мол, речь идет вовсе не о нем и  его это не касается.
- Ясно, уважаемый! Ну, значит, так тому и быть. Вы не могли бы совсем немножко подождать. Я вот только сделаю один небольшой звоночек.
- Мотенька, дружочек набери-ка по твоему мобильнику, а то, я господин полковник, совсем не вижу этих маленьких цифирек.
Полковник наконец-то оторвался от своей сигареты
- Я не господин, а товарищ, пора бы уже знать, в армии нет господ, там только товарищи.
- Ай, перестаньте сказать, Вы не на привозе, какой же вы мне товарищ вместе со своей бандитской кодлой? Ведь иначе ее не назовешь.
- Ты че, бля совсем не врубаешся? Еще слово и я в натуре типа чисто конкретно размажу и тебя и твоего урода - племянника по асфальту, а кишки намотаю на твою дурацкую машину.
Не обращая на это внимание и закрыв трубку рукой, он тихо сказал:
- Алло! Соня, это я! Не волнуйся, дорогая, мы скоро будем. У нас пока все нормально. Очень милые и приветливые жлобес, чтоб они все были мне здоровенькими еще совсем чуть-чуть, пару минут не больше, про-сто эти мешигене момзерс большего не заслуживают. Целую, до скоро-го. 
- У меня к вам большая просьба, если, конечно можно, подождите толь-ко пару минут и мы все разом решим, - сказал дядя Гриша, повернув-шись к полковнику. Полковник сначало посмотрел на своих, ну что еще могут сделать эти пархатые. Не платить  же на самом деле им за их паршивую машину. Да и что еще они могут придумать. Кстати, а что значит совсем чуть-чуть и что значит пару минут. У полковника ше-вельнулись какие-то смутные подозрения. Разве можно понять этот на-род. Ну да ладно подождем.
Что стало после этих слов с этим говорливым человечком! Он просто преобразился. Перед полковником стоял седой подтянутый мужчина, мно-го повидавший в этой далеко не простой жизни. Куда-то делась его посто-янно услужливая сутулость и картавость.И, как говорят в его любимом го-роде Одессе - он подошел к нему походкой пеликана, достал визитку (т.е. финку) из жилетного кармана, и он сказал, как говорят поэты, я вам сове-тую беречь свои портреты. К горлу полковника, точно под челюсть было приставлено что-то очень необычное холодное и острое. Полковник тут же понял, что от этого предмета во многом зависит вся его дальнейшая судь-ба или даже просто жизнь.
- Смею Вас заверить, уважаемый, я не пархатый жидовский Мойша, я Григорий Кац, а в вашей Москве я простой дядя Гриша из ресторана. Чтоб Вы таки жили, уважаемый, как Вы взяли, и самое главное запла-тили за билет для проезда в этой жизни. А теперь обернитесь, но толь-ко медленно, а то я ненароком, конечно, могу сделать Вам больно. Полковник повернул трясущуюся голову и то, что он увидел, повергло его в шок. Он понял - это конец. Конец его планам, Москве, квартирам, деньгам, да и всему остальному. Я забыл Вам сказать шлимазол, что мой дорогой племянничек Мотя, чтоб он был много лет жив - здоров, и которому Вы сделали так много горя, это что-то особенного. Он до-вольно долго учился у каких-то заезжих япошек махать руками и нога-ми, а точнее будет сказано - приемам этой их совершенно сумасшед-шей драки и поэтому он стал одним из лучших драчунов  славного го-рода  Одессы. Один уже катался по земле и двумя руками пытался что-то удержать между своих дергающихся ног. Удавка, накинутая зачу-ханным Мотей на второго напарника полковника, наводила последние штрихи, но, как успел заметить краем глаза полковник, удавка-то была какая-то особенная со специальными ручками и нанесенной на сталь-ную тонкую ленту алмазной крошкой. Такой лентой можно перепи-лить, при необходимости, чуть ли не толстую арматуру, а тут обычная шея, даже такая здоровая как у этого хамоватого бугая. Однажды такое устройство ему приходилось видеть среди снаряжения  особой группы спецназа. Видно остались еще полковники, торгующие и такими при-способлениями.

Глава двадцать пятая

Вот сюда-то и привез Улыбышев свою ненаглядную Лайму.
Попробовав все, чем гордился дядя Гриша, Лайма была просто в восторге от  проведенного вместе с Костей  вечера. Когда Улыбышев с Лаймой собрались покинуть это заведение  к ним подошел шустрый разбитной малый с фотоаппа-ратом Полароид и предложил сделать фото на память о таком прекрасном вече-ре. Лайма сначала отказывалась: «Ой, я сегодня плохо выгляжу». Ей совершен-но не хотелось оставлять Улыбышеву какие-либо свои фото, но Костя так про-сительно на нее посмотрел, что она вынуждена была согласиться. Парень за не-большую плату сделал пару снимков. Если бы Улыбышев мог только предпо-ложить, как они понадобятся ему позже.
И когда он пригласил ее к себе домой на кофе, она с радостью согласи-лась. Готовясь к этой встрече Лайма,  разглядывая фотографию, которую ей дал Андрис, представляла себе такого простецки - развязного современного тупова-того нувориша.
Однако ее ожидания не оправдались. Перед ней был уверенный в себе,  холеный, с хорошими манерами господин.  Именно господин,  а не какой-то там плебей, сумевший оказаться в нужном месте и в нужное время и в короткий срок нахватать как можно больше бабок. Ей где-то даже было его немного жал-ко. Но работа есть работа и то, что ей предстояло, не так уж и больно ударит по  материальному положению этого везунчика. 
Лайма была спокойна, не впервой ей приходилось проворачивать такие дела. Выйдя из лифта на площадку перед квартирой, она мило улыбнулась ох-раннику. И этот натренированный малый, растаяв как мороженное на солнце и  растянув в дурацкой улыбке рот буквально до ушей, с довольной физиономией принял из ее рук какую-то вкусную жвачку, которой она его угостила.
Уже снимая пальто в прихожей, она незаметно начала искать глазами то,  что ее интересовало. Переходя из комнаты в комнату, искренне восхищаясь ин-терьерами и  великолепными картинами, Лайма неожиданно наткнулась на то,  что и было предметом  ее и Маэстро поисков.
Картина  висела  в самой дальней комнате в углу одна на стене. Она под-свечивалась сверху тихим спокойным светом, лившемся из специально уста-новленного бра. Ни чем не выделяя своего интереса к ней, она прошла дальше к камину и на предложение хозяина взяла в руки бокал охлажденного шампан-ского. Константин  с  удовольствием рассказывал о своей коллекции, которую он,  в общем-то,  начал собирать совсем недавно.
А вот эту картину - он  показал на портрет, висящий в углу - ему подарили его партнеры по бизнесу. Косте не хотелось говорить, о способе получения этой картины. Он как-то мимоходом об этом сказал,  не очень заостряя  на этом вни-мание. Это была случайность, но то же самое говорил и Кот. Лайма поняла, что у хозяина к ней особое отношение, и он почему-то считает эту картину не луч-шим  своим приобретением.
Ну что ж не будем его в этом разочаровывать. Лайма расположилась в кресле около камина, Константин присел рядом около ее ног на шикарный  вор-систый  ковер. Он  чувствовал себя с ней легко и свободно, особенно после то-го, как она согласилась поехать к нему домой. Она и он прекрасно все  понима-ли  и внутренне  были готовы к тому,  что должно было случиться между ними.  Константин уже давно не испытывал такого острого желания. Он стремился  всеми фибрами своей души к этой прекрасной женщине, он просто жаждал ов-ладеть ею, сейчас, сию минуту. Он готов был отдать за это любую половину  своего  огромного царства, а может даже и все царство бросить к ее ногам.
Вот так поступает большинство мужчин, потерявших рассудок из-за смаз-ливой самки. Выпив шампанское, он взял ее тонкие изящные пальцы и прижал-ся к ним губами. Страсть, бушевавшая в нем, начала выплескиваться наружу, он жадно схватил ее и повалил на пол. Она и не сопротивлялась толком, зачем и все было так ясно. Он овладевал ею долго и истово. Он наслаждался всем ее прекрасным  телом. Он умирал и снова возрождался. Он утолял свой голод, как утоляет его изголодавшийся за  долгую зиму  и поймавший по весне свою пер-вую добычу волк.  Это был бесконечный миг сладостной жизни, миг сладостра-стья.

Глава двадцать шестая
Я работал в институте, который занимался специальными строительными вопросами, в том числе монтажом и транспортировкой крупногабаритного, ве-сом в несколько сотен тонн, оборудования  для  больших строящихся  заводов.
Работа с таким оборудованием требовала разработок специальных схем и технических средств. Поэтому,  как говорят, основные боевые штыки в этом ин-ституте были весьма квалифицированные и толковые люди, разбирающиеся как в теоретических, так и в практических проблемах этого весьма непростого дела.
Надо сказать, что жил я недалеко от института, Ну и, естественно, первым моим желанием после окончания службы и поступления в ВУЗ (сначала на дневное отделение, а затем, в связи с тем, что надо было помогать родителям перевод на вечернее отделение) было  постичь всю инженерную науку с нуля.
- Марь Ванна, к Вам.
- Заходите молодой человек. Здрасьте, и присаживайтесь.
За столом в отделе кадров сидела, а точнее восседала на первый взгляд ве-селая добродушная и довольно кокетливая старушенция, которая сразу же рас-положила меня к себе. Знаете, есть такие люди, у которых явно положительная  аура, и всем, кому с ними приходится встречаться становится спокойно и уют-но. Однако я думаю, что среди работников, которые занимаются трудовыми кадрами, это, к великому сожалению большая редкость.
Ее огромный стол был просто завален всяким хламом - бумагами впере-межку с кружкой, кофеваркой, дамской сумкой, из которой вывалилось практи-чески все ее содержимое, папиросами, пепельницей и еще черте чем.
После недолгих расспросов эта бабуленция, в которую я просто сразу же влюбился, быстро пристроила меня в одно из подразделений этой конторы.
- Леонид Яковлевич, здрасте!
- Как Вы живы - здоровы?
- Как дисциплинка?
- Нет ли прогуливающих или опаздывающих?
- Смотрите у меня, чтоб в этом квартале опять по результатам соцсоревнова-ния вошли в тройку лидеров. Я на Вас надеюсь. Вы же у нас передовики. Вот еще посылаю к Вам перспективную молодежь. Вы там не особенно его обижайте, а то знаю я Вас.
Все это она говорила, смешливо поглядывая на меня сверх своих очков. Как я понял, весь этот телефонный спектакль она устроила ради меня, чтобы я понял, куда она меня определяет. Не просто к каким-нибудь там отстающим, а совсем наоборот к передовикам, и чтобы я это особенно ценил.
Однако зарплату мне она положила весьма крохотную, то есть соответст-вующую младшему даже не старшему лаборанту. Но я все равно был доволен. Мечты сбываются! И начал я свой путь в инженеры практически с полного ну-ля.
- Иди и познакомься со своим доблестным трудовым коллективом, - перейдя на ты и похлопав меня по плечу, сказало это божье создание.
При этом ее розовые щечки подперли вертикальные складочки, идущие от ухмыляющегося ротика. Хотя, честно говоря, я еще не был готов к такой встре-че, ну что тут поделаешь. Бабуля сказала: «Иди!»; перспективная молодая по-росль ответила: «Есть!».
И пошел я в, так называемую, прикладную науку сначала по лестнице на второй этаж, потом по длинному коридору, потом по галерее через, как потом выяснилось и где мне придется ковыряться со всякими модельками различной техники многими днями, месяцами и даже годами испытательный зал.
На мой робкий стук в дверь ни ответа, ни привета. За дверью вроде бы полная тишина, прерываемая только каким-то кляцанием. Осторожно тяну дверь на себя и просовываю часть головы с глазами в образовавшуюся щель. В одном углу на трех стульях восседают, держась за расположенные перед ними спинки трое молодых людей. У каждого в руке, я заметил, несколько больших гаек. В противоположном углу на слесарном верстаке стоит трехлитровая стек-лянная банка, наполненная какой-то густой массой.
Эти ковбои так были заняты своим очень важным делом, что даже не слышали моего стука в дверь. А дело состояло в том, что они устроили соревно-вание - кто точнее попадет в банку и разобьет ее, а в банке, между прочим, на-ходился клей БФ. Как они потом объяснили, уж очень он противно пахнул, и они от нечего делать решили устроить ему показательную смерть и чтобы от него избавиться, подвергли его вот такой экзекуции. Ну и, что совершенно есте-ственно, решили организовать и опробовать один из будущих видов спорта, ко-торый всенепременно должен будет вскорости войти в Олимпийские игры. Этот вид спорта они решили назвать по-простому: бросание гаек в стеклянный бал-лон с противным плохо пахнущим клеем. Особенно очень старался попасть гай-кой в стеклянную мишень один из них. Причем, он каждый раз приговаривал на японский манер: «Коммуниста! В топку его на хер! В топку его».
Ну и, что естественно, это ему, наконец-то,  удалось. Банка, как-то мягко чвакнув, раскололась, по-стариковски осела, и все ее содержимое медленно по-текло с верстака. Радости победившего не было границ. Ведь на институтском складе не только клея, но и всего остального было полно. Прикладная наука в то время практически ни в чем себе не отказывала и ни в чем не нуждалась. Ему тут же было присвоено звание первого олимпийского чемпиона, а также заслу-женного мастера спорта в таком трудном, требующем недюжинных уникальных способностей виде спорта, с выдачей  материального вознаграждения в виде бу-тылочки «жигулевского», а также взятие обязательства в организации по такому счастливому случаю с нового олимпийского чемпиона банкета для участников этого тяжелейшего марафона и зрителей, под коими они подразумевали именно меня. Мне это, честно говоря, понравилось, мы ведь даже не успели познако-миться, а они уже включили меня в свою веселую компанию. Чему я был, ко-нечно, рад.
Так и произошло мое первое знакомство с моими первыми сослуживцами, молодыми инженерами, которые по распределению попали в стены этого бого-угодного заведения. Кстати одним из этих ковбоев и был Борька Марчук, друж-бу с которым мы поддерживаем до сих пор.
Пришлось пройти все ступени этого, как оказалось, совсем не простого инженерного дела. Но это уже другая тема, полная всякого рода испытаний и приключений. Об этом как-нибудь в следующий раз.   
Мне довольно часто приходилось ездить в различные командировки, что меня очень устраивало. Надо сказать честно, то я очень люблю путешествовать. А тут еще и на халяву, вообще блеск. Не каждому выпадает эдакое счастье.
Таким  образом,  довольно  много  поездил  и  повидал, встречался со мно-гим людьми, находящимися на совершенно различных социальных уровнях от простых рабочих до министров,  посмотрел практически весь  Советский  Союз  от Тюмени до Риги и от Сочи до Мурманска.  Довелось побывать даже несколь-ко раз за бугром.
В этот  старинный  волжский город я приезжал уже несколько раз. Здесь  располагался огромный химкомбинат, в состав которого входило несколько различных заводов.  Вот на одном из них мы и занимались перевозкой оборудо-вания от берега Волги, куда оно доставлялось большими кораблями из Италии и Японии,  до места его установки.
Город располагался на высоком правом берегу, а на уже пологом левом берегу находился другой  известный  город, названный в честь одного из осно-вателей утопической теории коммунизма. Их соединял очень красивый много-арочный мост.
Посреди Волги находилась довольно приличная по размерам песчаная ко-са,  на которую можно было попасть, только пройдя по мосту и спустившись по специальным спускам, расположенным как раз в середине моста. Летом на этой косе собирался городской люд на отдых.
Город был известен разными большими историческими событиями, имел свою прекрасную консерваторию, которая воспитала многих известных музы-кантов с мировыми именами. До революции город славился своими продоволь-ственными и промышленными ярмарками, а также своими торговыми связями со всей Россией, да и с другими странами.
Известные в  свое  время  купцы - отец и сын Гребенщиковы, торговавшие по всей Волге и имевшие собственное пароходство,  подарили городу  художе-ственный музей,  в  котором  собирались  как ценнейшие предметы старины, так и произведения выдающихся художников.
Музей  располагался  в  старинном здании,  который опоясывал забор, со-бранный из чугунных, замысловато - витиеватых деталей,  создававших эффект тонкой ажурности  и изысканности.
Козырек над  входом,  крыльцо и высокие солидные двери также были ук-рашены превосходным чугунным литьем.  Когда посетители открывали эти на  удивление легко открывающиеся двери,  их тут же охватывало чувство того,  что они совершенно определено попали в храм искусства.
Даже мельчайшие детали  интерьера были вычурны и изящны.
В большие с высокими потолками,  с широкими окнами залы вела  красиво  изогнутая мраморная лестница. На площадках и переходах - всюду стояли скульптуры и бюсты,  на стенах висели старинные картины и гобелены,  в вит-ринах под стеклом располагались всевозможные предметы декоративно-прикладного искусства.
Здесь были собраны великолепные  произведения  художников  передвиж-ников  (художники,  входившие  в  прогрессивное художественное российское демократическое объединение - товарищество художественных передвижных  выставок (ТПХВ), образовавшееся в 1870 г. в Петербурге по инициативе И.Н. Крамскокого, Г.Г. Мясоедова,  Н.Н. Ге и В.Г. Перова.), как самих основателей товарищества, так и вошедших в его состав в разное время: И.Е.Репина, В.И. Сурикова,  В.Е. Маковского, А.К. Саврасова,  И.И. Шишкина,  И.И Куинджи,  И.И. Левитана и т.д., так и великих импрессионистов (впечатление) К. Моне, Э. Мане, О. Ренуар, Э. Дега).
Улицу, на которой располагалась консерватория,  музей, а также гостини-ца «Красная», городское начальство сделало пешеходной. Она была выложена разноцветными  плитками,  по середине были установлены сделанные под ста-рину фонари,  лавочки для отдыха, с двух противоположных сторон улицы на-ходились фонтаны с подсветкой, дома были  покрашены и также каждый вечер подсвечивались.
В  нижних этажах размещались, не так давно появившиеся, современные места отдыха - кафе  и  дискотеки,  всевозможные  магазинчики, бутики и су-пермаркеты. Везде была слышна современная музыка. В общем, чувствовалось, что было  приложено немало сил,  чтобы как-то завлечь жителей города и  пока-зать им красивую жизнь.
Я практически всегда останавливался в гостинице «Красной». Это не со-ставляло  особого труда, так как руководство химкомбината имело свою бронь в гостинице, и с соответствующим направлением легко удавалось в нее поселит-ся. 
У меня  уже даже  появились  среди  обслуживающего персонала свои зна-комые и приятели. Вот, например, гардеробщик Кузьма Иванович Смирнов, просто деда Кузя, бывший старший  лейтенант, служивший во время войны в известном «СМЕРШЕ»  («Смерть шпионам»), награжденный за выполнение особых заданий двумя орденами боевого красного знамени и целым рядом дру-гих наград.
Однажды я его видел при всех регалиях, у меня челюсть отвисла и долго не закрывалась. Вся передняя часть довольно старенького,  помятого,  кургузого пиджачишка была увешана всевозможными наградами снизу доверху, т.е. про-сто живого места не было.
- Кузьма Иванович (назвать его дедой Кузей как-то даже язык не повернулся) неужели это Вы, и это все Ваше?
- Да нет, откедова же у мине такое может быть? Это я все в обозах да и на ба-зарах выменял - хитро щуря свои глазки, ответствовал старый герой.
И помню, после этого зрелища и его слов мне стало так обидно за наших доблестных стариков, что просто не было спасу, аж скулы свело. Так хотелось хрястнуть по физиономии какого-нибудь небожителя из руководства нашей ве-ликой державы.
Собрались там, по-моему, просто отпетые мерзавцы - хапуги. Им нет ни-какого дела ни до  государства, ни до его народа, а тем более до стариков-пенсионеров,  столько сил вложивших в эту страну.
Спрашивается, зачем они погибали на войне, умирали в тылах, рвали жи-лы, восстанавливая порушенное хозяйство после такой войны. Какие-то тол-стомордые, толстобрюхие и толстожопые отняли у них последнее,  отложенное на то, что бы достойно уйти из этой жизни, а какие-то  рыжие гады вручили им по лоскутку бумаги, цена которому в базарный день составляет стоимость мыльного пузыря. А сами на эти мыльные пузыри скупили буквально все, кста-ти, совсем далеко не мыльное.
Идет постоянная борьба за тепло в домах, за свет в окнах, за зарплаты и пенсии. Весь мир уже оборжался над нами. Чуть ли не каждый день пекутся миллиардеры (уже даже не миллионеры). За рубежом скупаются виллы, заводы,  пароходы, а у нас нет, ну совершенно нет никаких денег на нищенские просто унизительные пенсии для  таких  вот  стариков-лейтенантов, которые все сдела-ли, в том числе, кстати, миллионы  из них положили свои жизни для того, чтобы у всей этой шушеры был мощный материальный базис. И самое интересное со-стоит в том, что благосостояние побежденных во много раз превосходит мате-риальную обеспеченность наших нищих победителей.
Ведь  как  нужно  ненавидеть  свой  народ, считать  его простым быдлом,  чтобы постоянно вешать ему лапшу на уши и грабить, грабить и грабить, лю-быми всеми дозволенными, а, в основном, недозволенными методами.
Если раньше какой-то директор магазина или  столовой на пересортице, на недовесе, на недовложении соберет за десятилетие какой-то мизерный капита-лец, и  купит себе какую-нибудь паршивенькую дачку или машину, а любовни-це шубу и, если его поймают,  то это было вселенское событие  и от этого гро-хоту было на всю страну.
А здеся!  Буквально  за  несколько  лет  создаются  состояния в несколько миллиардов долларов. Недавно в прессе появилось радостное сообщение, что в России за последний год число официальных миллиардеров перевалило за деся-ток. Никакому Рокфеллеру или Ротшильду это и не снилось. Эти буржуины свои богатства собирали поколениями.
И буквально ну никому нет дела,  ни так называемым правоохранитель-ным органам - с этими  органами  после шести  часов  вечера  по всей России на улицу невозможно выйти или дочку одну отпустить погулять,  да самому как бы  остаться  живым,  ни, так  называемым, властным структурам,  ни, так называе-мому, руководству в центре и на местах.
Складывается такое впечатление, что все они ослепли, оглохли и со страху наложили в собственные штаны или наоборот могучими и стройными рядами во главе со своими генералами - паханами, продажными следователями, адвока-тами и судьями влились в криминальные  колонны  тех, кого призваны неустан-но потрошить и не давать им спокойной жизни. А собственно, почему бы и нет? Зарплата во много раз больше, да и коррупционные связи во много раз мощнее. А что? Мы хуже других что ли?
Когда генеральные секретари и президенты, премьер-министры, генералы и маршалы, не нюхавшие пороха, но имеющие по два, а то и по три диплома об окончании всевозможных высших учебных заведений, не умеют склонять про-стые русские слова по падежам, не умеют правильно ставить в словах ударение, не умеют грамотно и логично составлять простые предложения, когда в жопу пьяные, как сапожники, руководители государства решают основные вопросы жизни народа в банях,  лежа на проститутках или едва державшиеся на ногах падают с мостов,  или начинают на глазах миллионов телезрителей беспорядоч-но махать руками, пытаясь дирижировать военным, да еще в придачу и ино-странным оркестром, становясь посмешищем  всего цивилизованного мира - это просто позор всего российского народа.
Когда спикер парламента, между прочим, профессор, доктор наук, и, кста-ти, живущий в квартире бывшей дочери-алкоголички одного из недавних гене-ральных секретарей, обращаясь в зал к каким-то депутатам, изрекает в микро-фон:
- Не машите лицом! - это будет почище великого Жванецкого.
Ну и что можно ожидать от таких правителей кроме подлости и интриган-ства!
Неужели можно представить, что где-нибудь на западе какое-нибудь вы-сокопоставленное правительственное  лицо, имевшее свидетельство об оконча-нии Кембриджа или Гарварда, выступая перед какой-либо иностранной публи-кой, могло себе позволить неправильно ставить ударения в словах или так фор-мулировать свои мысли,  что переводчики тут же теряли дар речи или попадали  в полу коматозное состояние? Быстрее небо упадет на землю.
А у нас, пожалуйста, сплошь и рядом, главное чтоб человек был хороший,  или чтоб был сильным производственником.
Это значит, что в большинстве случаев, он профессионально умеет обма-нывать и свое государство и грабить своих рабочих. При этом основная цель его существования - это набивание своих, и без того трещавших по швам от наво-рованного, карманов, содержа для этих целей целую свору прихлебателей, ко-торым он иногда соизволяет подбрасывать объедки со своего барского стола.
Рабочие  месяцами  не  получают  зарплаты,  а руководители ездят по за-границам, открывают личные счета в заграничных банках, имеют личные вер-толеты и даже самолеты и воруют, и воруют. И даже, находясь под следствием или имея уголовное прошлое, становятся депутатами, министрами или входят в группы советников первых лиц государства.
А что делается с промышленностью, армией, наукой, здравоохранением, искусством. С телевидением, наконец. Спекулируя на таких понятиях как сво-бода слова, используя экран телевизора для разжигания недовольства в народе, целая куча деятелей от культуры делает все возможное, чтобы, так называемые телемагнаты постоянно увеличивали свои счета в зарубежных банках.
И все время пытаются подчеркнуть, что эти телевизионные проститутки являются большими профессионалами в телевизионном деле, хотя кроме алчно-сти, порнографии, убийств и  передач, рассчитанных на дебилов или психиче-ских ненормалов делать больше ничего не умеют. Что от них можно ожидать, когда главным героем нашей жизни они воспевают игрока в рулетку, киллера,  безжалостного мордоворота, владеющего оружием чуть ли не с пеленок и  мо-чившего всех правых и неправых не только в сортире,  или бизнесмена, нещад-но грабившего свой народ.
Выстрелы с экрана телевизора гремят с раннего утра и до позднего вечера, кровь льется ну просто рекой. Голые сиськи и задницы, сплошные совокупле-ния через минуту после появления героев на экране.
Жестокость и агрессия - вот норма нашего сегодняшнего телевидения.
И вот, трудовой человек после трудовой смены приходит домой, включает телевизор, получает свою порцию ежевечерних наркотиков, состоящих в основ-ном из, многократно повторяемой за вечер, информации о катастрофах, авариях, убийствах с обязательным смакованием количества жертв, разрушений, страда-ний родных и близких, из выступлений одних и тех же бездарных, совершенно обнаглевших певцов и певичек, с одним и тем же многократно повторяющимся в течение многих лет репертуаром, считающих себя мадоннами - примадонна-ми, и совершенно не желающих понять, что на дворе двадцать первый век, что народ уже давно тошнит от их низкопробного примитивного творчества, и что их место,  как говорят в определенных кругах, не на сцене, а у параши; из ту-пейших сериалов, рассчитанных на дебилов. И что у такого зрителя остается на душе после такого проведенного у ящика вечерочка.? Страх и неуверенность в завтрашнем дне, растерянность и отупение. И вот результат: «А идите-ка вы все далеко и надолго!»
Сложившаяся в стране ситуация просто не рассчитана на порядочного че-ловека, человека уважающего законы, а не воровские понятия, зарабатывающе-го на жизнь честным трудом, а не обманом  и болеющего душой за свою  роди-ну.
Ух, гады! И это все они называет перестройкой.
Понравился мне один лозунг, который я однажды видел: «Смотри-ка  князь, какая мразь у стен  кремлевских обралась».  Вот уж точнее не скажешь. 
С другой стороны, если народ так долго терпит,  чтобы его топтало всякое полуграмотное, а довольно часто и просто пьяное быдло, значит он его достоин.   Хотелось бы, очень хотелось бы верить в обратное.
Мы же ведь великий народ,  всякое повидавший на своем веку  и  многое переживший. Неужели же не сможем дать в рыло всей этой нечисти. По край-ней мере, первые намеки, хотя еще очень слабые, уже появляются. Посмотрим, что будет дальше.
Деда Кузя - веселый, незлобивый,  всегда под небольшим хмельком  кря-жистый старик,  еще  довольно шустрый, стреляющий своими хитрованскими глазками в каждую  смазливую  юбку.  Я всегда прихватывал для него какую-нибудь замысловатую бутылку, но обязательно только водки. Другое он не при-знавал.
 Мы, то есть я, деда  Кузя и Степан, его сменщик, иногда в пересменок, ко-гда было  мало  желающих раздеться – одеться,  устраивались за «польтами» и позволяли себе некоторое «расслабление нутра» под привезенное мною, и  при-несенное  гардеробщиками  из  дома - свеженькую осетринку или икорочку.
У деды Кузи была своя теория по части выпивки. Выпивая очередную порцию чего-нибудь, он всегда приговаривал:
- Будем жить, а микробы, чтоб все сдохли!
Под микробами он подразумевал всех, кто ему в данный момент не «ндра-вилси.» А надо сказать, что «не ндравились» ему многие. Руководители же на-шей страны были на особом счету. Кроме как матерными выражениями, он о них и не говорил.
Выпивали, правда,  совсем  понемногу.  Больше  для разговору, Степан-то обычно молчал,  а травили то, в основном, мы с Кузьмой Ивановичем.
Он очень любил рассказывать про свое геройское прошлое, и, самое глав-ное, его истории были совсем не обычные, которые можно было услышать от ветеранов, а каждый раз какие-то особенные. Довольно часто я слушал его, рас-крыв рот.
- Ну вот, например, ты что-нибудь слышал про готовящееся немцами в глубо-ком секрете покушение на Иосифа Виссарионовича Сталина, а?
- Откуда?

Глава двадцать седьмая
Чтобы, уважаемый читатель, не надолго отвлекать твое внимание, я вкрат-це перескажу то, что поведал нам деда Кузя о довольно интересных событиях, участником которых ему довелось быть и за что он получил свой первый боевой орден.
Как считают специалисты, анализ известной информации на эту довольно щепетильную тему позволяет им обозначить подготовку к пяти попыткам по-кушения на Сталина - попытка убить Сталина во время отдыха в Сочи,  подго-товленная японской разведкой (идея и руководство этой операцией принадле-жали беглому генералу НКВД Генриху Люшкову); попытка дезертировавшего из Красной Армии Савелия Дмитриева, спрятавшегося на Лобном месте и стре-лявшего из пистолета шестого ноября 1942 года по выехавшей из Спасских во-рот правительственной машине и принявшего машину Микояна за машину Ста-лина (никто не пострадал); попытка немецкой разведки (абвера), руководимой адмиралом Канарисом, и управления имперской безопасности (РСХА), возглав-ляемого Кальтенбрюннером, похитить президента США Рузвельта и уничто-жить Сталина и Черчилля во время их встречи на конференции в Тегеране (ру-ководил этой глубоко законспирированной операцией, получившей название «Большой прыжок», Отто Скорцени-начальник диверсионно-разведывательного подразделения «Ваффен СС Ягдфербанд», похитивший незадолго до этих собы-тий самого Муссолини); другой план убийства Сталина был предложен летом 1944 года Гиммлером (в мастерских СС была изготовлена специальная с боль-шой разрушительной силой мина, размером с кулак и имевшая вид куска грязи, ее детонатор управлялся по радио от коротковолнового передатчика размером с пачку сигарет с расстояния  до 11 км).
Для проведения этой операции в лагерях советских военнопленных были отобраны две кандидатуры. Один из них был знаком с механиком из гаража Сталина; в том же 1944 году начальнику восточного отдела РСХА оберштурм-банфюреру СС Греве было поручено подготовить и осуществить еще одну опе-рацию по убийству Сталина. Вот к этой последней операции и имел отношение волею судеб Кузьма Иванович Смирнов в то время проходивший службу в од-ном из подразделений 3-го отдела СМЕРШа, в обязанности которого входила борьба с агентурой противника.
В качестве исполнителей это акции были выбраны два человека - Политов по легенде Таврин и его сожительница некая Адамичева-Шилова. Командир взвода Красной Армии лейтенант Политов в мае 1942 года добровольно сдался в плен и был направлен в Австрию в специальную разведшколу. В Пскове, куда Политов был направлен гестаповским агентом, он познакомился с Адамичевой, которая также служила немцам. Именно этой паре немецкое командование и сочло возможным доверить убийство Сталина. Их командируют в Берлин, где тот же Отто Скорцени лично руководит  подготовкой. Затем их направляют в Ригу, где тогда располагался разведывательный центр «Цеппелин-Норд».
Однажды Политов вспомнил, что особисты в советской армии любили но-сить кожаные плащи. Он, достав необходимое колическтво кожи с советскими клеймами, и обратился в одну рижскую швейную мастерскую с просьбой по-шить ему кожаное пальто советского офицерского образца. Владелец же мас-терской был связан с подпольем. Словесный портрет заказчика был тут же пе-редан в Москву. Таким образом, Политов впервые «засветился».
Основным документом Политова было удостоверение на имя начальника отдела «СМЕРШ» 39-й армии майора  Т.И. Таврина. Его также снабдили совет-скими наградами, из которых основными были орден Ленина и медаль Золотая Звезда, отобранные у попавшего в плен под Харьковым тяжело раненого гене-рала - майора Красной Армии И.М.Шепетова и казненного в 1942 году. При нем также были экземпляры газет «Правда» и «Известия» с вмонтированными очер-ками о подвигах, указы о награждении орденом Красной звезды и портрет само-го Таврина.
Для основного варианта покушения на Сталина был изготовлен специаль-ный аппарат, названный немцами «панцер - кнакке», в виде короткой стальной трубки,   крепящейся ремнями к руке, в кармане же находилась кнопка включе-ния. В трубке помещался 30-миллимитровый снаряд, способный пробивать броню на расстоянии в 300 метров. В качестве запасного варианта было изго-товлено мощное взрывное устройство, вмонтированное в небольшой портфель. Предполагалось, что Таврин через немецких агентов сможет достать пригласи-тельный билет и попасть на торжественное заседание, которое должно было со-стояться в Кремле 6 ноября 1944 года и, незаметно оставив портфель, взорвать его по радиосигналу, после того как покинет зал заседания. Кроме того, имелись  разрывные пули и пули с сильнодействующим ядом.
По заданию РСХА был изготовлен специальный четырех моторный бом-бардировщик типа «Арадо-332», оснащенный самым современным навигацион-ным оборудованием, а также специальным шасси и способным совершить по-садку чуть ли не на вспаханном поле. При выполнении задания и перелете через линию фронта самолет был поврежден зенитной артиллерией и совершил вы-нужденную посадку недалеко от Смоленска.  Политов и Адамичева на совет-ском мотоцикле устремились в Москву. Самолет был вскоре найден, и все доро-ги, ведущие в Москву, были перекрыты.
Вот в одну из поисковых групп, которую возглавлял старший лейтенант Григорий Григорьев, и входил молодой старшина  Кузьма Смирнов. Под их на-блюдением находилась дорога Ржев-Москва. Группа располагалась с двух сто-рон дороги на взгорке в небольшом перелеске. Простилающаяся перед ними до-рога просматривалась на насколько километров. В эти ранние часы движения практически не было. Уже успевшее оторваться от горизонта летнее солнышко хорошо прогревало омытую ночным дождем природу. От земли поднимался легкий парок, наполненный запахами луговых трав и вспаханной земли. Стар-ший лейтенант лежал на плащ-палатке, закинув руки за голову, и смотрел на проплывающие над головой красивые облака. Рядом сидел Кузьма и грыз ка-кой-то стебелек.
Они познакомились не так давно, когда формировали группы для поисков предполагаемого десанта. Только старшего лейтенанта прислали из Москвы, а старшину привлекли из части, расположенной неподалеку. Оба были молодые, но уже много повидавшие солдаты и им было о чем поговорить. Вдруг вдалеке появилась быстро приближающаяся точка. Команда-все по местам, оружие на изготовку. В общем, все, что они проделывали уже не один раз.
Точка, приближаясь, увеличивалась, и уже можно было определить, что это движется мотоцикл с коляской марки М-72. Пассажиров было двое: за ру-лем мужчина в кожаном пальто, в коляске, укутавшаяся в плащ-палатку жен-щина. Старший лейтенант Григорьев, подняв жезл, приказал остановиться, что и было тут же едущими выполнено. 
- Здорово ребята! - приветствовал не по военному, а вроде бы как бы друже-ски, по панибратски, слезающий с мотоцикла и широко улыбающийся Тав-рин.
При этом он, как бы ненароком, откинул полу своего кожаного плаща. На груди у него поблескивала золотая звезда Героя Советского Союза. Это произ-вело на окруживших его солдат то впечатление, на которое и рассчитывали сна-ряжавшие Таврина. Хотя сама награда существовала уже давно, ей награжда-лись люди за не обычные заслуги, например, полярники, летчики, военнослу-жащие, то есть люди совершившие выдающиеся геройские подвиги, в то же время ее так близко видели далеко не многие.
Однако не все разделяли эту эйфорию.
- Здравия желаю! - ответил, ничуть не смущаясь, старший лейтенант Григорь-ев 
- Попрошу Ваши документы!
- Пожалуйста, о чем речь.
Таврин вытащил из своего планшета, который висел у него через плечо, свое удостоверение и командировочное предписание. Но вместе с этими доку-ментами как бы случайно у него в руках оказались свернутые, но так, чтобы сразу был виден его портрет,  газеты.
По документам майор Таврин и младший лейтенант Шилова направлялись в Москву для сдачи специального груза. Надписи на опечатанных металличе-ских ящиках, которые они везли, запрещали, кому бы то ни было вскрывать их, так как они содержат совершенно секретные материалы. В то же время все не-обходимое им оборудование для совершения диверсии как раз и находилось в этих ящиках.
Последовали обычные в таких случаях вопросы: откуда и куда следуете, что за груз и т.д., и были получены на них ответы. Кузьма в это время, молча стоял в стороне и глупо улыбался, играя под простачка. В то же время держал свой автомат ППШ  на изготовке и тщательнейшим образом наблюдал и оцени-вал обстановку. Что-то ему в этой паре сразу же не приглянулось и заставило его внутренне насторожиться, что-то было не так. Но вот что именно?
 Ему сразу же бросилось в глаза наигранное добродушие майора и натяну-тая улыбка женщины. Да и то, как мужик сразу попытался вроде ненароком привлечь внимание патруля к своим наградам. Что-то все-таки чему-то не соот-ветствовало, не состыковывалось. Вроде бы война кругом, да и судя по ответам майора, ехали они издалека, а у майора практически не забрызгано кожаное, по всему видать, совершенно новое пальто, да и женщина какая-то вся ухоженная и прилизанная. Но вот самое главное – ночью то прошел сильный летний дождь, а  мотоцикл,  и его пассажиры совершенно сухие. И еще - неужели кроме на-чальника отдела «СМЕРШ» 39-й армии некому было отвезти особо секретные материалы в Москву, да еще и без соответствующей охраны. Разве эта нафуфы-ренная  женщина-лейтенант  может выполнить в случае чего роль охраны?
Как было заранее между ними оговорено, Кузьма подал старшему лейте-нанту  сигнал особого внимания. Григорьев принял этот сигнал.
- Товарищ майор вот Ваши документы, они в порядке, но вот какое дело…-сказал улыбающийся старший лейтенант.- Сегодня ночью в нескольких де-сятках километров отсюда был выброшен немецкий десант, Поэтому мы не можем отпустить Вас одних с таким важным грузом. Мы предлагаем Вам передохнуть, а пока вызовем для вашего сопровождения подкрепление.
Политов сразу же смекнул, что хорошее сопровождение им как раз и не повредит. Он, улыбаясь, тут же согласился и сев за руль мотоцикла, отогнал его в лесок в тень. Женщина из коляски так и не вышла. Она молча сидела и думала о чем то своем.
Солнышко уже поднялось довольно высоко и стало жарко. Политов снял фуражку, вытер вспотевший лоб - все вроде бы пока шло хорошо. Документы прошли первую проверку и не вызвали никаких подозрений, да и золотая звезда сыграла свою роль. Он, успокаивающе кивнул и показал глазами – мол, все в порядке, сидящей в коляске женщине, снял с себя кожаное пальто и небрежно бросил его на землю. Сел на него, стянул с уставших ног сапоги и замурлыкал какую-то мелодию. Кузьма опять насторожился. Дело в том, что совсем недавно был введен новый порядок ношения наград, который строго соблюдался на фронте. У майора награды располагались в совсем другом порядке.
Это и решило судьбу всей операции. Отойдя в сторонку, Кузьма поделил-ся своими подозрениями со старшим лейтенантом. Они шепотом,  стараясь не привлекать ничьего внимания, обсудили ситуацию, и старший лейтенант дал команду группе на задержание этих вызвавших подозрение  людей. 
За поимку особо опасных террористов старшина Кузьма Иванович Смир-нов был награжден боевым орденом, а вскорости ему присвоили и первое офи-церское звание. Старший лейтенант Григорий Сергеевич Григорьев также был награжден орденом.
Гриорьев, будучи уже капитаном, не забыл смышленого старшину и с раз-решения командования пригласил его для прохождения дальнейшей службы в свой отдел. Старшина с превеликим удовольствием согласился. Еще бы! Это ведь служба в самой Москве, да еще под руководством такого замечательного командира-это тебе не хухры-мухры.  Радио игра с немцами с участием бывших агентов только начиналась. Для этого недалеко от Москвы в поселке Царицыно в одном из старых домов, похожем на десятки таких же хибар, подальше от лю-бопытных глаз, да и от возможных проверяющих с противоположной стороны,  был организован конспиративный радиоцентр, руководить которым как раз и доверили капитану Григорьеву.
Шилова, будучи радисткой,  сидела на ключе и передавала шифровки в центр, которые специально готовились нашими спецслужбами. Позывной Ши-ловой был: « Привет от дворянки».
Рядом с ней постоянно находилась и приглядывала молодая симпатичная девушка – сержант Туманова Екатерина Матвеевна, которая с первой встречи приглянулась Кузьме Ивановичу. Каждый раз, когда он ее встречал, то только молча на нее смотрел, не в состоянии вымолвить хоть слово, они у него почему-то застревали в пересохшем горле. Он только безбожно краснел и от этого сму-щался еще больше. Она видно тоже его заприметила, и он запал ей в душу. У нее была не очень длинная, но тугая русая коса, которую она при каждой встре-чи с ним, гордо задрав свой курносый носик, очень выразительно закидывала за спину. Мол, мы еще и не таких видали. Наконец, он, преодолевая робость и, на чем свет кляня, свою провинциальную неловкость, смог произнести первое сло-во, затем второе, потом  все пошло на лад. Дело молодое, война уже шла к кон-цу, а они полюбили друг друга, и через некоторое время и поженились.

Глава двадцать восьмая
Жил деда Кузя за городом, в  небольшом  домишке со своею старухой,  «столбовою дворянкой» -  так он ее хитро, морща свои ехидные глазки называл. А называл он ее так в память о тех далеких геройских годах и того позывного, которым пользовалась в те времена немецкая радистка. Живут они вместе уж много- много лет, но он также как и раньше обожает свою столбовую дворянку. До сих пор любимой частушкой у него была:
- Катя, Катя Катеринка - нарисована картинка.
- Как увижу Катеринку, сердце бьется об ширинку.
Вот старый черт, а! И это ведь как здорово, что вот такой деда Кузя, про-жив такие  трудные годы,  сохранил любовь к жизни. Не то, что нынешние мо-лодые «бизьмесмены» как он их называл, которые будучи полностью затрахан-нами своими бизнесами, замученные постоянными мыслями, где бы еще ском-муниздить у народа мани-мани к сорока годам становятся практически несо-стоятельными мужиками.
Было у  него старое разбитое корыто,  но с мотором,  на котором он плавал на свои заветные,  известные только ему места и где помаленьку браконьерст-вовал.
Он часто угощал меня ухой,  которую варил сам,  никого не подпуская к этому на его взгляд очень важному и «сурьезному» делу. Уха у него обычно была  какая-то тройная с прикладом.  Под прикладом он понимал несколько ви-дов рыбешек,  которые он предварительно выварил в марлевом мешочке и гото-вил юшку, а затем, добавив особых специй, отваривал уже основную рыбу,  ча-ще всего это был сом или осетр.
- Ну что, ну что ты изверг вытворяешь? Ну кто так чистит рыбешку? Ну кто так ее режет? Ох, баламут. И кто ж вас учит? Ну никого простого самого «заваляшшего» дела нельзя доверить. Все испоганите. Вы  и на работе, на-верное, делаете вид, что работаете, а ваше начальство делает вид, что вам платит. Вот так и живете, трудитесь, - добродушно ворчал дед, ловко разде-лывая  старенькой, но очень острой финкой, еще привезенной им в виде трофея с войны и которой он очень дорожил, основную, пойманную всего пару часов назад речную живность.
Как он рассказывал, этот «мессер» его часто выручал, когда он охотился на всяких «шпиенов». На его рукоятке виднелась  свастика, а вдоль самого клинка было витиеватым шрифром выгравировано: «Гот мит унз», что означало «Бог с нами».
Куски в специальное ведерко из нержавейки он клал обычно очень круп-ные. И, когда уха  была  готова, вся  рыба  вынималась  из  ведра  и «ложилась» на подготовленное заранее место. Есть ее надо было отдельно от юшки.
- Ну что можно сказать за эту уху? Уха как уха, так сибе,  ничяво асобинова.
Это не я,  это он так всегда говорил.
- Исть, правда,  можно,  не отрависси, особенно, если прежде всяво выпить маленько.
Но никогда в жизни я ничего более вкусного не едал. Ни в одной заграни-це, ни в одном  ресторане вам такую уху не подадут.
Только сказочно нереальным и прекрасным вечерком на берегу великой русской реки,  ощущая вокруг простор и красоту окружающего мира, держа  стопарь с всемирно  известным  напитком в одной руке и с огромным помидо-ром (чтоб в килограмме не более трех штук) в другой,  вдыхая запах и предвку-шая вкус того,  что тебя  ожидает  после этого,  ощущаешь себя созданием, при-надлежащим этому миру, существом, только которому всемогущий дал воз-можность ощутить всю прелесть бытия  и  всего  насущного в этом прекрасном из миров.
И при чем тут все президенты,  вместе со своими прихвостнями - жулика-ми и их миллиардами. Даже роты специально подготовленных мордоворотов их не спасут. Когда-нибудь и мы подержим их за горло. А пока! Пока пусть пода-вятся. Мир прекрасен и удивителен. С богом! Будем мы все здоровы, а микро-бы, чтоб все побыстрее передохли. Аминь.

Глава двадцать девятая
Отец Молчуна был еще жив. В свои почти девяносто лет он выглядел про-сто молодцом. Но самостоятельно ездить на дачу он не мог и появлялся там только тогда, когда Олег, будучи в городе, забирал его. Естественно, о том, что творится на даче. он понятия не имел. Сначала он очень удивлялся охране, бо-гатой обстановке, но придуманные Олегом легенды его удовлетворили, и он принимал все как должное.
Отец жил на городской квартире, жена его давно умерла, и ухаживала за ним младшая сестра жены - Лидия Сергеевна, которая всю свою долгую жизнь была влюблена в этого, как она считала,  великого писателя мирового значения. Его любимым занятием  было по вечерам, опираясь на толстую трость, медлен-но дефилировать по Тверскому бульвару, туда и обратно, с гордо поднятой се-дой головой, изредка слегка кивая немногим оставшимся в живых знакомым. 
В этот вечер все было как обычно. Он поужинал и решил прогуляться по своему любимому маршруту. И тут... Только он сделал последний шаг со ступе-нек и ступил на плотный песок, которым был покрыт бульвар, как к нему под-валили два ну просто ужасных типа. От них несло как из только что открытой винной бочки. Небритые, в давно не стираной одежде, с побитыми рожами, в общем, жуть, да и только.
Вроде бы милиция гоняет их. Хоть бы центр города не уродовали своим видом. А тут иностранцы, а тут посетители Макдональдса, люди собираются отдохнуть от трудовых будней в театрах, да и в ресторанах, конечно, те, у кого есть, чем заплатить. А то ведь за один стакан чая простой работяга должен вка-лывать чуть ли не целый день. Он оглянулся по сторонам в поисках каких-либо защитников. Но рядом никто не обретался и ему пришлось остановиться.
- Дедуля здрасьте! - один из них, еле стоя на подкашивающихся, ногах попы-тался сделать реверанс, сняв при этом что-то похожее на бывшую белую ке-почку со сломанным пластмассовым козырьком.
- Дедуля, будь человеком. Помоги, чем можешь, дабы мы смогли с моим при-ятелем с большим удовольствием провести  этот чудесный вечерок, и, нахо-дясь в полной нирване, насладиться окружающей нас природой и с огром-ной благодарностью вспоминать твою душевность, - смог выдавить из себя  один из этой парочки заплетающимся языком, при этом через каждое слово, отвратительно смрадно  икая, и дергаясь своим непослушным телом.
- Смотри, как хорошо сказал, - обратился он к приятелю.
Тот никак не мог сфокусировать на чем-нибудь свое внимание, и занят был только тем, что пытался, балансируя, найти центр приложения сил, дейст-вующих откуда-то на него. Это ему практически не удавалось. Он, хмыкнув что-то нечленораздельное, начал падать прямо на старика. У него что-то срабо-тало в мозгах, и инстинкт самосохранения заставил его повиснуть на пожилом человеке.
Естественно, отец Олега попытался его удержать, но где уж там, все-таки такой солидный возраст и они оба грохнулись на мраморные ступени лестницы. Буквально через секунду, тут же протрезвев, бедолаги испарились, а на сту-пеньках остался лежать человек с седой головой и без сознания. Прибывшая скорая констатировала сильнейшее сотрясение мозга. Дело было сделано.
В ближайшем глухом  дворе происходило, что-то совсем странное. Только что двое в дупель пьяные маргиналы почти угробили пожилого человека. А те-перь же они быстро сбрасывали с себя  всю свою рвань, стирали с лица грим и совершенно трезвыми голосами разговаривали с третьим высоким  курчавым брюнетом в бежевой кожаной куртке. Переодевшись, бросив свое старое барах-ло в угол , получив от мужчины по несколько зеленых бумажек, которым они очень обрадовались этого бы им хватило на то, чтобы находиться в нирване ми-нимум год, они мгновенно испарились в проходных дворах.
В это время Молчун нежился в джакузи. На бортике ванной стояла бутыл-ка его любимого коньяка «Комю», рядом наполненный на четверть толстопузый хрустальный бокал. Пена от дорогущей французской шампуни только для муж-чин покрывала его волосатую грудь, где-то тихо  звучал Рей Чарлз, в воздухе витал дым от любимых его сигарет. Рай, настоящий земной рай. Ну что еще че-ловеку не хватает, чтобы встретить старость.
Он, находясь в полной расслабухе, прикрыл в легкой дреме глаза. Перед глазами  неспешно потекли кадры немого кино. Помнил себя он, в общем-то, с довольно малых лет. Вот мама - высокая статная женщина, постоянно диктую-щая отцу как ему надо себя вести в той или иной ситуации. Мать ведь была из довольно обеспеченной семьи врачей.
Жили они в Киеве на Подоле. Деда он помнил плохо, Тот все время был на вызовах. Бабушка же была добрейшим человеком и работала акушеркой. Он помнит, как в их дом постоянно приходили какие-то люди и приносили целые корзины продуктов или даже живность - курей, гусей, поросят в знак благодар-ности за излечение или благополучные принятия родов.
Их кухарка, принимая подношение, всегда улыбалась, благодарила подно-сителей и всегда поздравляла с благополучным завершение дела. Причем все время кланялась и крестилась в сторону Святой Софии. Отец же был из дере-венских лаптей. Мама, когда на него обижалась, всегда называла деревенским лаптем. Сначала он краснел и надувался как пузырь, воздух из пузыря быстро выходил и он, подходя к мамочке сзади, обнимал ее своими лапищами и цело-вал в затылок или в стройную шейку. При этом она, смеясь и визжа, отбивалась от него полотенцем. Познакомились они совершенно случайно.
Он приехал в город к своей сестре, которая должна была вот-вот разро-диться, а его попросили помочь первое время после родов по хозяйству. Ну и когда наступил контрольный срок прибежали за бабушкой, которая и взяла себе в помощницы уже окончившею гимназию внучку. И вот эта кареглазая строй-ная девушка покорила, как говорят, сердце деревенского свинопаса.
 Сначала отец пописывал какие-то стишки, над которыми  мама все время посмеивалась, но в то же время она чувствовала, что что-то в этих первых опу-сах есть, что-то очень простое, незамысловатое,  и в то же время очень возвы-шенное. Она стала его первым редактором и в дальнейшем очень много сделала для того, чтобы отец, в конце концов, стал в стране советов знаменитым писате-лем и получил за свой труд все мыслимые в то время коврижки. Многолетняя борьба с болезнью  сына, единственного и долгожданного ребенка, подорвала здоровье и самой матери. Она таяла просто на глазах, и однажды сердце ее не выдержало.
Звонок, прозвучавший тем поздним вечером, послужил началом крушения империи Молчуна. Загорелись лампочки, заверещал факс, из него полезло ка-кое-то сообщение. Олег, выйдя из ванной, наполненной ароматным шампунем, где он любил по вечерам понежиться от трудов праведных, а, в основном, не-праведных  набросил на плечи халат и прочитал послание. Тетка сообщала обо всем произошедшем и просила как можно быстрее приехать. Отец очень плох.
Лицо его резко побледнело, руки похолодели, за грудину кто-то вбил же-лезный кол. Ухватившись за столик, он кулем свалился на диван. Сознание он не потерял и потому смог более менее контролировать ситуацию.
- Кто ни будь, помогите! - сквозь сильную боль он смог дотянуться до звонка.
 В соседних помещениях прозвучали три резких сигнала. Его уложили на кушетку, две таблетки нитроглицерина под язык. И спустя совсем недолгое время он смог очухаться и даже сесть на кушетке. Видно спазм как неожиданно начался, так же неожиданно и закончился. Все-таки он был еще  молодым чело-веком, и организм быстро справился с этой стрессовой ситуацией.
С трудом, оклемавшись, Олег вызвал машину и вместе с Маэстро отбыл в город. Всю об слугу Олег отпустил до особого распоряжения. В доме осталась только  одна охрана.
Все шло пока по плану.

Глава тридцатая
За всем, что происходило в доме, в это время наблюдали две черные тени, прилипшие к огромной высокой сосне, стоявшей по ту сторону участка, но поч-ти вплотную к забору. На небольшом расстоянии от забора располагалась и са-ма дача.
Всякое движение на вверенной охране территории затихло. И, как практи-чески всегда бывает с отъездом хозяев, любая охрана позволяет себе распустить поясные ремни и дать себе некоторую расслабуху.
Настал  час непосредственных действий по осуществлению второго этапа плана.
                Одна из теней вытащила из  чехла, закрепленного на спине  военный арбалет, используемый спецназом для выполнения определенных заданий и снабженный прицелом для ночного видения. Привести его в боевое положение специальным приспособлением было делом нескольких секунд. Выпущенная этим с одной стороны довольно мощным, а с другой практически бесшумным оружием стрела глубоко вонзилась в деревянную часть дома на втором этаже рядом со стеклянной дверью, выходящей на открытый балкон.
                За стрелой потянулся тонкий, но очень крепкий тросик, совершенно не просматриваемый на фоне темного леса и темного неба, способный выдержать весьма солидную нагрузку.  Второй конец тросика тени закрепили за одну из толстых ветвей сосны.  Мост для перехода на вражескую территорию был готов.
         Все расположенные по периметру видеокамеры, просматривающие терри-торию, располагались ниже этого импровизированного моста, который таким образом в их поле зрения не попадал.
Используя специальную оснастку, на балкон по тросику скользнула снача-ла одна из теней, за ней вторая. На мгновение они затихли, прислушиваясь к ночной тишине. Все было о, кей. Можно было двигаться дальше. Приставив к стеклу резиновую присоску, которую используют автомастера-кузовщики для выправления небольших вмятин и проведя острым резцов вокруг присоски в одно мгновение получили круглое отверстие, куда спокойно пролезла рука в перчатке и открыла первый шпингалет, затем второе отверстие - такая же судь-ба второго шпингалета.
Проход был открыт. Прикрыв за собой дверь,  подсвечивая себе фонарями, у которых луч света был толщиной с шило,  тени, вытащив план дома, который заранее для них составил Улыбышев, сориентировались и бесшумно скользнули на первый этаж, где располагался интересующий их предмет. Этим предметом и было керамическое панно.
Не разговаривая, обмениваясь только жестами, тени со всей возможной осторожностью отделили панно от стены. Они нашли там то, что и ожидали найти. От панно шли куда-то провода, оно было к чему-то подключено.  А вот к чему? Это и предстояло им как можно быстрее выяснить. Поиски привели их на второй этаж. Тщательный осмотр второго этажа ничего не дал. Никаких даже слабых намеков на наличие каких-либо скрытых помещений. Оставался только чердак.
На двери, ведущей на чердак, висел какой-то сложный замок. Но у теней ушло несколько минут на то, что бы используя универсальную отмычку,  спра-вится с этой несложной для них преградой. Кругом хлам, старые вещи, детские велосипеды, лыжи, игрушки. Вроде бы, где тут можно чего-нибудь серьезное спрятать. Тени сняли черные шерстяные маски с прорезями для глаз и рта и ста-ли чесать свои бугристые репы.
- Чо будем делать то? - спросил один.
- А хер его знает, - ответил другой. - Чего-нибудь придумаем.
- Погоди,  погоди, - вдруг склонился над полом первый. - Тут ведь все в пыли
- Ну и что. Нам то, что это дает?
Потом, глядя на улыбающегося первого, подумал немного. Губы его мед-ленно раздвинулись в улыбке, - Ну ты и молоток. Ведь если кто-то здесь ходил в последнее время, значит должны остаться следы.
- Точно!
Они, почти касаясь, пола носами стали обследовать пыльный пол чердака.
-      Во, нашел! Кто-то подходил к этому шкафу.
 Вплотную к одной из стен стоял весь изъеденный жучками старинный шкаф.
 Он потянул на себя скрипучие дверки. В шкафу на вешалках висело разное ста-рое барахло.
- Ну и что. Может,  хозяевам нужно было чего.
- Да верно, ты прав. И он стал закрывать створки.
- Постой, постой-ка. Ты когда подходишь к шкафу и снимаешь с вешалки что-нибудь разве становишься ногой на дно шкафа, шкаф уж и не такой боль-шой. Тогда почему здесь следы? Здесь что-то не так.
Выкинуть их шкафа тряпки дело одной секунды.
-     Послушай, здесь что-то есть. Смотри,  задняя панель состоит из двух поло-винок, одна задвигается за другую, как сейчас делают в раздвижных дверях.
- Точно. Ну-ка давай попробуем сдвинуть одну панель относительно другой.
Однако ничего не получилось. Ни одна из панелей с места не стронулась. Видимо был еще какой-то секрет. Поиски секрета ни к чему не привели. Тени стояли друг перед другом беспомощно разводя руками. Так и задание нельзя будет выполнить. Черт его знает, что тут можно придумать.
- Слушай, а что если отодвинуть шкаф от стены. Может там есть какой-нибудь проход.
- Годится! Давай пробовать.
Поднатужившись, они смогли образовать щель между пресловутым шка-фом и стеной. Действительно, шкаф прикрывал какое-то отверстие в стене. Они  ужами проскользнули в этот проход. Здесь было то, что так долго  искали. На столах стояли мониторы, провода шли к пультам управления и еще какая-то хренотень.
Они быстро сделали то дело, за которым сюда пришли и так же быстро исчезли из этой так хорошо охраняемой зоны, причем, не забыв убрать все сле-ды своего пребывания. Остались только отверстия в стеклах на втором этаже, но прикрытые драпировками  совершенно невидимые. Их можно было бы обна-ружить только при каком-либо случайном стечении обстоятельств. 

Глава тридцать первая
Олег все свое время проводил у постели отца. Несмотря на солидный воз-раст, отец потихоньку помаленьку стал приходить в себя. Рядом с ним постоян-но находился или Олег или Лидия Сергеевна. Лечащий врач Склифа сказал, что отцу очень повезло. Если бы он при падении не успел инстинктивно подставить свою трость, что намного смягчило удар, то, наверняка бы, все могло  закончит-ся плачевнее, не исключался даже летальный исход. Видимо судьба дала ему  шанс еще немного пожить на этой грешной земле. Ну и слава богу! Наступил следующий решающий этап в плане, который задумал Улыбышев.
Он позвонил Молчуну и предложил немного расслабиться за карточным столом. Олег, выбитый совершенно из колеи в последнее время начал потихо-нечку  свыкаться с сложившейся ситуацией.  Ему, наверное, тоже не помешало бы немного встряхнуться. Костя получил согласие.
Решено было, что за зеленый стол сядут Молчун и Маэстро против Кон-стантина и его приятеля. Роль приятеля в данном случае должен был исполнить, кстати, за очень приличные деньги, шулер-асс, который и сделал из своего та-лантливого ученика настоящего мастера. Костя поставил только одно условие, что до конца игры из комнаты никто выходить не должен.
Условие  Молчуном было принято. При этом он слегка улыбался чему-то своему. Это играло ему на руку, Он давно хотел хорошенько потрясти этого но-воявленного нувориша. Он давно приглядывался к Улыбышеву и с каждым ра-зом понимал, что перед ним далеко не обычный партнер, которому можно было втюхать что угодно. Особенно Молчун насторожился после игры Кости с Ко-том, при которой с Котом чуть ли не случилась кондрашка. Кот был довольно опытным игроком, но что с ним сделал партнер? Хорошо, что ему под руку подвернулась эта случайная картина. А то бы не миновать беды. 
Ну что можно сказать об этой игре. Это был полный и бесповоротный раз-гром армии под командованием Молчуна. Что только они не предпринимали, руководствуясь указаниями их тайного оружия-информационного панно - ниче-го не получалось.
Складывалось такое впечатление, что это дурацкое панно просто сошло с ума. Информация, передаваемая светящимися янтарными вставками, и считы-ваемая Молчуном и Маэстро совершенно не соответствовала тому, что имелось на руках у их противников. А противники совершенно не реагировали на раз-личные выкрутасы Олега и Андриса и невозмутимо давили все их происки, тем самым, одерживая победу за победой на всех фронтах.
Уже шел далеко не первый час битвы, сутки завершали свой бег, а Олег, подгоняемый азартом, все проигрывал и проигрывал. Иногда, правда, им давали выигрывать, но затем снова шел солидный проигрыш. Он никак не мог понять, почему так получается и, что случилось с панно. И, наконец,  совершенно изму-ченный, с бешено горящими глазами, находясь на грани нервного срыва Мол-чун поставил на кон свою дачу. Свой знаменитый катран.
Этого и добивался Улыбышев. Один удар, еще удар-вист, мизер, тотус - все перемешалось в голове Олега. Все! Финита ля комедия.  Дача была проиг-рана. Тяжело откинувшись, Олег понял, что жизнь его кончена. Что он без ка-питалов и что он без своего катрана? Круглый ноль. Он понял, что несмотря на все меры предосторожности его очень красиво и профессионально сделали.
Олег, совершенно потерянный, прохрипел, неужели все? Он медленно по-дошел к горке, напротив которой ему выпало сидеть и в витрине которой отра-жалось злополучное панно. И вдруг почти без замаха с диким воем саданул в эту витрину кулаком. Он упал на ковер и стал биться в конвульсиях, изо рта пошла пена. Весь в пене и крови он катался по медвежьей шкуре и дико хрипел. Близкие кинулись к нему, кто упал на ноги, кто схватил руки, кто засунул нож в рот, не давая ему прикусить язык. Сила его конвульсий была такова, что не-сколько человек, пытавшиеся удержать его летали как мячики.
Улыбышев спокойно стоял в стороне и смотрел на эту вакханалию. Ему было, конечно, жаль Молчуна, но дело в первую очередь. А то дело , на которое его поставили, тем более в первую очередь. Молчун ему нужен был в дальней-шем, и он строил относительно Олега определенные планы. Но он ему был ну-жен не как равноправный партнер, а как слуга, подневольный человек, готовый идти за хозяином на все.
Приступ пошел на убыль. Олегу дали  выпить коньяку, лицо его порозове-ло, и он стал приходить в себя.
Через некоторое время к нему подошел Костя. Он сел рядом с Олегом и вдруг попросил всех выйти из комнаты. Все, возбужденные произошедшим, не-доуменно переглядываясь,  потянулись к выходу. Когда за последним из при-сутствующих закрылась дверь, Улыбышев повернулся к Молчуну, который си-дел в совершенно неприглядном виде. Весь какой-то растерзанный, голова упа-ла на грудь,  слезы текли по щекам.
- Ну что живой! - спросил Костя.
- Не переживай все обойдется. Ты готов меня выслушать?
Олег молча кивнул головой,
- То, что я тебе сейчас скажу должно тебя немного взбодрить, но все это должно остаться между нами и об этом никто не должен знать.
- Согласен?
Олег опять молча кивнул. Видно сил у него осталось совсем немного.
- Во-первых - начал Улыбышев - я возвращаю тебе весь твой денежный про-игрыш. Будем считать, что ты мне из своего капитала ничего не должен.
Олег поднял голову, глаза его лихорадочно заблестели. До него толком еще не дошло, что сказал Костя.
- Но вот дачу я оставляю себе. Она мне нужна для дела. Ты же можешь жить в ней, как и жил раньше. Для тебя все остается по-старому и все должно функционировать как и раньше.
- Ну что согласен?
Ничего себе. Из огня да в полымя. Из жуткой грязи, да снова в князи. Не может такого быть, потому что такого не может быть. Олег понял, что сидящий перед ним этот спокойный с совершенно невозмутимым видом человек дарует ему ни много, ни мало, а саму жизнь. Ведь буквально несколько минут назад он готов был без сожаления с ней расстаться.
Уже глубокой ночью в присутствии специально вызванного нотариуса, у которого, как отстранено, заметил Олег, уже заранее были подготовлены все документы, дача полностью перешла во владение Улыбышева.
На следующий день Молчун  крепко спал после всего пережитого и из-рядно выпитого после разговора с Улыбышев коньяка. Все разборки этого зло-получного дела он решил оставить на утро.
Его и Маэстро мучил вопрос, как  мог получиться такой дикий проигрыш?
На все вопросы, заданные оператору, сидящему на пультах, тот весь тря-сущийся и заикающийся от страха отвечал, что он сам ничего не может понять, что он все делал по инструкции и ни миллиметр от нее не отступал. У всех складывалось впечатление, что панно просто взбесилось.

Глава тридцать вторая
Около полудня в помещении охраны прозвучал звонок. На мониторе было видно, что у ворот стоят два очень похожих друг на друга молодых человека в одинаковых черных плащах и с кейсами в руках. По радиотелефону они попро-сили хозяина дачи, правда, уже бывшего, но об этом ведь никто еще не знал.
Олег, еле продрал глаза, голова у него просто раскалывалась от всего пережито-го вчера ночью, спросил:
- Кто?
Когда ему ответили, он тут же рысью вскочил, забыв о своих болячках, и велел срочно разбудить Маэстро. Вдвоем они встретили молодых людей на крыльце дачи. Ничего не понимающий Маэстро, только удивленно крутил голо-вой.
На его вопросы о том, что случилось, и о чем Олег говорил с Улыбышев, тот, хмурясь, отвечал - потом, потом все узнаешь.
Молодые люди молча вошли в дом, молча поднялись сначала на второй этаж, затем на чердак. Складывалось такое впечатление, что они прекрасно раз-бираются во всех закоулках дома, и определенно знают куда идут. Видно они бывали здесь и ранее. За ними шли совершенно обалдевшие Молчун и Маэстро.
Но когда они поднялись на чердак, подошли к шкафу с секретным входом их удивлению не было границ. Молодые люди даже не стали просить Молчуна показать им секрет шкафа . Они также молча, но очень согласовано, как будто они проделывали это не первый раз, взяли и отодвинули шкаф от стены. Затем, предложили пройти в образовавшийся проем своим спутникам.
Находясь в полной прострации,  те протиснулись в проем, и оказались в своей же секретной комнате. Молодые люди не раздеваясь, включили паяльни-ки и на глазах изумленной публики, глядя в какой-то свой клочок бумаги,  тут же перепаяли несколько концов от проводов,  идущих от пультов управления к янтарным вставкам злополучного панно. Работоспособность этого жульниче-ского комплекса была таким образом восстановлена.
Удивлению хозяев не было границ. С одной стороны так ловко, а с другой так элементарно кто-то их  опустил и сделал из них просто обычных мелких ло-хов. Ведь кто-то по, всей вероятности, уже давно раскрыл их секрет. Но ведь кроме знания секрета нужно было выманить жильцов из дома, тайно проник-нуть в дом и проделать эту, вообще-то,  несложную операцию по запутыванию системы маяков, тем самым, выбив главный козырь из рук сидящих за зеленым столом, владеющих этим секретом и рассчитывающих с его помощью облапо-шить противников.
Молчун вспомнил проигрыш Кота. Неужели Улыбышев уже тогда дога-дывался об этом секрете. Голова просто шла кругом. Его и его команду переиг-рали по всем статьям весьма толковые и ушлые люди.
Используя примерно такие методы, да и другие, ведь помощники у него, как уже говорилось ранее, были очень и очень, Улыбышеву удалось практиче-ски во всех девяти районах бурно развивающегося Ханты-мансийского округа, куда входили   богатейшие Сургут,  Нижневартовск, Нефтеюганск  расставить своих людей  на посты директоров, председателей, замов, завов, топ менедже-ров и т.д.
Его люди вошли  в правления ряда крупнейших нефтяных фирм (Эвихон, Юкос), инвестиционных компаний (Югра, Московская, Титул), различных фон-дов(пенсионный, обязательного медицинского и социального страхования), страховые компании (Аскомед, Аско,Вита)  и банков (Возрождения и развития народов Севера, ЗапСибкомбанк, акционерный)  Через них в руках Улыбышева сосредоточились огромные капиталы
Те, кто поверил в него, кто увидел в этом простецком мужичишке настоя-щую акулу возрождающегося капитализма и доверившие ему огромные матери-альные средства,  были бы весьма им довольны.

Глава тридцать третья
Вскоре его помощники намекнули ему и на то, что вроде бы наступила пора заняться хотя и рискованным, но намного более прибыльным делом нарко-тиками. Костя опешил. Откуда они знают, или просто догадываются о самом большом  его секрете.
Еще учась в кузнице молодых коммунистических кадров, он пристрастил-ся сначала к картам, а затем и к легкому кайфу,  а может его специально при-страстили к этому сначала, в общем - то, просто баловству. Подумаешь легкий кумар, когда вокруг все прекрасно и радостно, все такие дружбаны, да и дев-чонки такие ласковые и доступные. Начали, конечно, с легких наркотиков, но, а затем...
В этом питомнике  будущих политических проституток  давно махровым цветом процветал этот незатейливый бизнес. И Костя быстро в него включился. Когда его первый раз пригласили на встречу, которая состоялась на Старой площади, и стали проводить с ним разные разговоры про его житье - бытье он страшно боялся, что они что-то узнают. Особенно когда его трясли на детекторе лжи.
Но, слава богу, все обошлось. А может и не обошлось, может они наобо-рот все знали и держали эти сведения про запас на всякий пожарный случай, чтобы в любой момент вытащить из рукава этот козырь и заставить его делать то, что им было нужно.
Кроме того, ему неоднократно приходилось провозить, пользуясь своим иммунитетом, небольшие партии зелья, которые предназначались,  в основном, для домочадцев партийных бонз. Естественно, что основными помощниками в добывании наркотиков за границей и были те, кому он привозил материальные приветы из их альма-матер.
Ему действительно подобрали очень толковых замов, однако, лишенных чувств элементарной порядочности и сострадания к своей родине и россиянам. Их совершенно  не смущало то, что на их родине в течение одного года совер-шается  огромное количество преступлений, связанных с доставкой и торговлей наркотиков.  Их совершенно не смущало даже то, что сотни тысяч, а может быть и миллионы россиян становятся калеками, умирают в молодом возрасте или идут на страшные преступления не щадя ни малого ни старого. Проведя подробный многофакторный анализ международных рынков дури , они пришли к определенному выводу. Перед Улыбышевым на столе лежал подробнейший план дальнейших действий.
Так по их данным незаконный оборот наркотиков только в России состав-ляет порядка одного миллиарда долларов в год. Самым популярным наркоти-ком в России является героин. Более половины наркотиков поступает из Цен-трально-Азиатского региона. Это Афганистан и Таджикистан. Самым же круп-ным поставщиков марихуаны и гашиша в Россию является Казахстан. Так  площади дикорастущей конопли в Чуйской долине Джамбульской области мо-гут сравниться с площадью небольшого государства, что позволяет ежегодно производить до шести тысяч тонн марихуаны. Одновременно только на афган-ском берегу реки Пяндж на складах скопилось двадцать три тонны чистейшего героина, а ведь стоимость только одной тонны этого зелья в Европе по оценкам его специалистов может достигать миллиард долларов.
Вторая половина шла, в основном, из Южной Америки, а точнее из района Гуажара - Мирин между Боливией и Бразилией, который был объявлен зоной свободной торговли, призванной оживить его экономику. Однако открытая гра-ница основной маршрут доставки кокаина проходит через реку Маморе - стала большим коридором для ввоза наркотиков.
По оценкам специалистов ежемесячно из Боливии поступает около тонны кокаина. Причем, стоимость одной тонны чистейшего боливийского кокаина  составляет порядка десяти миллионов долларов. Основными партнерами в этом бизнесе могут стать профессионалы наркобизнеса, люди из могущественного колумбийского  картеля  Кали, который контролирует боливийское производст-во и многомиллионные рынки сбыта в Южной Америке и за океаном. Так, на-пример, совсем недавно власти Колумбии перекрыли крупнейший канал  по-ставки кокаина в Россию. Вот на это обстоятельство помощники Улыбышева, обращали особое внимание. Они предлагали приложить все возможные усилия для восстановления канала и возобновления поставок.
Героин и кокаин перевозятся  огромными партиями - автомобилями, паро-ходами, самолетами, поездами. Причем способов   перевозки существует ог-ромное количество, и они совершенствуются до сих пор.
Это,  например, партии различной обуви начиная от кроссовок и пляжных тапочек  с заделанными фабричными способами пакетами, это размещение в различных флаконах дезодорантов, шампуней, консервов, тюбиков зубных паст, это использование в качестве контейнеров детских игрушек и даже человече-ских желудков, то есть использование всего того, что может служить в качестве большой или небольшой емкости для порошка.
В Латинской Америке распространен следующий способ доставки боль-ших партий наркотиков даже без ведома хозяев - пользуясь длительными стоян-ками судов в портах, под покровом ночи водолазы крепят к днищу или к борту ниже ватерлинии контейнеры с наркотой, с тем, чтобы так же незаметно их снять в порту назначения.
Но есть и более совершенные способы - так, например, растворение опре-деленных сильнодействующих наркотиков в различных жидкостях с дальней-шем их выпариванием.
Короче, во всем мире идет жестокая борьба между наркодельцами, кото-рые вкладывают огромные деньги, как  в создание, так и сохранение своего то-вара и правоохранительными органами. Потери наркодельцов составляют сотни миллионов долларов.  Однако прибыли, при этом, несмотря на значительные провалы, остаются баснословными.
После ознакомления с отчетом, который сделали его замы, Костя и принял решение поставить во главе этого нового направления своей деятельности Оле-га по кличке Молчун. Дача же ему была нужна как прикрытие, к которому при-выкли уже многие состоятельные  клиенты, занимающие с одной стороны весь-ма солидные посты в российском истеблишменте, и тем самым обладали огром-ной властью, с другой они могли позволить себе практически все.
Так Молчун стал с подачи Улыбышева одним из крупнейших руководите-лей тайной сети по оптовой продаже больших партий наркотиков в России.

Глава тридцать четвертая
Андрис долго изучал полученную от Лаймы информацию.  Пройти этих амбалов  практически было невозможно. Нужно было найти какое-то нестан-дартное решение и,  причем,  в считанные дни. Оно пришло само собой. Ведь квартира находилась на предпоследнем этаже,  а значит до нее можно будет до-браться кратчайшим путем, то есть с крыши. Да, но как было отключить навер-няка имеющуюся сигнализацию на окнах.  Хорошо если сигнализация питается от общей электросети, а если она имеет автономное питание. Логика подсказы-вала - надо проверить.  Сначала  отключить  весь свет в доме и чем-то попы-таться открыть одно из окон.
Если сигнализация не сработает,  то - первый вариант,  а если  сработает,  значит, второй. Правда, существуют более сложные системы с различной под-страховкой отключения питания.  Получалось,  что в любом случае  необходимо  было вывести охрану из дела.  И еще неизвестно,  нет ли охраны на крыше,  что, в общем, тоже не исключалось.
Большие надежды  Маэстро возлагал на  одного из членов своей команды-Леху. Леха всю свою сознательную жизнь прожил сиротой - сначала в детдоме в глухой провинции, где было тоскливо и муторно и постоянно хотелось есть. Он несколько раз убегал, его ловили, и он снова оказывался  как будто в мрачном подземелье. Он практически с детства привык зарабатывать себе на более- ме-нее сносное существование.  Его суставы от рождения позволяли ему делать со своим телом черте - что. Он мог  заворачивать  свои  руки и ноги  как вокруг друг друга,  так и вокруг своего тела,  как будто они были у него  ватные, так что найти, где начало, а где конец было  совершенно невозможно.  При этом он обладал потрясающим бесстрашием и ловкостью.
Обладая необыкновенным даром, ему бы стать цирковым артистом. Одна-ко жизнь распорядилась по-своему. Сбежав в очередной раз и гуляя по просто-рам страны, он прибился к бригаде каменщиков- верхолазов, которые специали-зировались в кладке кирпичных труб. Это как раз было ему по душе. Да и бри-гада приобрела уникального работника.
Андрис нашел его однажды в бригаде верхолазов, строящих вытяжную трубу для котельной.  Однажды Маэстро  стал свидетелем того,  как этот Леха разбирал оставшиеся строительные подмости на самом верху высоченной тру-бы, совершенно не используя для этого хоть какую-либо страховку. В придачу все кругом было мокро от недавно прошедшего дождя.  Это было просто потря-сающее зрелище,  явно не для нервных. Он остолбенело, смотрел через стекло на происходящее за окном. Это был уникальный цирковой номер.
На самом оголовке трубы  стоял какой-то малый и смотрел вниз на землю. Уже только от этого вида у Маэстро закружилась голова. Потом малый спрыг-нул на металлические подмости, у которых, кстати,  не было никаких боковых ограждений и которые находились ниже оголовка трубы примерно метра на полтора, и стал их спокойно, вроде бы нехотя,  по частям разбирать.  Отдельные элементы он спускал на веревке, а некоторые просто сбрасывал с верхотуры. При этом он демонстрировал чудеса изворотливости и балансировки, повисая в воздухе то на одной руке, то, зацепившись за подходящую железяку ногой. У Маэстро от увиденного сперло дыхание и мурашки побежали по телу.
На следующий день Маэстро после долгих расспросов - бригада уже пе-решла на другой объект - разыскал того, кто так вчера поразил его. Перед ним стоял небольшого росточка, довольно худощавый паренек с расширенными от удивления глазами. И зачем он понадобился этому стоявшему перед ним хоро-шо одетому   хлыщу.
На вопрос Маэстро как его зовут он тихо ответил - Леха, а потом немного помолчав смущенно добавил - верхолаз и все ни фамилии, ни отчества. Леха Верхолаз,  так Леха Верхолаз, подумал Маэстро. Пусть будет так. Самое инте-ресное состояло в том, что это как раз соответствовало тому, что задумал Маэ-стро по поводу  этого уникального циркача.
Он долго обхаживал этого Леху, сулил ему сказочные заработки, но па-рень видно уже привык честно зарабатывает себе на жизнь, да и ребята в брига-де попались что надо, их тоже не хотелось подводить. И только дикий случай помог Маэстро совладать с этим строптивым малым. Отмечая окончание кладки новой трубы, вся бригада собралась в общежитии и, как положено, обмыла это дело. Толи водка оказалась  паленой, то ли еще чего, но на утро проснувшийся с трудом и с дикой головной болью Леха узнал, что от всей бригады только он остался в живых. Видно его молодой организм смог устоять против такой на-пасти. Остальных врачам так и не удалось откачать.
Леха замкнулся, перестал практически с кем-либо разговаривать и тут же этой ситуацией воспользовался Маэстро.
Он уже давно  нашел применение талантам  Лехи Верхолаза.  Маэстро за-думал сделать из него классного вора - форточника. Для Лехи проникнуть через маломальскую форточку или небольшое окно было  совершенно плевым  делом.  Этажность  в данном случае значения не имела.
Поставив перед Лехой конкретную  задачу,  Андрис послал его с мощным цейсовским  биноклем  и  прибором ночного видения на  крышу соседнего до-ма. Через некоторое время он точно знал, что квартира Улыбышева охраняется и с крыши. Это усложняло дело.
Наступил день  Х.  Перед  нападающими стояло несколько проблем,  а именно: первая - убрать охранников на крыше и у лифта ,  вторая - вывезти из строя сигнализацию, третья - нейтрализовать Улыбышева,  четвертая - передать картину  Верхолазу.
В этот вечер Лайма вместе с Улыбышевым, как и в предыдущие несколько вечеров,  вышла из лифта и,  не изменяя своей привычке, улыбаясь, угостила охранника жвачкой.  Кстати это был тот же молодой телок,  что  и  в  первый  приход Лаймы в этот дом.  Глупо улыбаясь такой красивой женщине,  покрас-нев так, что щеки у него зарделись пунцовым цветом,  он с удовольствием от-правил жвачку  в рот.  Одна  задача была решена.
Через пару часов, когда Улыбышев мирно похрапывал после выпитого кофе,  куда Лайма незаметно подсыпала снотворное,  в  квартире вдруг показ свет.  Лайма ждала этого момента.  И сразу же сработала сигнализация.  Лайма голая выскочила на лестничную клетку,  подбежала к спящему олуху. В жвачке, к которой она приучала охрану эти несколько дней, было также очень сильное снотворное,  и охранник даже толком не заметил,  как свалился кулем.
Обыскав его,  она нашла связку ключей и подбежала к шкафу, где находи-лась вся электрическая разводка.  За то время, когда Лайма вместе с Улыбыше-вым бывала в квартире,  Андрис пару раз,  проникнув в щитовую дома,  отклю-чал свет. Лайма в это время внимательно следила за действиями хозяина.  По-добрав ключ, она отключила систему автономного питания, как ее учили спе-циалисты Андриса. Путь был свободен.
Через некоторое время в квартире снова загорелся свет.  Леха, с вечера расположившийся на крыше соседнего дома за трубой,  вытащил из небольшого чемоданчика снайперскую винтовку бельгийского образца. Она была изготов-лена фирмой «FN». Профессионалы  оценивают ее как  лучшую  среди  приня-тых  на вооружение стран НАТО. Леха  подсоединил  германский прицел   «Аншютц», обычно  используемый стрелками спортсменами, надел на голову прибор ночного видения и, удобно расположившись,  стал ждать.
С его места был прекрасный обзор,  он видел чердачное окно, где раньше засек охранника, а также окно, в котором ему должны были подать сигнал. Как только сигнализация была отключена, в окне  показалась  Лайма.  Он  просто остолбенел.
Она была совершенно голая. В оконном проеме он видел с помощью при-бора ночного видения  прекрасное  женское  тело.  Лайма    в спешке и не поду-мала о какой-нибудь накидке.  Она стояла в лунном свете как божественное создание,  спустившееся на эту грешную землю.  Женщины  особенно не бало-вали Верхолаза своим вниманием, хотя он и знал,  что такое женская ласка. Он весь напрягся, представив Лайму в своих объятьях.  Кровь побежала по жилам. Он представил себе, как он ласкает эту женщину,  целует ее,  гладит ее груди, живот. Он распалялся все больше и больше.
Но, опомнившись и пожалев, что такая баба и не его, он, сделав несколько ритмичных  успокаивающих вдохов и выдохов,  нашел через объектив чердач-ное окно. Как только там появилась голова охранника,  он выстрелил.  Но что это!  Вместо того,  чтобы исчезнуть,  голова наоборот еще больше вылезла из окна и стала оглядываться по  сторонам.
Леха  промазал.  Ни фига себе!  Видно Лайма так его смутила,  что он не смог соответствующим образом настроиться. Охранник, естественно, самого выстрела  не  слышал.  Было  ведь  довольно далеко,  да и глушитель для чего-то был предназначен.  А вот звук пролетавшей мимо пули и особенно  звук  ее  удара  о стену  он слышал  хорошо,  но понять, что это такое не мог.  Да и по-пробуйте просидеть несколько часов в  тишине.  Естественно,  его  первой  ре-акцией  было посмотреть,  что это такое,  откуда это. Этого мгновения было достаточно, чтобы Леха быстро оценив результат своего первого выстрела,  пе-резарядил винтовку  и произвел  второй  выстрел.  Парень  ничего не успел со-образить,  пуля вошла ему точно в лоб.  Да, тяжела ты доля бойца невидимого фронта. За все милок в этой жизни надо платить. Это тебе не только носить хо-рошие костюмы да грудь колесом. Это не только кулачищем в темя, а ножищей в торец. Это не только хотя и не очень большой, но все-таки намного больше, чем у обычного работяги, зеленый ручей в карман.   Не зря платят  такие  деньги за охрану особо важной персоны. Ой, не зря!
Леха,  коря себя за первый промах,  не спеша, сложив винтовку в чемодан-чик, приступил ко второй части своего задания.
Лайма, подав сигнал о своей готовности продолжить начатое  дело,  быст-ро прошла к картине и, посмотрев на нее, вдруг почувствовала какой-то мимо-летный укор в пристальном взгляде нарисованной женщины.  Она замерла и тут  обратила внимание  на  то,  что стоит перед этой женщиной совершенно голой.  Почему-то, неожиданно для себя смутившись, она схватила халатик и, накинув его, прикрыла свою  наготу.
У  нее сложилось такое впечатление,  что женщина хотела с ней о чем-то поговорить, о своем,  о женском,  чем-то с ней поделится, о чем-то ее расспро-сить,  что-то  ей  посоветовать.  Столько  было  теплоты  и  участия в ее взгляде, что Лайма опешила, и не знала, что делать. Она довольно долго простояла  пе-ред  этой  картиной,  перед  глазами  у нее прошла вся ее такая беспутная жизнь и ее стало так тоскливо на душе.  Но может быть,  не  все  еще  потеряно, может  быть,  все  еще  изменится,  может быть, кто-то также захочет нарисовать порт-рет Лаймы, своей любимой невесты, как это сделал великий художник.
Поборов желание расплакаться,  она,  уже больше не глядя на картину, бе-режно вытащила ее из рамы, тщательно упаковала и подготовила к транспорти-ровке.
В это  время  Верхолаз,  спокойно выйдя из двора одного дома,  пересек улицу и вошел во двор дома,  в котором его ждала Лайма.  Несмотря  на  позд-нее  время, почти  вслепую,  быстро  как  ящерица поднялся по пожарной лест-нице на крышу.
Приладив и закрепив за трубу заранее захваченные с собой специальные веревочные приспособления, изготовленные из альпинистского фала,  Верхолаз тихо и незаметно спустился к намеченному окну,  у которого его уже ждала Лайма. Ни слова не говоря, она  передала ему через открытую заранее форточку сверток. Приняв его, Верхолаз поднялся на крышу и, собрав все свои причинда-лы, растаял в темноте.
Лайма еще  долго  лежала с открытыми глазами и вспоминала всю свою прожитую жизнь, и у нее было довольно  тоскливо  на  душе.  Дождавшись  мо-мента, когда  дом проснется, и люди начнут новый день Лайма тихонько встала,  не спеша, оделась, последний раз посмотрела на  спящего  Улыбышева.  Рука  невольно потянулась к его щеке, и она погладила ее.
Ведь, в сущности, он не сделал ей ничего плохого. Она вышла в холл око-ло лифта. Охранник,  раскинувшись  на  кресле,  чуть  ли не съезжая с него на пол,  сладко спал.  Она вызвала лифт и,  уже не скрываясь,  спокойно  спусти-лась  на  первый этаж.  Выходя из подъезда, она поздоровалась с огромным ам-балом охранником, пожелав ему доброго утра, прошла к остановке автобуса и села в машину, за рулем которой сидел Маэстро.

Глава тридцать пятая
Сменщик  дяди Кузи по гардеробу Степан Швецов был,  как говорят от скуки мастер на все руки, как в той поговорке: и спец, и жнец, и на дуде игрец и отсюда имел кликуху Дуда.  Но  об этом, правда, мало кто знал.
Еще в молодости он славился своим умением и фраерка на перышко по-ставить,  и сейфик какой - ни- то подломить.   
После войны он, будучи совсем мальчонкой,  входил в известную своими грабежами в пригородных электричках , поездах, да  и в квартирах,  а также многочисленными убийствами мирных граждан московскую банду  «Черный крест» . Очень они любили оставлять после себя такой залихватский следок  - рисовали углем или чинариком , или еще чем-нибудь на самом  видном месте черный крест.
Тем самым они показывали свое презрение «ментам,  валкам паганым, валчарам, сукам».  Они  буквально терроризировали население.  Довольно часто при этом использовали милицейскую форму.
Сначала Степану  не  доверяли  важные  роли.
- Ты Степан погоди. У тебя еще все впереди - говорили ему.
Его,  в основном, и ставили на стреме.  Но мальчишка он был смышленый и просто как губка  впитывал  в  себя  воровскую науку.
Одна  из  баз у банды была в поселке Алешино,  что находилась прямо на границе послевоенной Москвы и области. Одна из улиц одним концом упира-лась в бывший Владимирский тракт, позже переимованный в шоссе Энтузиа-стов,  а другим как раз выходила на этот поселок.
Банда имела даже в этом поселке что-то похожее на учебное заведение.  В одном из сараев  был оборудован учебный класс,  где авторитеты - профессора рассказывали и показывали ученикам на конкретных примерах накопленные веками различные способы  карманного  воровства, шулерские картежные приемы,  способы краж из квартир, использование отвлекающих моментов,  а также самую важную науку - взламывание замков и сейфов. То есть  готовили  щипачей - карманников,  шулеров-картежников  домушников - балкощиков, форточников,  а также медвежатников.
Последнему учили не всех,  доверяли секретные  премудрости  только из-бранным - готовили профессионалов-медвежатников из самых толковых,  уже показавшим себя в деле,  учеников и имеющим тягу к технике.
Вот так среди них и оказался молодой,  но  уже видавший виды Степан Швецов.  После того как банду разгромили, ему удалось оторваться от пресле-дователей, и он на некоторое время лег на дно.
Но жизнь идет вперед.  Нужно было на что-то существовать, что было весьма затруднительно в то тяжелое время. И он, собрав уже свою кодлу, при-нялся за старое. 
В  одну  из своих ходок к хозяину (т.е. в тюрьму) он и познакомился с Ва-лентином Котельниковом - Котом,  вором в законе.  Они вместе с ним  провер-нули несколько интересных дел, как в Прибалтике,  так и в России. Последнее их нашумевшее дело  была попытка ограбления   отделения  сбербанка,  распо-ложенного  недалеко  от центра этого города.
Сначала вроде бы все сложилось удачно. Входную сигнализацию удалось быстро отключить, вроде бы отключили и сигнализацию, охранявшую сейфы. Дуда как всегда чисто сделал свое дело и в течение нескольких минут открыл один сейф, но когда он приступил ко второму, раздался рев сирены и им при-шлось в срочном порядке смываться.
- Атас, ментяры! Бросайте все, линяем - закричал Кот.
Дуда по старой привычке продумал все до мелочей, в том числе на край-ний случай и пути отступления. Он за очень приличные деньги смог  достать  довольно подробную схему подземных коммуникаций города с указанием и описанием всех проходных и  полупроходных  тоннелей.
Эту  схему  он держал  в большом секрете и даже с Котом не поделился своим богатством. Вот и в тот случай он смог незаметно уйти, воспользовав-шись заранее изученным маршрутом.
По этим каналам полузадохнувшийся, пропитанный нечистотами на всю, как ему  казалось,  оставшуюся жизнь Дуда вышел к Волге,  куда естественно годами сливалась вся грязь города.
Выход из туннеля был заделан металлической  решеткой. Но  решетка от времени и от ржавчины здорово сгнила, и ему не составило особого труда,  бла-го силища у него была довольно приличная, воспользовавшись  подобранной по пути железякой,  раздвинуть прутья и выйти наружу, а затем вплавь добраться до удобного места и выбраться на берег.
После этого Дуда, наживший к тому времени язвенную болезнь и стено-кардию решил потихонечку отойти от дел. Да и припрятано на черный день у него было не мало.
Но,  чтобы хоть где-то числиться и считаться трудящимся,  чтобы к нему никто не приставал с глупыми вопросами, он и устроился на непыльную работу гардеробщиком в гостиницу т.е. напарником Кузьмы Ивановича.      
Инструментик свой - всякие там абакумычи, выдры, балеринки и благо-датные спецприспособления, изготовленные из самых лучших сталей и уж очень умелыми руками он берег как зеницу ока.  Смазанный и тщательно упа-кованный,  он хранился у него в совершенно надежном месте и при случае мог быть всегда использован. Кстати, такой случай не заставил себя долго ждать


Глава тридцать шестая
Прошло несколько часов после ухода Лаймы. Первым желанием проснув-шегося Константина было оторвать тяжеленную голову от подушки. Голова трещала как от весьма серьезного перипития. Но он ведь вчера ничего кроме половины рюмки коньяка и кофе ничего не пил. Почему же голова такая тяже-лая и так здорово болит. Он протянул руку, что бы погладить  прекрасное тело молодой женщины. Но рука нащупала только смятую простынь.
С большим трудом подняв голову, он тихим голосом позвал Лайму. Нет ответа. Еще раз, но уже громче. Опять нет ответа.  Что, черт возьми происхо-дит? С трудом, наконец-то, ему удалось оторвать голову от подушки и огля-деться. В комнате никого не было.
Почуяв неладное он,  хотя и будучи в полном  неглиже , держась за раз-личные предметы мебели чтобы не упасть, обошел всю квартиру. Слушайте, а ведь Лаймы нигде не было. Ну охрана-то должна была бы знать где Лайма. Он подошел к входной двери и, как был голым, вышел на лестничную клетку.
Охранник сладко спал в позе младенца, подложив под щеку обе ладошки. Константин попытался его разбудить, но безрезультатно. Тот переворачивался только с боку набок, пытаясь занять прежнее положение. Тогда он, в предчувст-вии чего-то непоправимого,  вызвал по мобильнику внешнюю охрану. Охран-ник  доложил, что Лайма как всегда ухоженная, совершенно спокойная, привет-ливая и по доброму улыбающаяся рано утром вышла из дома. Никакой нервоз-ности в ее поведении он не заметил.
Что-то здесь не так!  Он стал лихорадочно вспоминать предыдущий вечер. Все было великолепно, как и в несколько вечеров до этого. Они посетили бути-ки известных модельных дизайнеров, где Лайма выбрала несколько ну очень эффектных для себя нарядов и стоящих весьма приличных денег. Однако ее , видимо,  это совершенно не смущало. Она вела себя с обслуживающим персо-налом легко и непринужденно. Складывалось такое впечатление, как будто ей приходилось это делать далеко не первый раз.
Константина, наблюдавшего за ней с восхищением, в первый момент это даже где-то покоробило. Он не был привычен к такому поведению женщин. Жена и дочь никогда не давали ему повода для любования ими в таких ситуаци-ях. Да и такие бутики они не особенно жаловали.
Затем очень красивое музыкально-танцевальное шоу в одном из централь-ных ресторанов и в завершении вечерней программы хороший коньяк, кофе и любимые мелодии в объятиях жаркой Лаймы.
Но отчего же он проспал так долго и от чего так болит голова. Да и все-таки где же Лайма. Может быть, она оставила  где-нибудь записку. Черт знает что творится. И он пошел по квартире в поисках какого-нибудь послания. Обойдя все помещения своей огромной квартиры и дойдя до самой дальней комнаты, он тяжело опустился в кресло и прикрыл глаза.
Кроме купленных вчера нарядов, ничто не напоминало о присутствии Лаймы в течение нескольких дней в этой квартире. Это очень его поразило. Ни косметики, ни всяких женских штучек, ничего.
Открыв глаза,  он, размышляя о случившимся, уставился взглядом в про-тивоположную стену. Но что-то мешало ему сосредоточиться. Что именно? Ка-кое-то несоответствие.
И вдруг! Как удар молнии по воспаленным мозгам. О боже! На противо-положной стене висела одна  рама, в которой виден был только кусок голой стены. Картины не было. Отсутствовал его выигрыш, больше не было достой-ного пополнения его коллекции, исчез портрет жены  великого художника.  Но кто это сделал, кто посмел поднять руку  на имущество, принадлежащее лично ему, ему - Константину Улыбышеву. И, наверняка, тот, кто это сделал, об этом должен очень и очень пожалеть. Не будь он Улыбышевым полковником КГБ, хоть и бывшим, и, между прочим,  очень богатым человеком. 
Немного успокоившись и, выпив пару таблеток какого-то патентованного лекарства, тем самым получив возможность размышлять, Костя пришел к сле-дующим выводам: во-первых не следует пороть горячку, во-вторых  об этой ис-тории должно знать как можно меньше людей, в-третьих ему видно что-то под-сыпали в пищу, в четвертых  все это могла подготовить и осуществить весьма квалифицированная  команда и, самое главное, в этой краже не последнюю роль сыграла Лайма.
Анализ всей сложившейся ситуации показывал, что его сделали как по-следнего лоха. И как же он лопухнулся. Кому не расскажешь, не поверят. Имея такие характеристики, такую профессиональную охрану и так проколоться. По-верить какой-то латышке - прошмандовке. Ему не очень было жалко самой кар-тины, он таких сможет купить еще очень много, ему было очень обидно за са-мого себя. Он ведь совершенно искренне, как молоденький теленок втюрился  в эту самую Лайму и надо честно признаться самому себе он даже собирался где-то в глубине души через некоторое время предложить ей руку и сердце, ну, ко-нечно, разведясь и обеспечив будущее своей настоящей жены. Но, увы и ах!
Жажда мести. Жажда мести рвала его душу на части и  требовала реши-тельных и немедленных действий. Ну, так с чего же начать поиски. Когда Лай-ма напрашивалась к нему в машину, а теперь-то он прекрасно понимал, что она действительно очень четко его просчитала,  она  была полностью уверена в том, что он ей не откажет. Если его воспаленные мозги не ошибаются, она ссылалась на какую-то Надежду, которая работала в администрации санатория и которая помогла ей с кортами. И кажется этой Надеждой и была та толстозадая бабища, пытавшаяся реанимировать поломанный Фольксваген. Вот с нее и надо было начать. По крайней мере, эта была в настоящее время единственная тоненькая ниточка.
Костя срочно вызвал своего помощника - руководителя службы как своей безопасности, так и безопасности всей его империи - Егора Андреевича Арефь-ева. Он давно подозревал, что Арефьева ему рекомендовали при составлении его команды не так просто. На то были, как он понимал, довольно веские осно-вания. Арефьев имел весьма серьезные полномочия, которые обеспечивались,  прежде всего его  многими возможностями, включая контакты с так называе-мыми спецслужбами.
Константин неоднократно мог в этом убедиться, наблюдая вроде как бы со стороны за очень быстрым и качественным исполнением, некоторых довольно щекотливых заданий, которые он ему поручал. Улыбышев знал, что Арефьев в прошлом был сотрудником Главного разведывательного Управления Мини-стерства обороны, благополучно сумевшего обойти все препоны на своем труд-ном участке служения родине и находящегося сейчас на заслуженном отдыхе. Вот как раз это обстоятельство и давало повод  Косте ему не очень доверять. Черт поймет этих разведчиков, и, кто может твердо знать за какие ворота они сейчас играют и на кого работают. Поэтому он  держал Арефьева на некотором расстоянии, хотя и нужно было для видимости соблюдать правила игры. Все же несмотря ни на что Улыбышев был подневольным человеком.  Но в данном случае особого выбора не было и придется  Егору Андреевичу  рассказать и о Лайме и обо всем, что случилось. Естественно, Арефьев многое знал, но далеко не все.
Для начала Костя сделал ему серьезный втык, за то, что его такие хвале-ные кадры профуфукали саму Лайму и позволили обокрасть своего хозяина. Он долго исходил злостью, но когда узнал, что в ту ночь был убит один из людей Арефьева, то есть один из охранников самого Улыбышева, то только тогда до него полностью дошло - против него выступает весьма серьезная команда, ко-торая не остановиться ни перед чем. Вот только вопрос, а что им все-таки нуж-но. Если только картина-это одно дело, а если что-то другое.
Не вдаваясь в особые подробности, перед  Арефьевым были поставлены основные задачи. Все остальное на его усмотрение. Костю не интересовали де-тали, его, как обычно интересовал только результат.

Глава  тридцать седьмая
Получив от  Кота  через  помощника капитана теплохода «Победа» завет-ную картину, которую Лайма  реквизировала  у Улыбышева, Макс Вайбель по-спешил к сумасшедшему барону. Барон лихорадочно схватил  сверток и стал срывать с него оберточную бумагу.  Руки у него дрожали,  на лбу выступили капельки пота,  глаза его лихорадочно  блестели  в  предвкушении зрелища.  Он развернул картину и,  подбежав к окну стал жадно ее разглядывать. Лицо на-полнилось блаженством и довольством,  он приобрел то,  что  хотел.  Это будет весьма достойным пополнением его коллекции. Но, что-то вспомнив, он  вдруг перевернул картину вверх ногами и стал  что-то  тщательно  рассматривать. Ли-цо его неожиданно исказилось,  он весь вытянулся как бы в струну,  и из горла у него вырвался крик невероятного отчаяния.  Затем он приблизился к Максу и, изогнувшись снизу  вверх,  зловещим  шепотом спросил:
- Что Вы мне привезли? - это не Карпинский, это контрафакт - фальшивка,  подделка.
Макс, совершенно ошарашенный, не знал что ответить.  Как, как Вы это определили - только и с мог он выдавить из себя. Тогда барон со злорадствую-щими интонациями в голосе сунул ему перевернутую к верху ногами картину и объяснил:
Подлинник этой картины обладает одним секретом. Если ее перевернуть,  то на фоне совершенно четко можно разглядеть проступающие горы и море.  На черно - белой репродукции этого разглядеть невозможно.  Так вот на этой кар-тине этот эффект полностью отсутствует.  Можете посмотреть сами. Эта карти-на подделка, хотя и очень хорошо сделанная.
Уважаемый господин барон этого не может быть, посмотрите, пожалуй-ста, еще раз более внимательно. Если Вы хотите, мы можем организовать весь-ма солидную экспертизу, естественно, за мой счет.
Что Вы морочите мне голову. Какая экспертиза? Я сам разбираюсь в жи-вописи лучше всяких экспертов. Я еще раз Вам, милейший, повторяю - это фальшивка. Не мне ли лучше всех знать манеру письма этого художника. Мало того,  что мы учились практически вместе да и работали зачастую бок о бок, я прекрасно знал и его жену. При этих словах голос у барона сел, и он надолго замолчал, вжавшись в угол огромного кресла, видимо отдавшись нахлынувшим близким ему воспоминаниям.
Макс не знал,  что делать. Получается так, что всю работу необходимо на-чать сначала.  Профессиональная честь Макса была затронута.  Он понял, что это случай наверняка положит на его репутацию определенное неприятное пят-но. Необходимо было,  не жалея никаких средств, срочно себя реабилитировать.  Иначе под вопросом был его бизнес.
Поразмыслив пару дней, Макс связался с Котом. Кот естественно не был ни в чем виноват.  Люди Маэстро четко выполнили свою задачу.  Поставив его  в  известность  о  неудаче,  Макс предложил новый план,  но он ни в коем слу-чае не должен закончиться провалом. Макс решил на завершающем этапе при-быть в Россию в качестве туриста и проконтролировать все до конца.
Глава тридцать восьмая
Каждый раз как мне удавалось появиться в этом городе я непременно,  за-хватив свой старенький фотоаппарат - практику посещал городской музей. Мне очень нравилось бродить по его тихим залам днем,  когда выдавалось свободное от работы время. Я всегда с огромным наслаждением окунался в этот мир кра-сок, мир необыкновенных удивительных предметов.
Останавливаясь около какой-либо картины,  я представлял себе как ху-дожник,  такой,  в общем, человек как и я, со своими житейским заботами о до-бывании денег,  о семье, о жилье, о пропитании, о холстах , о красках, о получе-нии заказов, о тысячи других мелких и несущественных деталях, натягивал холст на подрамник,  размешивал на палитре краски, брал в руки кисть и на миг, остановившись  прищуренным  взглядом  и примериваясь,  наносил первый ма-зок, мазок,  который мог его сделать в дальнейшим великим,  прославить его  имя  на века ,  снять  с него бремя житейских забот,  или наоборот оставить все как и прежде..
Этот великий  миг первого мазка,  первые ощущения перед будущей кар-тиной,  перед сюжетом,  этот великий миг творчества всегда почему-то вызывал  у меня  трепет,  хотя  я никогда не был художником.
Останавливаясь перед понравившееся мне картиной, я пытался предста-вить себе этого  художника,  его ощущения, когда он  работал, его манеру,  его способ самовыражения.  Ведь за каждой картиной стоял обычный человек,  ко-торый смог воспользоваться  своим  божественным  даром и сделать это,  пере-дать в красках свой сюжетный замысел, свое отношение к этому сюжету, свою душу, наконец.
Когда я  смотрел  на  различные  изделия из стекла или дерева мне всегда представлялся мастер,  который каждый день надевал свой рабочий  фартук,  и может быть, не бритый,  не умытый, голодный, хмурый, не выспавшийся заме-шивал глину или начинал строгать какую-нибудь  чурку. Вдруг происходило чудо, время останавливалось, мастер забывал про все окружающее, про холод, голод и грязь вокруг него, он весь проникался тем,  что  делал, он отдавал целые части самого себя и наступал момент создания  шедевра.  Шедевра,  в  котором навечно сохранялось тепло рук мастера, тепло его души, тем самым увековечи-вался и сам создатель.
Большинство людей,  приходя в музеи или на выставку, впадают в какое-то сомнамбулическое состояние,  Они практически находятся внутри себя, внутри своего мира,  внутри своих ощущений. 
Так и я любил бродить по залам, иногда останавливаясь только для того чтобы  выбрать  удобный  ракурс  и  сделать  снимок понравившейся  мне  кар-тины.
Раньше в музеях фотографировать не разрешалось, но сейчас,  заплатив при входе определенную сумму, каждый посетитель мог при наличии  недавно  появившейся  прекрасной  фотопленки изготовить собственную коллекцию,  понравившихся ему различных произведений искусства.  Чем я постоянно и  пользовался.
И вот однажды я, как всегда, стоял в одном из небольших залов у окна и искал  лучший  ракурс для того чтобы сфотографировать женский портрет,  сде-ланный известным художником Василием Карпинским.  Только я настроился и приготовился нажать на спуск фотоаппарата,  как у картины остановились двое мужчин.
Я, внутренне чертыхнувшись,  решил подождать, когда они отойдут от картины.  Они  довольно бурно стали что-то обсуждать.  Однако это выража-лось не в громких выражениях, а в их напряженных позах,  жестах и каком-то шипении.
Сначала я совершенно не обращал на них никакого внимания и ждал когда же они, наконец, освободят мне место.
Но потом мое внимание за что-то зацепилось. За что я и сам не мог понять. Мне почему-то показалось, что это были иностранцы.  Для  меня является до сих пор загадкой,  чем отличаются иностранцы от нас жителей России.  Как мы определяем буквально на расстоянии,  что  перед  нами представители другого государства.  Толи они лучше одеты,  более холены,    толи менее утруждены житейскими заботами, черт ее знает.
 В общем,  передо  мной  точно  были  иностранцы.  Оба были высокие и довольно импозантны. Один в прекрасно сшитом костюме с коротко постри-женными рыжевато - седыми волосами, довольно уже в солидных годах госпо-дин, с перстнем на пальце руки,  которая опиралась на великолепную толстую, резную трость. На правой губе под небольшими усиками проглядывался еле за-метный шрам. Он почему-то довольно часто тихо повторял:
- О, майн гот, о, майн гот!
На меня, буквально на мгновение, нахлынуло какое-то далекое воспоми-нание. Но тут же исчезло,  не оставив,  впрочем, никакого следа.
Другой,  более моложавый, одетый в джинсовый костюм,  держал в руках потухшую трубку.
Я же все стоял у окна с висящем на груди фотоаппаратом и готовым сразу же снимать.  Я ждал, когда они закончат свое затянувшееся совещание.  Мне даже показалось, что они не столько обсуждают достоинство картины, как ре-шают какие-то собственные проблемы.
Через некоторое время,  видимо почувствовав,  что  за  ними  наблюдают, моложавый резко обернулся и пронзил меня каким-то колючим полуиспуган-ным взглядом. Он на некоторое время с удивлением задержал на мне свой взгляд. Я почувствовал даже промелькнувшую какую-то заинтересованность к моей персоне. Он вдруг резко повернулся,  почтительно взял своего собеседни-ка под локоть, что-то шепнул  ему,  и они довольно резво рванули из зала.
Но самое интересное в этом маленьком эпизоде оказалось то,  что я с удивлением для  себя  отметил,  что  и этот взгляд показался мне также очень знакомым и эта трубка,  и то, как ее держали.
Но, что, где, когда? Фу, черт наваждение какое-то! Ну, что мне эти мужи-ки? На эти вопросы я пока не имел ответа. Я почти машинально сделал снимок портрета и пошел на выход.
Каково же было мое удивление, когда я вновь увидел эту парочку. Но они шли уже отдельно  и делали вид ,  что совершенно не знают друг друга. У меня зашевелились в душе какие-то подозрения.
И если бы я по дороге в гостиницу был бы более внимателен,  то  обнару-жил  бы кое-что довольно забавное.
Так один из иностранцев, выходя из музея, кивком головы подозвал к себе какого-то странного молодого человека, который, несмотря на теплую погоду, был весь в коже - кожаный жилет и штаны в металлических заклепках, вокруг пудовые цепи, на ногах у него красовались здоровенные армейские ботинки. На голове  также что-то невообразимое.
- Металлист - представитель одного  из современных течений, модного среди буйной экзальтированной молодежи - мелькнула мысль и тут же вылетела.
До этого он стоял  между  сувенирными ларьками и, оперевшись об один из них довольно мощным плечом, разглядывал в каком-то журнале голых де-виц. Правда, иногда оторвавшись от этого интересного занятия, довольно вни-мательно рассматривал выходящих из музея.  По всей видимости, он кого-то ждал.
Иностранец, не останавливаясь, проходя как бы мимо, незаметно для ок-ружающих что-то сказал этому парню. Парень тут же исчез между киосками и, как только я вышел,  он  скучающей походкой, так вроде бы от нечего делать, поскребся за мной. 
Придя в гостиницу,  я выложил все свои фотографические принадлежно-сти на стол и  совершенно  машинально  вытащил  из аппарата  последнюю  снятую мною в музее пленку,  хотя в ней и оставалось еще какое-то  количество не доснятых кадров. 
До сих пор,  хотя прошло уже много  времени после тех,  довольно не-обычных для меня событий, никак не могу себе объяснить свои последующие действия. Ну, хоть убей, не могу понять, почему я, вытащив пленку  и,  упако-вав ее в  пластмассовый цилиндрик,  не положил ее туда,  где обычно хранил все отснятые пленки,  т.е.  в специальное  отделение  в фирменной  сумке для ношения фотоаппарата и всего необходимого.
Когда я взял в руку цилиндрик с пленкой,  произошла какая-то чертовщи-на.  По мне пробежала какая- то легкая волна,  волна предупреждения,  волна какой-то  пока неясной для меня,  неосязаемой опасности.  И рука потянулась не  к  сумке,  а  к пиджаку,  который я уже несколько дней не надевал.
 Стояла теплая погода, и надобности в нем не было.  Это был простенький,  правда, германского пошива, пиджачок с  одной небольшой  особенностью.  У  него с левой внутренней стороны был не один карман,  куда обычно можно бы-ло положить какой-либо документ, ну, например, паспорт,  а два.  Второй рас-полагался ниже, почти у самого нижнего края полы пиджака.  Этот кармашек предназначался, как я понимаю, для зажигалки или для каких-нибудь мелких предметов.
Вот именно туда, почему-то  пока неосознанно, просто машинально рука и положила упакованную пленку.
Мысленно я  часто возвращался к событиям в музее.  Все время перед гла-зами были эти двое.  Что-то смутное из совершеннейшего далека не давало мне покоя.  Я перебирал  всех своих родственников дальних и близких, своих со-служивцев, людей с которыми я когда-либо был знаком.  Память судорожно би-лась, однако  и  близко  не  напоминала   каким-либо намеком на то,  что я ко-гда-либо знал этих людей.
  Но ведь ощущения,  какой-то ветерок, какие-то  волны не давали мне возможность успокоиться.  А ведь нужно было обязательно вспомнить и чем раньше, тем лучше.
Однако каково  же было мое удивление,  когда на следующий день вече-ром, после работы,  пройдясь по магазинчикам и прикупив все необходимо для  скромного ужина у себя в номере, я вдруг обнаружил, что кто-то рылся в моих вещах и что-то искал.
Точнее все содержимое моей сумки,  где находился мой фотоаппарат  со всеми бебихами, были вывалены в беспорядке на стол,  фотоаппарат раскрыт. Я стоял и отупело смотрел на все это, простите меня за громкое слово, б---во.
- Это как же, это что же, ни фига себе, среди белого дня.
Приглядевшись, я понял, что все мои лежавшие в сумке пленки куда-то блызнули. Их просто физически  нигде не было.  В состоянии полной пришиб-ленности я упал на диван и лихорадочно стал анализировать ситуацию.
Чего-чего а анализировать мы умеем. Вместо того, чтобы какой-то шпане, хулиганью дать по зажравшейся харе в ответ на оскорбление,  мы начинаем рас-суждать - а стоит ли, а может он одумается,  а  может он не со зла,  а если его посадят,  то кто будет кормить его старенькую мать или его вы****ков.
 И обязательно чтоб  был  гуманный  подход,  а может  он  еще  исправить-ся и сделается достойным гражданином нашего с вами достойнейшего из дос-тойных общества.
А то, что мерзавцу глубоко наплевать  и  на мать,  и на детей, и на нас с вами,  и что для него нет ни какой разницы, кто перед ним стоит: женщина,  ре-бенок или старик. Ему бы удовлетворить свои сиюминутные  потребности  и  только.
А  то, что он кому-то доставит горе,  слезы или возможность всю жизнь работать на лекарство- это ему до лампочки.  Ну, как же ведь у нас гуманное общество,  давайте отменим смертную казнь,  как это сделано во многих циви-лизованных странах.
Так то  в  цивилизованных,  а  не  в стране непуганых дебилов и идиотов.  По-моему в наше время, во время разгула преступлений против личности,  ко-гда надругательство над человеком, над общечеловеческой  моралью  становит-ся  чуть  ли  нормой,  когда  каждый  сопливый школьник или пэтэушник счита-ет за доблесть держать в кармане холодное или даже горячее оружие и может оскорбить кого угодно  любым самым жестоким и извращенным способом, со-хранение смертной казни просто необходимо, и, наоборот, следует не сокра-щать количество статей, по которым она присуждается, а здорово расширять.
- Только хирургически - как сказал один из героев популярного фильма.
Поймите меня правильно, я  совершенно мирный и не жестокий человек,  но терпеть этот беспредел просто больше нельзя - или они нас, или мы их. Дру-гого быть просто не может.
Ну что было делать?  Кто бы помог мне разобраться с тем,  что случилось? Может быть деда Кузя,  с которым я только что «поздоровкался»,  и который  как всегда  сидел в своем закутке и стрелял во все стороны своими хитрющими глазками.
- Конечно это не наши,  это ни  «горнишные» и ни «колидорные» - ска-зал деда Кузя,  пожевав почему-то губами и почесав в своем заросшем волосатом ухе.
- Вот если отъяжающие чего оставят,  то обязательно замятут, а так нет, не позволяют себе. У нас с энтим строго. Знаешь, а ведь вертелси ту-точки один упырь. Я на него сначала-то и внимания не обратил.  Кру-титси и крутитси, мало ли таких, может,  ждет  ково  или еще чевой-то надо.  А потом вдруг исчез и через некоторое время быстро-быстро бегши через залу слинял. Я яво и приметил. Росточка  небольшого, но крепенький и знаешь такой ловкий в движениях. На ем курточка для спорта и штаны в обтяжку,  в белых тапочках.  Да еще кепчонка. Он ее почему-то носил  козырем  назад,  чтоб видать затылок не напякло. Вот еще из-под кепчонки черные кудряшки дыбились.  Видать чернявый он был.  Ты знаешь вот чего  милок. Сегодня  у  вас  на  этаже  Нюрка  дежурит.  Она  хоть  и стерва порядочная,  но все ж - таки моя дальняя племянница. Я сей момент с ней поговорю. Тебе-то она, конечно, ниче-го не скажет, а я знаю, как с этой мегерой говорить. Ну и ты пока суд да дело молчок,  а то, как бы нам бестолку делов не наковырять. Поди, купи мне в ларьке какого-ни-на-есть одиколону.
Конечно, заинтригованный я тут же вернулся к деду с первыми попавши-мися в ларьке духами и дед, положив духи в карман своего фирменного халата , важно с сознанием порученного ему дела покандехал на рандеву к  своей  даль-ней  племяннице Нюрке.
Мне как-то приходилось ее видеть и общаться с этим, с позволенья ска-зать, работником сервисного обслуживания проживающих в гостинице.  Это была довольно упитанная женщина,  всегда молчаливая и не очень-то разговор-чивая особа.      
После общения  с ней по поводу,  если мне память не изменяет,  замены белья,  я понял, что всех постояльцев она ненавидит  просто лютой ненавистью. Мы все для нее  просто личные враги.  Встречаются еще до сих пор такие вот отрыжки советских времен. И это при такой-то безработице. Заменить ее к чер-товой матери и дело с концом,  чтоб не портила людям настроение. Дед пра-вильно заметил, со мной она разговаривать не стала бы.
Ждать мне  пришлось  довольно  долго.  Но вот что поведал мне дед «шпиен» после удачно проведенной операции. Нюрка, конечно, некоторое вре-мя кочевряжилась и сначала даже послала деда по гостиничному,  куда по дальше.  Но дед, вспомнив свое геройское прошлое,  решил все-таки сломить Нюркино сопротивление и добиться успеха на всех фронтах. А иначе как же он предстанет побежденным пред мои только ему доверившие страшную тайну яс-ные  очи.
Дед этого, конечно, стерпеть не мог. Он сначала  прикинулся,  вроде  бы, мол   так, случайно оказался на ее этаже.  Нюрка тут же внутренне насторожи-лась,  чей-то приперся старый хрыч.
- Здравствуй, Нюрочка! Здравствуй, миленькая! Давно мы с тобой так запро-сто по-родственному не калякали. Как поживаете-можете? Как там моя внучка? Отстал ли от нее этот изверг царя небесного?
Нюркиной дочке шел уже двадцатый годок и она уже один раз успела по-быть замужем, но муж оказался хоть и молодым, но профессиональным алко-навтом, каждый раз клялся и божился, что бросит пить, но увы и ах. Хорошо, что еще они детей не нажили. А когда он еще в придачу стал ее и поколачивать, тут и браку конец. Сейчас же дочка собиралась сделать вторую попытку и  вый-ти замуж, но уже вроде за хорошего парня.
- Дошел до мине слушок, что моя красавица, ну прям вся в мать, нашла вроде бы свое счастье - елейным голоском ворковал дед.
- Ты вот что, ты особо на старика не обижайси и зла не держи, если я чя-во - ни будь исделал не так. Я вот туточки подарочек ей сварганил на свадебку. Так что уважь старика, передай ей от меня гостинец, да и пожелай ей всяво хорошего. Дай бог, чтобы не повторилси тот урод.
Дед сыпал словами, чтобы не дай бог, эта чертова баба не опомнилась и не послала его куда подальше
И  дед потихоньку - помаленьку сумел успокоить насторожившуюся пле-мянницу.  Она,  как и все  бабы,  почуяв какой-то  интерес  к  своему горю и пе-реживаниям , разговорилась.  А уж когда дед вытащил флакон с духами и по-просил передать его нюркиной дочке, вроде бы как подарок к свадьбе, тут она совсем оттаяла и даже немного всплакнула от такого дедова участия.
Так слово за слово,  вроде особенно и не акцентируя свой  интерес, деду  удалось  выяснить следующее: -  оказывается вчера в гостинице был большой заезд молодых спортсменов,  в городе намечались какие-то  соревнования  А  дед этого  не знал,  потому что была не его смена,  И все они,  в основном,  хо-дили в спортивных костюмах своих команд.  В общем, для горничных  и  кори-дорных  они уже примелькались. 
Но вот что заметила зоркая Нюрка. Буквально несколько часов назад поя-вился на этаже такой вроде бы шустрый чернявинький малыш,  очень смахи-вающий  на  спортсмена.  Она еще обратила внимание на то,  что он, что-то на-свистывая и пританцовывая вприпрыжку, передвигался по коридору и все  вре-мя вертел головой,  вроде бы ища,  какой-то номер.
Когда же он завернул за угол, а за углом как раз и находился мой номер,  профессиональный опыт подсказал  ей, что что-то здесь не так.  Но идти в даль-ний конец коридора ей очень не хотелось, она только недавно пришла оттуда.  Она решила пока  заняться  какими-то  накопившимися неотложными делами и на некоторое время забыла об этом парне.   
Через некоторое время она все-таки решила туда пойти и все проверить.  Но каково же было ее удивление, когда  она там никого не застала. Все номера были закрыты, и в них никого не было.  Она даже стучала в эти номера.  И она просто ума не приложит, как  он смог прошмыгнуть мимо нее.
Видно это случилось,  когда она буквально на минуту зашла в кладовую.  Но так как все вроде бы было на месте,  она  этому  событию не придала особо-го значения.
Вот теперь все и объяснилось,  но что бы это все значило,  я  ну  никак по-нять  не  мог.  Деда  Кузя однозначно поставил свою увесистую жирную точку.
- Видать кому-то наступил на больную мозоль- сказал он задумчиво.
Вернувшись в свой номер,  я уселся в кресло, которое располагалось около окна.
Руки за голову, ноги на подоконник.  Чем не отличная поза для глубоких размышлений на тему... Впрочем,  с темой еще надо разобраться.  Черт ее знает, о чем тут можно думать
Мысли в разбежку. Как их собрать в кучку. Все эти размышления прервал телефонный звонок. Оказывается,  он трещал уже давно, но жилец этого номера как-то увлекся своими проблемами, что и не слышал гудков.
- Алле, ихтой-то там мине беспокоить в такой неурочный час. Это я в трубку подделываюсь под Кузьму Ивановича.
Ну и как вы думаете,  кто бы это мог быть.
- Колян. Ты ли это. Этого не могет быть, потому что это просто не могет быть.
Ну, конечно, же,  это мой старинный дружбан по кличке Колян. То есть Николай   Иванович Федосеенко, между прочим, один из немногих уважаемых  сотрудников службы, обеспечивающих безопасность граждан нашей так затра-ханной страны. 
- Ты не представляешь, как мне сейчас нужен твой совет. Я чувствую, что вокруг меня чего затевается, а что именно ну никак не могу сооб-разить.
И я ему все рассказал.
Коля внимательно выслушал меня,  задал  несколько вопросов и попросил перезвонить ему через пару часов.  Во время следующего разговора Коля вывел меня на своего старого знакомого,  с  которым  они  когда-то вместе работали.
Майор Филинов Михаил Михайлович работал заместителем начальника отдела в городском управлении внутренних дел. Коля меня предупредил - так как это дело  при  первом  рассмотрении  находится  на пересечении интересов нескольких спецслужб,  то обо всем, что будет происходить, кроме Глушко должен знать и он.
Буквально  в ближайшее время он подошлет кого-нибудь из своих сотруд-ников,  а при необходимости подъедет и сам.  Как только я обо всем расскажу Михаилу Михайловичу, я тут же должен от этого дела отойти, а лучше всего закончить командировку и отправиться домой.
- Ага, жди! Еще чего не хватало. Я что уже и не мужик что ли. Будем еще посмотреть, чем эта бодяга закончится.

Глава тридцать девятая
Через два дня случилось вот что.
Уходя на работу, я, наученный горьким опытом и использовав советы дру-га  внимательно осмотрел все свои пожитки что,  где и как лежит, зафиксировал это все в памяти и тщательно  закрыл за собой дверь. Кроме того,  как я видел в одном детективном фильме, установил из волоска секрет на замке.  Если кто-то без спроса  у меня захочет тайно перейти  границу  моего номера,  то  бдитель-ный  секрет мне тут же « сообчит» об такой подлой выходке врага.
Не обнаружив ничего подозрительного вечером после прихода с работы, я решил немного проветрится, благо погода была просто чудесной. Улица перед гостиницей была полна гуляющих людей. Я, никуда не спеша, шел в людском потоке и обдумывал произошедшие  в  последнее  время  события.
Какие-то  смутные  предчувствия  шевелились  во  мне.  Вот  сейчас,  вот сейчас я вспомню,  кто это был,  но активно развивающийся старческий склероз,  переходящий  иногда в прогрессирующий маразм,  особенно в последние дни ну никак не давали мне ответа на мучившие меня вопросы.
Вопросы, в общем-то, были простые:  кто были  эти иностранцы, что иска-ли у меня в номере, да и вообще кому я  понадобился в этом городе.  И самое главное - связан ли обыск с той парой,  которую я видел в музее.
На набережной Волги слышна была музыка,  старики сидели на скамей-ках, солидный народ позволял себе расслабиться после трудового дня вином или парой - другой импортного или местного пива,  естественно, с различной вяленой рыбкой, благо  и  того и другого было навалом. Молодежь каталась на, входивших в последнее время в моду, роликовых коньках,  в общем полный  «обчественный» кайф.
Пройдясь по  набережной  туда-сюда и обратно,  я  повернул в сторону гостиницы.  И вот почти перед входом в гостиницу я обратил внимание на де-вушку,  сидящую на скамейке и  читающую  какой-то  журнал  с яркой облож-кой.  Мне оставалось сделать несколько шагов до скамейки.  Она не спеша сло-жила журнал и поднялась.    
Она была очень красива. Великолепный элегантный серый костюм в та-кую еле видимую миллионерскую полоску подчеркивал идеальную фигуру.  Тщательно подобранный шарфик,  причудливо  завязанный  на  шее, висящая через плечо небольшая сумочка  завершали этот идеальный ансамбль.
Она повернулась ко мне спиной и пошла вперед.  Но ей удалось  сделать всего  несколько  шагов, как каблук ее левой туфли подломился и она по инер-ции стала вдруг резко падать.  Я сделал гигантский прыжок и  практически  на  лету успел ее поддержать у самой земли,  немного смягчив падение.
Несмотря на мои героические усилия, она все-таки здорово приложилась. Каблук отлетел, колготки порваны,  ссадина на коленке.  Я помог ей подняться, и довел смущенную и хромающую  девушку до скамейки. Какой-то бомжевато-го типа  здоровенный малый подал ей отлетевшую сумочку, явно рассчитывая ну хотя бы на пиво.  Естественно, за этот поступок он тут же получил от меня некоторое вознаграждение. Интересно кого этот парень мне напоминает. А про-сто ерунда какая-то, померещится же какая-то муть. Видно с моими мозгами что-то творится. Все что-то несуразное морочит мне голову. Да и не до него мне сейчас. Тут такие перспективы открываются, а тут какой-то бомж.
Когда я поднял отлетевший каблук,  что-то зацепило мое сознание,  но тут же пропало. Я целиком был занят случившимся и не обратил никакого внима-ния на сломавшийся каблук.  Подумаешь каблук.  А зря! Он  бы мог мне кое-что подсказать.
Мало того, если бы я все-таки был более внимателен, то смог бы заметить еще кое-что интересное. Ну, например, двух  вроде бы праздношатающихся по-близости мужчин, но уж с очень внимательными глазами, для которых этот эпи-зод явно не остался не замеченным.
- Лайма - смущенно сказала она, протягивая мне руку.
- Александр - я осторожно пожал эту протянутую руку. А сам подумал -какое красивое имя. Должно быть прибалтийское.
Она остановилась  вчера  в этой  же  гостинице  в двухместном номере.  А сейчас она ждала свою знакомую, чтобы вместе с ней пойти прогуляться к Вол-ге.  Она ждала ее уже давно, но видно что-то случилось,  и она,  по всей вероят-ности, уже не придет. Вот такая незадача.
Ну, я, конечно, тут же развесил уши, сделал стойку и, как истинный кава-лер,  предложил ей заменить ее знакомую и сопроводить ее в качестве старожи-ла «здешних местов хучь налево,  хучь направо,  лишь бы куды-нибудь,  но  тольки обязательно непременно вместе  с  ней».
Лайма  мило улыбнулась,  поблагодарила меня и попросила несколько ми-нут для того, чтобы привести себя в порядок. Я помог ей дошкандыбать  до  но-мера и спустился вниз в вестибюль гостиницы.  Деды Кузи чего-то не было видно. Наверное,  была не его смена.
Через некоторое время переодевшаяся, прихорошившаяся  моя новая зна-комая спустилась и немного покрасневшая и смущенная еще раз поблагодарила меня за содеянное.
Не скажу, что мне были безразличны ее благодарности, а совсем даже на-оборот. Ведь случившееся послужило поводом для знакомства с такой необык-новенной  девушкой.  Одно имя чего стоит.
Ее поведение давало мне какую-то смутную надежду и,  по крайней мере,  сулило как-то скрасить мое командировочное одиночество. Я был очень дово-лен,  ну и как всегда галантен и красноречив. 
У меня этого нельзя было отнять.  Вдохновение в похожих случаях так и перло  из  меня. Правда,  надо  сознаться,  что  после развода со своей бывшей женой полгода назад я сторонился особей женского пола как черт ладана.
Сейчас же во мне вновь заиграли  могучие  органы,  кровь  снова  побежа-ла  по скукожившимся в последнее время сосудам и я «унутренне» начал рас-цветать и раскрываться  навстречу  новым  ощущениям. Так раскрывает  лепе-стки утренний тюльпан, хотя и годков этому хоть еще довольно красному, но уже давно сорванному и успевшему прилично поблекнуть  цветку было уже о-го-го.
Мы пробродили по городу и по набережной до середины ночи. Из разго-воров я выяснил, что Лайма родом из Латвии. Последнее время  она жила под Ригой в курортном районе Юрмала,  а точнее в местечке Булдури.  Мне когда-то приходилось бывать в тех местах и отдыхать на рижском юрмальском взморье.
Это были времена,  когда вся страна жила мирной жизнью,  не было выхо-да  из  состава СССР  прибалтийских  стран,  когда  в Юрмале проходили посто-янно музыкальные фестивали, различные всесоюзные соревнования, когда на рижском взморье отдыхали миллионы граждан со всей России, когда предста-вители Прибалтики,  легенды советского спорта, входили в составы сборных Советского Союза по многим видам спорта.  Что,  например, стоят такие лично-сти как баскетболисты - гиганты  Круминьш или  Сабонис, чемпион мира по шахматам рижанин  Михаил  Таль  да и многие  многие другие.
Мы так гордились ими. Например,  когда я служил в армии и играл за сборную полка, один парень рассказывал, что он держал как-то в руках как  священную реликвию - один кед Круминьша.  Он с таким благоговением рас-сказывал, а мы с таким завистливым интересом слушали о том,  что в этом обувном шедевре практически можно было спать, таких он был размеров.   
Стоп! Что-то щелкнуло в голове.
Это было время, когда, например, только у нас в полку служили предста-вители тридцати двух национальностей.  Служить было не легко,  но такого беспредела как сейчас и в помине не было.  Я уже как-то говорил,  что в нашу команду входили русские, армяне, латыши.
Стоп! Опять, что-то щелкнуло.
Я вспомнил,  я начал вспоминать.  Муть в сознании начала рассеиваться.  Я все больше и больше становился уверенным.
Честно говоря, очень неприятно было слушать рассказ Лаймы о том, что в последнее  время все в Юрмале пришло в упадок.  Нет отдыхающих. Велико-лепные,  просто шикарные санатории и дома отдыха превращены в развалины и брошены своими хозяевами.
Что там говорить,  когда прекрасный ресторан в Булдури, жемчужина рижского взморья,  когда-то нависающий над морем, наполненный  живой му-зыкой и  жизнерадостными  людьми  со  всего  света практически сожжен.  Вла-сти вынуждены были огородить всю территорию ресторана высоким забором, чтобы современные вандалы не разграбили хотя бы то, что от него осталось. И это,  к сожалению, тоже результат нашей перестройки.
В следующий раз я пригласил ее в музей. Мы долго бродили по его залам, я рассказывал ей о картинах,  об истории их создания, о сюжетах, о том что я, как только здесь бываю, много фотографирую.  За то время, которое я провел раньше в его  стенах, я многому нахватался.  Все мои пояснения Лайма слушала как-то  довольно отрешено,  как будто ей это интересно,  но не очень.
Когда же мы оказались в том небольшом зале,  где я видел этих двоих иностранцев и где висел портрет жены Карпинского,  Лайма вдруг оживилась, взяла меня за руку и, прижавшись к моему плечу, попросила: расскажи мне, по-жалуйста, об этом художнике. Ощутив ее взволнованное горячее тело, я, честно говоря, тут же забыл о всех событиях, произошедших со мной в эти дни и, по-чувствовав ее интерес именно к этой картине, с упоением  рассказал и о худож-нике и о картине все что знал.   
- Слушай, а ты случайно не сфотографировал это портрет. Знаешь, по-моему, от этого портрета исходит какая-то аура. Тебе не кажется? На-верное, около него часто останавливаются посетители, и наверняка у них при этом  должно быть какое-то особое выражение на лице от уви-денного портрета.  Интересно было бы сфотографировать не только портрет, но и выражение лиц самих посетителей. Тебе не приходила эта мысль в голову?
Меня ее вопросы здорово удивили и даже слегка насторожили. У меня по-чему-то сложилось такое впечатление, что у Лаймы был особый интерес именно к этой картине. Но вслух об этом я ей ничего не сказал. Да и зачем. Ведь  рядом со мной  стоит такая красивая женщина, а мне лезет в голову всякая чепуха.
И я рассказал ей о двух довольно странных иностранцах,  которых я со-всем недавно  встретил.  О  том,  что  у меня сложилось такое впечатление, как будто я обоих где-то видел,  но только очень,  очень давно.
Когда мы выходили из музея, был уже практически вечер, теплый и ласко-вый.  Вскоре везде зажглись фонари.  Наступило время для влюбленных  паро-чек. Все скамейки были уже заняты.  Везде слышался какой-то шорох, смех и повизгивания.  В общем, наступила пора любви. Мы, конечно, тоже не были ис-ключением.
Обстановка  сама  собой  навевала лирическое настроение.  Лайма взяла меня под руку и тесно ко мне прижалась.  Мне стало легко и радостно.  Я обнял ее за плечи.  Кожа у нее была просто бархатная. Ее губы вдруг почему-то оказа-лись около моего лица,  глаза были закрыты и веки подрагивали.  Она потяну-лась ко мне и я своими  губами  пока только слегка коснулся ее губ,  жарких,  слегка раскрытых, сквозь которые виднелись ровные белые зубы.  Она вдруг резко запрокинула  свои руки  мне  за  голову,  запустив  пальцы  одной руки в мои волосы и прижимаясь всем разгоряченным телом ко мне,  притянула мою голову к себе. Наши тела слились в одурманящем поцелуе.  Сколько мы так простояли трудно сказать.  Я языком ласкал ее губы,  шею,  маленькие ушки,  на которых висели какие-то украшения. Я был на седьмом небе.
Когда мы проходили через холл гостиницы я совсем не обратил  внимание на  то,  как  нас провожал взглядом Степан.  Еле заметная презрительная улыбка была у него на губах.  Он думал о чем-то своем.
Оказавшись одни в моем номере, мы  бросились  друг другу в объятия, наши разгоряченные тела требовали немедленных действий.  Я лихорадочно одновременно целовал ее и срывал с нее  одежду.  То же самое пыталась сделать и она.
Мы просто упали на наше ложе. Я стал гладить ее напрягшиеся груди,  ее гладкий бархатный живот, рука опускалась все ниже и ниже.  Ее божественные бедра,  ее ноги,  ее колени, ее немного жестковатые волоски на выступающем лобке. Мои пальцы вибрировали, от них исходил необыкновенный  жар.  Такой  же жар исходил и от низа живота Лаймы.  Колени ее были сжаты.
Я ждал, я ждал того момента, которого обычно ждут любящие особи муж-ского  пола  во все времена существования человечества на земле.  Момента, когда напряженные колени начинают расслабляться,  ноги начинают  потихо-нечку расходится,  тем  самым  женщина дает понять своему партнеру -  она го-това,  она согласно пустить его туда, куда, в общем-то, доступ весьма ограни-чен. Все то, что составляет сущность женского тела, все то, что является пред-метом вожделенного внимания, все то, что является символом овладения жен-щиной во все века, все это открыто, все это принадлежит только тебе.
Лайма проснулась  рано. Она тихонько, чтобы не разбудить лежащего ря-дом мужчину, сначала сняла его руку, лежащую у нее на груди и затем немного от него отодвинулась и, оперевшись на согнутый локоть, долго его рассматри-вала. Она неожиданно  поймала себя на мысли, что этот довольно привлека-тельный мужчина, хотя уже далеко не юноша, но еще подтянутый, явно дру-живший со спортом   не дурен собой, да еще и с приличным интеллектом и чув-ством юмора, которые он демонстрировал  во время их встреч. Ведь как-никак он все-таки был кандидатом каких-то там наук, много поездил и многое пови-дал.
Чем-то он  заинтриговал и тронул ее женское сердечко. С ней это проис-ходило довольно редко. Она обычно выполняла порученную ей роль, не осо-бенно вдаваясь в чувственное содержание, и выдавала необходимые  эмоции только, как заводная кукла.  Она лежала рядом, прислушиваясь к ровному ды-ханию мужчины и, что ее немного позабавило, даже успела заметить у него не-сколько небольших милых  родинок. Да и любовник он был просто отменный – нежный, ласковый, постоянно фантазирующий и неутомимый. Он ей действи-тельно очень нравился. Да ей уже давно пора обзаводится собственным гнез-дышком и чем плоха лежащая рядом с ней и тихо посапывающая очень даже привлекательная особь противоположного пола.  Но... вдруг она вспомнила для чего она здесь. Ей стало тошно и тоскливо на душе. Когда же это все кончится, когда же она сможет зажить как все люди, никого и ничего не боясь и самое главное ни от кого, не будучи в зависимости. Она встала, оделась и принялась за порученное ей дело.
Под утро я проснулся от какого-то шороха.  Не подавая виду, что проснул-ся, я сквозь прикрытые веки к своему великому удивлению увидел, что Лайма, почти уже одетая,  тихо осматривает мой номер, почти бесшумно перебирает, ощупывает и рассматривает мои вещи.
Она  что-то искала.  Но вот что? Если пленку, то я ее давно уже перепря-тал.  Кстати спрятал я ее в подушке, на которой сама Лайма и спала.  И  вдруг  в  голове  у меня мелькнула догадка.  Я вспомнил то,  что меня слегка поразило тогда,  когда я помогал Лайме  подняться  после  падения  перед гостиницей.  Я еще тогда обратил внимание на то, что из сломанного каблучка от ее туфли тор-чали два небольших гвоздика,  но не придал этому особого значения.
А ведь обычно такие каблуки приклеиваются,  а не прибиваются гвоздями.  Этими маленькими гвоздиками каблук был слегка прикреплен к туфле. Он про-сто обязан был  отвалиться  через  пару  шагов.  То есть,  кто-то заранее все это подготовил, рассчитывая,  естественно, на мою реакцию. Лайму мне просто ловко подставили.
Лайма,  моя  Лайма является соучастницей какого-то действия и в данном случае играет против меня. Я зачем-то кому-то очень понадобился. Но зачем, кому я перешел дорогу, как говорил деда Кузя..
Рехнуться можно было от всех этих мыслей. Закончив досмотр моих ве-щей, обойдя весь номер, открыв и обследовав все шкафы и шкафчики Лайма тихонько,  стараясь не шуметь,  выскользнула за дверь. 
Я тут же вскочил,  напялил на голое тело свои джинсы и майку и также,  стараясь не создавать много шума,  последовал за ней.  Я тихо крался по лест-нице,  потом, прячась за выступы стен,  за большими вазами с цветами, просто скользил за ней по пустующему  в  это тихое раннее утро гостиничному холлу. 
Сквозь большое витринное окно я увидел,  как к ней подошел мужчина, они о чем-то поговорили, затем  он сел в неприметный серый москвичек. Самое интересное было то, что этим мужчиной был один из тех,  кого я видел в музее перед картиной. Я его узнал.  Это было очень даже интересно.
Когда машина тронулась с места, на ее пути оказался какой-то сгорблен-ный  мужичонка. Каким-то неловким движением он оперся о передний бампер машины. Москвичек возмущенно прогудел и уехал. А, между прочим, теперь куда бы москвичек ни поехал, он  оказался бы в поле зрения тех, кого совсем недавно  заинтересовала эта машина. Лайма после этого рандеву вернулась в гостиницу.
Через пару часов я, как ни в чем не бывало, с небольшим букетиком цве-тов постучал в номер,  где  проживала  Лайма. Она заспанная,  в наброшенном халатике, томно потянулась, халатик, что естественно,  раскрылся, и передо мной снова была Лайма в  полной  своей  обнаженной  красе.  Она,  широко  улыбаясь,  притянула меня к себе.  Несмотря на начало дня, ночь получила свое логичное продолжение,  да еще какое. Если  бы  я  знал,  что произойдет даль-ше.

Глава сороковая
Нужно было искать Лайму. К сожалению, Андреич знал только то, что по-пасть  на закрытые корты в  Зеленой Пахре Лайме помогла какая-то Наташа из администрации санатория. Нужно было срочно ее разыскать. Войдя в интернет, Андреич через пару минут держал в руках телефон этого подмосковного места отдыха.
- Алло, это кто там, Вам кого надоть? - раздался в трубке басовито-нагловатый мужской голос.
- Будьте так любезны, позовите, пожалуйста, к телефону Наташу.
- Вам какую? Толстую или тонкую. Это я их так называю - Наташка толстая и Наташка тонкая. Наташка толстая - эта в бухгалтерии, а другая тонкая так та кастеляншей работает, и ее сейчас нет, только - только отъехала со своим хахалем на машине, белье повезла в стирку.
 Андреич лихорадочно стал перебирать известную ему информацию, ка-жется, Костя упоминал о какой-то толстушке.
Он попытался улыбнуться в трубку.
- Слушайте, вроде бы как-то неудобно молодую девушку называть толстой.
- Да Вы что! Они на меня и не обижаются совсем. Я по старости лет и не та-кое могу сказать, мне уж все простительно. Это у Вас молодых еще все спе-реди, а у нас стариков... эхма чего уж там. Вы только не обижайтесь, я, ко-нечно, ее сейчас позову. В трубку было слышно как дед, кряхтя, поднялся со стула. Да! Старость не радость.
- Алле! Здравствуйте, это Наташа, я Вас слушаю.
- Наташа, здравствуйте! Мы с Вами не знакомы. Меня зовут Егор Андреевич, и меня попросила передать Вам привет и небольшой презент Лайма, помни-те такую.
- Ой, Лаймочка! Как же не помнить.  С ней ненароком ничего не случилось. Она здорова?
- Нет, нет у нее все в порядке. Я видел ее совсем недавно. Кстати, она обеща-ла скоро снова приехать. Для того, чтобы я смог передать пакет, где бы мог-ли встретиться. Я могу даже приехать к Вам в санаторий.
- Ой, что Вы это необязательно. Ведь я живу в Москве, и мы можем сегодня встретиться у входа в метро «Калужская», нас работников санатория, кто не живет при санатории, туда подвозит  специально выделенный автобус.
Чтобы Вы меня узнали - я буду в черном длинном плаще и с сумочкой че-рез плечо. А как будете выглядеть Вы - спросила кокетливо Наташа.
- Ну, я, как Вам сказать. Конечно не белокурый «прынц»  на лихом скакуне. Но, в общем-то, довольно высокий, кучерявый «брунет» без головного убора в бежевой куртке- ответил он улыбаясь.
Купив заранее небольшой флакончик французских духов и, попросив про-давщицу упаковать их в красивый пакет, он приехал  за полчаса до встречи, чтобы на месте произвести рекогносцировку местности, как учил его в спец-школе стареющий наставник, но пока еще все знавший полковник Петренко.
Этот наставник из балашихинской 201-й разведшколы научил его не-скольким основным заповедям разведчика - не люби жену брата и сотрудницу аппарата, не лезь в чужие дела - чем меньше знаешь, тем спокойней спишь, главное оружие  разведчика не пистолет или нож, а его мозги и язык.
Неподалеку от входа в метро он приметил небольшое, довольно уютное заведе-ние с довольно интригующим названием  «Кафешантан». Почему шантан, по-чему не просто кафе. Голову можно сломать от этих новых названий.
В назначенное время они встретились. Перед ним стояла приветливо улы-бающаяся молодая особа, может быть, небольшая, излишняя полнота которой, умело скрывалась складками широкого плаща. Андреичу она понравилась с первого взгляда. Рот у него также растянулся до ушей. Пожав протянутую ему руку в перчатке, он галантно предложил ей где-нибудь посидеть и выпить по чашечке кофе. А вот, кстати, и подходящее место.
Они расположились за столиком, услужливый мальчик тут же принял заказ и удалился. Андреич вытащил, подготовленные им духи, которые должны были выполнить роль презента от Лаймы и вручил их Наташи.
- Ой, какая прелесть! - воскликнула Наташа. Большое спасибо.
За кофе и разговорами они просидели около часа. Андреич заранее, как его учил незабвенный полковник Петренко, продумал весь разговор.
И вот что осталось в осадке после этого разговора.

Оказалось, что Наташа некоторое время назад была в гостях у своей сест-ры,  состоящей  замужем за офицером,  который служил в воинской части, рас-положенной рядом с небольшим старинным литовским городком Мажейкяем  (Мажейки, как называли его старожилы).  Однажды вечером они втроем засиде-лись в местном ресторанчике, где подавали очень вкусное местное вино, под запеченную на углях форель и под дранки-блинчики из натертой на мелкой тер-ке картошки  с деревенской сметаной.  Рядом с их столиком расположилась мо-лодая пара, и слово за слово они перезнакомились.
 Как в таких случаях бывает, объединили оба столика и великолепно про-вели этот вечер. Когда они знакомились,  молодой человек представился Анд-рисом, а девушка - Лаймой. Сами они из Риги, а приехали навестить своего дав-него друга. Однако дома его не застали, он отсутствовал и должен вот - вот поя-виться у себя дома. Выйдя из ресторанчика, ребята предложили им продолжить такой замечательный вечер, но уже в гостях у своего приятеля, который живет рядом, недалеко от здания мажейкяйского отделения республиканского банка Литвы, то есть практически в двух шагах от того места, где они находились.
- Ну что же гулять, так гулять. Коль пошла такая пьянка режь последний огурец - воскликнул по-солдатски прямолинейно офицер-ракетчик.
 Закупив в ресторане еще вина и различной закуски и созвонившись со другом Андриса и Лаймы, компания отправилась продолжать этот так хорошо начав-шийся вечер в гости.
- Только не очень шумите - сказал моложавый мужчина, открывший им дверь.
- Хозяйка хоть и глухая, но все-таки. Затем он представился - Валентин Ко-тельников, можно просто Валя.
Чтобы особенно себя не афишировать, он снимал у какой-то слепой и глу-хой старухе одну большую комнату в просто огромной квартире. Квартира раньше принадлежала какому-то партийному боссу. Сам партайгеноссе и его супруга давно почивали в бозе, прямых наследников у них не было, поэтому уже давно в этой квартире хозяйничала эта ворчливая старуха.
Первое время она очень боялась, что  соратники  ее родственничка по пар-тии, как у них было повсеместно принято, обязательно выпрут ее под фанфары из квартиры да еще, лишив прописки, пошлют осваивать жаркие колымские просторы. Но все обошлось - толи было не до нее, толи времена изменились. Сейчас же она очень боялась не стать жертвой каких-нибудь современных афе-ристов. Но голод не тетка, на что-то надо было существовать - питание, лекар-ства, то да се, а пенсия на один раз хорошо помыться.
Однажды ей посоветовали приютить одинокого тихого, скромного мужчину  и она согласилась. Кот и, правда, вел себя довольно прилично,  никого особенно к себе не водил, вовремя платил да и даже помогал бабке по хозяйству. Такие ус-ловия Кота очень устраивали, он мог хоть целый день орать в полный голос, хо-зяйка все равно бы его не слышала. Да и водить он мог кого угодно, она все равно бы не видела. В общем, в  этом вопросе все было путем. Компания тут же расселась где кто куда попало, разлили вино и веселье продолжалось
Сначала Наташа не очень-то обращала на Валентина внимание, но потом она приглядевшись заметила у него на пальце вытатуированный перстень, да и песни какие-то он под свою гитару пел, все о разлуке, о нарах и о ментах.
Кот, полулежа на диване и  перебирая струны старенькой, видавшей виды шес-тиструнной гитары, тихо со слезой в голосе, с, так называемым воровским над-рывом, напевал свои любимые песни:
- сижу на нарах, как король на именинах
-
           или
- два туза и между дамочка вразрез
- я имел надежды, а теперь я без ...
-
или из последних
- путаны, карты, водка,
фишки казино
      мне не гулять на воле
и мне уж все равно
      путаны, карты, водка
и фраера кругом
       мне не гулять на воле
       и где теперь мой дом
       путаны, карты,  водка
веселая игра
       кругом одна ментяра
не жизнь одна лафа

Маэстро и Лайма, расположившись удобных креслах, кайфовали. В возду-хе плавал легкий кумар. Все говорило о том, что они только что приняли по не-большой дозе и находились в мире волшебных иллюзий. Они, заранее догово-рившись,  собрались у Кота, чтобы обсудить план дальнейшей операции по ли-шению богатенького буратины, принадлежащей ему, но так необходимой им картины. Все уже было оговорено, и они решили отдаться небольшой дозе, му-чившей их практически постоянно, страсти.
Похоже  Котельников ходок на кичу- отметил про себя Арефьев и  тут же насторожился - не тот ли это Кот, который проиграл картину Улыбышеву. Ведь погоняло Кот, может быть сокращение от фамилии Котельников. Вообще-то очень похоже. Это нужно срочно проверить
Прекрасно проведенный вечер закончился, и Наташа оставила вновь при-обретенным друзьям свой домашний адрес и телефон и попросила их, если они будут в Москве про нее не забыть и к ней пожаловать в гости.
Прошло совсем немного времени, и раздался звонок. Это звонила Лайма. Они решили с Андрисом пожить немного в Москве, походить по музеям, по театрам, в общем, подышать московским воздухом. Но чтобы не обременять Наташу они поселились в гостинице в районе ВДНХ. У них к ней большая просьба или если хотите предложение - не могла ли она уделить им немного внимания и поводить их по Москве, то есть побыть у них некоторое время своего рода гидом. На что Наташа с превеликим удовольствием согласилась, мало того ей не придется да-же отпрашиваться с работы, так как у нее за работу в праздничные дни накопи-лись отгулы.

Если с Лаймой что-то более- менее начало проясняться, то с предполагае-мом Котом  все было покрыто мраком. Как у негра в жопе - так обязательно бы сказал остроумнейший полковник Петренко, прикрывая свой почти беззубый роток маленькой ладошкой, мол совсем не он это изрек, а кто-то другой.
Егор Андреевич решил воспользоваться своими старыми связями и под-ключить своих бывших друзей. Через некоторое время по факсу пришло сооб-щение. Действительно Валентин Иванович Котельников, кличка Кот был не-сколько раз осужден, отбывал наказание за содеянное там-то и там. Коронован-ный вор в законе. Арефьев с удовольствием потер свое лицо ладонями - вот что значит профессиональная интуиция. Спасибо асу полковнику Петренко за дель-ную науку. В конце послания было очень важное -там был адрес родственников Кота.

На пороге стояла женщина довольно старая, ее молодость прошла очень давно, она куталось зябко в платок. Оказалось, что она мама Кота. Выяснилось, что Кота нет дома.
- Редко появляется - сказала мамаша. Обычно где-то болтается по всей стране.
Егор Андреевич вручил ей купленный по дороге к этому дому небольшой торт и букетик цветов, чем очень расположил к себе эту миловидную, уставшую от жизни женщину.
- У него все время какие-то дела, все дела да случаи.
Он представился старым приятелем Кота, которого давно ищет. Разгово-рив хозяйку дома,  Андреич постепенно определил небольшой круг друзей ее сына. Таким образом, в этот круг попал и Андриес. Андреич особенно не выде-лял свой интерес, но уши держал востро. Пока он только все фиксировал в сво-ей памяти. Он просто не знал, кто есть кто. Однако, описание Андриса он за-помнил, чем-то он ему показался подозрительным.
Егор Андреевич  интуитивно, даже неожиданно для самого себя, достал одну из фотокарточек, полученных им от хозяина, где Улыбышев был сфото-графирован вместе с Лаймой за столиком в ресторане у дяди Гриши, и показал матери Кота. И каково же было его удивление, когда она сразу же узнала одну из знакомых сына - Лаймочку, которая бывала у Кота вместе с Андрисом.
- Ух, ты! Нижайший поклон гуру - учителю с большой буквы полковнику Петренко от благодарного ученика.
Она ведь подружка Андриеса. Очень милая и приветливая девушка, кото-рая вообще-то выделялась из всей этой гопкомпании.
Егор  Андреевич тут же сделал стойку и молниеносно составил цепочку – Лайма – Андрис - Кот. Теперь нужно было искать всю троицу.
Да! Вот это информация. Это уже кое-что. И это надобно хорошо обмоз-говать. И как говорил умнейший из хитрейших полковник Петренко - это надо хорошо перетереть, но не пережать. А вот где не пережать полковник Петренко не говорил, он только ехидно улыбался – мол, мое дело сторона, мое дело толь-ко вывести вас на правильную дорогу, а там  мол, вы уж как-нибудь сами, свои-ми мозгами должны допереть. А вот если не допрете, то туда Вам и дорога и зря наше родное государство рабочих и крестьян потратило на ваше обучение та-кую уймищу  лаве или уе. При этом он вседа растрогано добавлял - мудаки, имея ввиду, конечно, не рабочих и крестьян, а их, его молодых учеников, тем самым как бы ставил точку в разговоре.
Что ж это получается? А получается из этого вот что. Получается Кот эту гребаную картину Косте проиграл на катране, а Лайма эту же картину у Кости сперла. Вот что получается дорогие мои. Но вот теперь еще вопрос на засыпку -а на какой, извините, хер она это сделала. Они же были с Котом друзья - не раз-лей вода. Не по наводке же Кота она это сделала. Ведь и ежу ясно, что в случае пропажи картины эта же мысль  может сразу же прийти и в голову Улыбышева и что он предпримет определенные шаги, чтобы достать самого Кота.
Ведь эта картина стоит целое состояние. А что может предпринять такой  человек как Улыбышев с его практически неограниченными возможностями в современной России  Кот может себе только представить. Ему осталось бы жить, как говорится , только до ближайшего понедельника. Видно получается так, что Кот здесь вроде бы и не причем. Не такой же он дурак, чтобы не понять этого простого, в общем-то, расклада.  Что-то здесь не так, что-то тут не стыку-ется. Надобно очень хорошо подумать. И как говаривал хитрейший из умней-ших полковник Петренко  подумать очень хорошо еще лучше.

С помощью тех же друзей Арефьева была проведена проверка аэропорта и вокзала этого города. Эта проверка и позволила определить, что вся троица со-всем недавно вечерним рейсом отбыла в этот приволжский город. Егор Андрее-вич вместе со своими сотрудниками в срочном порядке направился в этот город. Пришлось потратить значительное количество времени на опрос стюардесс, ло-точников, уборщиц, носильщиков пока, наконец, один молоденький милицио-нер-стажер вдруг проявил интерес к фотографиям и сказал, что, кажется, видел этих людей. Он столкнулся с ними у входных дверей. Во-первых, просто снача-ла остолбенел, когда увидел Лайму. Она выглядела, как он сказал, как англий-ская принцесса и проходя мимо него, а он придержал перед ней дверь, очень мило ему улыбнулась и кивком головы поблагодарила его.
- Да, она это делает просто профессионально - подумал Арефьев.
За ней шли двое хорошо одетых мужчин. Но больше всего его поразило то, что эти, на первый взгляд весьма респектабельные люди, сели, как ему пока-залось, в поджидавший их какой-то совершенно непрезентабельный серенький Москвичек, хотя на приаэродромной площади было полно более привлекатель-ного транспорта. Причем, когда один из них садился на переднее сиденье авто-мобиля, он как-то по волчьи зыркнул вокруг глазами. У стажера сложилось та-кое впечатление, что этот тип проверял, нет ли за ними какой-либо слежки. Но еще более интересное заключалось в том, что стажер-молодец проявил порази-тельную наблюдательность и  даже успел заметить того, кто сидел за рулем. Ему показалось, что он видел этого человека и совсем недавно.                Он долго пытался вспомнить этого мужчину,  тот все время не выходил у него из головы. И, наконец-то, вспомнил. Пару дней назад он заходил в гостиницу «Красная» к своей знакомой, которая работала в одном из гостиничных ларьков, расположенном рядом с гардеробной. Так вот этот человек и работал гардероб-щиком. Стажер его запомнил потому, что у него был какой-то уж больно не дружелюбный взгляд, когда они случайно встретились с ним глазами. Во взгля-де гардеробщика мелькнула какая-то затаенная злоба, и он постарался побыст-рее отвести глаза.
Пришлось придумать историю о том, что как будто Егор Андреевич оста-вил случайно папку с нужными документами в сером Москвиче, который его подбросил до работы, но за разговорами Егор  Андреевич на заднем сиденье ос-тавил эту папку. В ГИБДД  города сначала встретили его враждебно. Естест-венно, никаких справок  они так запросто давать не хотели. Только заход Егора  Андреевич к начальству решил все дело. Потребовалось всего несколько минут и он держал в руках распечатанный на принтере целый список зарегистриро-ванных в этом городе серых Москвичей.
- -Девушка, будьте так любезны, помогите мне, пожалуйста. Представьте я недавно отдыхал на Рижском взморье и познакомился с замечательной па-рой рижан. Ее зовут Лайма, а его Андрис, фамилию их я, к сожалению, не знаю. Я их пригласил к себе в гости, Но в аэропорту мы видимо с ними где-то разминулись. Вы не могли посмотреть, не останавливалась эта пара в ва-шей гостинице. Ой, девушка, большее спасибо, извините если Вы не заму-жем, то желаю найти хорошего  мужа.
Неоднократно повторяя примерно этот текст при обзвании всех гостиниц города, удалось установить, что Лайма остановилась в гостинице  «Красной»,  волею случая как раз там, где и работал гардеробщиком водитель злополучного Москвича. Кстати, если бы они догадались заглянуть во двор гостиницы, то на-верняка сразу же заприметили и сам автомобиль, стоявший в глубине двора.    А вот Андриеса и Кота нигде  не было. Видно они бросили свои кости у кого-то из местных жителей.  Но Егор Андреевич был уверен почти на сто процентов, где Лайма там обязательно появятся и Андриес и Кот, и, следовательно, они прак-тически вышли на всю банду. Поэтому, когда  впервые произошло мое знаком-ство с Лаймой, все это событие прошло под бдительным оком людей Улыбыше-ва. Таким образом, Егор  Андреевич определил основных действующих лиц этой операции.
Осталось только найти картину. Это была довольно трудная задача и он стал обдумывать пути ее решения. Если бы он, хотя бы ориентировочно, хотя бы каким-нибудь слабым намеком знал где она находится.
То, что картина с изображением женского портрета принадлежит кисти извест-ного художника Карпинского, установил еще Улыбышев. И то, что она пред-ставляет весьма существенную ценность, им также было известно. По катало-гам, которые показали им эксперты, ее стоимость была просто баснословной и исчислялась цифрой с шестью нулями.
Не осталась без внимания и встреча Андриса с Лисом в музее. И каково же было недоумение  Андреича, когда  он увидел картину, у которой долго стояли и о чем-то говорили эти люди. Ведь эту же картину сперла Лайма у Улыбышева Этого просто не может быть, что-то тут не так. Нужно срочно звонить Улыбы-шеву,  вызывать его и показывать эту картину. Из этого факта можно было сде-лать следующий вывод: - какая-то из этих картин должна быть просто фаль-шивкой - контрафактом,  иначе подделкой. Если картина в музее подлинник, то у Улыбышева была подделка, если у Улыбышева был подлинник, то в музее подделка. Голова у Андреича начала постепенно пухнуть. Этого еще на его го-лову не хватало. Задача здорово усложнялась, и практически меняло всю диспо-зицию операции и придавало всему, что случилось с его шефом совершенно другую окраску.

После звонка Костя долго сидел в задумчивости, потом перезвонил Анд-реичу и сказал, чтобы его встречали - он срочно вылетает. Картина его практи-чески интересовала поскольку постольку, т.е. практически формально. Черт с ней с этой картиной - его в этой щекотливой ситуации больше всего интересо-вала сама  Лайма. Ему очень хотелось ее увидеть, хотелось посмотреть ей в гла-за, хотелось снова ощутить запах ее духов, хотелось снова подержать ее руки, ощутить вкус ее губ, ощутить  ее волосы, ощутить всю Лайму, пережить  все то, что он пережил, будучи вместе с ней у себя на квартире.
Он всеми фибрами своей души рвался к ней - к своей ненаглядной Лайме. Не может быть, чтобы она просто так, за здорово живешь, стибрила эту карти-ну. Ее кто-то заставил,  наверняка кто-то ее шантажировал. Это воздушное, не-земное создание, с нежной душой, с изысканными манерами не могла быть эле-ментарной прозаической воровкой. Может быть, она не может выпутаться из прочных сетей какого-то злобного паука-монстра, и  ей срочно нужна его по-мощь. Воспаленное воображение рисовало ему одну картину страшнее другой. Нужно было во чтобы-то ни стало увидеть ее, встретиться с ней, поговорить с ней тет-а-тет. Если нужны будут какие-либо деньги, он не остановится перед любыми затратами, лишь бы вызволить из чьих-то злобных цепких рук свою Лайму.
 На следующее утро он уже был в этом городе. Но, как выяснилось, Лайма из гостиницы неожиданно исчезла. И куда, в каком направлении она подалась, никто не знал. Из гостиницы она не выписывалась, вещи свои не забирала. Она просто в очередной раз исчезла и все. То ли она почувствовала за собой слежку людей Улыбышева, то ли еще что-нибудь. Но ее нигде не было. Андреич ходил как в воду опущенный. Ничего себе прокол. И как же они ее упустили. Ведь вроде во все глаза наблюдали за этой чертовой бабой.
 Улыбышев побывал вместе с Андреичем в музее и, увидев картину, по-стояв какое-то время около нее,  машинально почесал, будучи в растерянности, макушку своей тыквы.
Дааа! О времена, о нравы! Мало того, что его сделали как последнего фраера, так еще и впарили липовую картину. Почему-то теперь Костя был уве-рен, что у него была фальшивка. Нужно было срочно разыскать Кота и выяс-нить у него ее происхождение
И если подтвердиться ее не подлинность спросить с него по полной программе.

Глава сорок первая
В это же день, проходя уже ближе к вечеру мимо гостиничной раздевалки к себе в номер,  я увидел Степана и кивком головы поздоровался с ним. Как только Степан увидел меня, сразу как-то засуетился и призывно помахал мне рукой, мол, заходи.  Я свернул со своего маршрута и,  ни в чем не «сумлеваясь», подошел.
Степан заговорчески  подмигивая мне ,  и делая соответствующие жесты, известные большинству мужского населения бывшего Советского Союза,  при-гласил  меня  за «польты». Ну что ж день был довольно напряженный, почему бы и не расслабится по чутелю,  приняв немного на грудь.
Я с удовольствием последовал за Степаном. К  моему удивлению за не-большим столиком,  за которым мы обычно раньше располагались,  сидел мо-лодой парень,  весь упакованный в кожу,  причем вся  кожа была в железных заклепках и каких-то цепях.  Наверное, килограммов пять всякого железа висело на этом кожано - железном кадре.  В одном ухе, хорошо еще не в носу,  прицеп-лена была здоровенная женская клипса.  Длинные спутанные волосы были пе-ретянуты на лбу лентой.  В довершение всего на глазах у него были  черные оч-ки. Я то, честно говоря, предполагал увидеть сидящим деду Кузю и обсудить со старым разведчиком кое-чего, а не этого железного монстра.   
- Не обращай внимание, это мой  сродственничек выпендривается - сказал Степан. Садись у меня рыбка с икорочкой завелась,  давай по махонькой.
У меня, конечно,  аппетит весь тут же пропал,  выпивать уж совсем не хо-телось.  Я уж было начал отказываться,  но Степан так просительно на меня смотрел,  что я решил,  ну  да ладно,  один стопарик погоду не сделает.  Степан разложил свои припасы, рыба и икра действительно были первоклассными и выглядели очень  аппетитно.
 Плеснув себе  и  железному  коню остатки водки из одной бутылки и дос-тав из-под стола новую запечатанную бутылку,  Степан налил из нее и мне.  Чокнувшись, и с богом, мы с ним «опрокинули нолитое» как говаривал Кузьма Иванович.
Буквально сразу же, как только я закончил процесс опорожнения стопари-ка,  почувствовал,  что лечу куда-то не туда. Попытавшись встать, я рухнул, по-теряв сознание. В последний момент я отметил внимательный взгляд, которым на меня смотрел молодой бульдозер,  но уже без своих черных очков.
- Готов - сказал Степан. 
Они, подхватив меня под руки, и черным ходом незаметно выволокли во внутренний дворик гостиницы,  где уже  давно  дожидался пассажиров все тот же серый москвичек.
Сколько прошло времени я, естественно, не знал.  Но очнулся от боли.  Руки мои были заведены назад и крепко  замотаны липкой  лентой. Скотчем также были заклеены глаза.  Вывернутые руки здорово ныли в плечевых суста-вах.  Был ли день или ночь, я не знал.
Через некоторое время послышались шаги.  Меня,  посадив, прислонили к стене. Кто-то сорвал,  как мне показалось буквально вместе с бровями липкий  скотч.  Яркий  свет ударил по глазам. Мы были в каком довольно захламленном подвале. Передо мной стоял тот высокий с трубкой. Он также как и раньше, только очень давно, держал трубку, обхватив ее всей ладонью, да и трубка была та же, оригинально инкрустированная.
Передо мной стоял Андрис Приеде,  мой давнишний сослуживец,  мой партнер по баскетбольной команде, мой бывший приятель из той далекой ар-мейской жизни. Короче - Маэстро.
- Ну, здравствуй, Александр Потапов, здравствуй Петрович.
Это он обращался ко мне. А ведь я тебя сначала не узнал. Ведь столько лет прошло. Ну, ничего, у нас будет еще время поговорить о прошлом.  А сейчас я тебя очень прошу, скажи мне, пожалуйста,  на кого ты работаешь. Ты ведь не зря оказался в музее. Зачем ты за нами следил и,  самое главное,  зачем ты нас фотографировал, и где сейчас находится пленка. Видишь, какие простые вопро-сы я тебе задаю. Как только ты на них ответишь,  мы тебя сразу же целым и не-вредимым отсюда отпустим, поверь мне. Мне не хотелось бы применять к тебе хоть мало-мальски какое-либо  насилие. То, что пришлось нам таким способом тебя доставить,  ну что ж это наши издержки, ты нас за это извини. А теперь я хотел бы услышать ответы на свои простенькие вопросы.  С чего ты хочешь на-чать? Слово  «начать» он произнес также,  как говорил один широко известный у нас в стране да и за ее пределами, уже давно ставший ходячим анекдотом пер-сонаж, начитавшийся со своей женой различных классиков, и имеющий высшее образование, но совершенно не умеющий грамотно и членораздельно говорить.
Ну что ж любой народ достоин тех руководителей,  которых он выбирает, или которых назначают без его ведома. Каков приход, таков и поп.
Андрис. я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.  Я  простой  инже-нер, правда,  кандидат технических наук.  Ты можешь обо всем узнать на заво-де, на который я приехал.  В конце концов,  позвонить в мой институт,  где я ра-ботаю  уже довольно давно.  Я фотографировал только предметы искусства для своей коллекции,  люди меня не интересовали. 
Андрис тихо рассмеялся. За кого ты нас  держишь,  мы ведь серьезные люди, а не шушера какая. Я тебя спрашиваю в последний раз,  у нас совершенно нет времени,  мои люди настроены очень  решительно. Пойми  меня  правильно,  по старой дружбе я не хотел бы причинять тебе боль,  но ты меня просто выну-ждаешь.  Еще раз повторяю свои вопросы
На кого ты работаешь и где пленка?  Ведь мы так и не нашли ее у тебя.  И прошу тебя, не морочь нам голову, хватит. Лучше сразу колись,  а не то пожале-ешь,  что родился на божий свет.  Мы  и так много времени потратили на тебя и давно уже выбились из графика,  а заказчик ждать не хочет. Так что у тебя  от-дать пленку и все рассказать  единственный выход.
Поняв, что  эти  друзья  ни перед чем не остановятся,  и что никакими мо-ральными условленностями они не обременены,  я решил отдать им пленку.
- Хорошо,  я скажу, где  она.  Я почувствовал Ваш интерес к моей пер-соне,  и поэтому на всякий случай спрятал пленку.  Честно говоря, со-вершенно не понимаю, почему я это сделал.  Пленка находится в  моем номере в подушке.
Маэстро довольно улыбнулся,  приказал освободить мои руки.  Кожано -железный пень бесцеремонно  поднял меня чуть ли не за шиворот и посадил за стол.  Во рту у меня здорово пересохло, и я был рад поднесенному Андрисом стакану,  в котором было  какое-то  спиртное.  Неожиданно поперхнувшись,  я долго откашливался. Андрис сидел напротив меня и усмехался.  Он отдал ка-кую-то команду на  латышском  и через некоторое время в подвал спустился, кто бы Вы думали, все тот же Степушка Швецов.  Он глумливо улыбался и с ехидцей посмотрел на меня.
- Ну, что очухался герой? - спросил он меня.
- С твоей помощью, гнида, - парировал я .
- Ничего сучонок еще сочтемся, - неприменул ответить Степан.
- Что ж ты,  Дуда,  так плохо  искал,  пленка  то ведь в номере,  в подуш-ке спрятана - рявкнул Андрис.
- Немедленно поезжай в гостиницу и привези эту  чертову  пленку.  Слышишь,  немедленно. Да по дороге где-нибудь ее срочно отпечатай. А мы с Петровичем тут пока потолкуем, да посидим, покалякаем за жизнь.
Меня как будто  ударили  пыльным мешком по башке.  Неужели это Сте-пан первый раз рылся в моих вещах.  Значит Нюрка, ошиблась.  И никакой это был  не спортсмен,  а  самый простой гостиничный гардеробщик,  с которым мы неоднократно чего-нибудь обмывали, будь то 300 лет  таиландской балалайки  или  еще  чего-нибудь, такого же типа выдающееся. Сменщик моего деды Кузи. Видно он так прошел мимо Нюрки, что она совершенно не обратила на него внимание,  разве обращаешь внимание на  привычно  стоящую мебель. Вот тебе бабушка и Степанов день! Да, кстати а почему Андрис назвал его не по имени, а как-то по другому вроде дудки какой-то - Дуда!  Что это за Дуда,  кличка, на-верное,  какая-то.
Примерно через пару часов Степан влетел в подвал и положил, перед  не-терпеливо  ожидавшим Андрисом, пачку фотографий.  Андрис быстро их все пересмотрел и, видно не найдя того, что искал, задумался. Потом, неспеша обошел стол и,  глядя  в пол,  почти без размаха саданул мне в челюсть.  Я от неожиданности грохнулся на пол.
Ты,  что курва недорезанная,  играть с нами вздумал. Это ведь не та плен-ка. Я тебя спрашиваю про пленку, на которой ты меня еще с одним человеком сфотографировал.  Я тебя в последний раз спрашиваю.  Где она? Неужели ты  не понимаешь,  что если ты не отдашь нам пленку и не скажешь,  на кого ты ра-ботаешь, живым ты отсюда не выйдешь.
У меня  другой  пленки нет,  я никого не фотографировал и я ни на кого не работаю - залепетал я, понимая, что так просто мне от них не отделаться.
Их было трое, а я один. Они снова связали мне руки, но теперь уже спере-ди и,  подведя к стенке,  подвесили за потолочную балку как боксерскую грушу.
Первым  подошел  Степан - левой поддых,  правой в челюсть.  Видно этот двурушник был знаком с боксерскими приемами.  Левой по печени,  правой по селезенке, левой  в  голову,  правой в голову.  Удары чередовались с частотой метронома.  Все происходило как будто на тренировке по отработке  боксерских  комбинаций. Только одна, но довольно существенная подробность- вместо гру-ши они использовали мое бренное тело. Левой, правой, отскок, правой, левой, отскок, Вообще-то мне было достаточно и первой серии.  У меня практически сразу же от первых хороших ударов сперло дыхание и помутилось в голове.
Запыхавшись, Степан уступил место кожано - железному агрегату.  Тот  начал лупцевать подвешенную грушу совершенно бессистемно, но зато очень больно.  На руках у него были перчатки,  ну и, конечно, тоже с заклепками. Вот  этими-то  заклепками  он и засветил мне в глаз,  сначала в один,  потом во вто-рой.  Конечно, тут же образовались два огромных синяка и оба глаза почти од-новременно заплыли.  Естественно,  я кричал, извивался от боли, хрипел, захле-бываясь собственной кровью.  По команде Андриса они отошли в сторону.  Держа в руках  обрезок трубы,  он подошел ко мне.  Поднял за мокрые волосы мою голову, посмотрел мне в лицо и тихо спросил:
- Ну, как будешь говорить,  ведь это только начало.
Распухшим языком сквозь выбитые зубы я прохрипел:
- Я ничего не знаю и работаю только на себя.
От удара трубой по ребрам я потерял  сознание. Потом, как оказалось, они долго меня пытали:  прижигали сигаретой мое тело,  душили с помощью целло-фанового пакета,  топили в бочке с огуречным рассолом,  который, в придачу,  до совершенно дикой боли разъедал мои раны,  зажимали дверным косяком мои пальцы. Я то надолго терял сознание,  то снова приходил в себя.
В одно из очередных просветлений я услышал злой хриплый голос Степа-на.
- А давайте-ка, сделаем ему бастанду.
Вокруг прозвучало довольное ржание. Меня положили на пол, лицом вниз. Железный амбал сел на меня сверху. Что было потом, я плохо помню. Амбал держал мои ноги, а Степан, что есть духу бил по пяткам палкой. Как из-вестно на ступнях ног находится очень большое количество нервных оконча-ний, идущих от различных органов. Дикая боль  постоянно терзала мое изму-ченное тело.  Когда же мои палачи устали,  они бросили меня подыхать.
Очнулся   от  холода.  Я  лежал  на голом холодном полу, и кто-то прикла-дывал мокрую тряпку к моим ранам.  По тихому голосу я узнал Лайму.  Она стояла передо мной на  коленях.  У  нее сквозь стиснутые зубы прорывались еле сдерживаемые рыдания. Слезы катились у нее градом и обжигали мое изуродо-ванное во многих местах тело. Она тихо просила у меня прощения.  Ей  удалось  проникнуть  сюда,  только угостив охранника еще сохранившейся у нее от ста-рых времен жвачкой с сильным снотворным,  и он сейчас свернувшись клубоч-ком,  подложив под голову  ладошки, похрапывает около входа. 
Она не думала, что так все кончится. Впервые в жизни она почувствовала какую-то тягу к существу противоположного пола, ей хотелось все время быть с ним,  ласкать его,   готовить ему обеды, радоваться его радостям и горевать вместе  с  ним, в конце концов, родить от него ребенка и даже может быть не одного.  В  ней  впервые  проявилась женщина с ее извечным стремлением к се-мье,  к детям.
Все, что Лайма проделывала до сих пор с другими мужчинами,  она делала по заданию и  совершенно  не вкладывала ни грамма своего сердца,  как безуча-стная красивая кукла, действующая от чужого завода и по чужой программе. Но, сейчас она впервые поняла, что просто влюбилась и, как любая любящая по-настоящему женщина, она готова была пойти на все, чтобы помочь своему лю-бимому.
В эту ночь она рассказала мне все: и про то, что сделал с ней Андрис в ее юные годы,  про жизнь в Риге, про Кота, про Улыбышева, про то, что они охо-тятся за   какой-то картиной,  про то,  что это дом Степана Швецова  и про мно-гое другое. Это была для нее ночь или момент истины, она как будто освобож-далась от всей   скверны,  которой была полна ее жизнь,  она в эту ночь испове-довалась перед разбитым, израненным человеком, которого  полюбила,  это был процесс омовения или, если хотите, очищения души.
Жила-была девочка худющая- худющая, мосластая- мосластая, которая всего стеснялась, и прозвище у нее было - Шкилет. Подружек у нее особенно не было, а  мальчишки вечно ее дразнили и называли уродиной. Ну что ты, какая же ты уродина? Ты зря расстраиваешься - утешала  мама, ласково поглаживая ее волосы. Ты очень хорошенькая - у тебя красивые глаза, прекрасная кожа, а если ты чуть поправишься, твоя фигура станет просто сногсшибательной.  Ну, ко-нечно, горестно хныкала Лайма.
- Я самая дылда в классе, у меня огромные руки и ноги, а еще эти ужасные скобки на зубах.
Это было время, когда подружки начали ходить с мальчиками за ручку, время записок с предложениями водить совместную дружбу, время первых ос-торожных прижиманий и неловких попыток прикоснуться друг к другу губами, время появления каких-то непонятных томных желаний.
Она смотрела на все это как бы со стороны. Ей были непонятны слезы или неожиданные приливы радости подружек, получивших от своего парня записку с неуклюжими словами и предложениями. Она жила совершенно в другом мире. Ее не интересовала учеба, книжки читать она не любила, наличие подружек или их отсутствие ее тоже не очень-то и волновало. Со временем она становилась замкнутым, сторонящимся людей человеком, человеком в себе. Она любила мо-ре, чаек над водой, любила свой старый город. Любила часами сидеть на берегу, спрятавшись ото всех в дюнах где-нибудь в Кемери, или бродить вечерами по старому городу, особенно в районе Домского собора, слушать доносящиеся из открытых дверей величественные звуки соборного органа.
 Однако, к концу учебы она все чаще стала замечать какие-то чужие взгля-ды на себе, искоса, как бы нечайно, брошенные из-за плеча, из-за угла; если она неожиданно оборачивалась, то ловила эти взгляды, смущенно отворачивающих-ся и неожиданно покрасневших молодых людей. Однажды, увлекаемая каким-то седьмым чувством, она подошла к висящему в ванной зеркалу и впервые внимательно посмотрела на себя. На нее смотрела довольно стройная с распу-щенными волосами девушка. Ее руки стали медленно опускать большое махро-вое полотенце, которое было накинуто на ее плечи. Сначала оголились плечи, полотенце медленно опускалось, открывая, маленькие, но упругие груди, поя-вилась узкая талия и глубоко втянутый живот. Она краснела все больше и больше. Ей казалось, что она делает что-то очень неприличное, постыдное, что-то не совсем хорошее. Но ведь это она сама и она не подглядывает за кем-то. Вот она, какая есть. Вот ее бедра, ее лобок с густыми жестковатыми волосика-ми, ее вроде бы довольно длинные и стройные ноги, покрытые легким пушком. Обернувшись к зеркалу, она попыталась рассмотреть себя сзади. Высокая шея, прямая спина, переходящая в упругие раскрасневшиеся ягодицы. После много раз она рассматривала себя в зеркало, но это первое знакомство и изучение сво-его тела надолго оставило свой чувственный след.
Но что она могла сделать,  чем она могла помочь мне в этой ситуации. Ей необходимо было чем быстрее,  тем лучше вырваться из этого дома и искать  помощи  там  на свободе.  Я,  еле-еле двигая разбитыми губами, прошептал ей адрес деды Кузи,  а он - старый воин должен был найти выход из  этого  поло-жения,  в котором я оказался.
Под утро,  еще даже не рассвело,  услышав какие-то шумы в доме,  Лайма прижавшись ко мне,  поцеловав на прощание и пообещав сделать все возможное и невозможное, тихо выскользнула из подвала,  не забыв толкнуть спящего ох-ранника так,  как будто он сам только что проснулся.
Он сладко потянулся и открыл глаза.  Андрис сонным теперь его уже не  застанет,  а о том,  что он проспал всю ночь и не заметил проскользнувшую ми-мо него Лайму он,  конечно, никому уже не расскажет. У меня была одна наде-жда только на нее. Дай бог чтобы Лайме повезло.
Через некоторое  время  в  подвал  спустился  Андрис.  Сквозь  небольшое оконце падал утренний свет.  Я сквозь опухшие веки,  как смог, его разглядел, Он был свеж,  чисто выбрит, от него пахло хорошим одеколоном, но вот только настроение у него было дальше некуда. Ведь этот полутруп так ничего и не ска-зал. А может он и правда ничего не знает, и случайно оказался в музее.
В душе у  Андриса шевельнулось, хотя и небольшое, чувство жалости. Вот ведь как жизнь устроена.  В армейские годы он вместе с этим куском отбитого мяса,  столько повидал,  столько, в общем-то, пережил.  Сашка,  так вроде бы его звали, ведь был довольно неплохим игроком,  да и товарищем был тоже  хо-рошим.  Сколько  раз  он прикрывал  Андриса,  когда  тот смывался в самоволку и возвращался в казарму далеко за полночь. Сколько раз он делился с ними со всеми полученными из дома посылками.
Вот же черт,  аж на душе заскребло. Но распускаться-то не следует. Ведь Кот не простит, если и в этот раз дело сорвется. Куш, то обещан о – е - ей какой.  Проколов не должно быть, ни при каком раскладе. Так что одним товарищем, тем более бывшим,  больше,  одним меньше. Какая разница, главное сделать де-ло. Ну, в общем, так,  нужно  как можно быстрее освободиться от этого жмури-ка,  а там видно будет. 
Услышав шаги,  я прикрыл глаза и, стиснув зубы, чтобы не стонать,  не  подавал  признаков жизни.  Андрис подошел ко мне и с силой,  чтобы убедить-ся, жив ли,  наступил на вывернутую ступню.  Я, собрав всю свою волю, не ше-вельнулся. Андрис  еще  некоторое время постоял надо мной,  потом резко по-вернулся и вышел из подвала. Я тихо застонал и на некоторое время отключил-ся.
У Андриса же на душе было совсем не спокойно. Старый приятель так ни-чего не рассказал.  А ведь существует какая-то вероятность того, что все-таки он следил за ними.  Да, но почему же он ничего не сказал даже под такими ужасными пытками.
Андриса даже передернуло от воспоминаний об этом. С одной стороны он может быть, действительно  ничего  не знает,  что весьма вероятно,  а вот с дру-гой...  Черт его поймет! Поэтому нужно быть крайне осторожным. Он приказал усилить охрану дома и из него никого не выпускать.  Затаится так,  чтобы ни у кого не возникало подозрений в том, что в доме кроме одинокого хозяина еще кто-то живет.
Лайма дважды  пыталась  упросить Андриса выпустить ее из дома.  Но он был непреклонен.  И только на третий день она смогла убедить  его  в  необхо-димости  покупки  некоторых интимных предметов женского туалета.
Он приказал Степану вывести ее в город на заднем сиденье его серенького москвича, прикрыв  с головой какой-то тряпкой,  чтобы ее никто не видел.  И только уже подъезжая к центру города,  Степан разрешил ей принять в машине нормальное положение.
Она попросила его остановиться около большого универмага и незаметно в толпе вроде бы случайно несколько раз отставала от Степана.  Он  начинал судорожно ее искать, и,  найдя успокаивался.
В один прекрасный момент, оказавшись около бокового выхода,  она ти-хонько от него ускользнула.  Выскочив  из универмага, она кинулась сначала в гостиницу Красная. Но, деды Кузи там не было.
Он оказывается, отпросился на час и уехал по каким - то делам домой.  Она выскочила из гостиницы,  добежала до стоянки такси и через несколько минут была у дома  Кузьмы Ивановича.  Рассчитавшись с таксистом,  она по-просила его не уезжать и подождать ее возвращения,  за это она обещала ему двойной тариф. Услышав  магические  слова,  молодой  таксист  с радостью со-гласился.  Еще бы такая красивая эффектная женщина попросила его об одол-жении,  да еще и хорошо  при этом заплатит.
Войдя в дом и представившись,  сказав от кого  и по какому поводу она пришла,  рассказав все,  что я велел ей рассказать, Лайма в изнеможении упала на стул и жадно выпила поднесенную ей женой деды Кузи  целый стакан хо-лодной  колодезной воды.
Успокойтесь голубушка,  все будет хорошо  -  сказала  Екатерина Матве-евна. У Лаймы от таких слов запершило в горле,  и, больше не вынося такое сильное напряжение,  в котором  была последнее время,  она разрыдалась на груди у этой совершенно незнакомой,  но такой милой ласковой женщины.  Лайме на миг показалось, что перед ней ее покойница матушка, так они были похожи.
Услышав рассказ Лаймы,  деда Кузя изменился в лице. Он как-то весь сра-зу подобрался и посуровел.  Перед женщинами стоял молодой  стройный  лей-тенант СМЕРША, хотя и с морщинистым лицом,  и с совершенно седой голо-вой. Он быстро принял решение.  Энергично нырнул в другую комнату и,  уже на ходу, одевая свой «пинжак»  со  всеми регалиями,  подхватил под руку Лай-му,  приглашая ее срочно заняться этим очень даже важнецким делом.  Перед ним снова были враги,  которым необходимо было срочно дать укорот,  а иначе эти бандюги  « заполонют» всю нашу священную землю.
Ожидавшее такси быстро домчало Кузьму Ивановича до городского управления внутренних дел,  а Лайму до универмага. Увидав дедова регалии, молодой дежурный  тут же провел его к самому высокому начальству.  Так к майору Филинову и попала информация о банде Приеде.  А Лайма,  издалека увидевшая, как Степан в мыле бегает по магазину,  ухмыльнулась про себя - так тебе бандитская рожа и надо, и, как ни в чем не бывало, с претензией в голосе устроила ему разнос, тряся перед его носом покупками.
- Где тебя черти носят, я уже давно все купила и давно пора  ехать об-ратно.
Ошарашенный Степан не  знал,  что  ответить  в свое оправдание.  Дейст-вительно и почему он не мог ее так долго найти. Да, но у нее был целый ворох покупок.  Кто этих баб поймет,  зашла, наверное, в какую-нибудь примерочную и пропала там насовсем.  В общем, ну ее. Хотя кое-какие подозрения шевельну-лись у него голове.  Не мешало бы это все проверить. По крайней мере, капнуть на нее Андрису,  а то видите ли раскричалась тут лярва драная, подумаешь под-стилка как разошлась.

Глава сорок вторая
 
Прошло совсем немного времени, как люди Андреича зафиксировали по-явление Лаймы в гостинице. Она буквально на минуту залетела в гостиницу в поисках деды Кузи,  как тут же была срисована. Ее повели как только, не найдя его в гостинице, она вскочила в какую-то машину и понеслась в другой конец города. Затем, как она буквально влетела в какой-то дом, через некоторое время пулей вылетев из него в сопровождении какого-то пожилого человека, с кото-рым опять вскочила в машину, и машина на все парах полетела обратно в центр города, но уже не в гостиницу, а в городское Управление внутренних дел. Из машины вышел только мужчина, а Лайма поехала дальше в дорогой супермар-кет, где после лихорадочной покупки каких-то мелких вещей, устроила совер-шенно непонятный разнос другому мужчине. При этом, она возмущенно ему выговаривала, не выбирая выражений. Мол, где он столько времени шатался, она уже весь магазин обошла в его поисках. Мужик только успевал раскрывать рот, но она не давала ему и слова сказать. Разъяренные они вышли из супермар-кета и, самое удивительное, они сели опять в разыскиваемый ими серый Моск-вич, причем, за руль сел как раз этот друг.
Люди Улыбышева довели эту машину до дома Швеца. Как они смогли ус-тановить, на звонок Лаймы входную дверь открыл как раз сам Андрис.
То есть, таким образом, было определено лежбище или малина всей банды.
Люди Арефьева не зря получали свои кровные. Им пришлось приложить немало усилий, чтобы доставить Лайму в целости и сохранности и усадить за столик, за которым уже сидел Улыбышев. Когда Лайма поняла, что она попалась, ей не оставалось ничего, как подчиниться  их вежливой, но весьма настойчивой просьбе проехать ненадолго вместе с ними.
Перед Костей сидело это создание, которое полностью завладело его сердцем.  Он страшно волновался в ожидании этой встречи. И когда он увидел Лайму, входящей в холл ресторана, то испарина покрыла все его тело. Это, как он успел подсознательно заметить, случилось с ним впервые, хотя ему прихо-дилось бывать в весьма сложных жизненных ситуациях. Он, стоя встретил не-много смущенную девушку,  в качестве приветствия лишь слегка кивнувшей ему головой. Он отодвинул кресло и галантно, как будто в последнее время ни-чего не случилось, пригласил ее сесть... Он не знал с чего начать.
По большему счету картина его  больше не интересовала, и его даже не интересовало то, какое отношение  имеет Лайма ко всему произошедшему. Не это было главное.  Главное было то,  что он ее видел снова перед собой, снова мог держать ее за руку.  Она начала говорить,  пытаясь, что-то придумать в свое оправдание, но он вдруг прикрыл ей  рот, сказав, что все это она ему расскажет потом.  Сейчас же он должна только тихо сидеть и  дать ему возможность на него наглядеться. Выпив немного вина,  и не дотронувшись до еды Улыбышев, больше не говоря ни слова, повел ее к себе в номер.
Когда в отеле появились люди Улыбышева Степан их тут же засек. Одна-ко, сначала они не очень-то его заинтересовали. В гостинице часто появлялись, так называемые, сотрудники в штатском и проверяли то одно, то другое. Хотя при каждом их появлении Степан внутренне настораживался. А вдруг они при-шли по его душу, Ведь и было за что.  Пока же бог миловал. Но вот когда в вес-тибюле появился солидный мужчина с повадками крупного воротилы, сопро-вождаемый мордоворотами, и крепко державший под руку  Лайму, побледнев-шую, довольно испуганную и имевшую вид мокрой ощипанной курицы, Степан насторожился вдвойне. У него даже мелькнула злорадная мыслишка - ну что сучка попалась. Но он тут же опомнился   и понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Внутренний голос, который кстати практически его никогда не подводил, Степан обладал просто звериным чутьем на опасности, подсказал ему - нужно принимать весьма срочные меры.  О чем они говорили Степан, конечно, не слыхал, но нервное состояние Лаймы.....
И когда Костя вместе с Лаймой вошел в номер,  их там уже ждали.   Как только Улыбышев оказался в номере, случилось то, что и должно было случить-ся, то чего он так долго ждал. Он накинулся на нее, повалил на кровать и с яро-стью дикого животного, истомленного долгим ожиданием, овладел ею. Лайма совершенно не сопротивлялась, она вела себя просто как театральная марионет-ка,  совершенно не реагировавшая на его ласки. Но, Улыбышев этого не заме-чал, он любил ее, он хотел ее, сейчас для него не было на свете существа дороже чем она, он  был готов все ей простить. Когда же он обессиленный откинулся на край кровати.
Степан, который в это время находился под кроватью  и наблюдавший весь этот фильм, полный самой откровенной порнографии в зеркале трюмо, расположенного сбоку от постели и который восторженно замер,  боясь просто пошевелится от пробегавших по его телу волн. Правда, через некоторое время сладострастие заменилось на  дикую злобу. То, о чем иногда тайно, да и то во  сне грезил Степан, оставаясь наедине с этой волнующей его  ****ью, осуществ-лял наяву какой-то совершенно незнакомый ему мужик.
Выждав удобный момент, когда Улыбышев окажется в зоне его досягае-мости Степан, приставил пистолет с глушителем к матрацу, и с наслаждением  выстрелил снизу из своего убежища. Расчет оказался точным. Приглушенный матрацем, да и глушителем звук выстрела был не громче щелчка пальцем по стеклу.  Улыбышев только дернулся, не успев даже вскрикнуть. Пуля попала точно в область сердца. С ним было покончено.
Лайма, услышав и увидев все это,  застыла в диком испуге. Ужасу ее не было границ. Что случилось? Из ее горла должен был вот-вот раздастся дикий вопль. Это длившееся всего доли мгновения молчание, может быть, и спасло ей жизнь. Быстро выкатившийся из под кровати Степан, навалившись на  так ино-гда волнующее его тело и зажав ей рот, прошипел  на ухо диким шепотом - молчи сучка, убью. Потом  он велел ей срочно одеваться. - Надо быстро линять. Благо номер располагался на втором этаже,  и его окна выходили в переулок.
Быстро соорудив из двух простыней что-то похожее на веревочную лест-ницу, он помог Лайме, а затем и сам спустился  в переулок, и они растворились в темноте.
Лишь только через некоторое время Андреич решил потревожить теле-фонным звонком шефа. Он прекрасно понимал, чем сейчас занимается его босс. Но пора и честь знать, время позднее. Не ровен час, может, что-то и случилось. Может, сердечко не выдержало эти молодые скачки, а может еще чего. Все что угодно можно ожидать от этих смазливых путан. Однако, ответом на его на-стойчивые звонки была полная тишина. Что-то тут не так. Тогда он решается еще на один шаг, мало ли - может телефон не работает или Улыбышев, будучи в сексуальном экстазе, не слышит сигнала. Андреич подошел к двери номера и тихонько постучался. Ни ответа, ни привета. Постучал еще раз, но уже сильнее, потом еще раз. Тишина ...
Ни хрена себе. Тут нужно было принимать уже срочные меры. Взломать дверь для его амбалов было совершенно плевым делом. Одно движение мощно-го плеча и ...  В спальне на кровати лежало то, что когда было их всесильным  владыкой. Увы, партия предполагает, а бог располагает. И раскрылся светящий-ся тоннель, и полетело по нему совершенно голым то, что когда-то было чело-веческим существом, не имея при себе ничего из того, чем оно владело - ни ог-ромных капиталов, лежащих на  наисекретнейших счетах в различных банках мира, ни власти, ни могущества. И кому это все было нужно? Все прах и тлен.

Глава сорок третья
Ему снова удалось выбраться из белесой  мути.  Преодолевая  огромные торосы боли,  сознание вновь стало медленно к нему возвращаться. Малейшее шевеление вызывало  ручьи,  потоки,  реки  болезненных  ощущений.  Он  по-пытался оторвать голову от земли и хоть чуть-чуть осмотреться.  Затем надо было подтянуть хотя бы одну руку для упора. Это ему также удалось. Сознание, как перегруженный компьютер, с превеликим трудом выдало  решение,  правая  рука  цела.  Он  хотел сделать тоже самое с левой рукой.
Здесь дело было намного сложнее.  Сколько он не подавал команду,  рука не слушалась и не реагировала. Компьютер тут же выдал  - рука парализована.  А что же тогда с ногами.  Слава богу,  ноги вроде бы шевелятся.  Преодолевая  невероятную разрывающую  тело на части боль,  уперевшись одной рукой, он смог переместить свое тело  таким  образом,  чтобы   голова была  немного  вы-ше  ног.  Он как бы повернулся вокруг собственной оси.
Теперь он мог видеть,  что делается на дороге.  Видно по этой дороге ма-шины ездили довольно редко.  Ему долго пришлось так лежать, то, впадая в беспамятство, то, снова приходя в себя.  Реальный мир и мир галлюцинаций пе-ремешались в  его голове, и отделить мух от котлет, он сейчас был просто не в состоянии. А тем более отделить правду ото лжи,  реальные события случив-шиеся с  ним  в  недавнем времени от событий, произошедших давно. Он не мог сказать, сколько он так пролежал.  Но, судя по тому,  что стало прохладнее, и солнце не так  уж  немилосердно жгло  его  тело,  вроде бы время шло к вечеру.  Свежий ветерок постепенно стал прочищать его мозги, и реакции организма стали более-менее четкими  и  координированными.
Вдруг в его голове возник какой-то шум.  Он явственно почувствовал шум приближающейся машины.  Нужно было срочно принять  какие-то  меры, чтобы не упустить эту редкую возможность.  Опираясь всеми действующими и не дей-ствующими конечностями,  извиваясь всем телом,  прилагая огромные  усилия воли,  почти в полном беспамятстве он выполз на дорогу. Это, по всей вероят-ности, и спасло ему жизнь.
В кабине старой разбитой «Газели» сидели пожилые мужчина и женщина.  Новые фермеры всю свою жизнь прожили в городе. Но когда им стало невмого-ту терпеть все городские прелести,  они решили воспользоваться вновь открыв-шимися возможностями, продали свою довольно приличную городскую квар-тиру и, купив  небольшой  сельский  хуторок с кое-какой живностью – курями -   гусями - поросями переехали жить на природу.
Притормозив, они выскочили из машины,  и когда женщина увидела то, что лежало на дороге,  она схватилась за сердце,  ей чуть не стало плохо.
- Кто ж тебя так сынок - сказал мужчина,  опустившись на колени и припод-няв его голову - вот ироды царя небесного.
Женщина,  придя в себя, тут же стала действовать. Она, приподняв верх-нюю юбку и  оторвав  от нижней рубашки почти весь подол,  нарвала из него длинных лент. Присев на корточки рядом, она смочила его растрескавшиеся  губы  минеральной водой из полиэтиленовой бутылки,  дала напиться, обтерла его лицо и все израненное тело предварительно намоченным чистым бинтом,  сделала своими  ласковыми, женскими руками необходимые перевязки. Ему стало намного легче и оттого, что он встретил таких хороших и милых людей,  и от их столь необходимых  ему забот.  Он  вечно будет им благодарен.  Они бе-режно разместили его в кузове машины и не торопясь,  чтобы не причинить  ему  лишних  страданий  тронулись  в путь.
Как оказалось, его вывезли километров за тридцать за город на пустынную дорогу,  лежавшую  в  стороне  от населенных пунктов и ведущую в глухой за-брошенный карьер. На его счастье эта семья иногда наведывалась в карьер- то за песком, то за щебенкой, необходимой в строительстве их фазенды. И если бы не воля случая,  то неизвестно,  чем бы закончилась его одиссея.  По всей веро-ятности, у  нее  был бы печальный исход.
Когда его передавали врачам в районной больнице,  он, еле шевеля разби-тыми губами, попросил у них адрес и обещал,  как только поднимется на ноги, то обязательно приедет и отблагодарит их за спасение его жизни.  Мужчина,  пока врачи в приемном покое с  ним  возились, все время стоял хмурый, а жен-щина  вытирала слезы и причитала:
- Что же это делается на белом свете, если люди не могут до сих пор жить ми-ром, если  они вот таким Макаром разбираются со своими проблемами.
Когда его увозили на каталке, они перекрестили его и пожелали скорейше-го выздоровления. Эх, люди! Какие же вы все разные. В одних живут самые жестокие первобытные инстинкты,  в других же доброта и сочувствие к ближ-нему.  Бог Вам всем судья!
Бог, конечно,  богом,  но ведь я тоже должен сам разобраться в том,  что случилось и, по возможности,  своим судом наказать виновных в моих неожи-данных страданиях.
Через пару-тройку дней,  я из состояния крайней паршивости перешел в состояние средней паршивости, а для меня это означало то, что я уже мог, хотя и с трудом,  держась за стены,  перемещаться в вертикальном положении.  Доб-равшись до телефона,  выждав момент, когда рядом никого не окажется, позво-нил своему другу Кузьме Ивановичу. Нужно было срочно открыть ему глаза на его сменщика - подлюгу Степана Швецова по кличке Дуда..
Глава сорок четвертая

Майор Филинов оказался очень интересным человеком.  Постоянно нахо-дящийся в состоянии тихого раздражения или недовольства, очень редко улы-бающийся даже на Севкины хохмы.  Куча не раскрытых преступлений.  Вооб-ще-то некоторые должны были быть вот уже вот раскрыты.  Но, никак! Чегой-то не хватало.  Вроде бы самой малости,  вроде бы последней точки. Взять бы, да и поставить  эту точку - и начальство довольно,  и премии,  и повышения по службе.  Но майор не из таковских.  За плечами годы и годы,  просто целая  жизнь.  И  майор очень четко себе представляет,  что вот как только он поставит эту жирную чертову точку,  так сразу чья та жизнь пойдет наперекосяк. А эта жизнь может за собой потянуть  еще целый ряд жизней-родителей или родст-венников.  У детей жизнь может совсем пойти не в ту сторону.  Что такое без-отцовщина сам прекрасно  знал.
Когда он был совсем маленький, отец их бросил и где-то до сих пор шлындырает по бескрайним просторам нашей огромной страны. Старый уж, наверное, стал, на пенсии. Вот бы  посмотреть на него хотя бы одним глазком.  Мать,  пусть земля ей будет пухом,  отдав все свои жизненные соки, смогла пе-реломить ситуацию, подняла его и  сестру,  сделала,  как могла, из хулиганисто-го мальчишки,  от которого стонала вся округа,  заслуженного работника  мили-ции с большим стажем и опытом сыскного  дела, всеми уважаемого майора Ми-хаила Михайловича Филинова.
И поэтому ставить последнюю точку он никогда не спешил,  хотя  и  по-лучал  от своего  начальства довольно часто по загривку.  В управлении очень хорошо знали характер Михаила Михайловича. Одни, и таких было большинст-во,  относились к нему с большим уважением,  и,  когда его не видно было по-близости,  называли в разговорах между собой или Михалычем или Филей,  другие же считали,  что он много  валандается с этими преступниками,  и иначе как Филином его не прозывали. Он прекрасно знал об этих прозвищах, но нико-гда ни на кого не обижался. Ведь действительно так и было на самом деле.
Ребята же в отделе подобрались совсем не  плохие.  Всеволод  Белов  (можно просто Сева) - до прихода в отдел окончил высшую школу милиции, любимец всего управления, умница каких нужно поискать, а уж балагур какой. Знаете, есть такие люди, на которых посмотришь, и жить на свете вовсе не хо-чется.  А есть совершенно противоположные - такие как капитан Сева являются,  если так можно сказать, источником  жизненной  энергии для многих.  Каждый день,  окунаясь в свои профессиональные обязанности,  каждый день,  сталки-ваясь с самыми низменными  человеческими поступками, он сохранил и чело-веческое достоинство, и общительность, и желание прийти на помощь любому,  кто в ней нуждался в сей момент.    Окружающие  буквально  с  первых минут просто тихо влюблялись в этого небольшого росточка чернявенького,  но  физи-чески очень развитого парня..
Кстати,  этот, с позволения сказать, парнишка, был неоднократным чем-пионом Европы среди полицейских,  чем он всегда, правда без особого выпячи-вания, гордился. Так у себя в кабинете он устроил что-то типа небольшого стенда, где постоянно вывешивал завоеванные им награды. Их уж собралось довольно приличное количество. В отделе  капитана Севу  любили и стар и млад.  Он знал огромное множество всевозможных прибауток,  афоризмов и шутливых высказываний.  Ему очень  нравилось  переиначивать известные  по-словицы.  Вроде  бы пословица та же,  но смысл становился намного шутливее и острее.  Он,  например,  коллекционировал всякие шутки, услышанные  по  радио.  Ему  особенно нравился один известный ведущий,  работающий на рус-ском радио.  Его-то тексты он и приводил чаще всего.
.
Несмотря на свою внешнюю  жизнерадостность,  у  него был холодный и расчетливый ум и поэтому Филя довольно часто обращался к нему за советом.     Сева в отделе считался правой рукой  Михалыча. Благодаря  своим  физическим  данным и прекрасному владению приемами рукопашного боя,  он часто был за-действован в специальных операциях, которое проводило управление. На его счету был целый ряд задержанных им лично матерых преступников.  Любимой его присказкой была - под  лежачий  камень мы всегда успеем.
Как только позвонил Николай,  а потом появился  этот  старый  солдат, майор понял, что здесь дело весьма не простое и деликатное, он попросил Ле-ночку никого к себе не пускать и принести крепко заваренного чая. Леночка Ря-бова была у Михалыча в нескольких ипостасях - и секретарша, и курьер, и, если была в этом необходимость, без всякого выпендрежа, выполняла функции рядо-вого опера. Стоило только обожаемого ею Михалыча ее попросить. Весь отдел знал, что у нее с Мишкой Васечкиным-криминалистом любовный роман.
Иногда в свободное от служебного бдения время  кто-нибудь начинал, и все с наслаждением включались в шуточное  перетерание им косточек. Ну и, конечно, без подначек тут не обходилось. Естественно, отличался Севка. Вот, например, идет по коридору Васечкин, а на широком подоконнике пристрои-лись несколько человек перекурить. Миша идет, о чем-то своем задумавшись и тихонько посвистывая себе под нос. Белов тут как тут, перегораживая дорогу Васечкину - чем меньше девушек мы любим, тем больше времени на сон, юно-ши и девушки овладевайте друг другом, с мылом рай и в шалаше и на ухо оша-рашенному Мишке, но так, чтобы все присутствующие слышали - не свисти де-вок не будет. Когда  до Васечкина доходит сказанное, он прыскает и машет ру-кой, мол, ну Вас к черту. Севка вслед ему - не отвлекаются любя -и с многозна-чительной интонацией добавляет - однажды в студеную зимнюю пору гляжу, поднимается...От жеребячьего ржания чуть не рушатся стены.
При виде же Леночки Рябовой Сева незаметно к ней подкрадывался и тихо но с серьезным видом  и закатывающимися  в любовной истоме глазами шептал - принцесса эльфов приходи сегодня на сеновал, не пожалеешь - и громко на всю комнату добавлял - но без Мишки, зачем нам Мишка. Леночка оборачива-лась и с кулаками набрасывалась на смеющегося Севку.
 Филя всегда, когда хотел  принять  какое-либо  серьезное решение, любил попить в одиночку крепкий чаечик.  Леночка специально для таких случаев держала пачку любимого  майором  фирменного  английского  чая в пакетиках и обычно заваривала для него два пакетика в одной огромной кружке,  подарен-ной ему сослуживцами, знавшими его любовь к этому напитку.  Чай получался черным как смоль,  но майор именно такой и любил.  При этом такой чай он обязательно пил с  пилеными, обязательно квадратными и твердыми, как гранит кусками сахара вприкуску.  У него были старинные специальные щипчики,  ко-торыми он эти заводские куски сахара колол на  более  мелкие.
И вот майор,  сняв китель,  распустив галстук,  посасывая каменные ку-сочки  и запивая их крепким чаем,  начинал, как он говорил балдеть, то есть ду-мать. Вроде бы сидел он в совершенно расслабленном состоянии,  и вроде бы в мозгах еле-еле шевелились мысли, а то и  вовсе  находились  в  заторможенном  состоянии.
Но где-то на подкорковом уровне происходила мощная,  многослойная, аналитическая работа и на верхний уровень выдавалось уже готовое  решение,  которое  он,  еще немного пожевав,  принимал или отвергал.  Но,  в основном,  принимал. И вот результат такого чаепития он уж и называл интуицией.
Специалисты давно  открыли  такой эффект,  когда люди находясь в за-торможенном состоянии,  например во сне,  делали  даже  целые  открытия.  Можно вспомнить  великого  химика  Менделеева,  который во сне системати-зировал все свои изыскания и открыл свою химическую систему.
Как это все происходило, майор понятия не имел.  Но,  в большинстве случаев, оказывалось, что он при таком анализе практически все учел, все мельчайшие подробности разложил и пришел к какому-то  правильному выводу.  И до тех пор,  пока он все для себя не прояснит,  точку он никогда не ставил.  А если уж и ставил, то готов был отвечать за каждое свое решение,  и готов был подпи-саться под каждым своим словом. В последнее время нераскрытки - висяки на-капливались все больше и больше.  Вроде  бы и факты  были, а свидетелей ста-новилось все меньше и меньше. Очень уж люди стали бояться за свою жизнь,  за близких.  Жить ведь всем охота.  И, как  на  какой-нибудь Сицилии, свидете-ли хранят обет молчания.
Раньше ведь как было. Участковые,  дружинники, на лавочках у подъездов прокуроры- бабушки,  за столиками заколачивали домино судьи- дедушки,  продавщицы в ларьках, официанты, практически все считали своим долгом, и действительно так считали,  помочь  милиции в выявлении преступлений и пре-ступников.  А сейчас, когда бандиты,  мошенники,  жулики все мастей, даже ге-нералы, министры и вся прочая  блатная братия совершенно не скрывают на-грабленное,  и даже наоборот выставляют его на показ в виде шикарных машин,  огромных особняков,  счетов  в банке.  Любой свидетель понимает -милиция слаба. Никто не сможет его защитить от этого беспредела.  Так уж одним пре-ступлением больше, одним меньше. Какая разница.  Главное выжить в это тя-желое время.  Главное,  чтобы не я,  моя хата с краю - целей будешь сам, целей будут твои родственники. Интересно к чему такая позиция нас всех приведет.
Выпив две кружки английского чая,  майор вызвал к себе Севу Белова  пошептаться.
 - Пойдем пошепчемся - говорил он обычно тому, с кем хотел что-нибудь обсу-дить,  но без лишних ушей.  Обычно на этих шептаниях майор проверял на вшивость свои догадки,  поворачивал их перед собеседником то одним, то дру-гим боком.  Зная прямой и иногда совсем не лицеприятный характер своего подчиненного,  майор очень ценил мнение Севы.
Вот первое, что он, задумавшись, сказал, услышав переданный майором телефонный разговор со мной:
- Не перепились еще на Руси  богатыри, добры - молодцы.
Майор естественно обалдел.  Увидев такую реакцию начальства Сева улы-баясь, добавил:
-     Мой дядя самых честных грабил.
Ну и так далее  и  в том же духе.  Резюме Севы было таким
-      Бороться и искать,  найти и перепрятать.
Майор очередной раз обалдел и с досады аж сплюнул.  А ведь этот Сева был молодец и голова у него светлая.  В принципе он пришел к тому же выводу, который созрел и у самого майора.
Приняв окончательное решение,  майор начал действовать.  Отдав не-сколько команд,  майор вызвал к себе Алексея Смирницкого, недавно работаю-щего в отделе. Несмотря на свои вроде бы молодые годы Алексей успел окон-чить юридический институт и по распределению попал в отдел.  Объяснив, что надо ему делать майор отпустил его.
Судя по описаниям данным Алексею, ему необходимо  было  найти одно-го  довольно высокого,  стройного,  с хорошей выправкой, с рыжевато-седыми волосами,  пожилого человека в солидных годах.  Кстати, он ходил, опираясь на толстую трость. Вторым был  человек,  также довольно высокого роста, куря-щий трубку.  Можно было для начала предположить, что это приезжие и, может быть, даже иностранцы.  Прежде  всего, начать  надо  было с проверки всех гос-тиниц города.
Взяв список, Алексей понял,  что работа предстоит долгая и  довольно нудная.  Всего в городе насчитывалось около десятка гостиниц,  не считая не-скольких ведомственных,  принадлежащих крупным предприятиям.  На  эти  он решил пока не обращать внимания.  Остальные он сразу же разбил на две груп-пы. В одну вошли те, где могли остановиться иностранцы, в другую - те, где на-вязчивый отечественный  сервис  делал их для иностранцев совершенно непри-годными.  Таких, кстати, оказалось большинство. В первую группу вошли всего три - Интурист,  Славянская и  Красная.
Он решил начать с последней по списку, благо она была совсем рядом. Войдя в холл гостиницы и оглядевшись,  он подошел к молоденькой админист-раторше  и предъявил нарисованные Мишей Васечкиным,  отдельским крими-налистом и по совместительству местным художником, составленные по сло-весному описанию  портреты.  Его  интересовало,  не  проживают ли эти люди сейчас в гостинице или, может быть, проживали два-три дня назад и  уже  вы-писались.  Администраторша  долго изучала портреты,  потом позвала еще сво-их напарниц. В гостинице довольно часто останавливались иностранцы,  осо-бенно в летнее время. Через город проходило несколько  всероссийских тури-стических маршрутов.  Иностранцы приезжали знакомится с музеями города,  с его военным и гражданским прошлым и  конечно,  с довольно известной кар-тинной галереей.   Но сейчас, да и в последнее время эти граждане у них не проживают и в  ближайшее  время  не  останавливались. Это уж точно, она за это ручается. То же самое произошло и в Славянской гостинице,  но, что его до-вольно расстроило, и в Интуристе,  хотя он потратил на поиски уже    довольно  много  времени.
Естественно,  он, прежде  всего, обращался в службу безопасности этих гостиниц.  Для верности даже поднимался на этажи и разговаривал с горничны-ми, коридорными, с гидами и переводчиками, со швейцарами, гардеробщиками, официантами в барах и ресторанах.   Ну что ж отрицательный результат  тоже  результат, так говорят в науке. Хотя, выходя, например, на защиту какой-нибудь диссертации лучше всего, конечно,  иметь положительный результат.  То же самое касается  и походов к начальству.
- Ну что ж ты братец не смог.  Видно что-то не учел, видно молод еще,      видно поучиться надо у стариков -  ну и так далее.
 Фу, черт! А вроде счастье  было так близко.  Можно было бы сесть в каком-нибудь интуристовском баре и заказать, как  белый человек, пару немец-кого или чешского пива с  солененькими  орешками и, предаваясь вполне за-служенному отдыху, наслаждаться в прохладе божественным напитком с чувст-вом достойно выполненного долга.
Ну а что теперь?  Надо начинать все с начала,  т.е.  браться за второй спи-сок, чтоб он пропал в эту жару вместе с его клиентами. И только на следующий день во второй  половине  дня Алексей нашел то,  что искал.  В третьей по счету из второго списка гостинице вроде бы узнали иностранца,  проживающего в по-лулюксе -  небольшой  однокомнатной  квартирке с мизерной кухонькой и со-вмещенным туалетом.  Иностранца звали Макс Вайбель,  прибыл он из ФРГ по индивидуальной  туристической визе, срок его пребывания в стране скоро за-канчивается
Поговорив с переводчицей, Алексей попытался  выяснить,  почему именно на  этого  иностранца  напала  такая блажь, вместо того, чтобы остановится, как все иностранцы, в соответствующих ихнему статусу апартаментах и почему  он выбрал это весьма захудалое жилье, более подходящее  какому-нибудь  россий-скому  командировочному. Оказалось, этот Макс Вайбель сам напросился в эту гостиницу.  Он мотивировал это тем, что все те гостиницы, в которых предпо-читают поселяться иностранцы, находятся в центре города, а ему хотелось бы остановиться в гостинице, расположенной на берегу широкой и великой рус-ской реки, и так, чтобы окна номера,  выходили на ее берег.
По утрам  и  вечерам он любит пройтится по берегу и подышать свежим воздухом.  На самом деле Макс Вайбель прекрасно понимал,  что во всех  цен-тральных гостиницах он стал бы объектом пристального внимания спецслужб, и это создавало бы дополнительные трудности в том деле,  для которого он и приехал сюда.
Здесь  он  надеялся  быть  более  незаметным  и  как  можно меньше при-влекать чье-то внимание. Обойдя все оставшиеся гостиницы города, где пред-положительно мог остановиться второй фигурант, и убедившись в том, что он нигде не оставлял своих каких-либо следов,  Алексей пошел докладывать на-чальству о  проделанной работе.
Начальство  его  довольно  хмуро,  но внимательно выслушало и взяло на заметку полученную информацию.  Если по полученным сведениям второй  объект нигде  в  гостиницах не отмечался,  значит, он остановился или у знако-мых,  или снял где-то жилье у частников.  Предстояла кропотливая длительная  работа.
Но то,  что второго необходимо было срочно найти, майор не сомневался.  Связавшись с Николаем Ивановичем и договорившись о разделе  сфер  деятель-ности, т.е.  Вайбеля должны  были  взять на себя люди Федосеенко,  так как это был иностранец, и  это была их епархия,  кстати, его люди уже были в городе и ждали дальнейших указаний.  Майор же должен был заняться поисками второго деятеля,  так как это был его город и ему эта работа была по  плечу. 
Николай  Иванович  должен  же  был прилететь  ближайшим  рейсом  и попросил его встретить без лишнего шума.  На встречу, майор решил поехать сам,  переодевшись в гражданское и на собственных стареньких неприметных Жигулях. Встретившись, они обнялись как старые друзья, давно не видевшие друг друга.  В руках у Николая Ивановича был  небольшой  затертый    чемо-данчик и плотный  сверток,  упакованный в полиэтилен,  обклеенный липкой лентой.  На  недоуменный  вопрос  майора, было  получено соответствующее разъяснение.  Майор удовлетворенно хмыкнул,  не зря такие люди работают в центре, совсем даже не зря.  Пока они  ехали  из  аэропорта  они  в подробностях обсудили свои дальнейшие действия. Прежде всего, необходимо было достать план самого музея, рассмотреть подробно систему его охраны.  Необходимо было прощупать музей сверху до низу. Поставить себя на место фигурантов и представить  себе  возможные  пути  проникновения внутрь. Нужно было про-верить все вплоть до  проходов через подземные устройства.  Выяснить, не ин-тересовался ли еще кто-либо этими вариантами. 
Эту задачу взял  на  себя майор.   Дело он решил поручить Севе Белову,  человеку весьма коммуникабельному,  способному расположить к себе кого угодно. Для оперативного работника это было очень важным качеством,  что неоднократно позволяло Севе добывать информацию там, где ее практически ну никак не должно было быть.
Первым  делом  Сева обратился в округ,  которому принадлежал музей.  В отделе градостроительства и архитектуры, который располагался в сыром затх-лом полуподвале какого-то дома, дышащего на ладан. его встретила ну просто злобная надутая грымза уже в довольно солидных годах с пучком седых волос  на  голове  и простеньких  круглых  очках,  сидевших почти на самом кончике худого длинного носа.  Платью, надетом на эту ходячую вешалку, вчера испол-нилось ну  точно  лет сто.  От нее исходили волны недовольства ко всему жи-вущему на этом белом свете.
- Ну, все кранты - подумал Сева , ловить здесь было практически нечего.  По-работай  хотя бы некоторое время в таких условиях среди кип пыльной бумаги,  наваленной кругом,  и сам довольно скоро полезешь на стенку. Он знал таких  людей.  Только  что-нибудь  экстраординарное  могло привести их в чувство Надев на лицо одну из своих самых обаятельных улыбок,  он,  войдя и поздоро-вавшись,  спросил:
- Не  могу  ли я поговорить с Игорем Александровичем Поляковым, началь-ником отдела.
Его фамилию он только что вычитал на двери. Тетка что-то нечленораз-дельное буркнула в ответ. Подкатившись к ней поближе, он ее переспросил:
- Извините, пожалуйста,  я не расслышал,  что Вы ответили?
- Уши надо почаще мыть молодой человек.  Я сказала, у нас перерыв.  А когда будет этот Игорь Александрович, я не знаю,  он не имеет привычки мне док-ладывать, к сожалению. Ходят  тут, ходят,  а ты отвечай, кому не попадя.  Что мне делать больше нечего. Вот когда закончится перерыв,  вот тогда и будет ясно.  У меня  видите  сколько работы.
Стол ее действительно был завален какими-то чертежами, и она складыва-ла их по номерам и экземплярам. Работа ее  была нудная, долгая и довольно не-приятная. Сева это по себе знал.  Ему часто приходилось, особенно в начале своей работы в отделе, складывать накопившиеся дела,  и не дай бог перепутать  какую-нибудь бумажку.  Майор враз голову оторвет.  Поэтому у Севы был оп-ределенный опыт обращения с такими бумагами.
- Можно я его  здесь  подожду?
- Еще чего! Ни в коем случае!  Только если хотите за дверью.  А здесь и без Вас молодой человек места мало.
- Простите как Ваше имя,  отчество?
- А Вам то зачем? - ну Светлана Васильевна - дальше-то что.
- Уважаемая Светлана Васильевна - сказал Сева,  не обращая совершенно ни-какого внимания на неприветливый тон.
- Можно я Вам помогу.  У меня есть определенный опыт.  Вместе мы быстро разберемся с этой кучей  макулатуры.  Да и Вы быстрее освободитесь.
- Не положено чужих допускать до служебной документации.
- А я не чужой, я из милиции.
Она впервые с интересом посмотрела на него поверх своих очков.
- Из милиции?
недоверчиво переспросила она.
- Из милиции,  а что?
- Да нет ничего. Зачем же к нам пожаловали?
- Да вот надо посмотреть кое, на какие бумаги.
- А запрос у Вас есть?
- Какой запрос?  Нет, конечно.
- Э,  молодой человек,  без запроса Игорь Александрович с Вами разговари-вать  не  будет.
Севе  показалось,  что скучно ей было здесь одной до чертиков,  и что она была не прочь поговорить хоть с кем-нибудь. С кем уж тут поговоришь  в  этом  тухлом подвале. 
- Ну да ладно!  Коли из милиции,  можете и помочь,  все равно придется ждать.  Игорь Александрович появится, если вообще появится, не раньше, чем через час. Располагайтесь вот за этим столом.
Сева, поглядев на чертежи, сразу понял,  что перед ним несколько частей строительного проекта какого-то современного  здания.  Он  быстро  сориенти-ровался  по общей спецификации, что идет за чем, и дело быстро пошло на лад.  Светлана Васильевна удивленно  посматривала на  него  и  внутренне была очень довольна,  что этот приятный молодой человек освободил ее от большей части этой занудной работы.  Вскоре последний  чертеж занял  свое  предписан-ное ему своим порядковым номером место.  Светлана Васильевна расплылась в улыбке.  И вовсе она не такая уж и злая. Ведь доброе слово и кошке приятно,  подумал Сева.
- Молодой человек, а как Вас зовут?
- Меня? Всеволод Белов. Можно, конечно, просто Сева, смущаясь сказал Се-ва.
- Сева, а что, если мы отметим окончание наших трудов чаем, как Вы не про-тив, у меня и баранки есть.
- Ну, здорово! Семь раз отпей, один раз отъешь - заметил Сева.
Светлана Васильевна  как-то,  не поняв,  о  чем это он,  настороженно на него посмотрела,  но, увидав улыбающегося Севу, успокоилась.  Электрический чайник быстро закипел,  и  они  с удовольствием принялись пить чай со стек-лянными конфетами и такими же твердыми баранками.
И не такая уже недобрая была эта уставшая от советской власти,  от ком-мунистов,  от  новой пресловутой демократии женщина.  Всю жизнь и ее и ее рано умершего мужа пользовали все, кто только хотел и партократы и демокра-ты. Последней точкой послужило то, что попутал их бес отнести все деньги, ко-торые они копили хоть на какую никакую  отдельную однокомнатную  квартир-ку, лишь бы без вечно пьяных соседей,  с крикливыми женами, вороватыми детьми, к официальному ученому бандиту,  коллекционирующими бабочек, к господину Мавроди. Этот господин, чтоб он до завтра не дожил, чтоб у него на лбу х... вырос, должен в числе ему подобных, гореть в аду. А что там говорить!  Рассчитывали они хоть на старости по-людски пожить.  И как только муж по-нял,  что его как и многих в этой державе кинули, то есть, говоря по простому, в который раз крупно надули,  сердце у него и не выдержало очередного обмана И ведь никто,  ни президент,  ни налоговая  полиция,  ни генеральная прокура-тура, ни РУБОП, ни ФСБ, ни еще десятки организаций, обязанных по долгу службы,  ну, никто, существующие и жирующие на украденные у этой малень-кой ячейки российского общества, на, так называемые, налоговые вычеты из ничтожно малых зарплат,  никто не встал на защиту маленькой семьи Светланы  Васильевны.
 Никому до нее  просто нет дела.  Ну что поделать,  нет такой власти в этой стране,  которой нужна была бы эта маленькая частичка народа. Вот только  когда нужны их голоса на выборах, вот тогда обещать могут что угодно,  обе-щаниям нет конца. А вот, когда доходит до дела, куда все девается?  Черт их знает.
А ведь перед выборами все радеют только за народ.  Проснутся утром и сразу в окошко,  а как там народ.  Не нужно ли ему  чего-нибудь.  Может бу-тылку водки, или там  кило или два пшена, или Беломору с Примой подкинуть.  Вы только проголосуйте за нас, а мы то уж в свою очередь может, конечно, и такое случиться, про Вас и не забудем. Как говорят в народе, обещанного сто лет ждут.
Ну, уж,  а если совсем честно говорить,  но только ночью и в собственную подушку - Вы, народ, нам  не нужны. Вот еще лишняя головная боль. Тут со своими бы приватизациями - прихватизациями разобраться,  тут как бы,  например, самому на лекарствах,  да на бедах старых и больных людей, как это делают доблестные настоящие депутаты- миллиардеры, ничего не боящиеся и ничего не стесняющиеся  в этой жизни,  без чести и совести,  настоящие капиталы сделать.   Да так,  чтоб побыстрее, чтоб к августу или там, на крайний случай к сентябрю, а то ведь  ненароком  и  сковырнуть могут.  Да только кто их сковырнет?  Вот только бандиты, какие найдутся.
Вот так  Сева  пил  чай, да  вел разговоры с уважаемой Светланой Василь-евной об этом и об том,  в общем, короче говоря, о нашей жизни. И, между про-чим, между делом  выяснил Сева,  что начальство в отделе довольно хитрован-ское. Особенно, если требуется разрешение на установку какого-нибудь лотка или киоска или еще чего  посерьезнее. Тут начальство с просителями запирается в кабинете, и долго-долго о чем-то шепчутся.  А потом расходятся полностью довольные друг другом.   
Жил ее начальник  сначала  в двухкомнатной квартире с женой и с сыном оболтусом,  ездил на Жигулях,  а теперь купил квартиру в престижном доме, чуть ли не в самом центре,  да и пересел с Жигулей на иномарку.  Вот только на какую, она в них не разбирается.  И это-то все с их нищенской зарплаты.
А началось все это  пару  лет назад.  Появился  тут  один  охламон,  все  Игоря  Александровича обхаживал.  И как-то вечером перед концом рабочего дня подходит к ней  Игорь  Александрович и,  как-то  стесняясь,  просит  ее  не-много задержаться и сделать копию с плана подземных коммуникаций одного района.  Ну, она, конечно, эту копию сделала и попросила у него сам запрос,  чтобы сделать запись в регистрационной книге. Игорь Александрович покрас-нел и говорит,  что это, мол, для его  друга  из  монтажного управления,  они,  мол,  собираются производить ремонт канализационных труб,  а схему потеряли и поэтому регистрировать ее не  надо.
Я  сначала  опешила,  как это,  это ведь не положено и за это могут здоро-во взгреть. В старые времена это уж пахло тюрьмой.  С работы точно бы выгна-ли.  Не спала я пару ночей,  а потом подумала, да горите вы все синим пламе-нем, что мне больше всех нужно. Кстати, вроде бы совсем недавно я встретила этого ухаря в центре города.
Сева  особого вида не подавал, но слушал Светлану Васильевну очень и очень внимательно, только изредка,  направляя разговор в нужное русло. Ему даже удалось выудить у разговорившейся  сотруднице лихого отдела и общие приметы,  крутящегося здесь некоторое время назад  мазурика.  Это уже было  что-то.  Настолько  что-то,  что могло на многое раскрыть глаза.  Сева, выпив с приветливой Светланой Васильевной,  этой как оказалось милой и очень на-блюдательной женщиной еще один  стаканчик  чая,  поблагодарив ее за угоще-ние и пообещав в скором времени вернуться, но уже со своими конфетами-баранками,  не стал дожидаться Игоря  Александровича,  который, кстати, так вроде бы и не собирался появляться. Он тут же полетел к себе в отдел.  Нужно было срочно доложить услышанное.  А в том, что это уж очень ценная инфор-мация он не сомневался.
- Есть еще порох в пороховницах, а ягоды в ягодицах -  выпалил он,  влетая в кабинет к Филе.
Михал Михалыч от неожиданности такой тирады по привычке  упал в об-морок.  Упасть - то, конечно, не упал, а вот за сердце театрально схватился. Ух, паршивец. Надо же так сказать.
- Главное ребята перцем не стареть, - а затем  это отпетое трепло хитро так сощурившись продолжило- тиха украинская ночь, а сало надо перепрятать.
   Николай Иванович, который в это время расположился на небольшом диванчике у стены, чуть не треснул от смеха.  Ничего себе сотруднички, даже не удосужился  попросить Любашу  доложить о себе или, на крайний случай, просто постучать.  Неожиданно влететь да еще с такими текстами.  Однако, Се-ве было не до смеха.  Это он по инерции так ерничал.  Да и руководство,  вы-слушав неожиданное сообщение Севы,  все ему враз простило,  тут же посерь-езнело, глазки у Фили заискрились. Дело получило довольно мощный толчок вперед.  Вроде бы наметился  путь  из  возникшего  тупика.


Глава сорок пятая
Получив новое задание,  Маэстро задумался. Где же искать эту чертову картину.  То ли она в каком-нибудь музее,  или картинной галерее,  или в какой-нибудь частной коллекции. Хорошо, если в России, а если за границей, тогда вообще ищи свищи в чистом поле.  Но в то же время картина довольно извест-ная,  наверняка есть какие-либо следы.  Вот эти следы  и  нужно  было  найти  как  можно быстрее.  Заказчик  нервничает  и не хочет ждать.  Он так распалил-ся,  что даже предложил удвоить гонорар,  лишь бы только картина была у него  и  как  можно быстрее.  Способ ее добывания ему совершенно безразличен. Как известно у богатых свои причуды. Маэстро попросил своего старого напарника помочь ему в поиске картины. Мотивировал он это тем, что Кот давно занима-ется, в определенном смысле, антиквариатом, и что у него должны быть на примете  серьезные специалисты из этого мира. Кот потратил немало сил на то чтобы решить эту  проблему.
Ему пришлось  перетряхнуть  все свои связи и старые, и новые.  В конце - концов его усилия не пропали даром. Он нашел эту проклятую картину. Она на-ходилась в музее этого волжского города.  Он тут же вспомнил своего старого приятеля, с которым было сделано немало интересного.  Он вспомнил Степку Швецова  по  кличке  Дуда.
Вот  кто  ему нужен был в этом не простом деле.  Поэтому-то они и съеха-лись в этот город и Макс Вайбель по эссесовской кличке Лис со  своей  индиви-дуальной туристической визой,  и Андрис Приеде по кличке Маэстро со своим шалманом и Василий Котельников по кличке Кот со своим старым подельщи-ком  Степаном  Швецовым  по  кличке  Дуда  и, конечно,  Лайма, на всякий слу-чай.  И этот случай представился.
Лис и  Маэстро  первым делом решили самолично удостовериться - дейст-вительно ли картина находится в этом музее.  Выбрав время  когда  посетителей  в музее  бывает  не  очень много, они, заранее договорившись,  но делая вид,  что не знают друг друга,  встретились в музее. Лис по старой своей привычке пришел пораньше, чтобы иметь возможность оглядеться и пощупать окружаю-щую атмосферу, как он любил говорить. Подойдя неспешным шагом к входу, он, как бы невзначай, остановился около сувенирного киоска и незаметно ос-мотрелся. Вроде бы все было спокойно.  Вот только с молодой продавщицей  пытался  заигрывать  какой-то одетый в кожаную куртку и брюки парень. Вся куртка была унизана блестящими заклепками,  в ухе у него висела серьга,  а на голове повязан черный платок.   Какой-то представитель современных байке-ров.
  Лис вошел в тихие прохладные залы и,  не спеша, стал рассматривать экспонаты. Многие он узнавал, ведь здесь были собраны великолепные рарите-ты.  Задумавшись, переходил от одного экспоната к другому и,  казалось,  что  весь погружен в созерцание  прекрасного.  В  одном из залов он заметил Маэст-ро.  Они, как бы случайно, остановились около какой-то картины и стали тихо обсуждать ее достоинства.  На самом  деле мозг Маэстро лихорадочно работал. Он пытался зафиксировать в уме все, что его окружало.  Особенно его интере-совало расположение залов,  окон, дверей, поведение служащих,  наличие сиг-нализации,  каминов,  запоров на дверях.  Все это он тщательно фиксировал в своей памяти,  для того,  чтобы,  по возможности, использовать  полученную  информацию  при разработке плана и принятии окончательного решения.
Вот,  наконец, они вошли в помещение, где в углу висела интересующая их  картина.  Маэстро  удивленно смотрел на портрет - неужели за какую-то на-рисованную бабу можно заплатить такие бешеные деньги.  Ведь  на  них  можно  всю жизнь не работать.  Лис попытался объяснить ему какие-то нюансы,  свя-занные с творчеством Карпинского.   Вдруг он, почувствовав спиной что-то не-ладное,  резко обернулся. Недалеко у окна стоял какой-то  жлоб, и,  нацелив-шись своим фотоаппаратом, пытался их сфотографировать. Этого еще не хвата-ло. Неужели за ними слежка. Их не должны были видеть вместе.
Нужно срочно было принять какие-то меры. Маэстро шепнул Лису - за  ними вроде бы слежка,  нужно тут же смываться. Не хватало еще в начале всего дела попасться на крючок.  Они,  сделав вид,  что не знают друг друга быстро  пошли  к  выходу.
Выйдя на улицу,   Маэстро что-то шепнул парню в коже, стоявшего со скучающим видом у сувенирного киоска.  И,  если бы я по пути в гостиницу был  более внимателен,  то заметил бы, конечно, за собой хвост. Но мне было не до этого. Голова была занята другим.  После первого же сообщения,  получен-ного от своего топтуна, Маэстро решил срочно действовать.  Перво-наперво, надо было выкрасть кассету.  Так вот первый шмон в моем номере сделал не пацан-спортсмен,  а Дуда. Оказывается Нюрка совершенно  не  обратила внима-ние на тихо плетущегося по ее этажу гардеробщика, он же был сотрудником гостиницы.  Настолько ей приевшегося,  что она  никак его не запомнила. После шмона Дуды,  Маэстро решил пустить в дело Лайму, что она с присущим ей блеском и проделала,  только при этом у нее  был  совершенно  маленький про-кол. Даже не прокол, а прокольчик.
Однажды, выходя  из  гостиницы  после отработанной смены, Дуда услы-шал, что его кто-то тихо окликает:
- Эй, керя,  садись поботать надо.
На лавочке перед гостиницей  сидел  Кот. Он давно дожидался Дуду, нуж-ный ему по весьма важному делу.
Получив задание, Дуда попросил у Кота несколько дней на разработку плана. В свободное от работы время он два раза посетил музей, как обычный посетитель.  Один раз как все,  т.е. в рабочее время музея. Походил, посмотрел что почем, где охрана,  где сигнализация,  где картина.  Второй раз он  специ-ально  задержался, вроде  бы  как забыл про время окончания работы.  Дождал-ся общего сигнала об окончании работы и внимательнейшим образом понаблю-дал за работой охраны.  Затем,  просидел  почти, что целую ночь на верхнем этаже заброшенной недалеко от музея стройке, посматривая сверху в бинокль за хорошо  освещенным зданием музея.  Постепенно у него созрел план,  в основе которого как раз и лежала та, так дорого ему доставшаяся схема.
Когда это  план был представлен Лису, тот одобрил его в общих чертах,  но сделал при этом несколько весьма существенных замечаний.  Не зря он сам заранее осмотрел место, где располагалась картина. Во-первых, он предложил использовать камин, который располагался в этом же помещении, во-вторых - использовать обычную фольгу от сигарет для того,  чтобы не отключать общую сигнализацию,  что было бы весьма сложно, а отключить  только  тот  неболь-шой участок, к которому была подключена непосредственно сама картина, и сразу же продемонстрировал как это можно было сделать. Это было вроде его собственного ноу-хау. В-третьих, он  предложил,  для пущей безопасности и на-дежности задуманного, дать в помощь Дуде Леху Верхолаза, который незамед-лительно и был вызван из Риги.

Глава сорок шестая
Вроде все было продумано до мелочей и назначен день,  а точнее ночь  Х.  В эту ночь Дуда на небольшой надувной лодке плыл по течению, все время пытаясь находится в тени от лунного света,  падающего со сто-роны  берега,  то появляющегося, то пропадающего за крышами домов. Еле-еле шевеля веслами, тихо скользил вдоль берега,  изредка подсвечивая себе небольшим,  но  очень  сильным фонарем,  боясь  пропустить  одно  заветное место, где находилось выходное отверстие городской канализа-ции.  В темноте он с трудом узнавал места, где и был-то всего один раз, да и то в совершенно изможденном состоянии.
Наконец, он нашел то, что искал.  В данном случае он больше  ори-ентировался по запаху,  чем визуально.  От отверстия исходил сплошной смрад. Но это его ничуть не смутило. Надев небольшой противогаз и за-щитный костюм, закрепившись веревочным концом за  решетку,  он  спе-циально  подготовленным  инструментом  распилил и отжал прутья ре-шетки в разные стороны таким образом,  чтобы  можно  было  свободно пролезть внутрь.  По дну туннеля текла сплошная вонючая жижа, стены были оскользкие,  приходилось, чтобы не упасть, все время контролиро-вать  каждый  свой шаг. Он медленно, но довольно уверенно передвигался вперед. Вот одна развилка, он сделал поворот направо,  как и было на схе-ме,  вторая  развилка - он  повернул налево,  опять как по схеме. Через не-которое время  остановился и, соориетировавшись, подошел к небольшой лестнице,  ведущей наверх.  Он поднялся по ней  и, упершись  ногами  в  ступеньку  лестницы,  поднял крышку, стараясь как можно меньше созда-вать шуму, сдвинул эту тяжеленную дуру в сторону.
Вылезя наружу,  он первым делом сдернул  с  себя  порядком  надо-евший противогаз и с наслаждением сделал вдох чистым воздухом.  Фо-нарь  больше не зажигал. Немного привыкнув к темноте и оглядевшись,  он понял, как и предполагал, что находится во внутреннем дворе музея. Первая часть пути была преодолена, кстати, самая легкая.
Предстояла следующая  часть  более сложная.  Но на все воля божья.  Быстро сняв с себя лишнее и привязав все к лестнице, по которой он толь-ко что поднялся, оставив только самое необходимое, он тихонько прикрыл люк,  но не до конца,  а так чтобы его можно было при обратной дороге быстро открыть.  Посмотрев очередной раз на часы,  убедился, что все идет по плану и по заранее составленному графику.  Люк находился в углу двора, а рядом располагалась входная дверь на запасную лестницу,  кото-рая могла быть  использована  на случай  пожара.
Он подошел к двери.  Весь необходимый для работы инструмент располагался в специальном пояске.  Он открыл эту дверь и тихо краду-чись  стал подниматься  по темной лестнице на второй этаж.  Выход рас-полагался недалеко от охранников, даже слышны были их голоса,  когда они о чем-то переговаривались между  собой.  Не  зря  он просидел почти ночь на крыше и наблюдал за музеем.  Его как раз и интересовали эти ох-ранники - их поведение в ночное время, а также немаловажный вопрос - не используются для охраны объекта собаки, что затруднило бы быстрое проникновение внутрь. 
К счастью охрана вела себя довольно беспечно и не подстраховыва-лась собаками. Никакого графика обхода вверенных им помещений музея не соблюдала. Только изредка кто-нибудь из них, взяв фонарь, просматри-вал больше для очистки совести всей команды несколько помещений и, вернувшись, тут же занимал место за игровым столом. Эти сторожа были большие любители забить козла во время своего дежурства. Ну, ребятки Вам будет скоро не до козла - злорадно подумал Дуда.  Проскользнув те-нью по галерее, он  бесшумно,  на ногах у него были надеты войлочные тапочки,  которые он заблаговременно сам сшил,  подкрался к первой за-пертой двери. Для того, чтобы ее открыть ему понадобилось совсем не-много времени. Тихо прикрыв ее за собой, он таким же образом открыл еще две двери.  Перед последней дверью он  затаился,  посмотрел на све-тящийся циферблат часов.  До контакта с Лехой оставалось чуть больше минуты.
В это время Леха Верхолаз забрался, как кошка, быстро  и  ловко, по  во-досточной  трубе на крышу музея,  и, закрепив один конец альпинистского фала за оголовок  дымовой трубы, стал спускаться внутрь.  Как  известно  у  любого  правильно сделанного  камина  верхняя  часть топочного пространства заканчи-вается специальным выступающим внутрь  трубы  устройством,  называемым  «зубом»,  который предназначен  как  для  удержания тепла в топке,  так и для задержки холодного воздуха.  Между зубом и внутренней стороной трубы дела-ется  специальный  небольшой  зазор.  Человеку  обычного телосложения вряд ли удалось бы пролезть в такую довольно узкую щель,  но только не Лехе. Для него это не являлось особым препятствием. Он стоял на этом зубе в верхней части камина и ждал намеченного срока.
 Как только часы показали соответствующее время, Леха  выскользнул  из камина  и  быстро, как его учили, отключил подведенную к картине сигнализа-цию.  Затем, он вынул картину из рамы и завернул ее в   приготовленную чис-тую мягкую материю. В этом тоже проявилась предусмотрительность Лиса.  Тащить через узкую всю в черной саже каминную  трубу  такой  драгоценный груз было вовсе не безопасно. Одного неосторожного движения могло быть достаточно, для того чтобы погубить картину. Этот вариант был придуман са-мим Лисом на крайний случай для подстраховки, если Дуда не смог бы оказать-ся в нужном месте в нужное время.  Услышав, как  Леха тихо поскребся в дверь,  Дуда открыл ее своими отмычками.  Леха, ни слова ни говоря, передал  ему  сверток  и исчез.  В  этом  и  состояла особенность плана,  который предложил хитрый Лис.
Конечно,  при желании и Дуда мог бы взять картину, но надежности в этом варианте было мало.  Если бы Дуда не смог открыть двери и прибыть к на-значенному месту вовремя,  то Леха бы сам унес картину, но если бы Леха не смог к ней подобраться, тогда картиной пришлось бы заниматься Дуде. Кроме того, за то время как Дуда добирался до последней двери,  Леха  успел  уже  подготовить  картину  к транспортировке,  тем  самым  сократить  время  на всю операцию.  Дуда только вложил ее в твердую тубу,  внешне похожую на такую, которую  используют  студенты для переноски своих чертежей. Только особен-ность этой тубы заключалась в том, что сделана она была из  легких  твердо-сплавных  материалов  в  виде  специального сейфа.  Ей не страшен был ни огонь,  ни вода.  Ну и, естественно, имелся довольно хитроумный замок.  Об-ратная дорога не вызвала особых  трудностей,  дело  было сделано.  При выходе из тоннеля, Дуда тщательно огляделся.  Вроде бы ничего подозрительного не было. Вот только вдалеке дрейфовала какая-то грузовая баржа с выключенным мотором.

Глава сорок седьмая
Севу назначили вместе с Алексеем в группу встречи.  Алексей располо-жился на барже с песком,  которую «одолжили» на эту  ночь.  Руководство  опе-рацией решило, что все основные события должны произойти сегодня или, в крайнем случае, завтра ночью.  К этому времени самого Вайбеля в городе уже не было. Он вылетел в Москву, а так как виза у него кончалась, то можно было логично предположить,  что грабители будут торопиться и времени у них оста-лось совсем  мало.
В  руках  у  Смирницкого был прибор ночного видения. Сама баржа стоя-ла, практически, напротив выхода из подземных коммуникаций.  Это было еще одно предположение Николая Ивановича и  Михал Михалыча.  Они тщательно изучили расположение всех люков вокруг музея. Ведь вылезать где-нибудь в городе из люка, даже ночью - при этом надо было бы сдвинуть тяжелую чугун-ную крышку,  да постараться сделать поменьше шума - было довольно опасно,  учитывая наличие такого ценного груза.  Поэтому, вероятнее всего они пойдут именно этим путем.  Хотя для подстраховки в самом городе также были пред-приняты на  всякий  случай  определенные  меры.
Кроме того, наружная служба наблюдения сообщила, что некоторое время назад из контролируемого дома выехал серый» Москвич», и что на  багажнике  у  него  закреплена надувная лодка.  Для жителей города,  расположенного на реке, в этом не было ничего удивительного,  мало ли кому вздумается половить рыбку на  зорьке. Однако, не в данном случае. По рации была объявлена полная готов-ность.
Сева точно с таким же прибором находился на мосту.  Ночь была облачная и Луна  то появлялась из-за облаков, то снова исчезала. С моста речка  довольно неплохо просматривалась.  Где-то далеко за полночь прозвучал зуммер.  Сева  взял  рацию.  Фигурант  появился  из тоннеля,  садится в лодку, при нем какой-то небольшой цилиндрический предмет.
Севе пришлось долго вглядываться в прибор, аж глаза стали болеть. Вот, наконец, и  он  заметил тихо скользящую  небольшую надувную лодку.  С бере-га ее довольно трудно было  заметить.  Свет  на  набережной  был  довольно приглушенный,  и  лодка  все время находилась в тени.  Он видел, как  лодка скрылась под мостом,  затем через некоторое время  показалась  с  другой сто-роны  моста. То есть она  все время находилась под наблюдением.
Однако в конце плавания,  наблюдатели заметили, хотя проглядели все глаза, что у вышедшего из лодки на берег при себе цилиндрического предмета не было.  Это было что-то очень неожиданное и совершенно непонятное.  Куда  же  делся  этот чертов предмет,  не утопил же он его.  Этого просто не может быть,  потому что этого не может быть.  Ничего себе загадка,  ничего себе фор-тель. Так хорошо задуманная  операция,  да  еще  с таким количеством народа затрещала по швам.  Все надо было начинать сначала. Утром в кабинете Михал Михалыча состоялся разбор полетов.  Все собравшиеся были довольно устав-шие от бессонной ночи,  мрачные и голодные.  Только Сева как всегда не уны-вал,  да и выглядел он  намного  бодрее остальных:
- Улыбайтесь, улыбайтесь - шеф любит идиотов,
- Рыбак рыбака ненавидит издалека.
Народ невольно начал улыбаться, настроение у всех  улучшилось.  Сева закончил свой экспромт:
- Чем толще наши морды,  тем теснее наши ряды.
Собравшиеся грохнули дружным смехом. А когда народ смеется или все уже совершенно безразлично,  или  еще  не  все  потеряно. 
Сигнализация на дверях музея была специально отключена,  хотя она была установлена.  За действиями Дуды следили с того момента, как он подошел  к  первой двери, а за Лехой с момента как он оказался в помещении, где висела картина.
После разбора случившегося пришли к единому мнению, у рыбака (так после хохмы Севы назвали того, за кем охотились всю  ночь)  на  реке  был на-парник.  Вот только где их дорожки могли пересечься так,  чтобы их никто из наблюдателей не смог заметить.  Вывод был один  -  под мостом,  больше про-сто негде. Это был непростительный прокол. Мост был довольно приличный по размерам.  Один из опорных быков как раз стоял  на  песчаной косе.  К  этому  месту и вел спуск с моста. 
В действительности так оно и было. Когда Кот узнал о предстоящей опе-рации, он и внес это предложение. Он в длинном до пят брезентовом плаще,  с накинутым на голову капюшоном заранее спрятался в опорных конструкциях и,  когда мимо проплывал Дуда, его у кромки воды уже  ждал Кот.  Он подождал рассвета и с первыми прохожими,  появившимися в это раннее утро на мосту, спрятав тубу под плащом, незаметно исчез из города. Ближайшим  же рейсом самолета Кот уже был в Москве.
 Когда Лис взял картину,  руки его даже немного тряслись от волнения. Он с затаенным сердцем медленно  стал  ее переворачивать.  Слушайте,  действи-тельно перед его взором простирались горы, а также виднелось красивое горное озеро. Это была картина в картине.  Лис никогда  не  встречал  из  всего  на-грабленного, что прошло через его руки, такого эффекта.  Это было просто по-трясающе.  Не говоря  уж  о  самом  портрете.  Эта картина действительно за-служивала двойного гонорара.

Глава сорок восьмая
Как освободить Лайму?  Можно было, конечно, ждать, когда майор Фили-нов с Николаем Ивановичем сподобятся атаковать эту хазу. Но видно у них бы-ли свои планы и они что-то там химичили, о чем мы могли только догадывать-ся. Но ждать я просто больше не мог. Одна мысль о Лайме, о том, что она нахо-дится в руках этих бандитов, придавало мне утроенные силы, и я рвался в бой, хотя еще ходил по больничному коридору, держась за стену.
 Нужно было что-то срочно придумать. Какой-то ход,  какой-то  прием,  какой-то коварный план,  который позволил бы, используя мои совсем слабень-кие силы и возможности, провести или боевые крупномасштабные действия,  или какой-то шпионско–диверсионно-террорестический акт.  Естественно, крупномасштабные акции явно отпадали. Оставалось надеяться только на свои хрупкие силы.  Естественно,  без  всякого оружия или каких-либо спецсредств.  Ну,  где бы я  мог их достать в этом более-менее крупном, но провинциальном городе. Хотя, конечно,  если постараться,  то каким-либо незаконным путем и можно было бы обзавестись  необходимым снаряжением.
Во-первых, ведь нужны были серьезные материальные средства на все это.  А откуда они у командировочного? Во-вторых,  я все-таки всю жизнь был зако-нопослушным гражданином своего, хотя и  довольно раздолбанного,  но все-таки великого государства.  И, кроме того, мои тренеры на подпольных спец-курсах по рукопашному бою, которых одно время развелось немереное количе-ство по различным подвалам,  переоборудованным силами самих же тренируе-мых,  отмечали мои довольно  приличные  успехи  в  части владения различны-ми кулачно - ножными приемами, а также спецпредметами типа нунчаки или тонфы.  В умелых руках это очень сильное оружие.  Не зря  тонфа  - эта,  вроде бы совсем простая безобидная палка с ручкой, взята на вооружение полицией многих стран,  что значительно расширило их возможности, как в смысле мощ-ности ударов, так и в разнообразии приемов ее применения.
        (Нунчаку - два деревянных,  пластиковых,   металлических   или   резино-вых стержня, связанных между собой за вершины. Тонфа - деревянный,  пла-стиковый, металлический или резиновый стержень с  дополнительной  рукоят-кой,  установленной перпендикулярно ближе к одному из концов стержня)
Особенно неплохо у меня получалось владение двумя тонфа.  Вот, в прин-ципе, и весь наш боезапас на все случаи предполагаемых военных действий. Что-то довольно слабовато получается, если в придачу учесть мое еще довольно хилое состояние.
Погода стола прекрасная, я потихоньку   начал приходить в себя. Раны уже затягивались, но ссадины и гематомы еще украшали все мое тело. Однако, нужно было спешить. Собравшись у меня в палате вместе с дедой Кузей,  мы, уединившись на балконе, держали большой военный совет. Перед нами рассти-лался больничный двор. Какой-то здоровенный парень, похожий больше на давно не мытого и не стриженого бомжа нес два огромных мешка с мусором. Рядом  семенила пожилого возраста медсестра, еле поспевая за ним. Видно  бомж решил таким образом помочь нашему безденежному здравоохранению и на халяву чем-нибудь подхарчится из недоеденного больными. Что-то знакомое промелькнуло в этом бомже. Наверное, все-таки меня здорово били по башке, если такое стало мерещиться.
Как же все-таки быть? Проанализировав наши весьма скудные возможно-сти, деда Кузя сделал  весьма  ценное  предложение:
- Так как автоматов-пулеметов у нас нету, да и бонбами мы не особо богаты,  то остается только одно:  если хода нет, надо ходить с бубей, то есть сделать большой шухер, а затем, воспользовавшись им, попытаться нашу драгоцен-ную Лайму умыкнуть.
 Вот что значит старая школа - и просто, и кучеряво.


Глава сорок девятая
Дом Степана  Швецова находился в старой части района Нахаловки.  Та-ких районов по всей России было великое множество.  В связи  с  дефицитом  жилья, жители  этих районов пытались своими силами решить свои жилищные проблемы путем незаконного,  конечно, только с точки зрения городского на-чальства, захвата  земли и строительства из всякого подручного материала,  включая списанные строительные или  железнодорожные  вагончики,  и  даже  большие  контейнеры, что-то  похожее  на берлоги.  Дом же Дуды,  старый доб-ротной постройки,  который достался ему давно по наследству от тетки, нахо-дился как бы на отшибе, мол, вы сами  по себе,  а я сам себе король.  Это, в об-щем-то, способствовало задуманному армией освобождения невинно заключен-ных, то есть нами, плану.
Прежде всего,  захватив  сохранившийся  у деда Кузи со времен войны немецкий бинокль,  мы решили в ближайшее же время,  не откладывая  это  важное мероприятие, произвести рекогносцировку местности, то есть познако-миться с будущими условиями проведения задуманных   военных  операций.  Деда  Кузя бывал  несколько  раз  в  доме  Степана и неплохо знал как внутрен-нее устройство дома,  так и расположение домов и улиц вокруг.  Дом был вроде как бы  крайним  в  своем ряду.  Задний двор выходил прямо в поле,  а с одного боку вместо соседнего дома находилась  небольшая  рощица.  Начинало  уже  темнеть, когда мы с дедом, незаметно подобравшись почти к самому дому, скрытно расположились в этой самой рощице. Еще по дороге  дед измазал себе и, конечно, мне  лицо  и  руки  какой-то найденной им глиной,  чтобы быть как можно менее заметным, если из дома ведется какое-либо наблюдение. Этот по-нравившийся ему прием он видел в одном заграничном боевике и, оглядываясь вокруг,  не дай бог, кто-нибудь  подслушает, тайно сообщил - чтобы никто нас не узнал. Дед цыкнул на меня, бьющегося в тихих конвульсиях от смеха.
Он объяснил,  что если Лайму держат в доме,  то наверняка ей выделят ка-кую-то комнатенку,  ведь она все-таки одна единственная женщина в этой код-ле. Но какую? Дед сделал вывод - эта комната должна окнами выходить как раз на рощицу.  Все остальное пространство занимает большая комната или зала и кухня, а  их окна выходят на другую сторону к соседнему дому и в поле.  В под-вале же, если кто-то и расположился, то, наверняка, не Лайма. Из подвала име-лось два выхода  -  один  в залу,  а другой на задний двор.  Вот этот-то выход и предстояло заблокировать.
Биноклем мы  пользовались по очереди.  Когда у одного глаза уставали,  то бинокль переходил другому.  Приблизительно через час наблюдений мы за-метили  какое-то шевеление  занавесок  в  интересующем нас окне.  Буквально на мгновение в окне показался женский силуэт, поплотнее запахнул занавески и отошел от окна. Хотя мы и пользовались биноклем,  но более детально из-за до-вольно приличного расстояния определить что-то более конкретное было слож-но.  Я же готов был ручаться - это Лайма. Из охраны мы заприметили двоих: один расположился на чердаке; самого охранника не было видно,  но глазастый дед углядел огонек от сигареты или папиросы,  второго вычислил  уже я сам - он сидел в глубине двора,  прислонившись спиной к стенке сарая.  Была ли ох-рана с фасадной части дома,  нам выяснить не  удалось,  потом, как укрыться там было негде.  Дом выходил лицом на довольно широкую улицу, а маячить там нам особенно не хотелось. Заприметили мы также в поле  несколько не-больших стожков сена,  что могло в дальнейшем пойти в дело. На общем совете освободительную операцию решили назначить на завтрашний вечер.

Глава пятидесятая
Весь день  прошел  в тревожном ожидании - чем же закончится наша эпо-пея или военная одиссея? С наступлением  темноты  мы  повторили  все вче-рашние манипуляции:  также скрытно выдвинулись на позицию в роще,  также, по настоянию деда, измазали наши физиономии глиной.  В доме  все было  ти-хо,  практически  никаких  следов  проживания  людей не наблюдалось. Правда,  запримеченная нами вчера охрана,  находилась на месте.  Уже в темноте на  улице послышался шум мотора приближающейся машины.  Это был  знакомый мне серый Москвич.  Из него вышли несколько человек. Я узнал только Андри-са  и Степана.  Они,  тихо поговорив,  вошли в дом.  И опять вокруг наступила полная тишина.  Как только все стихло и успокоилось, мы начали наши  терро-ристические действия.
Прежде всего, нужно было вывести из строя машину.  На этот случай  мы с собой кое-чего припасли.  Машина стояла на улице под разбитым фонарем,  что во многом облегчило нашу задачу.  Я приподнялся и пожал деду  руку.  От-ветным похлоповынием по спине дед благословил меня на подвиги. Стараясь не наступать в темноте на сухие ветки и не создавать дополнительного  шума,  я  выскользнул из рощи и,  обогнув дом, оказался на тихой пустынной улице. Прижимаясь спиной к забору и передвигаясь на полусогнутых ногах,  я,  затаив дыхание, приблизился вплотную  к машине.  Присев за кузов,  я перевел дыха-ние.  Вроде бы расстояние было совсем не большим,  а пот катился с меня гра-дом. Вот что значит не иметь никакой  подготовки в проведении террористиче-ских актов.  Когда читаешь какой-нибудь детектив,  все кажется так просто.  Ну подумаешь, тихо подкрался,  ну подумаешь, тихо подложил «бонбу»,  ну поду-маешь, убрал часового. Хотел бы я сейчас посмотреть на того писаку.  Отды-шавшись,  я,  стараясь особо  не  шуметь, открыл крышку бензобака, благо сама крышка была без запорного устройства,  и высыпал туда принесенный с собой кулек сахарного песка. Для более надежного эффекта опустил также туда, что-бы Вы думали - женский тампекс. Вы бы видели лицо той молоденькой про-давщицы, у которой я его покупал.  И,  на всякий случай для уж полной стра-ховки, запустил в глушитель струю импортной монтажной пены, забив практи-чески  всю выхлопную систему этого авто. Кстати, кто не знает - эта пена при-меняется в строительстве для заполнения всяких щелей и, смешиваясь с возду-хом, увеличивается в объеме во много раз, превращаясь через непродолжитель-ное время в очень твердый материал. Что и требовалось доказать.  Черт, что ж я делаю? Ведь для того, чтобы снова реанимировать этот автомобиль,  придется ой как много повозиться практически со всеми его основными агрегатами. А стоит ли?. Теперь этому механическому пособнику  жуликам наступил полный п---ц.  Далеко на нем нашим оппонентам не уехать, не говоря уж о том, чтобы хотя бы стронуться с места. Это уж точно!
Совершив свое первое черное дело, я тем же путем вернулся к деду. Надо было подождать, когда наступит глубокая ночь. В доме  стояла  полная тишина.  Даже не верилось,  что в нем кто-то находится.  Ни постороннего звука,  ни огонька.  Вот только в интересующем нас окне вдруг  опять  промелькнул  жен-ский силуэт.  Свет падал из открытой двери буквально несколько мгновений. Это точно была Лайма. Сомнения мои вмиг улетучились.  Оставалось  совсем немного, и я снова смогу обнять мою Лайму, выразить по-настоящему,  по-мужски всю свою любовь и всю свою благодарность.
И вот наступило время решительных и  бесповоротных  действий.  Дож-давшись момента, когда луна спрячется за облако, мы с дедом со всеми мерами предосторожности передислоцировались поближе к дому,  но уже  со  стороны  поля. Теперь можно было приступить ко второму дополнительному этапу наше-го плана.
Подобравшись вплотную к задней стенке сарая,  дед, сложив лодочкой ла-дони,  тихо кряхтя ,  подставил их мне и я,  воспользовавшись ими как упором,  схватившись руками за край,  вскарабкался на крышу . Крыша, нагретая днев-ным теплом, ласкала расслаблено распластавшееся на нем тело диверсанта.  Я несколько минут с наслаждением полежал на ней,  прислушиваясь к окружаю-щей  меня темноте.  Потом,  перемещая по очереди то ногу,  то руку,  стал дви-гаться к другому краю крыши сарая. Тут я почему-то обратил внимание на то, что стараюсь выполнить это обычное солдатское действие ну в точности, как когда-то учил нас старшина на редко проводимых в стройбате занятиях.
Он обычно шел рядом с пытающимся ползти по-пластунски солдатом и,  перио-дически, матерясь на весь плац, наступал кованым сапогом на слишком высоко, по его просвещенному опыту, полученному за долгие годы службы в стройбате,   торчащий  тощий солдатский зад,  прижимая его вплотную к земле. 
- Ну что ты  так отклячил свою пидорастическую задницу. Ну, кто так при-жимается, жмись, жмись к земле так, как  будто  прижимаешься к готовой тебе отдаться девахе. Как будто ты уже ввел ей куда следует,  куда велит природа все,  что у тебя к тому   времени было. 
Это, конечно,  был краткий, тщательно отредактированный литературный перевод того, чего на самом деле говорил старшина.  Но, вот прошло сколько времени, а выработанные под старшинский матершинный аккомпонимент на-выки дали о себе знать. Вот учатся люди, учатся во всяких заведениях, зачастую даже не понимая, на какой хрен им это надо, и когда эта вся мутотень сможет пригодиться. А тут вот на тебе, пожалуйста, и кто бы мог подумать через столь-ко лет вспомнить своего старшину добрым словом. Чтоб жил он сто лет или, если захочет, то и больше.
Подкравшись к самому обрезу крыши,  я,  выбрав момент,  когда луна опять зашла  за тучу,  выглянул.  Охранник, как и вчера, сидел ничем не встре-воженный, прислонившись к стенке сарая и, покуривая, думал о чем-то своем. Наступил момент самых решительных действий.  Собравшись с духом, я кор-шуном обрушился на охранника. Схватив его за голову, совершенно ошарашен-ного неожиданным моим появлением  и  практически  не  сопротивляющегося,  я изо всех сил трахнул его об угол сарая.  Он громко икнул,  глаза у него зака-тились, язык вывалился изо рта, и он тихо повалился на бок, не подавая призна-ков жизни.
Путь к дальнейшим действиям был открыт.  Вынырнувший из-за угла  де-да Кузя резюмировал содеянное напарником:
- Отлетала птичка золотая.
Первым делом я подпер снаружи подвальную дверь небольшим бревном. Затем, мы с дедом кинулись в поле и, схватив по охапке сена,  соблюдая макси-мум предосторожности, вернулись к дому. Сделав несколько ходок,  мы обло-жили стены дома сеном и  дровами,  прихваченными  у сарая.  Однако, надо за-метить,  что все это мы проделали со стороны, противоположной той,  на кото-рую выходило окно комнаты,  где по нашим предположениям находилась Лай-ма.
Когда все было готово,  мы с дедом Кузей разделились. Я тихо прокрался под окно и затаился;  нужно было выждать некоторое время. Через несколько минут деда Кузя поджег уложенное в нескольких местах сено и что было  сил,  заорал  на  разные  голоса,  имитируя  бегущих  на пожар разных людей, жен-щин и мужчин. Он, то высоким бабьим голосом, то грубым мужским басом комментировал происходящее,  отдавал какие-то команды.
- Ой, горим, ой пожар. Дунька,  чего стоишь, беги, вызывай пожарку. Петька, давай ведра и багры.
Складывалось впечатление,  что на пожар сбегается вся улица,  или, по крайней мере, какая-то ее часть. Попробуй спросонья разбери, что к чему.  Ох-ранник, сидящий на чердаке, высунувшись из раскрытого настежь окна, вертел головой, ничего не понимая. Потом, вроде бы сообразив,  что гореть может с другой стороны,  кинулся всех в доме  будить.
Этот момент  я как раз и ждал.  Подтянувшись и поставив ноги на зава-линку,  я уже собрался стучать в окошко к Лайме.  Только  я  изготовился,  как  в этот  момент  кто-то, схватив меня за ноги, резко дернул вниз.  Я просто большим бревном свалился кому-то прямо под ноги.  Надо мной стоял кожано -заклепочный амбал.  Как он тут смог очутиться, я просто не имел понятия. Мо-жет быть, он шел на смену тому,  кто лежал сейчас у сарая.  Да,  но как он смог тогда  преодолеть забарикодированную мною дверь?  На все раздумья ушли бу-квально доли секунды. Но,  даже такого мизера во времени я не мог в этой си-туации себе позволить. Раздумывать было некогда, нужно было срочно дейст-вовать, так как его здоровенный ковбойский сапог был уже занесен надо мной,  для того, чтобы  мне  чего-нибудь размозжить.  Честно говоря,  это не очень вписывалось в мои планы. Захват левой стопой снаружи для удержания на мес-те пятки его опорной  ноги,  правой,  что есть  силы  в  колено  изнутри.  Амбал  от неожиданной моей прыти,  удивленно взмахивая руками,  летит в сторону.  Если бы это все видел мой сенсэй  из  подпольной секции,  он наверняка был бы доволен:
- Я ведь всегда  говорил, что из этого верзилы может получиться что-то дель-ное.
Я  вскочил  первым  и  принял  основную стойку  бойца, готового к руко-пашному бою.  Амбал лежал с удивленными глазами и думал о чем-то своем.  Потом,  видно придя к какому решению, он вскочил и, сделав  какое-то едва уловимое мною движение,  отвел немного в сторону свою правую руку.  В ней я успел разглядеть филиппинский балисонг - складной нож, часто называемый  в  народе  «бабочкой», «лисичкой» или  «рыбкой».  Особенностью такого ножа является рукоять,  состоявшая из двух половинок, имеющих общую точку вра-щения у основания лезвия. Амбал довольно здорово владел этим оружием, сверкая вращающейся половинкой и клинком.  Если бы я не был знаком с таким видом холодного оружия,  то мне пришлось бы совсем не сладко.
Бандит все время, как искусный мастер, менял хваты ножа,  поэтому сори-ентироваться, да еще в  темноте, которая иногда освещалась всполохами горя-щего вокруг дома сена,  было довольно сложно.  Мне пришлось уклоняться то право,  то влево. Пару раз пришлось совсем туго.  Ему удалось прижать меня к стене сарая.  Еще немного и все было бы кончено.  Противостоять практически  голыми  руками  нападавшему,  вооруженному ножом довольно сложно,  осо-бенно, если нападавший знает толк в этом деле.  Уклоняясь, очередной раз от удара,  я вдруг нащупал под рукой прислоненную к стене какую-то палку.  Это уже было хоть что-то, хоть не голые руки. Бросив взгляд на эту вовремя под-вернувшуюся мне палку,  я с радостью обнаружил,  что держу в руках  обломок древка от деревенской косы.  Причем, ту его часть,  где была закреплена специ-альная поперечина для более удобного управления этим  сельскохозяйственным орудием. Ну, чем не тонфа. А это уже что-то. Я внутренне вздохнул с облегче-нием.
- Ну, козел держись.
Теперь шансы у нас были равные. При использовании тонфы в качестве блока ее длинный конец надежно прикрывает кисть,  предплечье и локоть, ис-полняя роль своеобразного щита.  В случае же контрудара, длинный конец  на-правлен вперед,  как бы удлиняя руку в ударе. Мы стояли против друг друга, каждый, вращая свое оружие.  Первым не выдержал мой противник.  Мне уда-лось  отбить  несколько  довольно сильных ударов,  приведя его в обескуражен-ное состояние.  У меня складывалось такое впечатление,  что он даже не пред-ставлял себе, что можно сделать,  имея в руках такую вроде бы обычную палку с ручкой.  Выбрав момент,  я нанес ему длинным концом черенка удар в  сол-нечное  сплетение.
Это место является одним из наиболее чувствительных и болезненных. Амбал тут же сложился пополам,  полностью забыв по свое оружие,  ему уже было не до бабочки. Перехватив палку, я со всей своей мочи двинул своего про-тивника ручкой - молотком по затылку.  Он свалился как подкошенный, лицом в землю.  С ним было  покончено,  надеюсь  только на время.  Я,  тяжело дыша,  оглядел поле боя.
Вдруг за углом раздался шум  заводимого  мотора.  Но  только  вряд  ли  это  им удастся.  На мгновение, выглянув из-за угла,  я успел заметить, что в машине сидят одни мужчины. Лаймы среди них не было. Всполохами догорало  сено,  которым  мы  обложили дом.  Мне нужно было срочно действовать.  Под-бежав к окну,  я стал в него стучать. Тишина, ни ответа, ни привета.  Отвернув-шись, я локтем разбил стекло и открыл створки окна. Когда я влез в комнату, под ногой у меня что-то хрустнуло. Я нагнулся и поднял с пола раздавленный  предмет. Это были останки мундштука.  Кто-то в спешке потерял его. Я маши-нально сунул его в карман. Комната освещалась только светом маленького ноч-ника. Я нашел Лайму лежащей на полу в разорванной ночной сорочке между тумбочкой и кроватью.   Она была мертва. Видно у нее с  Маэстро был серьез-ный разговор, и он не простил ей измену. Маленькое окровавленное пятно в об-ласти сердца говорило о причине ее смерти. Я рухнул перед ней на колени, сле-зы рвали мне душу. Не смог, я не смог уберечь так неожиданно нагрянувшую свою любовь. Какие-то подлецы отняли ее у меня. И не будет мне прощения во веки веков. Ну, погодите же гады, еще не вечер.
Оставив  Лайму   в  комнате,  я  выпрыгнул из окна, и крадучись пошел искать деду Кузю.  Я почти наткнулся на лежащего на земле человека.  Вся его рубашка была пропитана  кровью. Я поднял его голову.  Он был  жив. Как после всего случившегося сказали нам врачи, деду Кузе очень повезло. Финка только скользнула по ребрам и застряла в межреберье, к счастью  жизненно важные органы не были задеты.
- Степан - еле шевеля губами, прошептал он.
- Это Степан меня финкой.
     Голова его запрокинулась, и от большой потери крови он потерял созна-ние.   Использовав подручные средства, я, как мог, сделал ему перевязку.
Я потом долго вспоминал эту финку. Особенно ее наборную из разноцветного оргстекла ручку, имеющую даже несколько углублений для каждого отдельного пальца.  Это была профессиональная финка.  Когда-то в далеком моем детстве взрослая шпана с одной стороны пугала нас, мол, вот мы какие смелые, а с дру-гой вроде бы  как  хвалилась  вот такими самодельными финками,  сделанными из обрезков хорошей стали, с хорошо выделанными и отшлифованными лез-виями. 
На земле лежал мой напарник,  мой  самый  близкий товарищ,  мой боевой друг,  дорогой мне человек, самый достойный гражданин,  великой своей роди-ны- России,  старший  лейтенант Кузьма Иванович Смирнов.  И совершил он свой последний  настоящий подвиг в борьбе с нахлынувшей  на  его  родину  напастью - таким  разгулом бандитизма и вселенского обмана,  который не мог присниться даже в  черном и мрачном сне.  И пока такие люди существуют,  а я где-то в самой  глубине души  надеюсь на это,  в России еще не все потеряно.  Когда эти люди воспрянут душой,  когда они стряхнут с себя то оцепенение, в котором находятся, когда они поймут, кто их так нещадно грабит и дурит, вот тогда... Россия была, еще есть, и, будем надеяться, что будет великой страной.
Положив под голову сложенную куртку, я тихо опустил его на землю.  Во мне проснулось  что-то звериное,  что-то первобытное. Я встал и, не таясь, по-шел к воротам. Во мне кипела такая злость,  что я готов был разорвать всю эту банду на куски.
Но, не успел. 

Глава пятьдесят первая
Само  действие развернулось практически у меня прямо перед глазами.  Все попытки завести машину, естественно, не увенчались успехом. Мужикам, сидящих в  ней,  пришлось выйти. И тут к ним прямо из темноты подошел ка-кой-то невзрачный парень в какой-то несуразной кепке и в больших резиновых сапогах. Подойдя к Андриесу, в руках которого была неизменная трубка, он по-просил у него прикурить. Вся банда от  неожиданности  оцепенела.  Во-первых- откуда взялся этот урод,  а во-вторых - вон горит, иди и прикуривай . Что ж ему все-таки надо?  Это длилось всего несколько секунд.  Но, этого,  как  в даль-нейшем, оказалось,  хватило капитану Всеволоду Белову,  можно просто Сева, чтобы оценить расстановку сил - кто спереди, кто сзади, а кто сбоку, какое у них оружие, и  принять необходимые решения.  Он действовал как хорошо взведенная пружина и,  наконец-то, отпущенная.
Огромная кепка полетела в лицо одному бандиту,  пущенный  трениро-ванной ногой, как из пращи, правый резиновый сапог достался  Андрису, когда он непроизвольно полез за зажигалкой, левый- попал Степану в  живот.  Затем, без перерыва последовала серия прыжков,  разворотов,  жестких ударов,  сопро-вождаемая криками, стонами, матерщиной. В результате таких откровенно на-хальных и наглых действий одни,  шатаясь, молча прогуливались в сложенном пополам положении,  изо всех  сил  пытаясь  сделать  жадно  раскрытым ртом хоть  один,  ну, хоть один самый малюсенький вздох.  Другие, просто лежали неподвижно,  видно доживая последние секунды на этой грешной земле,  вспо-миная своих родных и прощаясь с ними, кляня свою залихватскую жизнь. Тре-тьи катались и кричали от дикой боли,  держась за переломанную руку или  но-гу.  Сева же стоял в стороне,  успокаивая сбившееся дыхание,  вытирая пот со лба и, не обращая никакого внимания на все происходящее, как будто его это  вовсе  не  касалось. Оттуда только доносилось его бормотание - под лежачий камень мы всегда успеем. По мобильнику он и вызвал группу подкрепления.
Степан же, от мощного удара тяжеленным сапогом отлетел прямо в гус-тую заросль, растущую около забора его дома. Он тут же понял, что ловить ему в этой ситуации нечего и поспешил потихоньку с поля боя смыться. Я как раз выходил из ворот и увидел, как кто-то кустами пытается дать деру. Я за ним. Как только бегущий впереди меня попал в полосу света от уличного фонаря, я понял, что это Степан. Ну,  все гад держись - мелькнула у меня мысль. Я тебе все припомню. Через некоторое время он понял, что кто-то его догоняет. Он обернулся, на лице у него расплылась зловещая улыбка.
- Ах, это ты, ты еще жив паскуда.
 В руках у него мелькнуло жало ножа. Не та ли это финка, которой он пы-тался убить деду Кузю? Я, не прячась, во весь рост пошел на него. Он стоял и по-звериному улыбался. В пылу погони я даже и не заметил, как следом за мной крался еще кто-то. Это был здоровенный, неряшливо одетый, давно небритый бомж,. Я уже готов был встретиться  в открытом поединке со своим врагом, как кто-то придержал меня за рукав и очень знакомым голосом тихо сказал:
-Дядя Саша погоди, не торопись, дай-ка лучше я. Никуда он от нас не уй-дет.
Моему удивлению не было границ.  Передо мной стоял тот бомж, который подал Лайме сумочку, когда она имитировала падение перед гостиницей и голо-сом сына моего старинного друга Николая Ивановича Федосеенко Васятки удерживал меня от, можно сказать, важнейшего в моей жизни мужского по-ступка, который между прочим мог закончиться  далеко не лучшим для меня образом.
-Какого черта, как ты здесь оказался и что это у тебя за вид - вырвалось у меня.
-Дядя Саша, Вам было сказано, не вмешиваться, а Вы полезли, куда не следует. А остальное все потом. И хотя бы  сейчас не мешайте, главное не упус-тить этого злыдня. Стойте здесь и ждите наших, они вот- вот должны подъе-хать.
Степан, увидев, что нас уже двое, и мы что-то затеваем, немедленно скрылся в темноте. Мой дорогой Васенька, Васятка, которого я нянчил, чуть ли не с пеленок, исчез вслед за Степаном.
Как потом он мне очень скупо, практически без подробностей рассказы-вал, Степан оказался очень хитрым и сильным экземпляром. Он рвался к из-вестным ему канализационным люкам, чтобы скрыться в хорошо предваритель-но изученных подземных лабиринтах. По дороге он остановил грузовик, убил водителя и, выбросив его из машины, рванул в сторону города. Но, Васятка в последний момент успел ухватиться за задний борт машины и притаиться в ку-зове. Выбрав тихий переулок, Степан остановил машину около такого люка. Попытался поддеть тяжеленную крышку своей финкой. Но, сей жиганский предмет не был предназначен для таких силовых действий. Отправить на тот свет живое существо или вскрыть консервную банку – это, пожалуйста. А тут... Лезвие не выдержало напора Степана, и в самый неподходящий момент раздал-ся треск лопнувшего клинка. Переулок огласил резкий крик. Чугунная крышка люка рухнула на пальцы левой руки Дуды. Он оказался в капкане. Все его по-пытки зацепить и поднять   крышку  обломком финки оказались тщетны. Весь мокрый, с искаженным от боли лицом он, в бессилии, оглянулся по сторонам. И, о само проведении пришло ему на помощь в виде здоровенного бомжа, кото-рый  стоял почти что рядом и спокойно наблюдал за попытками Дуды. Для него поднять эту тяжеленную крышку и освободить его пальцы было бы плевым де-лом.
- Эй,  малый помоги, получишь на хорошую выпивку.
Бомж подошел поближе.
- Это можно, а что надо делать?
- Да вот видишь, видно эту крышку кто-то сдвинул с места, а я мимо прохо-дил и решил поставить ее на место, чтобы никто ненароком не провалился. Помоги, друг, а. Ты не думай, я тебя не обижу.
- Ты, Степан Швецов по кличке Дуда, не обидишь, как же. Наверное попыта-ешься поблагодарить также как того водителя грузовика, которого ты не-сколько минут назад убил вот этой твоей финкой - тихо сказал Васятка
Степан остолбенел, он все понял, и как это он не разглядел в этом бомже того, кто совсем недавно в темноте преследовал его. В переулке раздался еще более мощный крик, похожий на рев обреченного зверя, попавшего в капкан и пытавшегося из него  вырваться.
Конечно, получил я по полной программе и от своего давнего другана Кольки  и от майора Фили за самовольные действия, которые чуть не привели к срыву всей операции, не окажись поблизости Всеволода Белова, можно просто Сева, да и моего любимца Васятки. Оказывается после моего первого звонка Николаю Ивановичу, он тут же снарядил в этот город Василия Николаевича за тем, чтобы он не спускал с меня глаз. Но Степан перехитрил его и умыкнул ме-ня практически у него из под носа. Однако, когда я приходил в себя в больнице, бомж уже не спускал с меня глаз. Так что все наши военные действия с дядей Кузей проходили под его негласным наблюдением.
Открытие нами несанкционированных военных действий против банды ускорили ее ликвидацию. Всеволоду Белову, который в это время, находясь в засаде и неся свое дежурство, пришлось вмешаться практически на последнем этапе.
В дальнейшем при проведении судебной экспертизы патологоанатомы были немало удивленны пулей извлеченной из тела Лаймы. Они никогда такую просто не встречали, хотя опыта у них было не занимать. Они столько повидали на своем веку огнестрельных  ран, но с таким встретились впервые. Ломали се-бе голову и специалисты по оружию и ничего с уверенностью сказать не могли. Вот только тогда я вспомнил про раздавленный мною мундштук. Вот только тогда эксперты пришли к выводу, что Лайма была убита пулей выпущенной из специального оружия, а именно из замаскированного под прекрасно инкрусти-рованную курительную трубку.
Оказалось, что  Андрис убил Лайму из своей трубки-пистолета. Конструк-ций стреляющих курительных трубок существует превеликое множество. Так Управление стратегических служб (УСС) США получило трубки, сделанные в лаборатории в Вельвине на севере Лондона. Эта лаборатория была создана в 1941 году для разработки специальных средств диверсионного характера. Труб-ка досталась Андриесу еще от отца, про которого он всегда говорил и писал в документах, что тот пропал без вести. В трубке, которую можно было набить табаком, и которую можно было даже курить, помещался ударно-спусковой ме-ханизм, и в нее же ввинчивался стволик, снаряженный единственным патроном. Мундштук прикрывал этот ствол и перед выстрелом быстро снимался. Ударник взводился за выступ, скользящий в Г образном пазе трубки. Для выстрела нуж-но было его вытолкнуть пальцем из поперечного паза.

Глава пятьдесят вторая
Москва, международное  шоссе, ведущее с Ленинградского проспекта к аэропорту Шереметьево.  В микроавтобусе,  предоставленном  гостиницей,  ехал  на рейс Москва-Мюнхен Макс Вайбель.  В салоне машины он был один. Если внимательно на него посмотреть,  то можно было заметить,  что он распо-ложился на  сиденье таким образом, чтобы как можно меньше облокачиваться на его спинку,  опираясь двумя сложенными руками на красивую толстую пал-ку.  Но, это,  если   обратить   внимание. А так, едет себе иностранец и едет, и ничего нет в этом особенного. На самом деле, тубу с картиной ему передал Кот уже в Москве.
В связи с тем,  что груз был весьма ценным Вайбель,  решил  не  поручать это  щекотливое  дело каналу Кота,  а тряхнуть стариной и самостоятельно пе-ревезти картину через границу,  благо определенный опыт у него был.  В свою бытность  ему  не  один раз удавалось это благополучно проделывать.
В  гостиничном  номере он тщательным образом упаковал ее в  подготов-ленную спинку пиджака,  где  и  был  оборудован  для этих целей тайник.  Спинка была проложена двумя тонкими слоями специального материала, куда были вшиты узенькие  гибкие пластинки, что создавало конструкцию с одной стороны жесткого, а с другой стороны довольно эластичного корсета, что по-зволяло особенно не ограничивать себя в движениях.  Ну,  например, можно было  свободно  занимать  полулежачее положение в авиационном кресле,  со-вершенно не беспокоясь о сохранности перевозимого таким  образом  груза. Сама картина предварительно обрабатывалась  укрепля.щим составом, что по-зволяло сохранить ее при движении от осыпания краски.
Он  был высокого роста и довольно широкоплечий,  поэтому расположить картину в таком тайнике, да и доставить ее до места назначения не составляло особого труда. В былые годы он неоднократно пользовался  придуманным им таким  способом  транспортировки краденых картин через границы.
Обычно таможенники проверяли содержимое его чемоданов или баулов.  А сам он никогда не подвергался тщательному личному досмотру.  Да и у кого мог вызвать  подозрение  пожилой  рыжевато-седовласый  представительный, хорошо  ухоженный, состоятельный господин,  возвращающийся из очередного туристического вояжа. Тем более на плечи была небрежно наброшена для мас-кировки легкая курточка, на руке из-под белоснежного манжета выглядывали очень дорогие золотые часы всемирно известной фирмы «Ролекс», а на безы-мянном пальце красовался огромный перстень с настоящим сверкающим брил-лиантом.  Летал он  всегда бизнес классом, то есть всегда был ВИП пассажиром - особо важной персоной. Так что риск для него был, в общем-то, невелик, да и держаться в соответствующей манере он умел.
По этому шоссе дозволенная  указателями скорость составляла сто кило-метров  в  час.  Все  водители,  вырвавшись  из городских пробок, с наслажде-нием жали на педаль газа, и некоторые даже намного превышали эту скорость, радуясь окружающим просторам и свободе. Вайбель же попросил водителя не торопиться. Дома у себя он также любил прокатиться с ветерком, но не здесь и не в этом случае. Уж очень ответственная миссия была у него сейчас, и никакие неожиданные непредвиденности ему были не нужны. Медленно и аккуратно выйдя из автобуса, он подозвал  носильщика  и  чопорным шагом,  полным дос-тоинства, двинулся к стойке таможни.  Он заранее выяснил, не будет ли задерж-ки рейса и за сколько  времени до  вылета  будет  объявлена посадка.  Он все точно рассчитал и сейчас уверено шел к таможенникам, посадка была уже объ-явлена. Его, конечно, уже ждали.
Незаметное такси следовало за ним от самой гостиницы,  а в аэропорту сам Николай Иванович,  приехавший немного раньше, сидел с газетой напротив светового табло в ожидании развязки.  К нему подошел его сотрудник и что-то шепнул ему. Он медленно, поднялся, сложил газету и пошел к тому месту, где в это время проходил  таможенный  контроль  Макс Вайбель. Он вел себя очень спокойно и был полностью уверен в положительном исходе.  Николай Ивано-вич даже  на  миг усомнился,  правильно  ли  они все делают.  Однако, вспомнив все перипетия этого дела,  он успокоился.  Когда чемоданы были просвечены и документы проверены, молодой таможенник,  улыбнувшись, по-немецки поже-лал ему счастливого полета. Вайбель кивком головы поблагодарил его.  Теперь надо было пройти  регистрацию на рейс, где уже взвешенные вещи забирались в багажное отделение, а затем пограничный контроль и все.
Макс Вайбель незаметно попытался расслабиться. Дело было сделано, ведь документы у него в полном порядке. Он не спеша, подошел к стойке реги-страции и протянул свои документы. Вайбель настолько был  спокоен,  что даже не обратил внимание на то, что за ним встали два молодых человека.  Когда ему в очередной раз пожелали доброго  пути,  он  даже широко улыбнулся. Пройдя очередной пункт контроля,  он вдруг заметил, что к нему подходят два человека и один из них на чистейшем немецком,  извиняясь,  просит господина Вайбеля на минуту задержаться и  пройти с ними для выяснения некоторых формально-стей. Господин Вайбель может совершенно не волноваться,  на рейс он обяза-тельно успеет.  Он совершенно не терял самообладания,  все-таки старая школа это тебе ни хухры-мухры. Его привели в какое-то довольно уютное помещение, где у стен стояли мягкие диваны, на столе всевозможные напитки,  телевизор с видеомагнитофоном,  в углу на небольшом столике какая-то проекционная ус-тановка. В комнате находилось несколько человек. Один из них подошел к Вай-белю.
- Господин Вайбель, я хочу сделать следующее  заявление: Я, полковник Фе-досеенко, представитель Федеральной службы безопасности уполномочен  сообщить Вам о том,  что у нашей службы есть к Вам ряд вопросов. В каче-стве свидетелей  нашего  с  Вами разговора приглашены представители Ва-шего посольства в нашей стране - господин Штольц и господин Краузе.  Господа прошу предъявить господину  Вайбелю документы,  подтверждаю-щие Ваши личности.  Благодарю Вас. Учитывая Ваш преклонный возраст и происходящее, мы сочли необходимым пригласить  также  врача,  обслужи-вающего  Ваше посольство и имеющего также свои полномочия.  Есть ли у господина Вайбеля какие-либо вопросы или замечания. Не хочет ли госпо-дин Вайбель сделать какое-либо заявление.
Вайбель стоял совершенно внутренне подавленный,  но все-таки еще не потерявший присутствие духа.
- Во-первых, я  не понимаю  по  какому поводу меня задержали,  во-вторых, как я понимаю, я уже прошел таможенный контроль, и у меня не нашли ни-чего  противозаконного.  Это  настоящий произвол и я обязательно буду жа-ловаться.
- Ну что ж, это Ваше законное право, - тихо сказал Николай Иванович.
- Начнем, пожалуй. Господа, прежде всего, необходимо  заполнить первые строчки протокола,  а посему мой первый вопрос к задержанному
- Ваша настоящая фамилия?
- Простите,  что это за вопрос,  ведь  Вы держите в руках мои документы.  Я       Макс Вайбель,  гражданин федеративной республики германии.
- Это Ваша единственная фамилия?
- Да.
- Вы когда-либо  раньше были в России или в Советском Союзе.
- Нет, я в вашей стране впервые.
- Имеются ли у господина Вайбеля предметы,  запрещенные к вывозу с терри-тории России без  специального  на  то  разрешения?
- Нет, не имеются.
- Уважаемые господа, предъявляем Вам дело на военнопленного ефрейтора пехотного полка Отто Шнитке. Прошу Вас повнимательнее посмотреть на фотографию в деле.
Представители посольства,  взяв в руки дело, несколько раз посмотрели то на фото, то на Вайбеля,  тихо при этом перешептываясь.  Наконец, они закрыли дело и передали его Николаю Ивановичу.
- По нашему мнению на  фотографии  изображен  человек, имеющий некото-рое сходство с оригиналом,  но за давностью лет сказать об этом с опреде-ленной долей уверенности довольно затруднительно.  Поймите  нас  пра-вильно господа.
- Мы, в общем-то, на такой ответ и рассчитывали. Естественно требуются бо-лее существенные  доказательства.  И  эти  доказательства  будут  Вам предъявлены.  Прежде всего, попрошу несколько минут Вашего внимания. Несколько дней назад мы получили сообщение о том,  что готовится кража одного произведения  нашего  великого  русского  художника  Василия Кар-пинского,  а точнее портрета его жены,  сделанного им сразу после женить-бы. Картина располагалась в музее одного из крупных волжских городов.  Мы тут же вместе с местными органами подключились к разработке и пре-дупреждению такой значительной кражи. С  разрешения  прокуратуры было установлено тщательное наблюдение за предполагаемыми сообщниками с использованием   подслушивающей  и, позволяющей скрытно снимать, тех-ники.  Нами также была усилена охрана музея.  Все,  что происходило в му-зее в ночь ограбления, было  под нашим контролем.  Мало того, я должен сказать,  что на пути движения взломщиков,  а также у картины была отклю-чена сигнализация.  Это, Вы  сами  понимаете, делается крайне редко,  в особых случаях, ну и, естественно, с согласия администрации музея, да и не только музея.  Специальная аппаратура устанавливалась и  в гостиничных номерах, где проживал господин Вайбель как в этом волжском городе,  так и в Москве.  Мы могли бы предъявить все полученные нами оперативные ма-териалы,  но  в  этом  пока нет необходимости.  А теперь я попрошу госпо-дина Вайбеля снять свой пиджак.
Макс Вайбель понял,  что, как  говорилось  в  старых фильмах, его карта бита. Ничего не поделаешь, надо сдаваться. Он медленно снял сначала свою модную куртку,  а затем пиджак и положил все это на стоящий рядом диван.  Николай Иванович не спеша взял в руки сначала куртку,  подержал ее букваль-но несколько секунд, думая о чем-то своем, затем медленно отложил ее в сторо-ну.  Пиджак же он не стал поднимать,  он расправил его на диване и, нащупав липкую молнию внизу спинки пиджака начал ее открывать. Все присутствую-щие  заворожено  смотрели за его действиями.  На Вайбеля страшно было смот-реть.  Это уже не был холощеный господин,  любящий красиво жить.  Это  был старик с трясущимися руками, опирающийся на свою палку, с растрепанными рыжеседыми волосами,  с капельками пота от волнения на лице. Это был заслу-женный всей его жизнью конец. Тем временем Николай Иванович осводил от зажимов и оберточного материала картину и вытащил ее на божий свет. Удив-лению представителей посольства не было границ.  Они были просто в шоке.
- Господа, я предъявляю Вам украденную картину, подготовленную к вывозу за пределы России  тайным  контрабандным  способом.  Попрошу  Вас  под-писать в качестве свидетелей протокол досмотра.
После того как были закончены все  формальности,  Николай Иванович  попросил  еще  минуту внимания.  Подойдя к Вайбелю, он попросил его снять рубашку и поднять правую руку.  Совершенно потерявший дар речи Вайбель,  опустив голову, поднял правую руку.  Николай Иванович попросил представи-телей посольства подойти поближе и обратил их внимание на вытатуированную ниже волосяного покрова  свастику и силуэт бегущей лисицы.
- Мы обратились в Интерпол,  а также в ряд спецслужб разных стран Европы,  оказавшихся оккупированными в годы войны. Суммируя  полученную ин-формацию, можно сделать следующий вывод.  Настоящая фамилия этого господина действительно Макс  Вайбель.  По  данным  канцелярии СС,  имеющихся  в  архиве  одного  из  отделов службы безопасности бывшей ГДР (ШТАЗИ),  отвечающего за выявление преступлений против человече-ства во  время нацистского режима, Макс Вайбель добровольно поступил на службу в главное имперское  управление  безопасности(  РСХА),  возглав-ляемого  сначала  Райнхардом Гейдрихом,  затем,  после  покушения  на  Гейдриха,  руководителем РСХА стал Кальтербрунер. Макс Вайбель также окончил одно из высших специализированных учебных заведений.  После  окончания  учебы ему нанесли вот эту татуировку,  дали кличку «рыжий лис» и он был направлен в 1V  отдел  управления  полиции  безопасности (гестапо),  руководимый Мюллером и расположенный на ПринцАльбрехшт-рассе. В сферу  деятельности  гестапо,  как  известно,  входило  выявление  преступников   рейха и борьба с ними,  а также преследование и уничтоже-ние евреев и других наций.  Кроме того, обязанностью гестапо являлось по-полнение закромов рейха,  за  счет  присвоения  материальных богатств, как завоеванных государств, так и отдельных личностей. Последнее и являлось областью деятельности  Макса Вайбеля.  Его следы грабителя, следы рыже-го лиса отмечены во многих странах Европы.  Когда же он в качестве воен-нопленного попал к нам,  то в спешке никто особенно  тщательно  не  прове-рял документы какого-то мелкого ефрейтора,  тем более не заглядывал ему под руку.  Так и удалось  Максу  Вайбелю  скрыться  на долгое  время  от  внимания  спецслужб разных стран.  Уважаемые господа, перед Вами нахо-дится военный преступник,  который и до настоящего времени  продолжает  свою  деятельность международного жулика.  По законам нашей страны мы обязаны задержать Макса  Вайбеля  и  предать  суду.  Однако,  учитывая  весьма преклонный возраст господина Вайбеля,  а также то, что он все-таки отбыл наказание как военнопленный в нашей стране, а также срок давности совершенных им преступлений,  наше  правительство решило предоставить господину Вайбелю возможность беспрепятственно покинуть навсегда нашу страну. Есть еще одно немаловажное  обстоятельство, господа.  Картина,  которую пытался вывезти господин Вайбель, является подделкой, т.е. фаль-шивкой. Когда мы почувствовали интерес у данного  господина  и  его  со-общников к данному произведению изобразительного искусства, было при-нято решение подменить картину,  что и было вовремя сделано.  Что же ка-сается банды,  помогающей данному господину,  то в нее входили и воры в законе,  и воры профессионалы с большим  опытом  и  стажем.  Все  они  в настоящее время локализованы.
Обращаюсь к Вам господин Вайбель:  Вы свободны,  но я не хочу желать Вам счастливого пути.  Счастливого пути желают друзьям,  а Вы не являетесь другом нашей страны.  На прощание хочу Вас предупредить,  что в конце Ваше-го  полета Вас уже ждут представители Интерпола,  у которых к Вам есть целый ряд,  я надеюсь довольно неприятных для Вас вопросов.
Эпилог
«На аукционе «Гелиос» Кандинский ушел за миллион долларов.  О  том,  что  на Кандинского нашелся покупатель, готовый заплатить столь крупную сумму, стало известно за два дня до аукциона.  Пока не  раскрывается,  кто  кон-кретно  купил картину,  однако, по некоторым данным, она ушла в одну из крупных корпоративных коллекций и скорей всего «всплывет» на какой-нибудь выставке. Зато известно,  что  покупатель сразу внес крупный задаток.  Осталь-ную же сумму он должен выплатить в течение трех месяцев и только тогда по-лучит  Кандинского  в  собственность.  В «Гелиосе» считают (что неудивитель-но), что сейчас вложение в произведения искусства считаются самыми перспек-тивными в России.  Несмотря  на то,  что  до  сих пор у нас легально не прода-вались живописные работы за такую цену, среди работ Кандинского этот порт-рет не самый дорогой. Известны случаи, когда  на  западных аукционах цены за некоторые его работы переваливали за 20 миллионов долларов.  Тем не менее «Гелиос» может гордиться  тем,  что  первым вышел на цены, до сих пор при-вычные только для Сотбис или Кристи….»
Марина Овсова,  Московский комсомолец-24.02.1998
От автора.  Это было бы так смешно,  если б не было так грустно. Факт очередной продажи нашего национального достояния наводит на весьма пе-чальные  мысли.