Такая пронзительная печаль, будто увидел сквозь капли дождя на стекле в аэропорту самолет, уносящий в небо близкого друга. Ко-нечно, я знал, но когда обернулся и увидел мокрое стекло, так вдруг, бывает, так, словно пришло ниоткуда, мысли разлетелись, осталось только это одинокое ощущение дождя, бьющего слабыми руками в стекла аэропорта, как затихающие руки после плача, рисующие в воздухе круги, безвольно пытаясь ухватить нить надежды…
Знаете, БЕССИЛЬНО что-либо сделать, когда среди людей гуляет ОДИНОЧЕСТВО.
Вот и ветер.
Он снова чистит серые перышки моих мыслей. Сколько же его на этой земле. А где-то, наверное, его совсем нет. А где-то, где нет нас, он спит. Стихи его снов иногда доплывают до меня, я открываю их глазами, прячу глубоко в карманы руки, чтобы не украсть, или что-бы не трогать – они такие сонные.
Вот и ветер.
Он – единственный, кто знает несуществующие пути магов, медлен-ных и быстрых, всех и никого.
В горах Шотландии разбудит перед дождем сновидящего – другого, идущего за звездами (для незаметности одевшегося в черное) по пустыне, полной ожиданий… Вдруг закружатся вокруг его черной мантии песчинки и кому-то созерцающему все это покажется распа-дением мира на звуки…
Сновидящий наденет капюшон, подарит дождю улыбку, и сложится для него чудесная музыка капель.
Вот и ветер. Угас.
Искать ветер, поворачивая голову с Севера на Юг, изо дня в ночь можно очень долго. Печальна утрата его сладких касаний ресниц, будто шелковый путь, затерявшийся среди горных рек, лентой ва-силькового цвета застилал он глаза – теперь его нет.
Искать ветер, принюхиваясь к Западу и Востоку, изо всех сил вды-хая цветы и моря, можно очень долго. Печальна утрата запаха его одежд, будто знаешь, что была весна, стоя посреди скошенной тра-вы, упавшей еще вчера, но еще хранящей эти танцы бабочек вокруг своих соцветий – теперь их нет.
Лишь караваны облаков, ведущих туда – белое, а обратно – черное, его вечные слуги все так же курсируют неизвестно куда, заполняя Бытие вечным движением и покоем, оттого, что хоть кто-то знает, куда надо идти.
Лишь танец угасающей свечи, истребляя страх белых страниц, гоня тени и привлекая их, согревает странников – эльфов, кружащих хо-роводы вокруг ее огненного платья, согревает глаза, искавшие в Пустоте Нечто, наполняет Бытие смыслом и душой, вместе с ней дрожащей от безветрия.
Хочется ли видеть сквозь Ночь, как солнце на той стороне Мира ба-луется в чьих-то занавесках. Хочется ли знать, что не бывает полной Ночи и целого Дня, которые вечно бредут один впереди другого, и другой позади одного.
Как свежие любовники неутомимо меняются на поцелуи, от ласк пе-реходят к шепотливым словам, и все повторяют снова и снова. Хо-чется ли знать, что когда-нибудь их сердца остынут и внизу живота не разольется тепло оттого, что они одни в целом свете знают тай-ну…
Господи … один Ты знаешь, как всего этого не хочется, сидя вот здесь, посреди пустыни, у сломанного самолета, без воды и топлива, глядя, как в желтом-прежелтом свете улетает газовый, легче возду-ха, шарф твоего Принца.